– Нет, училище было построено на средства земства и на пожертвования частных лиц, императрица не дала не копейки, – экскурсовод, он же сторож, завхоз и дворник Матвей Егоров к делу подошел серьёзно, хотя посетителей краеведческого музея было двое, паренёк и девушка. Школьники. Интересующиеся историей родного края. Сами пришли, не с классом. Отчего бы и не провести экскурсию. Пусть и pro bene.

– После революции и установления в городе советской власти училище стало гордо носить имя товарища Троцкого и выпускало только военных фельдшеров в ускоренном порядке. Затем, когда товарищ Троцкий выпал из обоймы, училищу дали имя Пирогова, знаменитого хирурга.

Во время Великой Отечественной в здании помимо прочего располагались отделение Нового Института, эвакуированного из Москвы, и военно-экспериментальный госпиталь. Проводились работы по внедрению новых методов лечения, обеспечивающих скорейшее выздоровление больных и раненых. Приезжал и другой знаменитый хирург – Бурденко. В гитлеровской Германии хвалёная немецкая медицина возвращала в строй сорок пять процентов из числа раненых, в Советском же Союзе – семьдесят пять процентов раненых и свыше девяноста процентов больных. Кроме того, в здании находился спецотряд, обеспечивающий сохранность тела Ленина. Для введения в заблуждение возможных шпионов и диверсантов считалось, и тоже под большим секретом, что тело вождя мирового пролетариата перевезли в Тюмень, а на самом деле оно хранилось здесь, в Смирнове-Каменецком, в подвальном этаже училища. Мы видим три этажа – цокольный, он же полуподвал, первый и второй, но есть и подвальный, в котором благодаря конструкции круглогодично поддерживается температура плюс десять градусов.

После войны госпиталь работал вплоть до сорок девятого года, после чего вернулся в Москву, а училище стало работать в обычном режиме, то есть готовить фельдшеров, акушерок и медсестёр хирургического профиля, но по-прежнему участвуя в научных исследованиях вплоть до конца восьмидесятых. Тут даже космонавты проходили месячную медицинскую подготовку.

Императрицу же вспомнили в две тысячи тринадцатом году, к четырехсотлетию дома Романовых.

– А есть в музее план училища? – спросил паренек.

– Чего нет, того нет, – Михаил показал на стенд, где фотографии училища – дореволюционные, довоенные и послевоенные – чередовались с фотографиями документов, среди которых была и записка Ленина с требованием немедленно, не дожидаясь выпуска, отправить на фронт всех учащихся. – Скажу по секрету, его, плана, в городе не найдёте – училище по-прежнему считается режимным объектом. Но можете посмотреть своими глазами – двадцать восьмого числа в училище день открытых дверей. Ну, а если решите и сможете поступить в училище – тогда и вообще проникнитесь духом времени.

– А это кто? – спросила девушка, почти девочка, показывая на фотографию. Перед входом в училище – две статуи, каждая на своем постаменте. – Пирогов и Бурденко?

– Нет, это Ленин и Сталин, вожди Советского Союза.

– Но сейчас их нет?

– Сейчас нет. Памятник Сталину убрали в шестидесятом, Ленину – в тринадцатом году. А то уж совсем нелепо выходило: Ленин перед училищем имени императрицы.

Когда школьники ушли, Матвей стал накручивать телефон – старый, времен Бурденко.

– Да, были. Двое. Узнал. Оля Бондаренко и Антон Яковлев. Да, их интересовало только училище. Показал экспозицию, рассказал, что знаю.

Положив черную эбонитовую трубку на рычаг, он думал, сколько ещё продержится телефон – десять лет, сто? Прежде вещи служили долго. Интересно, как часто по этому телефону звонили Куда Нужно году этак в сорок восьмом?

Роль осведомителя была Матвею не по душе. Но если нужно приглядеть за ребятами, он, конечно, приглядит. Не жалко.