Тем не менее пока этот (основанный на личной идентификации) взгляд на социальную идентичность развивался, я почувствовал, что нечто скрытое в нашем мышлении необходимо прояснить. Я заметил, что большинство личных идентификаций, которые, как я подумал, способны повлиять на нас – наши мысли, чувства и действия – были личными идентификациями, которые либо угрожали человеку, как в случае угрозы подтверждения стереотипа, либо ограничивали доступ человека к возможности, как ограничения в бассейне. Личные идентификации, которые имели наибольшее значение в нашем функционировании, казалось, угрожали нам или каким-то образом ограничивали нас.

Мысль брезжила где-то на подкорке мозга, когда я вернулся в свой кабинет в Стенфорде после лекции в Институте Редклифа в Кембридже, штат Массачусетс, и прочитал почту. Институт Редклифа раньше был колледжем Редклифа – известным женским колледжем, отделением Гарвардского университета, и располагался неподалеку от Гарвардской площади. Теперь это выдающийся институт перспективных исследований, где всемирно известные ученые и исследователи работают над проектами в течение года. В моей аудитории были преимущественно студенты из колледжей Гарварда и районов Бостона. Я говорил о социальных идентичностях и личной идентификации, которые были связаны с ними. Я перечислил семь из них на слайде презентации, такие идентичности, как: возраст, пол, сексуальная ориентация, раса, профессия, национальность и политические взгляды. Я счел, что мой перечень получился всесторонним. Но, вернувшись в Калифорнию и открыв почту, я прочел следующее сообщение:

«Сегодня я имела удовольствие услышать вашу лекцию в Редклиффе на тему «Стереотипы и идентичность». Она мне понравилась. Я выпускница Стэнфорда (1998), страдающая биполярным расстройством. Я имею непосредственное отношение к теме личной идентификации и тому подобного. Даже когда я здорова, я беспокоюсь, что меня будут считать сумасшедшей. Я трачу большую часть времени, стараясь сойти за нормального члена общества. Однако, когда я посещаю группу поддержки больных маниакально-депрессивным психозом, я чувствую себя более свободной и становлюсь более открытой. Тем не менее я не могу рассказать об этом в формате: «вопрос-ответ», не дай бог, когда-нибудь у меня будут проводить собеседование люди, слышавшие мое интервью, и я подвергнусь дискриминации. Меня грызет мысль о том, стоит ли мне поделиться информацией о моем расстройстве с людьми, с которыми я живу (я сейчас живу в доме для людей с психическими расстройствами, так что теперь мне легче) или же с людьми, которых я знаю в других сферах, в том числе моей семьей. Состояние психического здоровья не было упомянуто в вашем списке расы, религии и т. д. Оно часто не учитывается. Однако я восприняла то, что вы не назвали мой случай, в качестве ключевого сигнала, как вы говорите, значит, мое расстройство превосходит то, из чего можно сделать список. Пожалуйста, не стесняйтесь поделиться моей историей с другими без использования моего имени».

Я был рад, что студентка в конце дала мне разрешение. Передо мной был мимолетный взгляд на опыт угрозы подтверждения социальной идентичности.

Это не целенаправленная угроза. Она не сосредоточена на конкретном плохом опыте, что может случиться. Этот студентка не знала, что может случиться, даже не знала, случится ли что-нибудь, и, конечно, не знала, если что-то случится, где и когда оно будет происходить. Она знала только, что что-то может случиться на фоне ее биполярной идентичности. Негативные личные идентификации легко представить – немедленное смущение и унижение, если идентичность раскрыта перед аудиторией, ее друзьями, даже ее семьей, возможность социального отторжения, неловкость в общении, потерянные карьерные возможности, осуждение, увольнение.

Угроза идентичности везде – она словно змея, свободно ползающая по дому. Студентка с биполярным расстройством должна сохранять бдительность по отношению к обществу, прочесывая его в поисках доказательства того, как относятся к людям с биполярным расстройством. Где будет находиться змея? Насколько опасен ее укус? Потеряет ли она работу или образовательные возможности, будут ли ее сторониться и тому подобное?

Рассеянная в обществе угроза тревожит. Она беспокоит того, чьей идентичности она угрожает. Именно на этот момент нужно пролить свет: угроза идентичности и подмножество идентификаций, которые на самом деле угрожают человеку каким-то образом, – это первичный способ, путем которого идентичность овладевает нами; она формирует то, как мы функционируем, и даже диктует нам, что у нас есть определенная идентичность. В аудитории в тот день совершенно нормальная выпускница колледжа, человек, который органично вписывался в окружение, была озабочена своим биполярным расстройством личности. Угроза идентичности, на вид рассеянная и загадочная, тем не менее является достаточно мощной, чтобы выделить идентичность и сделать ее центром функционирования личности, достаточно мощной для того, чтобы сделать ее более важной на время действия угрозы, более важной, чем любые другие идентичности личности – более важной, чем пол, раса, религия, ее молодость, диплом выпускницы Стэнфорда.