Глава 09
Ровно через минуту после команды по базе «Отбой» мы с Сабриной стояли перед дверью в кабинет начальства. Сбоку от двери на уровне глаз была прикреплена настоящая табличка «под дерево». Бежевого цвета с ладонь размером. И надписью «Томбравец И., ЛТ-КМД».
Встали лицом к двери. И перевели циферблаты часов на инкомах так, чтобы они были в поле зрения, заодно увеличив их размер. Сабрина одернула мундир, повернулась ко мне, придирчиво осмотрела:
– Подстригся – это хорошо.
– Ты же сама меня стригла. – удивился я.
– Ш-ш-ш! – Зашипела на меня Сабрина. – ТЫ подстригся! Сходил к «бытовикам» и подстригся!
– Ладно-ладно. Но прическа вышла очень удачная… у «бытовиков». Очень аккуратная.
– И стильная! Могём! – Покивала довольная Сабрина. И снова нахмурилась. – Ногти?
– Подстриг, мэм!
– На ногах?
– Так точно, мэм!
Сабрина некоторое время посверлила меня подозрительным взглядом, затем провела тыльной стороной ладошки по моей щеке.
– Жаль, бриться тебе еще не надо. – С сожалением посетовала она. – Читала, что у только что чисто выбритых мужчин появляется характерная бархатистость на щечках.
А затем… затем она подалась ко мне и стала меня… обнюхивать!
– Пока еще живой – потому и не пахну. – Разумеется, удивления я не показал, но… всё равно. – Перед ужином после полевого выхода принимал душ…
– Унисекс-гель для душа «Плазма-Ган». – Подтвердила она кивком. – Выпускается по заказу вооруженных сил «Пирит», поставляется исключительно во Флот. Хорошо, что не стал обливаться тем одеколоном, который стоял в душевой, когда мы заселились. Он, конечно, хорош… для газовых атак… если нет боязни угодить потом под расследование за излишнюю жестокость к противнику.
– Не смог найти. – Признался я. – Пузырек куда-то завалился так, что я даже сигнал от его маркера поймать не смог.
Сабрина отвернулась:
– Ну, не нашел – и Звезды с ним.
– Глория не возражала. – Пожал я плечами, укоризненно посмотрев на сестру. – И ничего не говорила про то, что ей не нравится запах того одеколона. Зря ты так сурово… с одеколоном-то.
– Что б она понимала, эта твоя Глория! – Возмутилась Сабрина. – Соплячка! К тому же, вы чпокались после бассейна. А перед бассейном у нас что? Правильно! Перед бассейном у нас обязательный дезинфицирующий душ!
– Тебе просто не нравится Глория.
– Ну, что ты! Как мне может не нравиться бешенная лесби-педофилка, готовая залить меня слюной и облизать, несмотря на то, что ты регулярно ее жаришь? Как такое может не понравиться? Ты, значит, стараешься, не жалея себя, а эта сучка на меня течет! Хотя мне кажется, что должно быть слегка наоборот! Кстати, вы что, поссорились?
– Нет. Просто утром сказал ей, что командир нас с тобой к себе вызывает вечером на дополнительные занятия. И что дальше они с Ричардом могут тренироваться в бассейне самостоятельно – общая часть курса «Ама» есть в открытом доступе.
– И как она это восприняла?
Я ответил равнодушно. Потому что ТА реакция девушки именно такое «чувство» и должно вызывать у записного «кобеля» – нормального мужчину ТА реакция, подозреваю, расстроила бы:
– С чувством глубокого удовлетворения с последующим экстатическим облегчением. – Пожал я плечами.
– Затрахал бедняжечку… – Угадала Сабрина. – А куда она после утреннего построения свинтила? И чего Ричард на тебя весь день так смотрел, будто хотел сделать с тобой то, что ты делал с ней? А ведь он вначале даже обрадовался, что теперь один вместе с ней в бассейне плавать будет. Халявщик! Ты, значит, девушку растормошил, познакомив с радостями традиционного перепихона, а он теперь, значит – на готовенькое!
– Без понятия. Больше не общались. Даже издалека ее не видел. А Ричард не подходил. Может, он – того? По мальчикам? Вон, даже на такую красавицу, как ты, никак не реагировал.
– Ха! Я ему сразу рамки обозначила, намекнув, что даже ежедневный десерт – слишком мало для такой, как я! Я себе цену знаю! Почти обиделся. Но я его утешила – стальной прутик узелочком завязала и ему подарила!
– А он к тебе подкатывал? – Нехорошо прищурился я.
– Нет. – Понурилась Сабрина. – Даже в шутку не пробовал. Дурак!
На самом деле, подозреваю, что Глорию Джа тихо взял комендантский взвод. Сразу после построения. И сейчас девушка томится в застенках режимно-секретного отдела. Или «томится», если скремблер, как я и подозревал, она мне подсунула по приказу командования – Томбравец или кого повыше. Прихватить ее должны были в любом случае, чтобы у нас с Сабриной не было уверенности в том – проверка эта или по-настоящему кто-то из «Антрацита» хотел на нас выйти. Иначе – никакого воспитательного эффекта.
Проверка лояльности, «сто пудов», как говорит «второй». Для настоящих «кротов» из «Антрацита» подкат получался слишком уж… примитивным. В «Антраците» нас должны знать, как облупленных – агент подошел бы по всем правилам, с удостоверениями, так сказать, личности и доказательствами, что он, действительно, из «Антрацита», а не провокатор от контрразведки «Пирит». И настоящий агент, как минимум, сам бы начал меня проверять – вдруг в клона Тимониана Антрасайта все-таки сумели напихать пси-блоков, и он сразу побежит закладывать агента в Первый Отдел?
– Учти, к госпоже лейтенант-коммандеру нужен совсем другой подход! – Продолжала тем временем Сабрина.
– Например? – С интересом покосился на нее.
– Во-первых, ОСТОРОЖНОСТЬ! – Важно выставила пальчик Сабрина. – Во-вторых, деликатность! Это тебе не блудливая кошка Глория – меня перед ней покрутил, пальчиком поманил, она и потекла. В-третьих…
Узнать до конца все пункты рецепта подхода к командиру так и не удалось. Дверь открылась и из глубины кабинета донесся тихий, но пробирающий голос:
– Заходите уже. Уверена, вы своего добились, и донесли до всего персонала Базы интимные подробности своей половой жизни. Далее себя можно не утруждать.
– Мэм! Добрый вечер, мэм!
– Для кого, вообще, Уставы пишут, гадёныши? – Выразила свое недоумение Томбравец. – Там же ясно сказано – «при отсутствии формы на военнослужащем…»
Только сейчас мы заметили, что Томбравец – не в мундире. Вот бывают такие вещи у людей – особо удачные. Они почти сразу становятся любимыми и, пока не потеряли лоск, радуют окружающих, подчеркивая то, что следует подчеркнуть у хозяина/хозяйки, и скрывают то, что следует скрыть.
Лейтенант-коммандеру Томбравец это платье, светло-голубое и на вид простенькое (следовательно, как минимум, недешевое) – безусловно, ШЛО. Подол до середины икр, среднего размера круглый вырез, плотная ткань отлично подчеркивала… Нет – не буду описывать – на это смотреть надо. Смотреть, любоваться, мечтать, тосковать… или по-чёрному завидовать какому-то удачливому засранцу, который…
О! А еще белые изящные туфельки на среднем каблучке и маленький кулончик на шее – то ли серебро, то ли белое золото. Сердечком!
– Итак. – Она положила какую-то папку на прозрачную столешницу, обошла стол и встала перед нами, оперевшись о край стола. – Во внеслужебной обстановке разрешаю обращаться по имени. Надеюсь, помните его. Ваши имена я знаю. А ТЕПЕРЬ ПРИСТУПИМ…
Томбравец красиво изогнулась назад и, подхватив ту самую папочку, вытащила из нее два листочка. Протянула нам.
– У вас десять минут на то, чтобы наизусть заучить этот текст.
– «На высокой горке сидели». – С недоумением прочитала Сабрина. – Так вроде бы знаем. Это же песенка детская.
– Да, Ирина. – Согласился я. – Эту песенку знаем даже мы.
– Хорошо. Уже легче. Какие еще песни знаете?
Мы с Сабриной стали вспоминать. Названий и исполнителей этих песен, в большинстве своем, мы вспомнить не смогли, но совсем уж оторванными от популярной эстрады не были – то инструкторы что-нибудь врубали, то еще кто-нибудь в нашем присутствии слушал что-нибудь модное и популярное не через инком, а через внешние динамики… Во всех столовых, опять-таки, постоянно что-нибудь тихо транслировалось… якобы для лучшего пищеварения. А память у нас хорошая. Да и попса, на то и попса, что постоянно одно и то же крутят.
Хватало первых строчек песни – Ирина Томбравец мгновенно определяла и исполнителя, и название. Она проводила перед собой пальцем короткую черточку – видимо, отмечала найденную песню в своем инкоме.
– Достаточно, – остановила она нас, когда набрался десяток. – А теперь мы все-таки споем «Высокую горку». Вначале споете вы. Хором. Музыку я обеспечу. Приступайте. Стоп. Еще одно. Стесняться не надо – в кабинете я сейчас включила шумоподавление. Собственно, потому тут и занимаемся – тут штатные «глушилки» стоят. Готовы? Три-четыре…
– На высокой горке…!
Я уже говорил, что мы с Сабриной очень хорошо умеем выполнять синхронные действия. Касается это не только схваток. И слаженно спеть «Высокую горку» у нас получилось весьма неплохо…
– Плохо. – Не оценила наших усилий в хоровом пении Томбравец. – Попейте водички из графина. И не вздумайте включить охлаждение воды – только теплую воду. А пока я продемонстрирую, как надо петь.
Она щелкнула пальцами, сыграли первые аккорды мелодии, и она… запела:
– НА ВЫСОКОЙ ГОРКЕ, ДА НА ПРАВОЙ СТОРОНЕ…
Песня закончилась, а мы застыли, замерев столбиками, и смотрели на нее.
– Тем, кто занимается пением профессионально. – Стала объяснять она обычным голосом. – Необходимо беречь свое горло и заботиться о нем. Поэтому нужно смачивать горло теплой водой после каждой песни. А еще – не держать рот открытым, чтобы не застудить горло холодным воздухом. Поэтому, закройте, пожалуйста, рты…
– Оху… – Начала было Сабрина, но осеклась под недовольным взглядом Томбравец.
– Условие нашего сегодняшнего занятия – только одно. Вам запрещается говорить. Можно только петь. Когда вам можно будет что-то сказать – я разрешу. Поняли?
Мы молча кивнули.
* * *
«На высокой горке» мы пропели пятнадцать раз. Потом «Падающие листья» – двадцать. Потом еще одну песню… а потом – еще…
И – еще раз «Горку». Вначале каждый соло, потом вместе, потом – дуэтом с Сабриной.
И, разумеется, как старательные ученики, мы не говорили. Только пели.
– Можно говорить. – В опустившейся на кабинет тишине разрешила нам Томбравец.
– ЭТО БЫЛО ОХУЕННО! ХОЧУ ЕЩЕ! – Глубоким красивым голосом сказала Сабрина. И застыла, ошарашенно хлопая глазами.
– САБРИНА! – Припечатала Томбравец. И это был совсем другой «левел», так что Сабрина втянула голову в плечи.
– Ну? – Сабрина с интересом смотрела на меня… и ее голос уже утратил ТУ глубину. – Скажи что-нибудь!
– Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО СКАЗАТЬ! – Хотел пожать плечами, но забыл, прислушиваясь к своему голосу. – ОХУ… простите, Ирина.
Сабрина, прищурившись, смерила меня взглядом и бросила косой взгляд на Томбравец. Та почему-то тоже прищурилась и напряглась… ну, как напрягается хищник в момент опасности.
– У братика, наверно, остались какие-то вопросы, которые он хочет задать! – Быстро затараторила Сабрина, осторожно отступая к двери. – Вы тут пообщайтесь, а девочке Сабрине уже пора в кроватку баиньки. Спокойной ночи!
И сокрушительной молнией, явно с использованием ускорения, вымелась из кабинета.
А мы, немного неуверенно смотря друг на друга, остались.
– Ну, имела право. – Пожал я плечами на вопросительный взгляд Томбравец. – Во внеслужебной обстановке имеет право не обращаться по зва…
– Предлагаю спеть еще раз! – Решительно перебила меня Томбравец.
* * *
В каюту я вернулся за полчаса до общего подъема. Конечно, Сабрина уже давно спала, и, конечно, проснулась за секунду до того, как я коснулся ладонью ручки входной двери.
– Ничего себе! Что вы там так долго делали?
– Пели. – С некоторым напряжением (горло все-таки побаливало) ответил я. – Дуэтом.
– Только пели? – Подозрительно спросила она. – Столько петь, это же охрипнуть можно!
– Обычные люди и охрипли бы. Но у нас же установлены нанофабрики и аптечки работают. И мы подогретую воду пили…
– И делали длительные перерывы на поцеловаться и на перепихнуться. Засос на шее откуда?
Я отмахнулся.
– Ну и, чё-как? – С горящими глазами допытывалась Сабрина. – Как она в смысле…? – И показала руками, в каком именно «смысле».
Я вздохнул – врать друг другу было бессмысленно:
– Оказывается, когда женщина во время секса таким ГОЛОСОМ говорит твое имя и выкрикивает всякие пошлости, силы появляются из ниоткуда снова и снова. Не можешь остановиться. И не хочешь.
– О-о-о… – Заинтересованно протянула Сабрина. – Великие Звезды, это надо будет запомнить!
«Ага… лайф-хак такой» – впервые с момента «отбоя» уныло подал свой голос «второй». Все-таки, Томбравец – удивительная женщина. В ее присутствии даже «второй» помалкивает и старается не отсвечивать. Ну, далеко не все мужчины могут «переварить» сильную женщину, да. А он еще и является «продуктом» патриархальной дозвездной эпохи. Ему видеть такую, как Томбравец – это «как серпом по яйцам». А мне – наоборот, если даже только ее присутствие пугает мою личную «шизу» до усрачки.
– Ира сказала передать, что на первых порах эффект от пения остается где-то в течение часа. Потом сходит на нет. Но с увеличением стажа этот период увеличивается. Но петь надо регулярно.
– Не вопрос! Лично я не собираюсь забрасывать пение – надо ж думать о своей будущей семейной жизни. Буду петь, например, в дУше.
– Я это выдержу. – Вздохнул я, переодеваясь к утренней пробежке. – Даже пение в дУше стерплю. Я крепкий.
– Ты чего грустный-то такой? Получилось же!
– Как-то слишком легко… – Соврал я. – Почти не прикладывал усилий.
– Ха! Запомни! Духи «Анашелон»!
– Никогда не слышал.
– Бешено дорогие духи от «Лазурь корп.». Выделяют у каких-то насекомых в тропическом поясе планеты Анашелон. Природный афродизиак. Практически не различается мужским обонянием. Не благодари!
– И?
– И она надушилась этим самым «Анашелоном»! Так что не парься вопросом о том, кто кого совратил! Уж явно не ты! И все-таки… – Она нахмурилась. – Чего грустный-то?
Я помялся, но все-таки ответил. И плевать, если прослушивают. Более того, лучше это озвучить, чтобы затруднить работу тем, кто составляет наш психопрофиль – пусть головы ломают, что правда, а что игра:
– Единственная женщина, которую я мог бы полюбить. Увы, конфигурация наших отношений по умолчанию не содержит любовно-романтической компоненты.
Сабрина внимательно посмотрела на меня, в глазах мелькнула тревога. Но внешне – расцвела и весело отмахнулась:
– Ну, и ладно! Не хочешь говорить – не говори! А насчет Томбравец… еще десяток тёлок поваляешь и успокоишься! Я тебе потом другую подгоню, не хуже!
– Спасибо, сестрёнка! – Шмыгнул я носом. – Только обязательно рыженькую!
– Да не вопрос!
Беспокойство в ее глазах осталась. Но его так просто не засечешь средствами скрытного наблюдения.
* * *
– Ир, со мной этот прием не работает.
– Ну, попытаться-то стоило… – Улыбнулась она, снова вытягиваясь на кровати.
Кровать в ее четырехкомнатной каюте была полуторной и вдвоем в этой кровати было… несколько тесновато. Но от этого лично мне было только лучше – после секса мы не откатывались по разные стороны кровати, как с Глорией, а лежали в обнимку.
– Даже не пытайся – ты не по этой части. Наставник и инструктор из тебя – великолепный. Снайпер непревзойденный. А поешь ты просто божественно. Но интриги и политика… лучше не пачкайся. Не твое.
– Ты-то пачкаешься. А ведь ты всего в три раза младше меня! Неужели я, молодая еще девка, не смогу в интриги и политику.
– В четыре. – Поправил я. – В четыре, а не в три.
– Гадё-ё-ёныш… – зевнула она.
– В интриги и политику любой… сможет. Но не долго. Пока не сожрут.
– А тебя? Не сожрут?
– Ир… я ж сказал – не работает этот прием на мне. После секса я вовсе не мямля, из которой можно вить веревки, как описывается в книжках.
– Ладно, выметайся из моей кровати, раз на тебе эти штучки из детективных романов не работают – через два часа подъем, я хочу поспать хотя бы это время.
– Спокойной ночи!
– Заявление на отпуск не забудьте в штабе после утреннего построения подписать!
Неожиданно сделалось тоскливо и гадко. Причину искать было не нужно – больше с Ириной мы петь не будем. Ни петь, ни… все остальное, что идет только довеском.
«Щит хэппенс» – впервые после начала наших отношений с Томбравец (и в ее присутствии) подал робкий голос «второй». Смотри-ка, оклемался, болезный! И даже перевод дал. Ну, хотя бы сейчас он попал в точку: «Дерьмо случается».
– Мэм! Есть мэм!
* * *
Ричард все-таки попытался набить мне морду. Не знаю – искренне или в рамках игры контрразведки. Скорее, первое. Во втором случае он бы привлек сослуживцев и худо-бедно экипировался бы. А тут – поостерегся – драка на территории базы могла светить участникам-зачинщикам приветливым светом сквозь решеточку в течение довольно продолжительного времени.
«Поймал» он меня, когда я под утро возвращался от Томбравец. Наивно думал, что темнота и моя якобы усталость после постельных утех дают ему какое-то преимущество.
А ведь Ирина их учит-учит: не решайте вопросов кулаками, не решайте! Будьте умнее!
Что-то умное он, конечно, сделал – кинул в меня дротик с транквилизатором из механического метателя. Не до конца, получается, мозги растерял. Там никакой электроники – трубка из немагнитного материала, пружина, простейший спусковой механизм и дротик-шприц с капсулой сжатого воздуха внутри препарата. Отличная штука, когда надо брать «нормала» или даже слабенького «модификанта».
Дождался, когда я пройду под деревом, на котором он засел, и выстрелил в спину.
Оперенную стрелку-шприц я поймал – не так уж и быстро она летит для разогнанной психики. Потом исполнил небольшую сценку: схватился за «пораженную» шею, якобы вырвал шприц, поднес его к глазам, зашатался и стал бешено озираться:
– А-а-а, сука!! Кто?! Кто здесь?! Выходи, блядь, порву нахуй!!!
Засранец выждал ровно пятнадцать секунд – транквилизатор действует быстрее (повторяю: для «нормалов»), но он разумно решил перестраховаться. Только после этого спрыгнул с дерева.
– Что ты сказал про Глорию?! – Спросил он зло, осторожно приближаясь. – За что ее забрали, суч-ч-чёныш?!
Я перестал валять дурака, выпрямился, уронил шприц на покрытие дорожки и спокойно ответил:
– Не твое дело.
Он застыл, напряженно следя за моими движениями. Сделал осторожное скольжение-шаг назад, выходя на безопасную, с его точки зрения, дистанцию. Наивный.
– Я серьезно спрашиваю, Тимониан Антрасайт. – Уже на полтона ниже.
– Аналогично. Пиздуй…те спать и не лезь…те не в свое дело, лейтенант-юниор.
Будь дело в книжке, он, наверно, закинулся бы самым крутым боевым коктейлем из перечня «Прощальный поцелуй» (это после которых или в реакапсулу, или в могилу), порвал бы на груди комбинезон и, капая пеной изо рта, рванул бы меня курощить.
(Или «курощать»? «Второй», как обычно, был невнятен в том, что касается конкретики)
Но нет – Ричард еще минуту «пощекотал» меня взглядом. Развернулся и, засунув руки в карманы, быстро утопал, сгорбившись и зло пиная все, что попадалось на пути, в сторону своего корпуса, топоча, как стадо рогатых парнокопытных… представителем коих и являлся… если не выполнял приказ, разумеется. Когда выполняешь приказ, то баран – не ты, а тот, кто его тебе отдал (хотя, при поиске крайнего, разумеется, будет немного наоборот). И далее – вверх по всей цепочке командования. Есть еще вариант, когда бараны – все, но бросать тень на Ирину очень не хотелось даже в мыслях.
Хотелось кинуть ему в спину какую-нибудь гадость. Ну, например, напомнить про курс «Тишина» или «Океан», которые отлично должны тренировать эмоциональную устойчивость. Последний так вообще разрабатывался специально для модификантов. Но я себя, разумеется, пересилил – незачем пинать хорошего парня. Он ведь даже к Сабрине не приставал!
– Чё за нах, я не поняла! – Сабрина стояла у меня за спиной, уперев кулачки в бедра. – Замеса не будет, что ли?
– Не будь такой кровожадной.
– Это не кровожадность! Это любознательность!
– ?
– Я читала, что женщины испытывают почти физическое удовольствие, когда мужики за них рвут друг другу глотки!
– Так то за них. А тебя этот конфликт никак не касается. Вот вырастешь, тогда и…
– Пф! Будешь моих хахалей гонять? Я читала, что мужчины с комплексом брата сильно усложняют жизнь своим сестрам. Ты меня так «старой девой» оставишь! Надо будет тебе приличную девочку найти, чтобы ты не лез в мою личную жизнь, братик! Рыженькую, само собой.
