17
Сэм

Я не могу не гадать, каким образом Мэлвин Ройял постоянно находит ее, откуда добывает ее телефонные номера. Какая-то бессмыслица. Это почти одноразовые телефоны, номера их никому не сообщаются. Он не может просматривать записи всех видеокамер, чтобы найти ее: даже «Авессалом» не может сработать так быстро и так тщательно. Так как же он, черт побери, находит ее? «Может быть, она хочет, чтобы он ее нашел? Может быть, она сообщает ему свой чертов номер, а ты – самый большой дурак в мире, если мог хотя бы в чем-то поверить ей?»

Я могу во многое поверить относительно Гвен. Я даже могу поверить в то, что запуганная жена когда-то давно могла делать то, что потом старательно вытеснила из своей памяти.

Но я знаю, что она совершенно искренна в своем желании видеть этого человека мертвым. Так что мне приходится отмести возможность того, что сейчас она сотрудничает с ним.

Когда он позвонил впервые, должно быть, данные предоставил ему «Авессалом». Но этот номер был приобретен черт-те где и совсем не ею – и все равно оказался у Мэлвина Ройяла. Как?

Я не могу решить эту загадку.

Веду машину осторожно, поскольку хорошо вижу, что дорога скользкая, тут и там на дороге попадаются машины, съехавшие в кювет, ледяная корка блестит в свете уличных фонарей. Я хотел бы уехать за сотню миль, чтобы выкинуть ее телефон, но это слишком опасно. Отсчитываю двадцать пять миль, и это занимает два часа напряженных усилий. Стираю все контакты, историю и эсэмэски, ломаю сим-карту, вытаскиваю батарею и забрасываю пустой корпус так далеко в пустое поле, как только могу. Теперь это бесполезный хлам, и если каким-то злым колдовством Мэлвин Ройял все еще способен отследить этот телефон, пусть выкапывает его из-подо льда.

Я уже еду обратно, когда звонит мой собственный мобильник.

Притормаживаю, потом сворачиваю на парковку при бензоколонке и принимаю звонок.

– Да? – Ни имен, ни дружелюбия.

– Заткнись и слушай, – произносит искаженный электронный голос, а когда я проверяю номер, он не определяется. – Мы можем помочь тебе отомстить тому, кто в ответе за смерть твоей сестры, – раз и навсегда.

Я выжидаю секунду, потом говорю:

– Полагаю, я беседую с «Авессаломом».

– Да.

– Меня не интересует ваш товар. Ни порно, ни пытки, ни другие долбаные извращенные вещи, которые у вас есть…

– Мы ничего не продаем – по крайней мере, тебе. Мы хотим кое-что предложить тебе бесплатно.

Я подумываю о том, чтобы повесить трубку, но одно то, что «Авессалом» разговаривает со мной, уже выглядит своего рода победой. Они настолько испуганы, что вышли на связь. По крайней мере, я какое-то время могу держать их на линии. Чем дольше они торгуются со мной, тем меньше времени у них будет на то, чтобы защищать бывшего мужа Гвен.

– Не уверен, что хочу чего-либо от вас, бесплатно или за деньги, не важно.

– А что, если мы предложим тебе Мэлвина Ройяла?

– Вы думаете, я не могу добраться до него без вас?

– Мы знаем, что ты этого не можешь. – В голосе этого подлеца из «Авессалома» слышится холодная насмешка, и мне хочется дотянуться через телефон и вытянуть из него кишки через рот. – Он всегда будет быстрее и хитрее тебя. Без нас ты и близко к нему не подойдешь.

Я смотрю, как по шоссе мимо проезжают машины. Никто не выжимает полную скорость, особенно большегрузы; все они осознаю́т, насколько опасен лед на дороге.

– И почему вы обратились против него? Вы же раньше помогали ему.

– Раньше он приносил нам доход. А теперь от него одни расходы.

В этом есть некий странный, холодный смысл.

– И чего же вы хотите от меня?

– Честной сделки, – отвечает голос. Ровный, модулированный, нечеловеческий. – Ты отдаешь нам жену, мы отдаем тебе мужа.

– Зачем она вам? Только не надо всей этой фигни насчет добрых дел и наказания грешников. Мы оба знаем, что вы этим не занимаетесь.

Голос «Авессалома» – и у меня возникает зловещая убежденность, что я уже слышал этот голос без цифровых фильтров – произносит:

– Тебе не нужно знать, зачем она нам. Все, что тебе нужно знать: она получит то, что ее ждет. Ты видел те записи. Ты знаешь, что она это заслужила.

Я молчу. Всякий раз, моргая, я вижу ту жуткую, обычную улыбку на лице Джины Ройял на той видеозаписи, где она протягивает своему мужу нож для разделки очередной жертвы. Я могу вообразить, как она улыбалась той же самой улыбкой, когда там висела моя сестра – израненная, беспомощная. Эти видео могут быть фальшивкой, и я молюсь, чтобы они оказались поддельными, но выглядят они совершенно настоящими, и с этим трудно бороться. Они взывают к моей пылающей ненависти и ярости, той же самой ярости, которая вовлекла меня в сетевую травлю, в преследование, в планирование убийства Гвен. Но я так и не воплотил свои угрозы в жизнь.

Однако не могу отрицать, что эти чувства все еще живут во мне, притаившись под поверхностью обыденности, словно в болоте. И я говорю:

– Как я могу быть уверен, что вы вообще что-то мне дадите?

– В полумиле отсюда съезд на Уиллоу-роуд. Поезжай туда. Сверни направо. Двумя кварталами дальше на углу есть кофейня. Скажи баристе, что оставил там планшет. Он ждет тебя там, помеченный твоим именем.

«Черт!» Телефон в моей руке кажется мне раскаленным, меня колотит дрожь. Конечно же, они следят за мной. Они узнали этот номер. Мне нужно выбросить и свой телефон тоже. Надо было сделать это раньше, но я так беспокоился за Гвен, что даже не подумал о том, что оба наши телефона могут быть засвечены.

– Хорошо, – отвечаю я голосу. – Я проверю. Куда позвонить вам?

– Тебе не нужно никуда звонить, – голос остается ровным и невыразительным, но мне кажется, что человек на том конце линии сейчас улыбается. Может быть, ухмыляется. – Просто посмотри то, что на планшете. Пароль «один-два-три-четыре».

В кабину внедорожника уже пробирается холод снаружи, а может быть, до меня наконец-то добрался шок, но в любом случае куртка теперь кажется мне недостаточно теплой.

Я завершаю звонок, роняю телефон на соседнее сиденье и выруливаю на шоссе в направлении Уиллоу-роуд.

В кофейне – местной забегаловке без какого-либо отличительного декора и почти пустой ввиду плохой погоды – я заказываю кофе и спрашиваю про планшет. Он обнаруживается под стойкой, к нему приклеена бумажка-стикер с моим именем. Спрашиваю, кто его нашел, но бариста лишь безразлично пожимает плечами.

Нажимаю кнопку, планшет включается, и я ввожу пароль, который сообщил мне голос. Из предосторожности я занял место в углу зала, где случайный посетитель или скучающий бариста не сможет подсмотреть, что у меня на экране. Впрочем, никто не проявляет ни малейшего интереса.

После включения немедленно появляется файл. Это видео; я достаю из кармана наушники и втыкаю в планшет. Фигура на экране облачена в черный плащ с капюшоном, лицо ее скрывает маска красного дьявола. Позади фигуры – ровная белая стена. Освещение плохое, звук ненамного лучше, но достаточно отчетливый.

– Если видишь это, ты знаешь, что мы предлагаем. Ты знаешь, кто это. Если придем к соглашению, мы укажем тебе место.

Это короткая заставка, сделанная так, что если кто-то посторонний случайно посмотрит ее, то не получит никакой информации… но мне понятен контекст.

Сцена резко меняется. Я немедленно узнаю́ Мэлвина Ройяла. Он стоит лицом к камере, однако понятно: он не знает о том, что его снимают. На нем бейсболка и очки, он отрастил клочковатую бороду. Среди других людей Ройял ничем не выделяется: джинсы, фланелевая рубашка, легкая куртка – точно такая же, как сейчас на мне. Он не похож на человека, находящегося в бегах, и выглядит если и не местным жителем, то человеком, который довольно часто бывает здесь.

Ройял стоит почти на углу, просматривая стойку с открытками; кажется, над головой у него солнцезащитный навес. Действие происходит в ясный день, так что снято оно, скорее всего, не здесь и не сегодня, однако и там достаточно холодно, чтобы все прохожие были облачены во что-то более теплое, чем просто свитера.

Мэлвин не покупает открытки. Он смотрит на людей. Я вижу, что мимо проходит девушка, и она привлекает его внимание. Ройял достает из стойки открытку и притворяется, будто внимательно разглядывает, однако под прикрытием солнечных очков следит за девушкой. Оценивает ее.

Потом вставляет открытку обратно в стойку и начинает преследование. Небрежно. Естественно. Охотник в своей среде обитания.

Смотреть на это дико страшно, и я не могу отогнать мысль: «Эта девушка сейчас мертва». Это возрождает в моей памяти жуткие кошмары о том, как моя сестра, ничего не подозревая, выходит на темную парковку – а потом пропадает навсегда. Оказывается в когтях хищника, быстрого и безжалостного, словно богомол.

По узкофокусной съемке я не могу понять, где он. Пытаюсь приблизить стойку с открытками, чтобы различить детали, но кадр слишком расплывчатый. Это может быть где угодно, где уже началась зима, но, скорее всего, где-нибудь к юго-западу отсюда: я не вижу на земле ни снега, ни льда.

Конечно, я не знаю, когда это было снято. Пытаюсь вывести данные файла, но они чисты. «Авессалом» знает толк в такого рода делах.

На экране планшета открывается окошко чата. Имя собеседника – Авс, сокращение от «Авессалом».

Я смотрю, как на экране возникает сообщение:

Я просто тяну время, пытаясь думать. Борюсь с приливной волной воспоминаний, тошноты и ощущения того, что, если я что-нибудь не сделаю, умрет еще больше девушек; это ясно как день.

Адрес мотеля и номер комнаты, – гласит следующее сообщение. – Не вмешивайся. Позволь нам забрать ее.

Какая разница? – Ответ приходит быстро, и в следующую секунду открывается новое окно, в котором документы накладываются один на другой, быстрее и быстрее. Это скриншоты, и я испытываю новый приступ тошноты, осознав, что это такое.

Мои слова. Посты на форумах. Электронные письма, которые я посылал Джине Ройял. Письма, которые посылал на ее почтовый адрес всякий раз, когда она переезжала и старалась скрыться. Вся моя ненависть, выраженная в пикселях и страницах.

Это я. Это моя слепая ярость зафиксирована и выставлена на обозрение. Кошмар стал реальностью. Это я написал всё это.

И именно это имел в виду.

Она виновна во всех грехах, – пишет «Авессалом», цитируя мои собственные слова. – Она заслуживает расплаты за всех умерших девушек.

Да пошли вы, – набираю я дрожащими пальцами. – Вы помогаете Мэлвину Ройялу.

Несколько долгих секунд я молчу. Смотрю на свидетельства своего безумия и вижу, что это безумие никуда не делось; я все еще наполовину верю тем видеозаписям с Джиной Ройял. Но мне адски хотелось бы не верить. Я хочу выкорчевать эту часть себя, но не могу; это часть, которая хранит воспоминания о моей покойной младшей сестре. Эта часть может быть токсичной, но она необходима.

Я думаю. Мой нетронутый кофе остывает, по окнам шуршит ледяной дождь, ночь становится темнее. Я помню, как Джина Ройял утверждала, что никогда не помогала своему мужу. Клялась в этом под присягой. И помню видеозапись, фальшивую или нет, подразумевающую, что она лгала.

Помню Гвен, кричащую на холодном ветру, пока я держал ее, чтобы она не бросилась под машину.

А потом печатаю три слова: