ГЛАВА 4

— Она здесь, фро Финниган! Вот она!

Мягкая прохладная трава щекотала босые ноги. В лицо ударил свет фонаря — наглый, желтый, обжигающий. Я прикрылась рукой от света — похоже, это сад, то самое место, где Эдвард назначил мне встречу. Кругом царила ночь, со стороны особняка неслась легкая музыка. По сценарию вечером участницы отбора должны были танцевать.

И Эдвард развлекался, наверняка изредка мельком думая о том, что я замерзаю на той скале. Должно быть, приговаривал: «Так тебе и надо, тварь строптивая. Будешь думать головой».

— Инга! — Макс подхватил меня, помогая сесть. — Господи, Инга!

Я оттолкнула его руку и провела по лицу грязными ладонями. Зрение вернулось, значит, Кристиан мне не привиделся. Видимо, его стараниями я снова оказалась на территории, где проходят съемки.

Меня охватил гнев, настолько тяжелый и давящий, что глаза заболели. Я поднялась на ноги, покачнулась: Макс тотчас же подхватил меня под руки. Он искал меня и не понимал, куда я делась, — это было видно по его испуганному лицу, настолько испуганному, словно Макс решил, что я умерла.

В каком-то смысле так и было.

— Инга… Где ты была? — спросил Макс. Он смотрел так, словно не верил, что я перед ним стою. — Я тебя искал… Тебе плохо?

— Да, — кивнула я. — Да, мне плохо.

Ни секунды не останусь на этом проклятом проекте. Ноги моей тут больше не будет.

Я развернулась и быстрым шагом направилась в сторону особняка. Мелкие камушки царапали босые ступни, но мне сейчас было наплевать. Макс догнал меня, схватил за руку.

— Инга! Да подожди ты! — Он дернул меня к себе, вынуждая остановиться. — Что случилось? Где ты была?

Я зажмурилась, настолько мне сейчас не хотелось видеть никого из Финниганов. Макс ни в чем передо мной не провинился, он искренне переживал и искал меня, но я сейчас не могла смотреть ему в лицо. Он перевел взгляд на мои ноги, и пальцы, державшие мое запястье, дрогнули и разжались.

— Ты летала? — осторожно спросил Макс.

Вспомнил, похоже, при каких обстоятельствах я потеряла туфли в прошлый раз, и оторопел.

— Да, — кивнула я и направилась прочь, бросив через плечо: — Да, Макс, я летала.

Он опешил настолько, что замер, глядя мне вслед. Я приблизилась к ярко освещенному входу в особняк и мельком осмотрела себя. Грязная блузка, разорванный рукав, измятые брюки, расцарапанные щиколотки — сразу понятно, что я не книги читала. К дьяволу все это. Никто не смеет так поступать с Ингой Шуман!

Я почти бегом поднялась в свою комнату и, включив свет, с грохотом выдернула из шкафа чемодан с лекарствами. Подхватила с пола сумку — это все, что мне нужно. Остальное пришлют почтой или выбросят, дома у меня еще есть одежда. Ни минуты здесь не останусь, ни единой минуты.

Макс влетел в комнату в тот момент, когда я обулась и направилась к выходу. Схватил меня за плечи и встряхнул так, что у меня зубы клацнули.

— Что происходит? — прошипел он, и я увидела, что его тоже захлестывает ярость, даже сильнее моей. — Ты никуда не пойдешь, пока не ответишь.

Я опустила чемодан на пол и, глядя Максу в глаза, отчетливо проговорила:

— Я летала с твоим братом, Макс. Он забрал меня из сада и унес в сторону гор. Опустился на каком-то уступе и… — Горло на мгновение сдавило, и я вдруг обнаружила, что плачу. Слезы катились по щекам, но я почему-то почти не замечала их — настолько мне в эту минуту было больно. — И предложил заняться с ним любовью. Я отказала. Сказала, что ты не заслужил двойного предательства. И Эдвард…

Макс дотронулся до моего плеча и опустил руку. Он выглядел так, словно его били по лицу грязной ветошью.

— Он улетел. Оставил меня там одну. — Я не могла говорить, только шептала. Голос звучал как из могилы. — Я смогла подать сигнал службе спасения… а дальше не помню. Не знаю, как я вернулась… Макс, я ухожу.

Меня затошнило. Неужели Эдвард действительно думал, что после этого сможет сохранить со мной нормальные отношения? Или он просто хотел поставить меня на место? Полностью сломать, ослепить, изувечить?

— Я выполнила твой заказ. Уговорила твоего брата на отбор. — Шепот стал почти неразличимым. Я захлебывалась в слезах. — Все. Я ухожу. Никто не смеет так со мной поступать. Я человек, а не вещь.

И вот теперь Макс окончательно все понял и изменился в лице. Мягкие спокойные черты исказила такая грубая злоба, что у меня живот скрутило от страха.

— Эд! — взревел Макс, и искры взвились вокруг него огненной метелью. — Иди сюда!

Он рванул из комнаты, и я услышала, как в коридоре загрохотали быстрые шаги. Вот и правильно. Пусть братья разбираются между собой, а я еду домой. Доберусь до шоссе, поймаю попутку до ближайшей заправки, переночую там и отправлюсь в столицу.

Никто не видел, как я выскользнула из дома. В гостиной закончились съемки, и девушки выходили с другой стороны. Кто-то смеялся, кто-то всхлипывал. Да, девочки, знали бы вы, во что ввязались… Откуда-то справа донесся звук удара: ага, похоже, братья сцепились. Ну и дьявол с вами со всеми. Я не могу и не хочу продолжать все это.

Я бесшумно добралась до запертых ворот и, просунув чемодан сквозь прутья, легла на землю и проползла под изящной решеткой. Охранник, который сидел в будочке и читал книгу в потрепанной обложке, даже не заметил, что происходит у него под носом. Поднявшись и взяв вещи, я зашагала по дороге в сторону шоссе, это километров пять-семь, не больше. Ночной прохладный ветер остудил раскрасневшееся, мокрое от слез лицо, и на какое-то время мне стало легче. Просто идешь вперед и стараешься не думать о том, что осталось за спиной. Просто сражаешься за себя. За свою честь и душу, как бы пафосно это ни звучало.

Впереди заиграла негромкая классическая мелодия — я увидела, как в темноте загорелся экран смартфона. Человек, стоявший на обочине, выключил телефон и произнес:

— Какая прекрасная ночь, моя фрин.

Я подошла к Кристиану, и на душе впервые за весь день стало спокойно. Он мне не привиделся в темных грезах — он на самом деле был здесь.

— Как дела в парламенте? — спросила я, подойдя ближе.

Кристиан взял у меня чемодан и ответил:

— Никак. Сегодня я проиграл.

Для проигравшего он держался с завидным спокойствием. Я спрятала руки в карманы брюк и поежилась: зря не захватила ветровку, которая так и осталась висеть в шкафу. Некоторое время мы шли по дороге, а затем Кристиан сошел на обочину и направился по траве к непроглядной тьме кромки леса. Вдруг вспыхнул свет, озаряя кабину нилота. Совсем рядом стоял небольшой вертолет.

— Вот, значит, как ты меня спас, — поняла я.

Кристиан забросил мой чемодан в бесшумно распахнувшийся проем пассажирского отсека и ответил:

— Да, как-то так.

Я устроилась рядом с ним на сиденье, и пилот пробежался пальцами по панели управления. Вертолет дрогнул, и громада леса справа стала медленно уходить вниз. Впереди я увидела особняк и съемочную зону, над домом поднималась ровная струйка алых искр. Должно быть, драконы все еще выясняли отношения. Ну и дьявол с ними, я отправляюсь домой.

Вертолет взял курс на столицу, и особняк остался позади. И вот тогда я расплакалась уже по-настоящему. Теперь было можно.

Проснувшись, я не сразу поняла, где нахожусь. Огромная белая спальня никогда не была моей, как и бескрайняя кровать, похожая на заснеженное поле. Я села и некоторое время озиралась по сторонам. Единственное окно закрывали плотные шторы, источником света были модные лампы-трубки вдоль стен, которые реагировали на движение, — стоило мне сесть, как они принялись светить ярче. Встроенный шкаф с прихотливым восточным рисунком на жемчужных створках дверей и прикроватный столик — вот и вся обстановка.

Я посмотрела на себя — на мне была надета дорогая шелковая пижама размеров на пять больше, чем требовалось. Мужская. Забавно. Я поднесла к лицу воротник, сделала вдох — ткань пахла магазином и моей кожей.

Поднявшись с кровати, я подошла к окну и, отодвинув штору, увидела пышный яблоневый сад. На ветках наливались соком желтые плоды с румяными ожогами загара на боках, под ближайшим деревом кто-то забыл пустую корзину. Несколько минут я любовалась пасторальным видом: должно быть, весной, когда деревья покрыты белой кисеей цветов, как невеста — фатой, здесь удивительно хорошо. Интересно, сколько я спала?

Небольшая дверь вела в ванную, где неизвестные хозяева дома приготовили все, что нужно, чтоб привести себя в порядок. Выйдя из душа и радуясь, что наконец-то смогла смыть со своего тела прикосновения Эдварда и память о том, что случилось в горах, я открыла шкаф в поисках чемодана с хортасином, но там оказалось пусто. Предсказуемо.

Коридор в этом доме был огромным, а потолок — высоким-высоким, словно в музее или старинном дворце. Такие же белые стены, как в спальне, такие же лампы, которые наливались светом, когда я неторопливо шла мимо них, пушистый ковер на полу, поглощавший звуки. Постепенно мне стало казаться, что я очутилась в каком-то фильме, где героиня попадает в логово обеспеченного маньяка.

Когда я вышла к лестнице, по дому прокатился легкий звон — гость поднялся по ступеням и нажал на кнопку звонка. Я спустилась на несколько ступеней и посмотрела вниз — мелькнула жемчужно-серая тень, и я услышала:

— Как неожиданно. Собрали всю смелость, чтоб сюда прийти?

Кристиан говорил спокойно, но я почему-то понимала, что им вновь движет ненависть. Я села на ступеньку и приготовилась слушать. Во всяком случае, теперь окончательно ясно, где я, а значит, бояться мне нечего.

— Инга, — ответил Макс. — Она у вас?

— Проходите. — Кристиан шагнул в сторону, приглашая Макса войти. — Она спит, я не стал ее будить.

Хлопнула дверь, послышались шаги. Теперь, когда я привыкла к размерам этого дома, мне стало ясно, что лестница ведет в гостиную, а Макс и Кристиан сейчас совсем рядом: должно быть, гость, повинуясь жесту хозяина, сел в кресло. Кристиан прав: думаю, Максу действительно было нелегко отправиться в дом того, кто платит три миллиона за его голову.

— Я все обыскал, — произнес Макс. — Поднял службу безопасности отца, но они тоже ничего не нашли.

Кристиан усмехнулся.

— Дайте ей отдохнуть, она плохо себя чувствовала.

— Вы странно на меня смотрите, — сказал Макс после небольшой паузы.

Кристиан мягко рассмеялся и ответил:

— Мы с вами встречались в детстве, Макс. Но вы, конечно, не помните. Вам было три года. Этакий кудрявый пупс, как с рождественской картинки.

Мне почему-то стало страшно. Я словно бы подошла к шкатулке, наполненной жуткими тайнами, и протянула руку, чтоб открыть крышку.

— Помню, — произнес Макс таким голосом, будто шагнул на неверную тропку, ведущую по болоту, и со всех сторон его обступали чудовища. — Вы ехали на лошади, а я хотел ее поймать. И устроил няне истерику, когда она меня не пустила.

— Пони, — уточнил Кристиан, — это был пони. Дед решил, что я должен учиться верховой езде.

— Спасибо, что покатали меня тогда. Это было… здорово. Да, здорово.

Я представила маленького Кристиана, который шел по траве, ведя в поводу лошадку, и карапуза Макса, круглолицего, восторженного, сидевшего на ее спине. Да, когда-то они были детьми, и их наполняли свет и радость просто потому, что они жили, а мир был огромным и прекрасным. Куда ушло все это? Зачем оно ушло?

— Тогда я еще не знал, чем драконы отличаются от людей, — вздохнул Кристиан, словно искренне сожалел о своем незнании. — А через два года я пришел в ваш дом. И принес коробку с лекарствами.

Воцарилась тяжелая тишина. Должно быть, Макс смотрел на Кристиана удивленно и испуганно, не зная, что ответить.

— Я болел болотной чумой, — наконец негромко продолжил он. — И лекарства не было. Я помню… да, я помню.

— Это был последний зафиксированный случай болотной чумы, — удовлетворенно заметил Кристиан. — Мы уже прекратили выпуск лекарства. И за рубежом — тоже. Дед тогда обрадовался, сказал: «Пусть драконье семя сдохнет».

Я поежилась, представив себе лицо Макса. Маленький мальчик, покрытый болезненными черными шишками, лежал на постели и умирал, а взрослые, могущественные, почти всесильные взрослые ничего не могли с этим поделать.

— Мама тогда впервые пошла против его воли, — продолжал Кристиан. — Взяла лекарство в музее «Семеониди Фармас», срок годности, по счастью, еще не истек. Дед сорвался, страшно кричал, что не простит ее. Она сказала: «Меня не простит Господь, если я этого не сделаю». — Кристиан помолчал и добавил: — Когда я вернулся, дед избил меня до полусмерти. А маму он бил до моего прихода.

Я закрыла глаза. Мне было страшно представить, но я все равно видела, как маленький Кристиан корчится на полу, пытаясь закрыть голову, а громада великого и ужасного Семеониди нависает над ним, обрушивая удар за ударом. Сначала Кристиан кричит от боли, а потом умолкает, и лужа крови, что растекается из-под его тела, становится все больше и больше.

— Спасибо, — едва слышно произнес Макс. Он, похоже, был потрясен до глубины души. — Должно быть, вы пожалели о том, что сделали.

Кристиан снова рассмеялся.

— Какие глупости, что вы! Нельзя жалеть о спасении чужой души.

Они помолчали, а затем Макс спросил:

— Вы ее любите?

— Ингу? Ну, если говорить в формате вашего шоу, то да.

Меня словно ледяной водой обдали. Признание прозвучало настолько спокойно и просто, что мне захотелось закричать. Не было там никакой любви, была лишь безграничная ненависть к драконам и неприятная болезненная тяга к человеку, способному ее понять и разделить.

— Она моя, — сказал Макс так, что стало ясно: он не отступится, он готов идти до конца. — Она моя, и я ее не отдам.

— О, замечательно! — довольно воскликнул Кристиан. — Наконец-то я слышу слова мужчины, а не ребенка. Макс, вы начинаете мне нравиться. Я даже раздумал вас убивать.

Макс издал нервный смешок. Я бесшумно поднялась со ступеней и сделала несколько шагов вниз.

— Это правильно. Сбережете три миллиона.

Теперь я стояла так, что видела просторную гостиную, обставленную дорогой мебелью. Кристиан и Макс сидели в больших белых креслах, смотрели друг на друга, и было ясно, что это самая настоящая дуэль, хотя соперники выглядели вполне миролюбиво. Макс казался решительным. Его вело желание сражаться за то, что он считал своим, и он готов был бороться до конца. Кристиан улыбался: он, похоже, успел просчитать все варианты и теперь просто ждал.

— Сломали что-нибудь братцу? — спросил он и прищурился. — Я бы убил за такие проделки.

Лицо Макса исказила болезненная гримаса.

— Я бы тоже убил, — согласился он. — Но семье сейчас меньше всего нужен скандал.

— Разумно, — кивнул Кристиан. — Да и зачем вам становиться единственным Финниганом? Лишние хлопоты.

— Я пришел забрать Ингу. — Похоже, Макс устал от разговоров и решил перейти в атаку. — И я ее отсюда заберу, хотите вы этого или нет.

Кристиан улыбнулся. Его взгляд стал оценивающим и неприятным.

— А крылышки-то болят, правда? — сказал он. — Летали всю ночь над лесом и шоссе, искали ее… — Кристиан сел удобнее и, склонившись в сторону Макса, продолжил: — Женщина-драконоборец — это одновременно смерть, спасение и величайший соблазн. Вы достаточно безрассудны, чтоб спать со своей смертью?

Мне показалось, что он кого-то процитировал. Я шагнула вниз — похоже, пришла пора для моего выхода. Кристиан знал намного больше, чем говорил, и он не открывал мне всей правды. Почему?

— А вы? — ответил Макс вопросом на вопрос.

— Я ее создал, — с достоинством ответил Кристиан.

Макс нахмурился. Я замерла — незнакомое чувство заскреблось в груди.

— Создали?

— Хортасин, который она пьет, — моя личная разработка, — улыбнулся Кристиан и перевел взгляд на лестницу. Я прижалась к стене, надеясь, что пока он меня не видит. — И он дает возможность не только видеть божий свет своими глазами.

А ведь и верно. До этого я принимала другое лекарство. Вспомнилось, как я выпила первую таблетку хортасина и как изменился мир, который я видела до этого, словно чья-то большая добрая рука протерла грязное стекло, выплеснув на меня формы, очертания и краски: мол, все это теперь твое, бери и живи.

— Что вы хотите? — спросил Макс. — Вы ведь в первую очередь делец. Что я могу вам дать за нее? Так, чтоб вы исчезли из нашей жизни навсегда?

Кристиан рассмеялся так, что я снова присела на ступеньки.

— Она не рабыня и не пленница, — ответил он. — Отдохнет после всех приключений и поедет домой, никто тут не удерживает ее силой. Я отзываю свой заказ на ваши головы, у меня теперь есть другой план.

Я вздохнула с облегчением. Хоть в чем-то ситуация стала проясняться.

— Но вы ее любите, — произнес Макс. — Поэтому я и спрашиваю: что вам дать, чтоб вы исчезли?

— Вы действительно дракон, а не сопляк, — сказал Кристиан после небольшой паузы. — Мне нравится, как вы торгуетесь за то, что не принадлежит ни вам, ни мне. Я не исчезну, дорогой мой, что бы вы ни предложили. Мой интерес намного выше всего, что вы можете дать.

По дому прошелся горячий ветер — тонко зазвенели стекла, замигали лампы на стенах, и на мгновение у меня перехватило дыханье от резкого драконьего запаха. Когда ветер улегся, я услышала Макса:

— Я предлагаю их. Вы как фармацевт осознаете их ценность.

Высунувшись из-за витой решетки перил, я не сразу поняла, что происходит в гостиной, — почти все помещение занимало что-то золотистое, кожистое, вздыбленное. Дьявол меня побери, это же крылья! Макс наполовину перекинулся в дракона!

Он что, спятил? Предлагает Кристиану свои крылья?

— О да, — глухо произнес Кристиан с той алчностью, которая свойственна драконам, а не людям. — Подлинное сокровище, отданное добровольно… — Он снова рассмеялся и сказал: — Мне не нужно, уберите.

Макс дернул плечами, и крылья медленно растаяли в воздухе.

— Вы уверены? — спросил он. — Точно?

— Точно, — улыбнулся Кристиан и обернулся к лестнице: — Инга, спускайся уже!

Когда я появилась в гостиной, то Макс вскочил с кресла и обнял меня так крепко, что ребра заныли. Я выдавила из себя улыбку и сказала:

— Привет. Почему ты не на проекте?

— Я искал тебя. — Взгляд Макса был похож на глаза побитой собаки, которая смотрит на хозяина, вымаливая прощение и милость. — Инга, пожалуйста… Вернись.

Сложив пальцы домиком, Кристиан с любопытством смотрел на нас. Похоже, пьеса ему нравилась. Надо будет потом спросить у него, какова настоящая ценность драконьих крыльев.

— Макс, я не собираюсь находиться в одном помещении с твоим братом, — твердо сказала я. — Если есть необходимость в моих консультациях — позвони. Но никто больше не будет так поступать ни с тобой, ни со мной.

— Он сожалеет, — быстро сказал Макс. — Он понял, насколько гнусно поступил, и готов просить у тебя прощения.

Вот, значит, как. Все правильно: после пары сломанных костей сознание проясняется очень хорошо, а Макс наверняка надавал брату знатных тумаков. Значит, готов просить прощения? На коленях, надеюсь?

— Я не готова его слушать, — ответила я. Поупираюсь еще немного и соглашусь. Эдвард Финниган, который просит прощения, — такое зрелище не каждый день увидишь. — И вообще не собираюсь больше с ним встречаться.

— Инга… — Макс взял меня за руки, слегка сжал пальцы. — Мне очень плохо без тебя.

— Без проблем! — перебила я его с неискренней улыбкой. — Можем встречаться по выходным. Без обязательств, мне так проще.

Краем глаза я заметила, что Кристиан прикрыл лицо ладонью, стараясь не показывать, что смеется от души.

— Ты мне нужна, — опустошенно промолвил Макс. — Ты мне очень нужна, Инга… Эдвард готов сделать все, что потребуется, лишь бы ты его простила и вернулась.

Интересно, интересно… Должно быть, Макс не только раздавал затрещины, но еще и родителя подключил. Без папаши тут явно не обошлось. Иначе такую сволочь, как Эдвард, не переубедить.

— Ладно, — вздохнула я, и Макс просиял. Жизнь сразу же повернулась к нему хорошей стороной. — Ладно, поедем. Только вещи соберу.

Возле ворот нас ждал большой пыльный внедорожник. Когда мы устроились на заднем сиденье и машина поехала вперед, Макс сказал:

— Мне было страшно. Честно. Это запредельный человек.

Дом Кристиана, огромный и какой-то нелепый, остался позади, и я вдруг поняла, что вздохнула с облегчением. Эти светлые стены и какой-то хирургический свет ламп подавляли. Откинувшись на спинку сиденья, я спросила:

— Что ты сломал Эдварду?

— Нос, — ответил Макс и мягко погладил меня по колену. Должно быть, он очень устал, раз за рулем шофер. — И, кажется, пару ребер.

Вот как! Получается, младший Финниган страшен в гневе. Интересно, как скоро о драке узнали за пределами проекта?

— Должно быть, это уже во всех газетах, — предположила я.

Макс отрицательно мотнул головой.

— Что ты, такой скандал никому не нужен, — ответил он. — Нас видел только Куллинан. Быстро сориентировался, велел охране держать девушек и персонал наверху.

Значит, все, как и полагается в драконьих семьях, шито-крыто. Ну подумаешь, братья подрались. Дело житейское. Я улыбнулась, стараясь скрыть злорадство. Вряд ли, оставляя меня в горах, Эдвард думал, что вечер закончится для него сломанными ребрами.

— Что вообще нового? — спросила я.

Макс вытащил откуда-то из-под сиденья свой планшет и, включив, передал мне.

— Сейчас идут съемки новой серии, — сказал он. — Эдвард уже регенерировал, так что… вот, посмотри.

На экране появился сад, залитый солнцем. Я взглянула на часы в углу планшета: четыре часа назад. День клонится к вечеру, и мы приедем на проект глубокой ночью.

Надеюсь, я не увижу Эдварда. Пусть все перенесется на завтра.

— Это что? — спросила я. — Мольберты?

— Они самые, — ответил Макс и задумчиво потер правое плечо. По его лицу пробежала быстрая судорога, словно он пытался подавить приступ боли. — Эдвард предложил девушкам нарисовать то, что они любят.

Я усмехнулась. Почти все участницы отбора рисовали Эдварда. Конечно, ни у кого не получилось, и опознать завидного жениха можно было только по тому, как девушки смотрели в его сторону. Победительницами стали Берта и Милли: те решили не посягать на лавры великих портретистов и нарисовали кремовые десерты и цветы.

— Ты очень бледный, — сказала я, глядя, как Эдвард вручает Милли огромный букет роз, таких же, как на ее картине.

Макс отвернулся к окну, словно не хотел смотреть на меня, и ответил:

— Ну… я вспыхнул вчера.

— Что, прости? — переспросила я.

По лицу Макса снова скользнула жалкая улыбка, которая делала его похожим на побитую собаку, и он ответил:

— Понимаешь, дело в том, что я… ну, не такой, как другие драконы. И когда я сильно злюсь или нервничаю… В общем, я горю. И это может плохо кончиться.

Он провел пальцем по панели управления, и между нами и водителем поднялось мутное стекло. Макс расстегнул несколько пуговиц на сорочке и показал мне то, как сейчас выглядела его грудь. Я зажмурилась. Нет, конечно, по долгу службы я повидала всякое, но кроваво-черная корка кожи и мяса заставила меня содрогнуться. Драконы быстро регенерируют, значит, еще утром все выглядело намного страшнее.

Вот, значит, в чем дело. Именно поэтому Эдвард и боялся: я отвергну Макса и он вспыхнет. Вспыхнет и сгорит по-настоящему. В этот раз все обошлось, но я почему-то не сомневалась, что Эдвард обвинит в случившемся именно меня. У таких людей в порядке вещей обвинять тех, кто ни в чем не виноват, и перекладывать с больной головы на здоровую.

Подумаешь, цаца — поразвлекалась бы с драконом на камушках, никто бы не пострадал.

— Мне очень жаль, — искренне сказала я.

Макс застегнул сорочку и ответил:

— Ты ни в чем не виновата, Инга. Наоборот, я очень тебе благодарен. Ты могла бы соврать мне, но не стала.

Машина вырвалась за город, и вдоль дороги потянулись бесконечные поля и перелески. В кронах деревьев уже проглядывало первое золото. Осень была совсем рядом — осенью я получу деньги семьи Финниган и уеду. Мне хотелось надеяться, что так и будет.

— Моя беда в том, — вздохнула я, — что я всегда играю в открытую. А ты слишком хороший человек, чтоб тебя предавали.

— Но мой брат тебе нравится, — заметил Макс и добавил: — Он не может не нравиться.

Его голос прозвучал так, будто Макс признавал, что имеет право играть лишь вторые роли в тени великолепного старшего брата и не смеет претендовать на что-то большее.

— Если бы он мне нравился, — сказала я, — то я бы не стала морочить тебе голову. И не пошла бы с тобой в парк. — Я снова взяла планшет, где по-прежнему был включен ролик — девушки встали в ряд, и Эдвард готовился объявить победительниц. — Да и вообще, Макс, я не люблю зажравшихся бабников. Я, скажем так, брезгую.

Он вдруг рассмеялся — совершенно свободно и искренне.

— То есть тебе нравятся дурачки и простаки вроде меня? — поинтересовался он.

Я невольно задумалась над тем, как можно задавить человека чужим авторитетом, чтоб он окончательно перестал верить в себя.

— Сказала бы я, что ты нарываешься на комплимент, — вздохнула я. — Макс, я не собираюсь лечить твои комплексы, ты уже большой мальчик и сам с ними справишься. Лучше расскажи, как ты горел в первый раз.

Я хотела было добавить, что заслуживаю-таки узнать правду, но не стала. Макс оценивающе посмотрел на меня и ответил:

— Мне нравится, что ты не пытаешься меня жалеть.

— Как там Семеониди сказал? Слышу мужчину, а не ребенка?

Макс не ответил. Похоже, напоминание о походе в гости к врагу всех драконов до сих пор заставляло его вздрагивать.

— Все было просто, — ответил Макс. Вновь отвернулся от меня, уставился в окно. Я поставила ролик на паузу и приготовилась слушать. — Она была моей первой девушкой, потом решила уйти от меня. Мы сильно поссорились, у меня даже в глазах потемнело. А потом я вспыхнул. Не знаю, как это произошло, помню только, как мы горели, а я думал: «Вот и хорошо. Раз не можем жить вместе, так хотя бы вместе умрем».

Он умолк, видимо решив, что и без того сказал слишком много. Машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, и за окнами потянулись сосновые леса. Воздух стал чистым и сладким.

— Короче, я пришел в себя головешкой. Восстанавливался неделю. Ну а она… Там уже нечего было восстанавливать. Пепел. — Он устало усмехнулся и добавил: — Вот и вся история.

Значит, Макс невольно стал убийцей. Потому-то родные так его и берегли: жалели младшего и не хотели новых смертей. Вопрос в другом: почему об этом не знает Кристиан? Наверняка был суд и обвинение в убийстве по неосторожности.

— Отец смог все замять, — ответил Макс на мой незаданный вопрос. — Никто ни о чем не узнал. Но я с тех пор ни с кем не заводил отношений. Лучше ходить в Красный квартал, чем знать, что ты убийца.

Мне вдруг стало очень холодно. Я наконец-то осознала, чем рисковала, когда говорила с Максом в самолете. Машина снова вырвалась на шоссе, и я увидела закат. Солнце медленно уходило за кромку леса.

— Мне очень жаль, Макс, — сказала я. — Мне правда очень жаль. Ты не виноват, что так вышло.

Макс кивнул. Взял меня за руку. Я не знала, что делать дальше. Жить, надеясь, что Макс в один прекрасный момент не разозлится настолько, чтоб меня испепелить? Он-то восстановится — а я?

— Это тяжело слышать, — ответил Макс. — Я понимаю. Ты только не подумай, что я как-то тебя шантажирую или запугиваю. Отец велел мне держать язык за зубами, но я решил, что ты должна знать.

По крайней мере, это было честно. Эдвард сказал бы проще: раздевайся и ложись, а то сожгу. И было бы ясно, что он не шутит.

— Думаю, все будет хорошо, — сказала я с уверенностью, которой сама не испытывала, и снова включила ролик.

Эдвард неторопливо шел мимо девушек и протягивал каждой руку — стоило участнице дотронуться до его пальцев, как над ней вспыхивал лепесток огня. Сегодня проект покинули сразу три участницы.

Макс улыбнулся и сжал мою руку.

— Обязательно будет, — ответил он. — Я даже не сомневаюсь.

Мы приехали на базу в половине третьего ночи.

Я сразу же отправилась спать, мягко, но настойчиво убедив Макса, что лучше нам будет ночевать по соседству, а не в одной комнате. Отправившись к себе, разделась и рухнула в кровать — долгая дорога в машине обычно выматывает меня, и этот раз не стал исключением. По счастью, снов не снилось.

Меня разбудила негромкая вибрация смартфона. Звонивший был настойчив, и номер — золотой, из повторяющихся цифр — оказался незнакомым.

— Вернулась? — сварливо спросил папаша Финниган.

Остатки сна мигом улетучились. Я села на кровати и посмотрела на часы: половина шестого утра. Должно быть, возраст сказывается, вот старику и не спится.

— Да, — сухо ответила я. — Вернулась.

— Ну и славно, — ответил Финниган. — Буду платить тебе полтора миллиона ежемесячно, считай, что ты на зарплате. Веди себя хорошо, не расстраивай Макса.

Забавно получается: любящий отец покупает сыну живую куклу. Ну вот нравится Максу именно такая модель — значит, папа подсуетится. Мне захотелось взбунтоваться, и в то же время я прекрасно понимала, что не сделаю этого. Я действительно буду хорошо себя вести, потому что Макс мне нравится, да и гореть как-то не очень хочется. А еще с такой зарплатой можно вообще забыть о том, что такое работа, и больше не рисковать собой.

Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем мне станет скучно?

— Узнаю, что имеешь дело с Семеониди, — убью, — продолжал папаша Финниган, не дожидаясь моего ответа. Все было решено, и меня просто ставили в известность. — А я узнаю, и ты меня не обманешь. Я не одобряю выбор Макса, но раз уж он так влюблен, то пусть.

Что-то в последнее время слишком много народу хочет меня убить. Мне это, мягко говоря, не нравится.

— Думаю, через пару недель он дозреет до официального предложения, — продолжал папаша Финниган и наконец-то задал вопрос: — Что надо сказать?

— Двадцать миллионов, — ответила я, и старый дракон поперхнулся воздухом. Я представила выражение его покрасневшей физиономии и испытала прилив почти плотского удовольствия.

— Чт-то?! — взревел Финниган так, что смартфон вздрогнул. — Обалдела?! Место свое забыла?

Ну конечно. Мое место — под ботинками драконов, как я могла запамятовать.

— Я замуж не собираюсь, — отрезала я. — Так что если вам нужен брак — давайте приданое. Двадцать миллионов чистыми, и лучше вам поспешить, пока цена не подросла.

Похоже, папаша Финниган оторопел от такой наглости, потому что смог лишь повторить:

— Что?

— Завтра будет тридцать, — ответила я. — Послезавтра — пятьдесят.

Я блефовала напропалую. Конечно, папаша Финниган мог меня сжечь и решать свои проблемы без драконоборцев, тем более что я понятия не имела, как мне следует защищать семейство. Но я прекрасно понимала, что он бережет Макса и согласится на мои условия.

— Ты понятия не имеешь, какие чувства охватывают, когда твое дитя горит у тебя на глазах, — устало произнес Финниган. — Но однажды, к горю своему, ты это узнаешь. Ладно, двадцать так двадцать. Через час переведу.

Смартфон разразился короткими гудками. Я положила его на прикроватную тумбочку, со вздохом вытянулась на кровати и подумала, что теперь-то уж точно попала по-настоящему. Драконоборец не просто должен стоять рядом. Драконоборцу следует войти в семью, причем войти так, чтоб уже не выйти.

За окном маячил серый, совсем осенний рассвет. Накрапывал дождь. Похоже, сегодня все съемки будут проходить в помещении. Если я правильно помнила сценарий, то за завтраком Амели выложит карты и разоблачит Кеану. После того как графоманке дадут пинка под толстую задницу, начнется новое соревнование.

Макс хороший. Я не сомневалась, что он станет хорошим мужем, вот только не знала, нужен ли мне этот брак или я как всегда просто выбираю между плохими вариантами… А может, уже пора остановиться, успокоиться и зажить тихой и мирной жизнью? Я не знала.

Эдвард пришел в мою комнату ровно в восемь утра. К этому времени я уже успела принять душ и переодеться — появление гостей застало меня за чтением сценария. Макс шел позади брата, и вид у него был хмурый и решительный. Я заметила, что Эдвард выглядит больным. Да, сегодня гримерам придется постараться, приводя в порядок его опухшую физиономию.

Макс прикрыл дверь, и мне показалось, что братья поменялись местами. Теперь старшим был отнюдь не Эдвард, который сделал несколько шагов в мою сторону и медленно опустился на колени. Этого я не ожидала. Смотрела во все глаза, понимая всю невозможность этого зрелища. Эдвард Финниган стоял на коленях, и это могло кончиться только одним: он не простит мне своего унижения и рано или поздно попробует уничтожить.

Но до этого я успею насладиться его поражением.

— Инга, я поступил подло и недостойно, — глухо произнес Эдвард. — Моему поступку нет и не может быть никакого оправдания. Я могу только просить вас о прощении и надеяться, что вы простите меня. Ничего подобного больше не повторится.

Конечно, ему ни капельки не было стыдно — просто Эдвард понимал, что начал очень опасную игру. Наверняка он не думал, что драгоценный младший брат вспыхнет от ярости. Должно быть, папаша Финниган рвал и метал, узнав об этом.

— Что ж, хочется верить в вашу искренность, — сказала я с той же чопорностью, с которой говорил Эдвард. — Но я не верю. Ваш брат просил меня вернуться — я вернулась только из уважения к нему, вот и все. Так что не приближайтесь ко мне, фро Эдвард. Я ничего не забуду и ничего не прощу.

Эдвард смерил меня презрительным взглядом, и я поняла свою правоту: он видел во мне не человека, которого оскорбил и унизил, а лишь аферистку, охотницу за богатым и глупым муженьком. Что ж, пусть так. Главное, чтоб он больше ко мне не приближался. Раз уж придется заключить этот брак, я собиралась быть верной женой. Борьба с собственным телом и влечением к другому человеку отнимает слишком много времени и сил.

Съемки шоу начались прямо за завтраком. Мы с Максом как всегда расположились с тарелками в кабинете и любовались тем, что происходило на экране. Ксана, которая провела еще одну ночь в объятиях Куллинана, держалась с такой важностью, что драконицы с трудом сдерживали смех. Когда помощники убрали тарелки и принесли десерт, Амели постучала ложечкой по краю тарелки, привлекая к себе внимание.

— Девушки, Эдвард, я хотела вам рассказать об одной возмутительной вещи, — начала она, когда все сидевшие за столом обернулись к ней. — Мы ведь тут все невинны, так? Замуж за наследника драконьей династии может выйти только девственница.

Мы с Максом обменялись выразительными взглядами. Кому-кому, но не Амели Бланк рассуждать о чистоте и нетронутости.

— Да, это так, Амели, — кивнул Эдвард. — Все девушки прошли проверку, все невинны.

Камера взяла крупным планом лицо Ксаны, которая стала догадываться, куда дует ветер, и залилась румянцем.

— А вот и не все! — воскликнула Амели, и ее голос дрогнул. — Эдвард, мне очень больно видеть, как она, — Амели ткнула пальцем в Кеану, — делает из тебя дурака! Пришла на отбор только ради того, чтоб свои книжонки издать! И сразу же легла под другого мужика!

На мгновение в столовой повисла тишина, а затем Кати схватила смятую салфетку и швырнула в Кеану, заорав:

— Ах ты, тварь!

— Замечательно! — воскликнул Макс. — Просто замечательно!

Некоторое время в столовой царил невероятный гвалт и ор, словно на птичьем базаре. Мари порывалась выдрать Ксане волосы, и Берта едва ее удерживала. Милли с равнодушным видом ела дынное мороженое из серебряной креманки. Куллинан, укравший девичью честь, сидел, прикрыв глаза ладонью и глядя в скатерть. Наконец Эдвард насладился скандалом и негромко произнес:

— Девушки, потише, прошу вас.

В гостиной снова воцарилась тишина. Некоторое время Эдвард смотрел на раскрасневшуюся, плачущую Кеану, заранее выбранную в качестве жертвы, а затем произнес:

— Ксана, это правда?

Девушка кивнула. С надеждой посмотрела на Куллинана, но тот по-прежнему глядел в стол так, словно искренне сожалел о своем непрофессионализме. Впрочем, я прекрасно понимала, что Пол переживает о том, как будет объясняться с любовником. Возможно, скоро не только Эдвард получит по носу.

— Да, — едва слышно ответила Ксана. — Это правда.

Мне нисколько не было жаль ее. Она прекрасно понимала, на что идет и чем рискует. Покосившись на Макса, я увидела, что его взгляд стал тяжелым и хищным. Рядом со мной сидел дракон, который пристально рассматривал жертву. Я снова подумала о том, что в любое время Макс может взять и вспыхнуть.

— Тогда покинь проект, пожалуйста, — сказал Эдвард, и в эту минуту он действительно выглядел обиженным и разочарованным.

Ксана не стала спорить. Всхлипнув, она вышла из-за стола и направилась к выходу. Когда очередная серия шоу выйдет в эфир, этот момент будет черно-белым. После того как девушка исчезла, Милли откинулась на спинку стула и, отодвинув опустевшую креманку, сказала:

— Да, знатная подстава. Пол, вам не стыдно?

Куллинан ослепительно улыбнулся, словно ничего и не случилось. Я всегда поражалась, как люди умеют делать такое выражение лица. Мол, все дураки кроме него.

— В договоре не написано, что я должен воздерживаться, — ответил он. — А вот у всех вас, девушки, эта статья есть. Вы обязаны хранить девственность до окончания отбора. Ну и думать головой, оценивая риски.

— Правда, — поддержала его Кати. — Пришла на отбор и сразу же под мужика легла. Тварь и есть, причем копеечная.

— Я разочарован, девушки, — произнес Эдвард, и все снова обернулись к нему. — Сегодня формат меняется, на свидание я ни с кем не пойду.

Участницы разочарованно застонали. Куллинан тотчас же перехватил инициативу в свои руки.

— У меня для вас заготовлена уйма интересных вещей! — воскликнул он. — Идемте!

На следующий день Эдвард предложил девушкам необычное задание. Он начал с того, что вышел в гостиную с обнаженным торсом: всю его одежду составляли джинсы с заниженной линией талии, а обут он был в мягкие мокасины. Участницы дружно ахнули и зааплодировали: торс Эдварда с сильными, хорошо проработанными мышцами под смуглой кожей не мог не привлекать внимания. Я смотрела, как тонкая дорожка темных волос соблазнительно убегает от пупка под линию джинсов, и понимала, что меня это зрелище не тревожит и не возбуждает.

Красивый мужчина. Даже очень красивый. Вот и все. Я была невольно благодарна за то, что Эдвард оставил меня на скале, — это помогло окончательно избавиться от наваждения.

— Дорогие мои! — Куллинан был свеж и весел, аки майское солнышко. Про изгнание Ксаны и роль Пола в нем все уже и думать забыли. — Сегодня Эдвард подготовил для вас очередное приключение. Если вы решитесь в нем участвовать, то намять о нем навсегда… хм… останется с вами.

Девушки едва заметно напряглись. После плавания с акулами и ранения Милли все ожидали чего-то опасного. Берта обменялась с Юлией и Лидией негромкими фразами. Я заметила, что в последнее время девушки стали держаться вместе. Должно быть, Берта как психиатр нашла в них что-то любопытное.

— Итак, Эдвард! — очаровательно улыбнулся Куллинан. — Расскажи, что ты нам приготовил.

Помощник принес Эдварду поднос. Дракон откинул серебряную крышку, и все увидели машинку для татуировок. Я подумала, что сейчас начнется веселье.

— Это пистолет для татуировок, — объяснил Эдвард. — И я предлагаю девушкам обменяться. Вы делаете мне татуировку на память — любую, хоть солнышко. А я ставлю у вас на плече огненный отпечаток.

По толпе участниц пробежался шум голосов. Они выглядели неуверенными, и я понимала их боязнь. Добровольно жечь себя огнем решится далеко не каждая.

— Я не настаиваю, — сказал Эдвард. — Но мне нужна отважная жена, которая поддержит любое мое начинание. Даже то, которое покажется ей неправильным и абсурдным.

Это была манипуляция чистой воды. Эдвард играл на страхах и желаниях девушек, которые сейчас испуганно смотрели на него, понимая, что их могут отправить домой прямо сегодня. Первой заговорила Милли:

— Я не скот, чтоб на меня ставили клеймо, — отчетливо сказала она. — И не рабыня. Я отказываюсь участвовать в этом балагане.

Она поднялась из кресла и, высоко подняв голову, прошла мимо остальных девушек к выходу из гостиной. Куллинан запоздало произнес:

— Милли, но разве…

— Нет, — отрезала она и обернулась к Эдварду. — Не думала, что тебе нужна корова с твоим клеймом, а не жена.

Я с трудом подавила желание зааплодировать. Это был сильный и очень достойный поступок — если Милли продолжит макать Эдварда головой в прорубь, то он, вполне возможно, сможет хоть немного исправиться.

Впрочем, она оказалась единственной бунтаркой. Следующие два часа девушки провели, расписывая Эдварда цветами и своими инициалами. Он улыбался и благодарил их за участие. Я знала, что чернила в машинке недолговечны и уже завтра от кривых татуировок не останется и следа, а вот клеймо у девушек на коже останется до конца жизни. Оно, конечно, было изящным, дизайнеры расстарались, и переплетенные буквы «Э», «М» и «Ф» — Эдвард Майлз Финниган — выглядели как стильное украшение. Но Милли права: носить на себе клеймо хозяина будет только дура.

Помощники принесли Эдварду сорочку, и, одевшись, он обернулся к Полу. Тот уже держал в руках мягкий бархатный мешочек, в котором что-то негромко постукивало.

— Дорогие участницы, — промурлыкал Пол, — прошу вас тянуть номера.

Первой выпало быть Мари. Драконы не боятся огня, но сейчас маленькая драконица приблизилась к Эдварду с таким видом, словно ей предстояло пройти сквозь самое болезненное событие в своей жизни. Эдвард ободряюще улыбнулся и произнес:

— Бояться нечего. Это почти не больно.

Она жалобно улыбнулась и обнажила плечо. Эдвард поднял руку, и на кончике его указательного пальца вспыхнул огонек.

Мой смартфон завибрировал — звонил папаша Дварксон. Я вышла из гостиной, невольно благодаря старого дельца за то, что мне не придется смотреть на клеймение. Мари едва слышно ойкнула.

— Слушаю вас, фро Дварксон, — произнесла я.

— Так, быстро иди к этой корове. — Папаша Дварксон не озаботился приветствием. — Пусть берет задницу в руки и шагает к Эдварду! Так и скажи ей — какого дьявола родителям нервы мотает? Пусть делает, что велели!

— Я передам, — холодно ответила я, понимая, что от такого папаши бежала бы так, что с собаками не нашли бы. — Она что, не берет трубку?

Папаша Дварксон вздохнул. Я представила, как он стоит в своем роскошном кабинете на сороковом этаже небоскреба, вытирает пот со лба и думает, что нет на свете худшей доли, чем выдавать строптивую дочку замуж за нужного человека.

— Сбрасывает звонок, дрянь такая, — процедил Дварксон. — Это надо же, до чего дошла: отец звонит, а она сбрасывает.

— Не волнуйтесь, — сказала я. Представила, как картинка с камер передается на ноутбук папаши Дварксона. Сейчас он видит, как Эдвард ставит клеймо на плече очередной девушки. Какой сволочью надо быть, чтоб подвергать этому собственное дитя… — Все идет по нашему сценарию, в том числе и бунт Милли. Мы же договорились с Финниганами, вы помните?

— Да мало ли, что я помню, — буркнул папаша Дварксон. — Не может, дрянь такая, вести себя по-людски. Только б нервы родителям трепать.

— Дети… — вздохнула я и добавила: — Не волнуйтесь, фро Дварксон, все идет по плану.

— Надеюсь, — проворчал папаша Дварксон и положил трубку.

В гостиной заплакали. Мне не хотелось идти туда. После татуировок и огненного клейма Пол должен был брать у девушек интервью и узнавать, как они отважились пойти на такой рискованный шаг. После этого на вылет отправлялась одна из серых мышек, чье имя я никак не могла запомнить. Я прислушалась — плач становился все сильнее. Что ж, хочешь не хочешь, а идти придется.

Серую мышку звали Магда (я наконец вспомнила), и сейчас она ревела, сидя на диване. В чем-то я ее понимала: для людей такого рода клеймо на плече равносильно потере девственности. Участницы пытались ее успокоить, Берта гладила Магду по руке и предлагала стакан воды, но та была безутешна.

— Нет, нет, — повторяла она. — Это уже слишком. Нет… Нет, я так больше не могу.

Эдвард выглядел растерянным. Он умел вести бизнес, он мог затащить в постель любую женщину, но вот чужие чувства оставались для него вечной загадкой, которую он не умел разгадать. Все кругом были его игрушками, и то, что у игрушек была душа, всякий раз оказывалось для Эдварда не самым приятным сюрпризом.

— Магда, мне очень жаль. — К моему удивлению, голос Эдварда звучал крайне серьезно. — Как я могу тебе помочь?

Девушка едва слышно ответила:

— Я хочу покинуть проект. Я больше не могу тут оставаться.

На лицах остальных участниц появилось облегчение. Сегодня Магда выручила их всех. Я смотрела, как она вытирает слезы, и думала, что для мира не все потеряно. Если овца не хочет идти в стаде, то она становится человеком. Даже если ее успели заклеймить.

Вечер прошел спокойно. Куллинан в очередной раз брал у участниц интервью о том, что они думают о проекте и как изменились их чувства к Эдварду. Я лежала на кровати в своей комнате и изучала официальный наблик в соцсети, посвященный отбору невест.

«Эдвард кажется жестким человеком. Но я уверена, что это лишь защитная маска. На самом деле он хочет любить и быть любимым».

Под записью красовался снимок Юлии. Его сопровождало десять тысяч сердечек, а просмотров насчитывалось больше миллиона.

«Внимание, опрос! А вы бы согласились на огненное клеймо Эдварда?» Семьдесят восемь процентов опрошенных ответили: «Да», — и мне захотелось закрыть глаза.

«Добрый вечер, девочки! Сладких вам снов, и пусть приснится наша радость!» — А это уже был пост от подписчицы, которая сопроводила запись дюжиной снимков Эдварда. Простыня комментариев от девиц, истекающих слюной, была такой длины, что я не рискнула ее просматривать.

Макс был прав — проект можно было считать удачным.

С утра он уехал по делам в соседний город, и я чувствовала невольное облегчение. Жизнь и работа сделали меня человеком твердым и рассудочным, и я умела принимать важные решения. Макс был замечательным, я не сомневалась, что из него получится отличный муж, и в постели с ним тоже было хорошо. Проблема была только в том, что он меня любил, а я не могла ответить ему взаимностью. И я прекрасно понимала, что дальше будет только хуже.

Принцип «стерпится — слюбится» сам по себе отличный. Оставалось только примириться с ним.

Негромко завибрировал смартфон, выплевывая сообщение. Я покосилась на экран. «Белль, маникюр». Вспомнилось обещание папаши Финнигана: интересно, переписка считается тем, что я имею дело с Семеониди? Хорошо, что я успела наладить защищенное соединение. Хорошо, что его еще не взломали.

«Смотрю шоу. Ты по-прежнему не уверена в том, что драконов надо убивать?»

Конечно, я сомневалась. Пресыщенные мерзавцы и придурки были и среди людей. Злоба, алчность, желание манипулировать — это не только драконьи свойства. Но только драконы были настолько бесцеремонны, словно считали, что никто и никогда не сможет им противостоять.

«Их надо ставить на место, — ответила я. — Но ты знаешь мое отношение к убийствам».

«Говорят, тебя можно поздравить?» — поинтересовался Кристиан и — о боже! — прислал смайлик. Эта улыбающаяся желтая рожица напугала меня, настолько она не вязалась с привычным обликом маленького Семеониди. Угрюмый богобоязненный рыцарь, не горящий в драконьем пламени, не может присылать смайлики. Просто не может.

«С чем это?» — поинтересовалась я.

«Ну как же. Тебя берут в семью Финниган».

Я чуть не выронила смартфон. То ли мое защищенное соединение оказалось насквозь уязвимым, то ли Кристиан слушал папашу Финнигана и оказался в курсе нашего утреннего разговора.

«Да, — ответила я. — Буду девицей с приданым».

И, выйдя из приложения с сообщениями, я выключила смартфон. Если Кристиан за всем следит, то пусть лучше подслушивает драконов, а не меня.

В дверь осторожно постучали: когда она открылась, в комнату заглянул Макс и спросил:

— Как тут дела?

— Магда Флинн покинула проект, — ответила я. — Эдвард весь в татуировках. А так — ничего нового. Как ты съездил?

Макс вошел, прикрыл за собой дверь и осторожно опустился на край кровати.

— Хорошо, — ответил он и смущенно улыбнулся. — Вообще-то я туда ездил из-за тебя.

— Это еще почему? — удивилась я, хотя, кажется, начинала понимать, куда он клонит.

Папаша Финниган ошибся с расчетами.

Макс вновь улыбнулся и, запустив руку в карман брюк, вынул маленькую бархатную коробочку. Щелкнула крышка, по золотому ободку скользнул луч света и спрятался в розовом бриллианте. Я представила, сколько может стоить такое колечко, и мысленно цокнула языком.

— Инга, — произнес Макс, глядя мне в лицо. Было видно, что ему очень страшно, но он не может молчать и ждать. — Инга, ты выйдешь за меня замуж?

Мне захотелось зажмуриться. Мне захотелось, чтоб время пошло вспять, не позволив Максу сделать мне предложение. Я никогда не видела кольца прекраснее, но сейчас оно казалось мне чуть ли не страшнее кандалов.

— Макс, — я взяла его за руку, — ты уверен?

Лицо Макса дрогнуло.

— Да, — кивнул он. — Да, я уверен.

— Ты ведь меня почти не знаешь, — прошептала я.

Незнание не помешало Максу отправиться за мной в дом Кристиана, почти на смерть, но свадьба была совсем другое дело.

— Я тебя знаю, — сказал Макс. — И хочу, чтоб мы были вместе.

Мне оставалось только кивнуть и постараться придать лицу радостное выражение. В конце концов, я ничего не теряю. И брак с хорошим человеком, который всегда будет со мной добр, не та вещь, которой стоит опасаться или бояться.

— Тогда я согласна, — ответила я.

Кольцо село как влитое. Я рассматривала игру света в камне и думала о том, что дракон всегда тащит добычу в свою пещеру и не мешкает. Макс протянул мне руку, и, когда я поднялась с кровати, сказал:

— Тогда не будем тратить время.

— То есть? — удивилась я.

Подойдя к окну, Макс открыл раму и несколько минут прикидывал ее размеры.

— Эльфорт славен тем, — сказал он, удовлетворившись увиденным, — что там круглосуточно регистрируют браки.

— Ты с ума сошел! — воскликнула я.

Мне вдруг стало легко и весело: в Максе была доля того сумасшедшего авантюризма, который делает жизнь захватывающей и интересной. Может, не так все и страшно?

— Да, — просто ответил Макс. — Да, сошел. В тот день, когда увидел тебя в бассейне.

В следующий миг огненный вихрь уже подхватил меня, и я, ошеломленная видом крупных звезд, которые вдруг оказались близко-близко, могла только кричать от радости. Надо мной тяжело хлопали драконьи крылья, земля стремительно удалялась от нас, и особняк, в котором проходили съемки проекта, стал маленьким, почти игрушечным.

Мы летели недолго, минут десять. Вскоре в сгустившейся вечерней тьме возникла россыпь золотых и рыжих огней, словно на землю упала звездная туманность. Дракон начал снижаться, и туманность постепенно начала принимать очертания городских кварталов, дорог и улиц.

Если жители столицы привыкли к драконам, то тут появление Макса произвело самый настоящий фурор. Когда дракон летел над городским проспектом, выбирая место для посадки, то машины издавали звонкие гудки, и я видела, как пешеходы останавливаются, задирая головы, и показывают в небо. Когда дракон сорвался в пике и маленькую площадь перед мэрией заполнили огненные искры, сквозь гудение пламени я расслышала радостные вопли прохожих.

Ноги подкосились, и если бы Макс не подхватил меня, то я бы упала на асфальт. Свидетели нашего появления аплодировали, смеялись, и я вдруг подумала, что моя свадьба будет самой неправильной на свете. Босиком — тапочки, в которых я ходила по комнате, разумеется, потерялись, в простеньких домашних брюках и футболке с совой: кто еще, кроме меня, может выйти замуж в таком виде?

На двери кабинета регистрации красовалась табличка: «Запись актов гражданского состояния. Режим работы: круглосуточно». Молодая сотрудница, сидевшая за столом, посмотрела на нас совершенно спокойно: похоже, по долгу службы она повидала еще и не таких молодоженов.

— Добрый вечер, — сказал Макс и подтолкнул меня к столу. — Мы хотим пожениться.

По лицу девушки скользнула профессиональная улыбка, одновременно доброжелательная и равнодушная. Она протянула нам планшет и сказала:

— Положите руки на сканер для идентификации личности.

Мы подчинились. Сканер выдал наши личные файлы на монитор, и, всмотревшись в запись, девушка уточнила:

— Финниган? Дракон?

Макс кивнул.

— Совершенно верно.

— Родственник Эдварда Финнигана? — теперь во взгляде регистраторши был искренний интерес. — Того, который в шоу?

— Брат, — серьезно ответил Макс.

Похоже, его стало раздражать то, что даже на его собственной свадьбе над ним нависает тень старшего брата.

— Хорошо. — Девушка посмотрела на меня, и теперь под ее профессионализмом появилось удивление, словно она хотела спросить, как настолько непривлекательная я сумела завоевать сердце дракона. Видит Господь, я не знала, что на это ответить. — Фрин Инга Шуман, согласны ли вы взять в мужья фро Максимилиана Клауса Финнигана?

— Да, — ответила я и улыбнулась, посмотрев на Макса. — Да, я согласна.

Сказал бы мне кто-то пару недель назад, что я стану фра Финниган — да я бы расхохоталась ему в лицо. И вот теперь я держала Макса за руку, и моя жизнь менялась так, что я не знала, чем все закончится. Даже не предполагала.

— Ваше решение принято самостоятельно и без давления?

— Да, — кивнула я. — Я действительно хочу выйти замуж за этого мужчину.

Пальцы Макса дрогнули на моей руке. Он смущенно улыбнулся — так, словно наконец-то стал счастливым по-настоящему.

— Теперь вы, фро Максимилиан Финниган, — обратилась регистраторша к Максу. — Согласны ли вы взять в жены фрин Ингу Шуман?

— Да, — твердо сказал Макс. — Я принял это решение самостоятельно и без давления.

— Хорошо, — улыбнулась девушка, и принтер зашуршал, выдав зеленый бланк свидетельства о регистрации. Протянув Максу ручку в золотом корпусе, она сказала: — Поставьте подписи напротив ваших фамилий. Властью, данной мне городом и страной, я объявляю вас мужем и женой и искренне поздравляю с этим событием.

Подпись Макса была размашистой и витиеватой, как и полагается подписи дракона. Когда я отложила ручку, девушка протянула нам свидетельство и уже не таким официальным тоном сообщила:

— Если хотите, то завтра можете зайти на венчание. Церковь Святой Марфы, два квартала отсюда. Место очень красивое, древнее.

— Спасибо, — улыбнулся Макс. Мне вдруг показалось, что он никогда в жизни не был настолько счастлив. — Мы подумаем.

— Ребята, вы действительно классные. — Сейчас девушка выглядела не чиновницей, а обычной девчонкой, увидевшей чудо. Это и было чудо. Драконы, даже младшие, не женятся на человеческих женщинах. Пару раз в кровать — это предел. — Счастья вам от души!

— Спасибо, — сказала я.

В эту минуту мне хотелось верить, что так и будет.

Я никогда не думала, что шершавая рукоять ножа так легко и удобно ложится в ладонь. Они будто бы созданы друг для друга — рука и орудие убийства. Идеальная пара. Я никогда не думала, что убить кого-то живого настолько просто. Как арбуз разрезать, сначала — твердая корка, а потом лезвие проваливается в мякоть, тонет в ней, напитывается кровью.

И Макса убить было очень просто. Всего один удар, вперед, в шею, под нижней челюстью — и огромный дракон заваливается набок, а золотистые глаза наполняются серой мутью.

Я неотрывно смотрела на мертвого ящера, вокруг витал душный запах пролитой крови, а в душе было пусто и звонко, словно в покинутом храме. Только пыль и эхо под потолком. Макса больше не было. Я была драконоборцем и просто сделала то, к чему меня подталкивала моя природа. И это оказалось очень легко и совсем не страшно.

Вот бы только избавиться от глухой пустоты в подреберье — и было бы совсем хорошо. Тогда я смогла бы жить дальше.

— Умница. — Дыхание Кристиана опалило ухо и щеку. Он подошел сзади, обнял меня, прижимая к себе. Казалось, я слышала, как билось его сердце: гулко, нервно, с перебоями. — Ты все сделала правильно.

— Ты доволен? — прошептала я.

Можно было и не спрашивать: разлитый в воздухе запах драконьей крови возбуждал рыцаря с юга так, что он почти лишался рассудка.

— Конечно, — произнес Кристиан. — Конечно, доволен, моя фрин. Драконы должны уйти. Навсегда.

И тогда мне стало страшно так, как никогда в жизни. Это был ужас, убивающий душу, за ним стояла только тьма, и ничего больше.

Я закричала так, что почти сорвала голос. Кто-то снова обнял меня, но это были живые, теплые объятия. Макс гладил меня по лицу, говорил что-то тихо и успокаивающе, и лишь спустя несколько минут я разобрала, что именно он говорит:

— Это сон, Инга, сон. Проснись. Проснись, это сон.

Больше не было ни Кристиана, ни убитого дракона. Я увидела, что нахожусь в своей комнате на проекте. За окнами разливалось неторопливое сонное утро, и все обитатели дома еще спали. Мы вернулись сюда шесть часов назад, и зеленый бланк свидетельства о заключении брака лежал на прикроватном столике, осторожно напоминая, что жизнь изменилась. Теперь все будет иначе.

— Сон, — глухо повторила я и потребовала: — Макс, покажи шею.

Макс подчинился сразу же, не задавая лишних вопросов, — сменил позу, выпустив меня из объятий, и задрал голову так, что я могла убедиться: с ним все в порядке, ни порезов, ни царапин. Можно было вздохнуть с облегчением, но почему-то не получалось.

— Мне приснилось, что ты убит, — призналась я.

Макс улыбнулся и, накрыв меня одеялом, снова привлек к себе.

В его объятиях было тепло и спокойно — ни драконов, ни драконоборцев, а лишь хороший человек, за которого я вышла замуж. Наверно, это было самое правильное решение в моей жизни.

— Вот и отлично, — ответил Макс. — Значит, буду долго жить. Это хорошая примета.

— Честно?

— Честнее честного, — ответил Макс и прикоснулся губами к моей щеке. — Спи, еще очень рано.

Но мне уже не спалось. При мысли о том, что я снова могу увидеть убитого дракона, меня охватывало нервной дрожью.

— Даже не верится, — негромко сказала я. — Вот так взяли и поженились… Ты, оказывается, авантюрист, а не тихоня.

— Ну а зачем тянуть? — ответил Макс. — Я тебя люблю.

Я при всем желании не могла сказать того же. Макс обязательно понял бы, что я вру.

— Я вообще не думала, что когда-нибудь выйду замуж, — призналась я. Мой образ жизни и работа не вмещали в себя такое понятие, как свадьба и семья.

Макс легонько погладил меня по плечу и спросил:

— Почему? Не хочешь семью и дом?

— Нет, — выдохнула я. — Я всегда была одна. И не знаю, как это — с кем-то жить.

Я понимала, что мои слова могут ранить Макса. Понимала, но не могла молчать. Мне действительно не нужна была семья. Я не представляла, как можно каждый день просыпаться рядом с мужчиной, вести жизнь, постоянно оглядываясь на того, кто с тобой связан. Как там говорит Святое Писание? «Были двое разных, а стала плоть едина…» Сейчас мне было страшнее, чем во сне с убитым драконом. Возможно, невесты успевают привыкнуть к этому страху, пока готовятся к свадьбе, но у меня на это не было времени.

— Я тоже не знаю, — признался Макс. — Но мы справимся, я уверен. Ты не пожалеешь о том, что согласилась.

«Главное, чтоб ты об этом не пожалел», — подумала я. Если наш брак не заладится, папаша Финниган в прямом смысле слова спустит с меня шкуру.

— Ох, Макс… — вздохнула я.

Рука его словно бы невзначай переместилась ниже и правее, и пальцы мягким вкрадчивым движением прошлись по груди, заставив меня вздрогнуть всем телом. Все-таки без драконьего очарования тут не обходилось: стоило Максу прикоснуться ко мне, как голова начинала мягко плыть, а внизу живота поселялся горячий шарик, от которого растекались теплые волны. Раньше со мной такого не было. Ни с кем.

Но в этот раз заняться любовью нам не удалось. Особняк вдруг вздрогнул — весь, сверху донизу, до последнего камушка. Воздух наполнился гарью. На мгновение рассветный сумрак за окнами стал алым. Вокруг дома взвилось и растаяло облако алых искр.

Кто-то закричал. Так, словно смотрел в лицо своей смерти. Где-то в коридоре хлопнула дверь, затем вторая, послышались быстрые шаги и встревоженные голоса. Мы с Максом сидели на кровати и не могли пошевелиться.

— Дракон, — наконец-то произнес Макс. — Это кто-то убил дракона.

— Это не я, — прошептала я, в то же время всем сердцем чувствуя: это была моя и только моя вина.

Убитый в моем сне дракон в реальности не был Максом, но его убили моими руками.

— Я знаю, — так же тихо сказал он. — Ты была тут, со мной. Ты никого не могла убить.

И в то же время я знала, что убила.

Мы вышли в коридор. Здесь было полно народу, и все толпились возле комнаты Мари, маленькой драконицы. У дверей уже стояли охранники — они среагировали моментально и теперь, не давая никому заглядывать внутрь, бормотали что-то вроде того, что нечего пялиться и лучше разойтись. Мы с Максом пробились сквозь толпу перепуганных плачущих девушек, и охранники расступились, давая нам войти в комнату.

Маленький ночник на стене освещал развороченную окровавленную кровать. Мари лежала, свернувшись калачиком, словно, уже умирая, пыталась закрыться от смерти. Лезвие убийцы вошло ей в горло — в то самое место, куда я ударила дракона во сне.

Макс был жив. А Мари умерла.

— Что делать? — спросила я, не ожидая ответа, а перекладывая ответственность на Макса.

И так было ясно, что делать, — вызывать полицию и «скорую помощь» из ближайшего городка, которые констатируют смерть Мари и доставят тело драконицы безутешным родителям. Я вспомнила, как Мари плакала, когда Кристиан отправил на тот свет наемного убийцу драконьих семей, и на мгновение горло сдавило от жалости, а на глаза навернулись слезы. Что бы там ни говорил Кристиан, Мари была милой доброй девушкой, никому не желавшей зла. Не ее вина, что она родилась драконицей.

— Полицию уже вызвали, скоро будут здесь. — Макс прошел в прихожую, и я услышала, как хлопнула дверь, отсекая шум и плач в коридоре. Вернувшись, он взял меня за руки и, глядя в глаза, произнес: — Никто не должен узнать, что ты драконоборец. Я клянусь, что никому не скажу.

— Я ее не убивала, — повторила я.

Макс погладил меня по плечам и ответил:

— Я знаю, Инга. Знаю. Я сегодня не спал и могу сказать точно: ты была рядом и никуда не уходила.

Я печально усмехнулась. Если драконы узнают, что в проекте с самого начала был драконоборец, то не сносить мне головы. И никакие Финниганы не помогут.

— Если это не я, то кто тогда? — спросила я.

Макс неопределенно пожал плечами. Я только сейчас заметила, насколько он бледен и растерян. Он в очередной раз столкнулся с тем, что драконы тоже смертны. Какой бы ни была власть, она не защитит от этого.

— В любом случае убийца еще в здании, — произнес Макс. — Кто-то из девушек, решивших устранить конкурентку. Или один из помощников, которому она отказала. Тоже может быть.

— Ты и сам в это не веришь, — едва слышно промолвила я.

Макс кивнул.

— Зато я знаю, что ты ни в чем не виновата, — произнес он с драконьим упрямством, которое может соперничать только с ослиным. — Ты мне веришь?

— Да, — кивнула я и, подойдя, уткнулась лицом в его плечо. Макс обнял меня, и так мы и стояли до тех пор, пока за окнами не послышался надрывный вой полицейской машины.

День оказался долгим и муторным. Сначала полиция осматривала место преступления, а бригада «скорой помощи» оформляла документы о смерти. В это время все организаторы шоу сидели в переговорной, решая, что делать дальше.

Естественно, ни о каких съемках не могло быть и речи. Многие девушки бились в истерике, те, кто сумел сохранить присутствие духа, выглядели крайне мрачными.

— Закрывать шоу. — Эдвард был непреклонен. Убийство Мари ошеломило и потрясло его. Я искоса смотрела на него и понимала, что он никогда прежде таким не был. Впервые из-под маски пресыщенного баловня судьбы испуганно выглянул кто-то другой. И мне хотелось верить, что этот кто-то небезнадежен. — Если мы продолжим его после убийства, нас разорвут. Какие уж тут рейтинги…

— Не разорвут, — подал голос Макс. Он был бледным, как и брат, и таким же решительным, вот только настаивал на своем. — Убита драконица. Не человек. Эд, это всем понравится. Они просто увидят, что мы уязвимы. Что мы тоже можем страдать. Снимем плачущих девушек, запустим огненные фонарики в память о Мари… Что-нибудь еще в этом роде.

Я удивленно посмотрела на Макса. Похоже, я не знала, за кого вышла замуж. Хотя… это просто специфика драконьей натуры. В любой ситуации думать о своей выгоде. Но я все равно не ожидала от Макса такого поворота.

— Сейчас нет смысла все сворачивать, — поддакнул Куллинан, и Макс приободрился — поддержка специалиста оказалась для него очень кстати. — Макс прав — если посвятить большой выпуск погибшей девушке, показать, как все мы потрясены этой трагедией, то…

Он не договорил. В дверь постучали, и в переговорную вошел инспектор полиции Кратт — немолодой, угрюмый, чем-то похожий на мопса. Мы пару раз встречались с ним в Нижнем городе, и сейчас, увидев меня, Кратт едва заметно прикрыл глаза: узнал и дал понять, что помнит.

— Ну что ж, — произнес он. — Покойницу мы передаем родителям, а дело закрываем. Самоубийство.

Я услышала, как у меня щелкнуло за ухом — так резко отпала челюсть. Остальные выглядели не менее удивленными.

— Самоубийство? — повторил Эдвард. — Как это возможно? То есть… — Он оторопело посмотрел на остальных. — Мы драконы. Мы никогда не убиваем себя.

— И тем не менее. — Кратт запустил пальцы в карман видавшего виды пиджака и вынул такую же потертую флешку. — Вот записи с камеры наблюдения.

«Интересно, — подумала я, — почему он не может одеться приличнее?»

Кратт, как и вся полиция, жил не на зарплату, мог позволить себе нормальную одежду. Должно быть, копировал кого-нибудь из известных детективов.

— Вы правильно сделали, что везде поставили камеры, — одобрительно произнес он, когда Куллинан вставил флешку в разъем и включил монитор на стене. — Что, эта девочка психованная была?

На мониторе возникла рябь, из которой медленно выплыло черно-белое изображение. Мари сидела на краю кровати — просто сидела, ничего не делая. Рассматривала свои руки. Видит бог, в эту минуту она не выглядела странной. Я ни за что бы не поверила, что она готова была умереть, что хотела умереть.

Правая рука Мари дрогнула. Девушка подняла ее к глазам, и я увидела, что рука преображается. Пальцы удлинялись, становились толстыми и грубыми, ладонь покрывалась мелкими пластинками зеленоватой чешуи. Драконья лапа на тонкой девичьей руке казалась искусственной, игрушечной — вот только кривые когти были самыми что ни на есть настоящими.

Когда Мари медленно погрузила коготь указательного пальца в собственную шею, я вскрикнула. Не удержалась. Среди драконов нет суицидников. Убивая себя, Мари просто послушно выполняла чужую волю.

И я даже знала, чью именно.

— Ужасно, — выдохнул Эдвард.

Сейчас и он, и Макс выглядели одинаково потрясенными. Когда дракон собственноручно отправляет себя на тот свет, то потрясение неизбежно. Кто в следующий раз умрет в моем сне? Амели, которая вскроет себе вены акриловыми ногтищами? Или Эдвард? И тогда отбор закончится.

— Вот такие дела, — вздохнул Кратт. — Что собираетесь делать с шоу?

— Продолжать, конечно, — ответил Макс. — Событие, безусловно, трагическое, и мы сделаем все, чтоб почтить память Мари. Но жизнь продолжается.

Нет, я действительно вышла замуж не за того тихоню, которым казался Макс. Эти слова могли бы сказать Эдвард или Кристиан Семеониди. Но не вечный рохля и добряк, серебряный призер конкурса лохов.

Или он был прав и прежде всего — дела семьи?

— Ну и правильно, — ответил Кратт. Он вытащил флешку из разъема, и экран стал темным и безжизненным, как глаза погибшей драконицы. — Моя жена смотрит — палкой не отгонишь.

Эдвард понимающе кивнул. Я даже думать не хотела о том, как рванет рейтинг, когда объявят о смерти Мари. Макс хотел крови на проекте — ну вот она и пролилась.

— Тогда всего доброго, господа. Не задерживаю, дела полиции закончены. — Кратт посмотрел на меня и произнес: — Фрин Шуман, выйдите со мной на минутку.

— Я уже не фрин Шуман, — вздохнула я, поднимаясь с кресла. — Я теперь фра Финниган.

Все, кроме Макса, дружно раскрыли рты. Выражение лица Эдварда было просто неописуемым. Я хотела было посоветовать ему не пугаться так, но не стала язвить, все-таки был не тот момент. Куллинан одарил меня профессиональной сверкающей улыбкой и произнес:

— Мои самые искренние поздравления, дорогая Инга. Макс, я уверен, вам очень повезло с супругой.

Макс улыбнулся мягко и тепло, как улыбался всегда.

— Я это знаю, — ответил он.

Когда я выходила в коридор за инспектором, то в спину мне ударили слова Эдварда:

— Лихо. Даже очень.

Да, я знаю. Сама удивляюсь, что так вышло.

Когда мы остались наедине, Кратт слегка приподнял свою маску служителя закона и порядка и стал тем, кем и был всегда, — дельцом и пройдохой, который везде ищет свою выгоду.

— Что у тебя? — поинтересовался он.

Я только плечами пожала.

— Да так. Как сам?

— Ага, путем, — кивнул Кратт. Такой скудный обмен репликами был вполне в духе деловых людей Нижнего города, пусть даже они теперь находятся на задворках страны. — Тебе тут важные люди привет передают.

— И им не хворать, — сказала я. — Кто их важными назвал?

Кратт сунул руку в карман и вынул крошечный конверт размером с визитку. Я увидела на белой бумаге знакомый логотип «Мэссив лаб» и понимающе кивнула. Люди действительно были важными — с другими Кратт дел не имел.

— Ну, тогда передавай им мой горячий привет, — сказала я, убирая конверт подальше и понадежнее. Пальцы нащупали одинаковые выпуклости под бумагой — крошечные пилюли. Интересно, сколько Кратт получил за посредничество?

— Передам, — улыбнулся он и подался к выходу.

А я свернула в сторону ближайшего туалета.

В конверте действительно были пилюли — женский афродизиак «Белая лиса», тысяча лир за штуку, и записка, написанная мелким изящным почерком. Такие аккуратные буквы впору увидеть в старинном девичьем альбоме. Некоторое время я вглядывалась в них и в очередной раз понимала, что дала маху, когда согласилась работать с драконами и на драконов.

«Поздравляю с созданием семьи, — писал Кристиан, — хотя не думал, что это произойдет так быстро. Кстати, спроси у папаши Финнигана, кто в их семейке не на своем месте. Привет супругу — ему действительно повезло».

Я разорвала записку на клочки и швырнула в мусорное ведро, а потом вынула пилюльки из блестящих гнездышек и, смыв их в унитаз, испытала невероятное, злое удовольствие. Впрочем, пока с Кристианом не стоит рвать окончательно: он знает о драконоборцах намного больше, чем говорит. А вот с папашей Финниганом побеседовать очень даже стоит. Пусть расскажет в деталях, как собирался меня использовать.

На Макса я наткнулась в коридоре сразу же, как вышла из туалета. Он натянуто улыбнулся — было ясно, что он глубоко переживает смерть Мари. В ней он видел отражение своей собственной смерти. Легко считать себя неуязвимым, когда перед тобой весь мир. Но потом привычное бытие становится хрупким…

— Мне надо поговорить с твоим отцом, — сказала я без предисловий.

Макс понимающе кивнул, словно ждал от меня именно этого.

— Конечно, — сказал он. — Я все устрою.

Я думала, что выпуск, посвященный погибшей Мари, будет излишне пафосным и полным неискренности, но все в итоге получилось очень красиво, достойно и светло. Каждая участница смогла подобрать слова так, что образ юной драконицы получился чистым, правильным и почти целомудренным.

— Мы не знаем, почему она решила уйти, — сказала Берта. Все участники проекта собрались в саду, и помощники приготовили алые бумажные фонарики — россыпь звезд, которая отправится в небо в память о Мари. — Теперь это и не важно. Важно то, что мы будем помнить добрую и милую девушку, которая пробыла с нами совсем недолго, но смогла дотронуться до сердца каждого.

Я добавила про себя, что Мари не заслужила такой смерти. Не ее вина в том, что она была драконицей. Эдвард, стоявший среди девушек, строгий и бледный, казался античным героем, скорбящим по утраченной возлюбленной. Вряд ли, конечно, он горевал по-настоящему, но сейчас хватило и маски искренней скорби.

Бумажные фонарики в руках собравшихся наполнились огнем, ожили. Еще мгновение — и они стали медленно подниматься в небо. Рыжие звезды в синеве вечера казались настолько хрупкими и трепетными, что горло сжалось от подступивших слез. Я каким-то образом заставила девушку покончить с собой. Я одна была в этом виновата.

Макс, который стоял рядом, решил, что нам нора уходить. Он взял меня за руку, и я послушно отправилась с ним в сторону дома мимо операторов, снимавших полет фонариков и плачущих девушек.

— Рейтинги растут? — спросила я.

По губам Макса скользнула какая-то жалкая улыбка, словно он был вынужден оставаться сильным, уверенно делающим то, что нужно, хотя на самом деле ему хотелось уйти куда-нибудь подальше и побыть одному.

— Растут, конечно, — ответил он. Верный планшет по-прежнему был в его руке, но Макс не включил его. — Инга, не надо так на меня смотреть.

— Как? — спросила я. Не люблю додумывать за других, предпочитаю, чтобы собеседник сам сказал, что именно ему надо. Так для всех проще.

— Так, словно считаешь меня бесчувственной сволочью, — припечатал Макс. — Я делаю то, что поручила мне семья, потому что это важно для семьи. Но это не значит, что я одобряю все, что происходит.

Мы вошли в пустой дом и направились к переговорной. Похоже, Макс связался с отцом, и тот переговорит с нами онлайн. Сейчас, когда все обитатели особняка были в саду, это место казалось заброшенным. Замком с привидениями.

— Я и вправду подумала, что ты действуешь очень холодно, — призналась я. — Это неожиданно. У тебя, мягко говоря, другой образ.

Рука, сжимавшая мои пальцы, дрогнула.

— Понятно, — произнес Макс. — Видишь ли, Инга, драконы всегда принимают исключительно взвешенные и продуманные решения. Такова наша природа.

Мы вошли в переговорную, Макс включил свет и, подойдя к одному из мониторов, продолжил:

— И наша свадьба тоже была исключительно продуманным и взвешенным решением. Не просто потому, что мне так захотелось. Я знал, на что иду, и знал, что ты меня не любишь.

— Макс! — начала было я, но он резко вскинул руку с планшетом, приказывая мне молчать.

Я и замолчала. Следующим номером программы могло бы стать сожжение на месте — а мне этого не хотелось.

— Но я бы очень хотел, чтоб ты не считала меня чудовищем, — отчетливо проговаривая каждое слово, сказал Макс, — просто потому, что я делаю то, что должен.

— Я и не считаю, — ответила я, стараясь, чтоб мой голос звучал максимально миролюбиво. — Я просто удивилась, Макс. У тебя очень твердый характер, даже жесткий. Зачем его прятать под маской простачка, я не знаю и не могу понять.

Макс кивнул. Мне подумалось, что на самом деле младший брат — тот еще кремень и глыба, хлеще Эдварда и папеньки. Просто до поры до времени ему удавалось успешно маскироваться, а потом началось шоу, и стало ясно, кто есть кто.

— Я не говорю, что мне это не нравится. — Я подошла к Максу вплотную и поцеловала его в щеку. — Если ты строишь из себя простака, значит, у тебя есть на это причины. Конечно, я хотела бы узнать, какие именно…

— Да ничего я не строю, — отмахнулся Макс. Похоже, он уже начал жалеть о том, что вообще завел этот разговор. — Я такой и есть. Размазня и недотепа, отец всегда так говорил. Заставил меня заняться отбором просто для того, чтоб ковать характер.

Он опустился на стул, нажал на кнопку пульта, и монитор ожил, показав бело-голубую заставку сетевого соединения. Я смотрела на слоган: «Умная связь — звони по всему миру!» — и никак не могла избавиться от ощущения, что Макса тоже использовали вслепую.

Пошел звонок. Я взяла Макса за руку и сказала:

— Нам с тобой нужно найти что-то общее. То, что нас сблизит.

Он кивнул, соглашаясь. Связь установилась, и на экране возник папаша Финниган в своем кабинете. Драконы, конечно, любят пафос и роскошь, но старый Финниган переплюнул всех — золота, кожи и красного дерева было столько, что у меня зарябило в глазах.

— Ну что, — сказал он, не утруждая себя такой мелочью, как приветствия. — Печать поставили. Молодцы.

Я не удивилась. Если уж Кристиан Семеониди был в курсе нашего поменявшегося семейного положения, то папаше Финнигану знать об этом сам бог велел.

— Папа, Инга хотела с тобой поговорить, — начал Макс, но папаша Финниган только отмахнулся.

— Про смерть Мари? Не стоит. Все и так в трауре.

Неудивительно — драконы могут презирать всех за пределами семьи, но гибель одного из них показывает, что они смертны. Тем более если это такая страшная гибель.

— Не сомневаюсь, — сказала я и спросила: — Что у вас есть по феномену драконобоцев?

Папаша Финниган вопросительно поднял левую бровь.

— Драконьи семьи много веков отслеживают драконоборцев, — продолжала я. — Вы тоже нашли меня не просто так. И раз уж грядут перемены, то я хочу знать то, что знаете о нас вы.

Старый Финниган задумчиво посмотрел на меня, словно прикидывал, как много мне следует узнать. Я с вызовом взглянула на него: мне нужно было все.

— Ну, для начала — женщин-драконоборцев было две за всю историю, — неохотно начал он. — Святая Магда и ты. Про святую Магду знаешь?

— Спутница Хорхо-Победоносца, — ответила я. — Он называл ее своей сестрой во Господе.

Папаша Финниган криво усмехнулся — так, словно полумифические дела далеких лет касались его напрямую.

— В библиотеке патриарха есть апокрифическая легенда, — продолжал старый дракон. — Магда соблазнила пятерых патриархов драконьих семей и всех их сыновей. Вот силища, правда?

Я пожала плечами. Мне не хотелось обсуждать чужой моральный облик. Я стремилась узнать о том, что делать дальше.

— И именно эти семьи уцелели после того, как Хорхо, — папаша Финниган скорчил такую физиономию, словно отведал коровьего навозу, — истребил всех остальных драконов. Он ведь не смотрел, младенец перед ним или старик. Магда тоже должна была убивать, но не стала. Сумела отстоять их перед Хорхо, и он сдался… Он был безумен, да, но он тоже любил Магду. Потом она прожила долгую жизнь, спасенные были ей благодарны. Упросили патриарха признать ее святой.

— Смерть, спасение и соблазн, — вспомнила я слова Кристиана.

Папаша Финниган кивнул.

— Вот именно. Чарам женщины-драконоборца не может противостоять ни один дракон.

Ага, вот, значит, почему Эдвард никак не уймется. Дело не в том, что задета гордость прекрасного принца, — он просто не может бороться с тем, что его обуревает.

— Я пришлю тебе пару книг, — произнес Финниган. — Почитаешь, вникнешь в детали… Дело в том, что есть сейчас люди, которые снова хотят устроить кровавую бойню. И если ты спасешь хотя бы одного моего сына… — Он сделал паузу и закончил: — То считай, что ты спасла всех нас. В святые протащим.

Он не глядя ткнул пальцем в пульт управления, и связь оборвалась. Несколько мгновений я глядела на бело-голубой логотип, а потом обернулась к Максу. Он смотрел на меня с ужасом и надеждой.

На следующий день я вышла в сад и обнаружила там Милли и Эдварда. Вовремя удалось остаться незамеченной: я скрылась за кустами садовых роз и навострила уши.

Милли рисовала. Каждое утро она выходила в сад с мольбертом, и одного взгляда на ее акварели хватало, чтоб понять: девушка очень талантлива. Моя неприязнь к папаше Дварксону росла и крепла. Он собирался оторвать птице крылья, запереть ее в клетке и полностью лишить будущего. Жена и мать — вот и вся доля.

А Милли хотела совсем другого и имела смелость идти своей дорогой.

— …это не то, чем я бы хотела заниматься. — Ее голос был ровным, спокойным и твердым. — Каков там максимум для жены дракона? Благотворительность?

Только сейчас я поняла, что влипла. Я ведь теперь тоже была женой дракона. И с Макса вполне станется запереть меня дома после того, как отбор закончится.

— Вообще-то я меньше всего хочу жениться, — признался Эдвард.

Я с трудом сдержала ехидное хихиканье. Может, они сейчас что-нибудь сообразят на пару?

— Зачем тогда все это заварили? — поинтересовалась Милли.

Эдвард горестно вздохнул.

— Приказ отца. Старший сын драконьей семьи должен быть женат.

— Понятно. Вы ведь руководите частью семейного бизнеса, верно?

Эдвард не ответил. Может, просто кивнул, но мне не было этого видно с моего места.

— Вот и давайте решим это, как деловые люди, — предложила Милли. — Вам нужен статус женатого мужчины. Я вам этот статус обеспечу. Но взамен вы никоим образом не станете посягать на мою свободу. Я вольна жить своей жизнью, учиться и работать.

Какая-то мошка вылетела из крупного розового цветка, скользнула по моему уху и с недовольным жужжанием поспешила прочь. Милли вела опасный разговор — хорошо еще, что в эти дни не было съемок и часть девушек уехала в ближайший город отдохнуть и развеяться, иначе их запросто могли подслушать, как я сейчас.

— Есть определенные нюансы, — заметил Эдвард. — Выход в свет, визиты родственников…

— Это можно потерпеть, — согласилась Милли. — Скорее всего, дальше я буду в основном жить инкогнито. Новые документы обеспечите?

Ничего себе! А домашняя девочка — та еще авантюристка. Впрочем, невольно станешь просчитывать каждый шаг, если у тебя такой панаша, как Дварк Дварксон.

— Это я обеспечу, — усмехнулся Эдвард. — Хотите учиться под чужим именем?

— Именно так. Вы меня правильно поняли.

Вновь возникла пауза. Должно быть, Милли всматривалась в акварель, прикидывая, где и что еще добавить.

— Красивые у вас рисунки, — вдруг заметил Эдвард. — Я уже давно заметил.

— Если хотите подольститься, то не стоит, — сухо оборвала Милли. — А если вам действительно нравится, то повесьте пару акварелей в кабинете. Анхель Моорт очень хорош.

Я не очень люблю живопись, но морские акварели Моорта мне нравились. Было в них что-то живое, энергичное и таинственное, как и само море.

— У меня есть, — сообщил Эдвард. — Купил «Келленвайтский утес» несколько лет назад.

Милли усмехнулась.

— Грамотно вложили деньги. Моорт дорожает.

У меня заболела спина из-за нахождения в неудобной позе, и, чуть сместившись за кустами, я села прямо на траву. На светлых брюках наверняка останутся пятна, ну да и бог с ними. Не последние.

— Он мне понравился, — вдруг признался Эдвард таким тоном, словно его застали за рукоблудием. — Действительно понравился. Я даже подумал, что он дракон.

— С чего бы это? — скептически осведомилась Милли.

Нет, все-таки девочка умница, выбрала верный стиль общения. Эдвард привык, что женщины умоляют его обратить на них внимание, и вооружилась равнодушием и скепсисом, которые прекрасно выбивают из зоны комфорта. Это был правильный путь.

— Когда я начал летать, — негромко сказал Эдвард, — то у меня было чувство, что мир падает и я падаю с ним. И непонятно, чем все закончится. У Моорта — то же самое. Он летит куда-то, и я с ним лечу.

Снова тишина. Должно быть, Эдвард сожалел о минуте откровенности, а Милли не знала, как на это отреагировать. Потом она сказала:

— Должно быть, это очень захватывающе.

— Что именно? — не понял Эдвард.

— Летать, конечно, — объяснила Милли таким тоном, словно сетовала на недогадливость собеседника. — Я никогда не летала…

— А хотите? — вдруг предложил Эдвард.

Скрипнула скамейка — должно быть, он поднялся и подошел к Милли.

— Шутите? — недоверчиво спросила она.

А ведь после полета она обязательно влюбится в своего будущего мужа, и их фиктивный брак со временем станет самым настоящим.

— Ни капли! — весело ответил Эдвард. — Давайте руку.

В следующий миг по саду разнесся восторженный девичий вопль — дракон прянул в небо огненной стрелой и, раскрыв крылья, полетел на север. Я с легкой тоской смотрела ему вслед — мне-то прекрасно было известно, каково это: лететь, захлебываясь от восторга, и всем сердцем чувствовать, что мир, открытый, беззащитный, лежащий под тобой в своей трогательной обнаженности, принадлежит только тебе.

Когда дракон исчез, я поднялась с травы. Зеленых пятен на одежде не осталось, вот и хорошо. Можно рассказать папаше Дварксону о том, что его дочь поладила с Эдвардом Финниганом и свадьбе быть. Тоже хорошо.

Смартфон пискнул вибросигналом, прислав сообщение. Курьер уже вез сюда партию хортасина — чистого, без всяких примесей, купленного на чужое имя. Я больше не буду драконоборцем. Никто не погибнет по моей вине. И это было лучше всего.

Я наткнулась на Макса в дверях — он как всегда держал в руке планшет, сверяя рейтинги. Он выглядел, как обычно, прежним милым добряком, которого жизнь заставила заниматься неинтересной и сложной работой.

— О, Инга! — улыбнулся он. — Гуляешь?

Мы поцеловались, и я ответила:

— Работаю. У Милли с Эдвардом дела пошли на лад.

Макс улыбнулся.

— Вот и хорошо, — ответил он. — Кстати, давно хотел спросить: ты любишь танцевать?

Я задумалась. В последний раз я танцевала четыре года назад со своим тогдашним любовником. Смуглый красавец, профессиональный танцор, он страстно отдавался всему, что любил, — и на паркете, и в постели. Эх, даже вспомнить сладко…

— Уже четыре года не танцевала, — призналась я. — А раньше умела, и неплохо.

— Вот и отлично, — вновь улыбнулся Макс. — Завтра планируется бал-маскарад, как тебе идея?

Значит, бал… Девушкам, конечно, понравится. Жизнь продолжается, шоу продолжается, а танцевать и развлекаться любят все.

— По-моему, неплохо, — одобрила я. — Нам всем стоит взбодриться.

Макс приобнял меня, и мы неторопливо направились к бассейну. Особняк постепенно просыпался. Куллинан, сердитый, как и всегда по утрам, бродил возле особняка, отпивая из кофейной чашки с таким видом, словно там был коньяк.

— А костюмы? — спросила я.

Раз уж маскарад, то надо наряжаться. Захотелось чего-то загадочного и красивого — я уже давно не бывала на подобных праздниках.

— Все привезут к вечеру, — сообщил Макс. — А музыканты приедут завтра. Только не говори мне, в чем будешь. Я хочу догадаться.

Ага, значит, речь идет о традиционном северном маскараде: пышные старинные одежды из шелка и бархата, расшитые золотыми нитями и жемчугом и украшенные тончайшим серебристым кружевом. Образ завершали маски на все лицо с такими перьями, что павлин умер бы от зависти. Носить все это тяжело, зато фотографии получаются — просто загляденье.

— Хорошо! — улыбнулась я. — Тогда будем искать друг друга.

Макс мягко обнял меня и, прежде чем снова поцеловать, произнес:

— Мы уже нашли.

Когда следующим вечером я спустилась в гостиную, то показалось, словно попала на съемки исторического фильма.

Маскарадные костюмы заняли целую фуру: когда помощники пригласили девушек выбирать наряды, участницы отбора невест чуть не передрались. Юлия и Амели вцепились в одно из платьев так, что было ясно: они предпочтут умереть, но не отдадут его сопернице. Пол Куллинан, который особо не мучился с выбором, взяв себе одеяние менестреля, спас положение, сказав:

— Двадцать тысяч лир, девочки. Оно стоит двадцать тысяч. Не порвите!

Юлия сразу же выпустила ткань. Довольная Амели подхватила платье и побежала в свою комнату прихорашиваться.

За ужином сообщили, что в качестве приглашенных музыкантов выступит группа «Вторая звезда», и девицы заверещали от восторга. Участники группы, шестеро парней, петь не умели от слова «совсем», зато славились смазливыми лицами и красивыми телами. Пол Куллинан мог бы добавить, что половина группы разделяет его любовь к мужчинам, хотя тщательно это скрывает.

Свое платье я отнесла в бывшую комнату Ксаны, чтоб Макс не увидел раньше времени. Оно мне сразу понравилось: давным-давно, еще в юности, я смотрела экранизацию классической трагедии, и героиня, разлученная со своим возлюбленным и умиравшая от любви, была одета именно в такое платье — светло-синее, легкое, летящее.

Маска в тон прятала лицо, открывая губы и подбородок. Без перьев не обошлось, но, примерив маску, я убедилась, что не такая уж она и тяжелая.

Хортасин, которым снабдил меня Кристиан, я убрала под кровать. Вернемся в столицу — передам его кому-нибудь из общества слепых, им пригодится. Когда я расписалась в бумагах курьера и получила лекарство, то мне сразу стало легче дышать. Я не убийца и не собиралась ею становиться даже в снах. Пусть Кристиан думает, что все идет по его плану, а я буду жить по-своему.

Вспомнилось, как Макс задал ему вопрос, любит ли он меня. Вспомнился и ответ. Стоило мне подумать о Кристиане, как ожил смартфон.

«Давно молчишь. Как дела?»

Я села на кровать рядом с платьем и написала: «Выбросила твой подарок».

«Как невоспитанно, — ответил Кристиан. Я представила его сидящим где-нибудь на веранде дорогого летнего кафе: на столе рядом — чашка кофе, солнечный свет играет на запонках. Мирная спокойная картина, от которой постепенно начинает веять жутью. — Что сказал папаша Финниган про своих детей?»

Намек был очень скользким — я не поняла его.

«Ничего не сказал, — написала я. — Лучше ты мне расскажи».

Почти минуту на экране пульсировал карандаш: Кристиан писал ответ.

«Хорошо. Скоро. Мне ведь тоже надо решиться».

Я усмехнулась, и в это время смартфон показал сообщение от Макса: «Ты где? Зайди в переговорную на минутку».

Я пожала плечами. Вроде бы сегодня все шло по сценарию, никаких поворотов событий не предвиделось. Или случилось что-то важное?

В переговорной Макс был один — сидел на стуле, устало вытянув ноги. На включенном экране — выпуск новостей, поставленный на паузу. Когда я вошла, Макс улыбнулся какой-то натянутой и жалкой улыбкой и сказал:

— Слушай. Серьезные вещи. И для тебя, и для всех.

Он мазнул пальцем по пульту, и выпуск новостей стал воспроизводиться с самого начала. Я села рядом с Максом и стала смотреть, как на экране крутится земной шар, по которому быстро пробегают кадры из программы. Макс выглядел очень серьезным и очень несчастным. Значит, новости были связаны не с драконами в принципе, а именно с нами.

— Сегодня крупнейшие фармацевтические компании страны «Мэссив лаб» и «Семеониди Фармас» объявили о том, что ряд медицинских препаратов отныне будет абсолютно бесплатным, — проговорила ведущая. — Обширный список включает в себя такие лекарства, как хортасин, элемеклав, карунал и многие другие. Эти препараты используются в лечении генетической слепоты, злокачественных опухолей, приобретенного иммунодефицита человека и множества прочих заболеваний.

Я вдруг поняла, что сижу с раскрытым ртом. Хортасин, двести пятьдесят тысяч за упаковку, теперь бесплатно? Для всех? На какое-то время я засомневалась в том, что услышала именно то, что услышала.

Ведущую сменили кадры, сделанные у здания «Мэссив лаб». Кристиан стоял, небрежно сунув руки в карманы, и молоденькая журналистка смотрела на него так, словно он святой, не меньше. Впрочем, можно сказать, что так оно и было. Теперь никто не будет собирать деньги на операцию для ребенка и валяться в ногах у богачей, умоляя помочь. Теперь можно будет жить, а не мучиться в ожидании неизбежного.

— …с чем связана такая щедрость? — спросила журналистка. — Политический жест?

«А ведь и верно, — подумала я. — Кристиана теперь просто внесут в президентское кресло». Макс молчал и задумчиво смотрел на экран. Его волнение выдавали только пальцы, в которых он нервно крутил ключ от переговорной. Над головой сиротливо парила единственная искра.

— Не совсем. — Улыбка Кристиана была просто очаровательной. Рядом с журналисткой стоял человек, способный чувствовать, а не делец и не политик. — Это очень глубокая и очень личная история… — Он сделал небольшую паузу, словно решался, и продолжал: — Моя любимая женщина — генетически слепая. Разработка хортасина — это все, что я мог для нее сделать. А несколько дней назад она вышла замуж, и я решил, что это будет достойным свадебным подарком.

— О да, подарок действительно достойный, — томно проворковала журналистка.

Она смотрела на Кристиана так, словно готова была раздеться и лечь прямо тут, на ступенях. В общем-то я этому не удивилась. Но, дьявол меня побери, это немыслимо! Поступок Кристиана не укладывался у меня в голове. И думала я сейчас вовсе не о том, что он сделал лекарства бесплатными, — если посмотреть на доходы с пилюль для потенции, то будет ясно, что «Мэссив лаб» может позволить себе такую роскошь, как благотворительность.

Но он позволил себе другую роскошь — признание в любви на всю страну. Признание в несчастной любви. До этого Кристиана считали везунчиком, героем, предпринимателем — теперь он стал живым человеком, достойным сочувствия, любви и надежды.

— Наш будущий президент, — проронила я, изо всех сил стараясь оставаться спокойной.

Макс выключил экран и снова откинулся на спинку стула. Искр над его головой стало больше.

— Теперь ты можешь не работать, — устало произнес он. — Твое лекарство бесплатное, а на жизнь…

Макс махнул рукой и продолжил — настолько откровенно, что у меня заныло в груди:

— Мне невыносимо думать, что кто-то еще видел знак у тебя на спине. Что сейчас кто-то тебя любит. Я ни в чем тебя не обвиняю, пойми. — Он посмотрел на меня чуть ли не умоляюще. — Просто это больно. Правда, больно.

Я дотронулась до его запястья, и Макс не отдернул руку. Он действительно не хотел делать меня виноватой. Он просто пытался сказать о том, что у него на сердце. Мне стало жаль его — бесконечно, невыносимо жаль.

— Я с тобой, — сказала я единственное, что могла сказать. — Я с тобой, Макс.

И видит бог, этого оказалось достаточно.

Назад: ГЛАВА 3

Дальше: ГЛАВА 5