Тревога
Воздух словно сахарная патока – липкая, обволакивающая тело. Солнце искажало действительность палящим маревом. Пот пропитал нашейный платок и спускался вниз, забираясь под блузку. Неразборчивый, но угрожающий гул толпы нарастал с каждой секундой приближения. Глухой и глубокий, словно рёв бушующего океана. Гул затих одномоментно, стоило миновать ту границу, за которой Кристина смогла бы разобрать звучащие слова.
Когда она приблизилась к дому, Мариу стоял на крыльце. Брат посмотрел на Кристину и улыбнулся краешком губ, хотя глаза при этом беспокойно бегали по лицам собравшихся людей. Кивнув, Мариу развернулся и скрылся в доме.
Толпа осталась на месте.
Кристина взглянула на собравшихся и поразилась тому, насколько же они одинаковы – измученные лица с горящими глазами надежды.
– Уходите, – сказала она. – Не мешайте нам жить.
Показалось, что просьба осталась неуслышанной, но постепенно люди принялись разбредаться. Словно механические фигурки с часовой башни, которые отбили положенное и теперь прячутся до следующего выхода.
Кристина проводила их взглядом, а затем зашла в дом. Прохлада, неведомым образом научившаяся выживать внутри, избавила от последних остатков липкой паутины уличной жары. Кристина закрыла глаза и вздохнула полной грудью.
Мариу она нашла в его комнате. Сквозь забитые и занавешенные окна свет просачивался тусклыми ручейками. Брат сидел на полу, укутавшись в тёмную хламиду, заменявшую ему одежду. Даже дома он скрывал уродство собственного тела.
– Что они хотели от тебя? – спросила Кристина.
– Они звали меня на карнавал, представляешь?
Кристина не представляла. Зачем Мариу понадобился им сейчас? Может быть, они решили, что в такие трудные времена, когда несколько лет продолжается засуха, необходимо присутствие всех? Может быть, они считают, что на празднике урожая им требуется больше молящихся? Может быть…
Нет! Этого не могло быть! Они не могли вспомнить о Нубейру!
– Зачем они звали тебя? – Кристина подалась вперёд, ближе к брату, ловя не только его слова, но и движения.
– Ты знаешь, – сказал он. – Ты ведь у меня умница, сестра. И только я тяну тебя в пропасть. Так будет лучше…
– Не смей!
Кристина сделала ещё шаг к брату, но сумела удержать руку, готовую отвесить пощёчину. Это не выход. И если уж кого-то бить, то не Мариу – слабого, больного и обречённого на страдания ещё при рождении.
Улица встретила всё той же сахарной патокой. Грудь сдавило, вытравливая прохладу. В голове помутилось, и всё вокруг расплылось привычным маревом. Словно выходишь из одного мира в другой. Каждый раз эта граница между убежищем дома и опасностью реальности выбивала Кристину из колеи. Требовалось время, чтобы адаптироваться.
Однако сегодня лишь секунду она простояла, держась за перила, а затем бросилась вперёд в поисках толпы, которая недавно окружала её дом.
Безуспешно.
Вместо безликой массы её встречали жители города. И хотя каждый отводил взгляд, едва Кристина встречалась с ним, но и она сама не находила слов. Высказать всё, что думаешь, в лицо толпе, казалось проще, чем общаться с личностями.
Наконец ей удалось пересилить себя. На крыльце дома Рамона сидел он сам, его родители и жена, качавшая детей.
– Привет тебе, – сказал Рамон. В отличие от многих, он посмотрел Кристине прямо в глаза.
– Здравствуй, Рамон, – сказала Кристина, и тотчас на языке завертелась капля яда, требующая жертву. – Здравствуйте, почтенные родители. Здравствовать и твоей жене, и потомству. Не здравствовать только брату моему, Мариу. Ведь вы хотите принести его в жертву, чтобы Нубейро пришёл и принёс вам радость. А потом можно и забыть о моём брате. Ведь все будут сыты и довольны. Но почему именно Мариу, а не один из твоих детей?
– Ты не понимаешь, о чём говоришь, женщина! – Рамон встал, и взгляд его сверкал.
– El dumbass mas grande en el mundo, – выпалила Кристина. – Это ты ничего не понимаешь в этой жизни!
Она уже готовилась расцарапать ногтями ненавистное холёное лицо, чтобы оставить память о разговоре. Это ничего бы не изменило, но могло на время прогнать ощущение бессилия.
И бросилась бы, но тут кто-то мягко взял её за руку. Обернувшись, Кристина увидела отца Хуана. Священник качал головой и шептал успокаивающие слова. Гнев в одно мгновение испарился, пролившись слезами.
Поддерживаемая священником, не видя ничего из-за пелены, застилавшей глаза, Кристина позволила себя увести.
* * *
В церкви царила прохлада, хотя свет, лившийся из верхних окон, заполнял собой всё пространство. Однако природа той прохлады казалась иной, чем дома. Там всё дышало свободой и безопасностью, здесь же – смирением и благочестием.
Всё то время, пока Кристина приходила в себя, священник не трогал её. Исполнял нехитрый ритуал по уборке, готовясь к вечерней службе. Население Эль Пунто посещало церковь не так усердно, как хотелось отцу Хуану, но человек сорок-пятьдесят каждый вечер собирались здесь.
Вспомнив об этом, Кристина почувствовала внутри зарождающуюся надежду.
– Вы знаете, что они задумали? – спросила она.
– Плох тот священник, что не знает помыслов и устремлений своей паствы, – ответил отец Хуан.
– Вы остановите их?
– Боюсь, ты не совсем верно понимаешь происходящее, – священник спустился с амвона и подошёл ближе. – Это не история Каина, Авеля и жертвы, которая угодна богу. Мы говорим о спасителе, который собирается пожертвовать собой, чтобы искупить наши грехи и принести благословение.
– Ложь! Мой брат ни за что бы…
– Но он пошёл на это. И я сожалею, что ты не понимаешь его. Ложь, о которой ты говоришь, живёт только в твоей голове.
Кристина не смогла вынести эту смесь печали и сочувствия, с которой смотрел на неё отец Хуан. Отвратительное чувство и отвратительное двуличие! Пусть остаётся с ним сам!
Она выскочила из церкви и застыла в растерянности. Следовало куда-то бежать и что-то делать, но… Куда? К кому? Есть ли хоть один человек в Эль Пунто, который захочет помочь? Она же видела толпу возле дома. Если кто-то и против, то их не больше горстки. Им куда легче притвориться, что ничего не происходит.
«И я так могу, – подумала Кристина. – А ещё лучше – уйти, чтобы ничего не видеть. Мариу и без того вечно сидит в своей комнате. Я смогу убедить себя, что он наконец-то спрятался от большого и страшного мира, в котором никак не мог найти место. У меня всё получится. Надо лишь уйти из города на время. Чтобы не видеть, как пламя сожрёт брата. Чтобы не вдыхать запах горящей плоти. Не чувствовать частицы пепла и сажи в воздухе. Всего лишь переждать и отсидеться… Главное, чтобы все молчали и не напоминали. Хотя, я почти уверена, они убедят себя, что ничего не случилось, как уже убедили себя в добровольности жертвы. Потом они и вовсе позабудут, что у меня был брат…»
Кристина очнулась на дороге из города. Остановилась, обхватила себя руками и огляделась – ни одного свидетеля её бегства, зато необъяснимая дрожь и леденящий холод в пальцах. Кристина потёрла руки друг об друга, но холод лишь поднялся выше, к предплечьям.
– Я иду за помощью, – сказала Кристина со всей доступной убеждённостью. – Я собираюсь добраться до Реалидада и найти там тех, кто облечён властью. Уже к вечеру я доберусь.
Слова упали в раскалённую лаву дорожной пыли, и та не смогла поглотить их и отступила, освобождая Кристине путь. Холод, уже успевший пустить корни в предплечьях, прорвался дальше вверх, на секунду перехватил горло, а после умчался на волю, овеяв прохладным бризом.
Кристина вышла на большую дорогу, соединявшую Эль Пунто с Реалидадом. Первые шаги давались легко. Затем ноги начали вязнуть в дорожной пыли и солнечном мареве. А через минуту Кристина упёрлась в преграду. Невидимую стену, которую нельзя сдвинуть с места.
Уходящая в горизонт дорога всё ещё виднелась впереди – манящая и недостижимая.
– О, нет-нет-нет, – прошептала Кристина дрожащими губами.
Она попробовала пробить стену кулаком – костяшки закровили после пятого удара.
Попыталась процарапать ногтями – три обломались, один из них под корень.
Слёзы стекали по щекам, оставляя пыльные дорожки, которые тут же высыхали и стягивали кожу. Отойдя с десяток шагов, Кристина с разбега бросилась на стену, низко наклонив голову, словно молодой бычок на корриде.
Сильный удар. Боль. Тьма.
* * *
Кристина приходила в себя медленно. Стоило открыть глаза, как тут же палящее солнце впивалось в радужку зрачков, выжигая её крошечными точками. И не было сил перекатиться или закрыться рукой. Только и оставалось, что вновь прятаться за ненадёжной защитой век и ловить в сознании ниточку, по которой можно спуститься в небытие, чтобы там переждать, пока солнце не скроется за горизонтом.
С каждым разом попытки становились всё слабее, но силы самой Кристины постепенно прибывали, словно погружаясь в кошмарный бред, ты возвращаешься оттуда с жемчужиной спокойствия.
Солнце клонилось к горизонту, когда Кристина наконец-то нашла в себе силы подняться. Боль от удара головой и кристальная ясность сознания – как томатный сок с перцем чили. Мутная жидкость с бодрящим эффектом.
– Злогребучий город, – пробормотала Кристина.
Собственный голос показался хриплым, а звуки – зубодробительными. Помимо усталости и потрясения, тому виной оказалось то, что она впервые за долгое время – пара-тройка чужих жизней как минимум – заговорила по-русски.
Память вернулась, но с ней и множество проблем. Одна из них в том, что путь преграждала невидимая преграда, прочнее и прозрачней любого стекла. Сойдя с дороги, Кристина двинулась в обход, касаясь стены. Прошла метров сто-двести, но не обнаружила ни одного изъяна.
Наверняка по другую сторону всё так же. Кто-то изолировал городок Эль Пунто, чтобы Кристина его не покинула.
– Наверняка это девочки. – Пересохшее горло, потрескавшиеся губы и шершавый язык болели от слов, но она желала слышать звуки голоса. – Они наверняка хотят, чтобы я что-то сделала здесь и сейчас. Возможно, тогда этот кошмар закончится. Или хотя бы сменит декорации.
Тем временем солнце превратилось в узкую полоску за горизонтом. Кристина ощутила лёгкое беспокойство, найдёт ли дорогу в темноте. Ведь следовало вернуться, чтобы спасти своего-чужого брата Мариу.
Других вариантов того, что от неё хотят, она не находила.
Первое, что Кристина увидела при подходе к городу, – большой шатёр на пустыре. Там же и лотки, на которых завтра будут продавать сладости и устраивать конкурсы. И ещё чуть в отдалении – крест. Два неровных бревна, изломанных жизнью друг поперёк друга. Прикопаны в землю и закреплены с двух сторон подпорками.
Гнев и растерянность поднимались изнутри, но их сшибла новая мысль. Ошеломляющая настолько, что Кристина едва не ударилась об неё, как о прозрачную стену.
А что, если ей, наоборот, нужно заставить Мариу совершить это жертвоприношение? Что, если в ином случае городок действительно погибнет?
Принцип наименьшего зла – ничего нового. Она и сама так поступала.
– Но люди от этого не умирали, – сказал Кристина.
Правда была в том, что она не знала правды. И в поисках ответа не могла ни на кого положиться. Подобное с ней тоже бывало не раз, но…
– Но люди от этого не умирали, – повторила Кристина, и в этот момент решение оказалось принято, а план – рождён.
Она почти бегом устремилась к дому. Пряча взгляд, избегала разговаривать с людьми. Лишь бы никто не обнаружил, что она пришла в эту крошечную реальность из другого мира, чтобы испортить праздник.
Впрочем, встреченные жители сами спешили отвернуться в сторону или же скорее пройти мимо. Что бы там ни говорил отец Хуан, но люди, уверенные в своей правоте, так себя не ведут.
Вновь добравшись домой и проделав ритуал с избавлением от вязкого воздуха улиц – единственное, что нравилось Кристине в этой версии реальности, – она зашла в комнату к Мариу. Казалось, брат так и не сдвинулся за эти несколько часов. Всё так же сидел, укутавшись в хламиду, скрывшись от всего мира. Вот только мир жаждал получить Мариу, невзирая на его желания.
– Вставай, – сказала Кристина. – Мы уходим.
* * *
– Куда мы идём? – брат спрашивал уже в сотый раз, но Кристина игнорировала эти вопросы, потому что он покорно шёл следом.
Они уже вступили на шоссе, и Кристина подхватила Мариу под локоть и прошла с ним около десятка шагов, прежде чем они упёрлись в стену.
– ¡Mierda!
Мариу дёрнулся и удивлённо посмотрел на Кристину:
– Что случилось?
– Стена, – она выдохнула. – Случилась идиотская стена, которая не даёт нам сбежать и спасти тебя!
– Меня не надо спасать. Я сам выбрал…
Хлёсткий звук пощёчины разлетелся по округе. Рука горела и жгла, как и слёзы в глазах. Со стороны Эль Пунто ответили звоном колокола – слишком раннего для утренней молитвы.
– Сейчас нас будут искать, – Кристина встрепенулась и вытерла глаза. – И наверняка найдут.
Мариу промолчал, смотря в сторону. Да, теперь она не сомневалась, что брат желает взойти на костёр добровольно, но это ничего не меняло. Самоубийц принято спасать, а не потакать их капризам.
Вновь схватив Мариу за руку, Кристина потянула его в сторону города. Выбрав место, с которого просматривалась большая часть Эль Пунто, они принялись ждать. Кристина при этом приглядывала за братом, чтобы он не совершил какой-нибудь глупости.
Факелы и масляные фонари передвигались по городу в хаотичном порядке, пока не собрались возле креста на пустыре. Когда собрание закончилось, огни разделились на группы и двинулись прочь от города в разных направлениях.
«Интересно, знают ли они о стене, которая никого не пускает? – подумала Кристина. – И что будет, когда они доберутся до неё? Осознают ли границы их карманного мира? Или решат, что это святой Нубейру не даёт беглецам уйти?»
Скорее всего – именно второе. Но с этим уже ничего нельзя поделать. А вот с тем, чтобы оставить их в дураках, ещё можно что-нибудь придумать.
– Снимай свою хламиду, – сказала Кристина. – Быстро и без лишних возражений. Я купала тебя, когда ты был маленьким, так что сейчас не до стеснений.
Взгляд Мариу не был испуганным или разгневанным. Скорее в нём сквозило высокомерие. Однако уже через минуту он остался в одном нательном белье – грязном, как и его бледная кожа. Кристина при этом старалась не смотреть на спину Мариу, покрытую сотней слепых зрачков, наползающих друг на друга, словно чешуя. Пусть и видела их неоднократно, но каждый раз пробирала дрожь.
Вскоре Кристина и Мариу вжимались в землю, а чёрная хламида накрывала их сверху, словно полог, и сливалась с почвой. Кристина надеялась, что издалека это можно принять за небольшой холмик. Главное, чтобы никто не подошёл ближе.
Сквозь маленькую щёлку она смотрела на приближавшиеся огни. Сердце то заходилось бешеным стуком, то внезапно проваливалось в глухую пустоту, замирая. Надежда, жившая внутри, разгоралась всё сильнее и сильнее.
Ещё совсем чуть-чуть. Вот огни проходят рядом. Вот слышны голоса. Вот они оказываются позади, и уже можно наконец-то чуть-чуть выдохнуть. Минута до спокойствия, полчаса до спасения.
Но есть фактор, который совсем вылетел из головы.
С громким криком боли, отчаяния и злости Мариу рванулся, выдирая запястье из пальцев Кристины. Отбросил хламиду в сторону и вновь издал вопль. И даже запоздалый удар под коленку, сваливший брата на землю, уже ничего не решал.
Шипя от злости, она вскочила и огляделась. Кольцо огней сжималось вокруг, и не осталось надежды проскочить мимо. Особенно с Мариу.
– De puta madre, – пробормотала Кристина.
Брат куда-то исчез. Растворился, словно бы его и не было. Неужели успел убежать так далеко?
А тем временем огни расступились и перед Кристиной оказался отец Хуан.
– Я рад, что ты успокоилась, девочка, – сказал он спокойно, вот только руки его предательски дрожали и…
Сверкали!
Взгляд Кристины помимо воли приковали эти искрящиеся руки, над которыми словно плясала волшебная пыльца из сказки. Чудесная деталь, и вряд ли она относится к обычным способностям священника.
Заметив, куда смотрит Кристина, отец Хуан спрятал руки в широкие рукава рясы. Когда она вновь взглянула в глаза священника, то заметила там тень спрятанной досады.
– Где мой брат? – спросила Кристина.
– В надёжном месте. Там, куда до него не доберётся сестра, вздумавшая преступить желание Господа.
– С каких пор ты возвёл себя на этот пьедестал, Нубейру?
Теперь взгляд выражал гнев. Однако страха в нём не было. Да и чего бояться этому странному духу-святому, который решил спрятаться под рясой. Жителей Эль Пунто? Так они ничего не замечают.
– Ну, хватит, девочка! – отец Хуан усмехнулся. – Если ты хочешь что-то изменить, то приходи вечером на карнавал. Я приготовлю для тебя место.
Когда священник уже отошёл метров на двадцать, Кристина всё-таки придумала, что ему ответить. Три версии – одна лучше другой. С иронией, издёвкой и ненавистью. Но кричать их в спину равносильно поражению.
– Поверь, я обязательно приду! – в этой фразе отсутствовали ирония, издёвка или ненависть, но в ней жило куда больше правды, чем во всех остальных.
* * *
На карнавальную площадь Кристина пришла в самый разгар праздника.
Громкий перестук кастаньет, глухой ритм барабанов, пронзительно-надрывная скрипка. Ноги пытались пуститься в пляс, но Кристина удерживала их усилием воли, позволяя вести себя к цели, но не поддаваться иллюзиям. Если уж суждено проиграть, то надо сделать это так, как задумано.
Пары танцоров перемещались из стороны в сторону, преграждая Кристине дорогу. Очередной толчок оказался столь силён, что она упала на землю и оказалась возле лотка торговки, которая, улыбаясь, протянула стакан с искрящейся жидкостью.
Так искрились руки отца Хуана, когда он выдал своё происхождение.
Кристина отпихнула стакан в сторону, жидкость пролилась и впиталась в землю. На том месте тут же зазеленела трава, вытягиваясь вверх. Всего лишь очередная попытка запугать и показать, что она ничего здесь не значит.
Глубоко вдохнув, Кристина вновь подступила к танцорам. Музыка ускорилась. Громкие вопли радости зазвучали со всех сторон. Кристина закричала вместе с ними, а затем, не позволяя себе задуматься, закружилась в танце.
Её хватали под руки и подбрасывали в воздух. Обнимали и сдавливали, что едва хватало сил набрать воздуха. Передавали от одного партнёра другому. И каждые встреченные губы тянулись с поцелуем, а пробегавшие по спине пальцы норовили оторвать кусочек от платья, словно сувенир на память.
И всё же она выстояла, выдержала и выбралась. Уловила закономерности и сама повела танец, задавая ритм и направление. Улучила возможность и выпрыгнула прочь.
Вздох разочарования прокатился по толпе, однако никто не сделал попытки вернуть её обратно.
Теперь же перед Кристиной предстали дети. Они носились вокруг, наряженные в размалёванные грубые маски, дёргали за остатки платья и подсовывали холщовые мешки, желая получить подношения. Кристина шипела на них усталыми от поцелуев губами и плевала в каждый мешок, пока в горле окончательно не пересохло.
Мешки вздулись, и дети разбежались. Теперь перед Кристиной стоял отец Хуан, а в отдалении, привязанный к кресту, застыл Мариу в одной лишь набедренной повязке. Глаза брата слезились от яркого света, кожа покрылась волдырями от солнца, но на лице светилась неподдельная улыбка.
– Я рад, что ты пришла, – сказал отец Хуан-Нубейру. Правая ладонь у него заискрилась, и из тех искр соткался горящий факел.
– Дай сюда. – Кристина сделала шаг вперёд. – Я сама это сделаю. Это мой брат, и не вам приговаривать его к смерти.
– Самопожертвованию!
– Я ведь не для споров пришла. И не для уговоров.
Отец Хуан выдержал паузу и протянул факел. Так же спокойно, как Кристина требовала.
А чего ему бояться? Она не сможет спасти Мариу. А если убежит, так не один же факел есть в Эль Пунто.
Пламя чадило, а дым застилал глаза. Кристина поморщилась, утёрла свободной рукой выступившие слёзы и отвела факел чуть в сторону. Затем взмахнула им несколько раз, словно мечом, и пошла к Мариу.
К брату, который не брат. К человеку, который ей чужой. К марионетке, игравшей роль в странном театре, устроенном непонятно кем и непонятно для чего.
Кристина шла и пыталась найти хоть одну причину жалеть, переживать или даже чуточку любить.
Нет. Бесполезно. Перед ней дурак и самоубийца, который бросал жизнь в пекло и надеялся, что тем самым принесёт хоть какую-то пользу.
И казалось, что уже всё бесполезно, что никакого выхода не будет, но Кристина всё-таки смогла нащупать то, что может оправдать этот поступок.
Сестра. Та, чью роль она на себя примерила. Та, что решила «заботиться о пропитании и доме», позабыв про брата. Та, что игнорировала его до тех пор, пока он вдруг не решил привлечь внимание.
«Пожалуй, я-она, виновата не меньше», – подумала Кристина.
Дойдя до Мариу, она обняла его, а факел выпал из рук на пропитанные маслом тряпки и поленья. Костёр вспыхнул и жадно набросился на уготованных ему жертв. Кристина кричала от боли, кусала губы в кровь, но не опускала рук, продолжая обнимать Мариу.
– Так-то, дурочка… – услышала она, прежде чем провалиться в бездну.
И успела ещё подумать: «Если девочки могут стать девушками, то почему бы им не стать Мариу и Хуаном?»
