Глава восемнадцатая
– Скажите мне здесь, – проговорил Патрик Эванс, когда его друзья встали плечом к плечу с ним.
Гамаш подумал, что точно так же они встали накануне вечером, защищая кобрадора.
– Non, monsieur, – вежливо, но твердо сказала старший инспектор Лакост. – Прошу вас пройти с нами.
Она показала на дверь в комнату, отведенную для приватных мероприятий. Дней рождения. И полицейских расследований.
– Нам можно? – спросила Леа.
– Да, конечно, – ответила Лакост, позволяя Матео и Леа оставаться с другом.
Они прошли в отдельную комнату, и Бовуар закрыл дверь.
Здесь не было камина, распространяющего тепло и радость. Окна от пола до потолка выходили на мрачный сад и полноводную сейчас речушку Белла-Белла.
Воздух за окнами сгустился, образуя тяжелый туман, за которым почти не было видно леса.
Бовуар включил освещение, а затем обогреватель, чтобы прогнать прохладу из комнаты.
Лакост посмотрела на Патрика Эванса и увидела, что он собирается с духом. Как и Матео Биссонетт. Как и Леа Ру. Словно она, Лакост, расстрельный взвод, а они приговоренные.
Без всяких предисловий она сообщила им новость. Тихо, мягко, с сочувствием, но и с полной ясностью.
– Мне очень жаль, сэр, но ваша жена мертва.
Изабель Лакост давно уже поняла, что простота в таких случаях – оптимальное средство. Короткое, резкое изложение факта. Чтобы не осталось никаких сомнений, никакой приоткрытой двери, через которую они могут проникнуть.
Не существовало щадящего способа сообщать такие известия. Разбивать сердца. А долго готовить людей к подобной новости – лишь усугублять травму.
Матео шагнул ближе к другу, взял его за локоть и сжал пальцы.
Хотя Патрик Эванс должен был уже предполагать, что его жена мертва, это известие сразило его наповал.
У него отвисла челюсть, и он медленно опустился на стул.
Раздался стук в дверь, и Бовуар открыл ее. Вошел Оливье с бутылкой виски и стаканами. И коробкой салфеток.
– Merci, – прошептал Жан Ги и, взяв поднос, закрыл дверь.
Лакост подвинула стул и села напротив Патрика, так что их колени почти соприкасались.
Его темные короткие волосы были подстрижены не по возрасту – так стригутся люди гораздо старше. Чисто выбритый и привлекательный на вид, Патрик не отличался силой характера. Некоторые люди даже в скорби умеют оставаться уверенными. Или хотя бы сохранять видимость. Но этот человек не мог ни того ни другого. Он выглядел бледно во всех смыслах этого слова.
– Ее нашли в церкви, – сказала Лакост, глядя в его голубые глаза, не уверенная, слышит ли он ее.
– Как?.. – спросил он.
– Коронер будет заниматься этим, но, похоже, ее избили до смерти.
– О боже…
Патрик опустил глаза. Потом с трудом поднял, но взгляд его скользнул в сторону от Лакост.
– Как это могло случиться? – спросил он у Матео.
– Не знаю. – Биссонетт покачал головой с непонимающим видом.
Леа, сидевшая рядом, казалась больной. Ей было физически плохо.
Губы Патрика шевельнулись, но либо слова переполняли его настолько, что одно мешало другому, либо он вообще не находил слов.
В душе этого и без того опустошенного человека будто образовалась пропасть.
– Когда вы видели жену в последний раз? – спросила старший инспектор Лакост.
– Прошлым вечером, – ответил он. – На улице.
– Она была на улице? – спросила Лакост. – Не пришла спать?
– Я думал, она пришла. Сам я уснул и думал, что она вернулась.
– Однако она не вернулась, – сказала Лакост, и Патрик кивнул. – Что же она там делала? – спросила Лакост.
– Кэти любила прогуляться вечером, – вставила Леа.
– Когда вы вернулись с обеда? – спросила Лакост.
– Не знаю, – ответил Патрик.
– Они вернулись, приблизительно когда мы ушли от вас, – сказал Матео Гамашу. – Около десяти, если не ошибаюсь?
Гамаш кивнул.
– Вы видели, как она пошла на прогулку? – спросила Лакост.
Матео и Леа отрицательно покачали головой.
– Кобрадор стоял на своем месте, когда вы шли в гостиницу?
– Кобрадор… – Патрик внезапно оживился. – Боже мой, это ведь все из-за кобрадора, да?
Он посмотрел на Матео, потом на Леа. Глаза его от страха расширились.
– Не знаю, – сказала Леа.
Она неловко обняла его. Патрик не ответил на объятие.
– Как такое могло случиться? – пробормотал он приглушенно, оттого что крупная Леа прижимала его к себе. – Не понимаю.
Но теперь его взгляд был устремлен на Изабель Лакост.
А она подумала, что здесь есть много чего непонятного. Но прежде чем все это закончится, у нее будут ответы.
Она посмотрела на Бовуара, который наблюдал за Патриком Эвансом своими проницательными глазами, потом перевела взгляд на месье Гамаша.
Он стоял, сцепив руки за спиной, и смотрел в окно. Поверхностный наблюдатель мог бы подумать, будто он потерял интерес к происходящему. Однако Лакост, даже глядя на Гамаша в профиль, чувствовала его абсолютную сосредоточенность. Он не пропускал ни единого слова, ни малейшей интонации.
Гамаш нередко говорил, что слова говорят о мыслях человека, а интонация – о его чувствах.
И то и другое крайне важно.
Да, факты были необходимы. Но если откровенно, любого можно научить находить кровавые пятна или волоски. Или любовный роман. Или банковский баланс, вовсе не сбалансированный.
Но чувства? Лишь самые храбрые отваживались заходить в это огненное царство.
И именно там проводил свои разыскания Гамаш. В области ускользающих, летучих, непредсказуемых, а порой и опасных чувств. Там он искал ту обнаженную буйную эмоцию, которая привела к убийству.
И он научил Лакост делать то же самое.
Гамаш перевел вдумчивый взгляд с густого леса на Патрика, Матео и Леа.
Его карие глаза блеснули. Он смотрел не на Патрика Эванса, а на Матео Биссонетта.
– Где вы обедали вчера вечером?
Тот пожал плечами, словно последние силы оставили его:
– В каком-то заведении в Ноултоне. «Ле Реле». Верно?
Но Патрик не прореагировал.
– Вы заволновались, когда не увидели жену утром? – спросила Лакост.
Патрик распрямился:
– Не очень. Я думал, она с ней.
Он показал на Леа.
С ней.
Он говорил, еле ворочая языком.
– А мы думали, она с Патриком, – сказал Матео.
– И только когда приехала полиция, мы поняли, что никто целый день не видел Кэти, – добавила Леа.
Лакост подалась к Патрику:
– Как по-вашему, кто мог сделать это с вашей женой?
– Не знаю. – Он посмотрел на нее с детским недоумением.
– Дайте ему немного прийти в себя, – вмешалась Леа. – Разве вы не видите, что он потрясен?
Она налила ему виски, и он выпил залпом.
Лакост внимательно присмотрелась к Патрику. С ним определенно что-то случилось. Он словно завернулся в ватный кокон. Реальность доходила до него дальним эхом. Возможно, он переживал потрясение, с которым не мог справиться из-за природной слабости характера.
Но, судя по его зрачкам, дело этим не ограничивалось.
– Что вы можете рассказать о кобрадоре? – спросила она.
Патрик уставился на нее.
– Это совесть. Верно?
Он посмотрел на Матео, но его взгляд оставался мутным, и он начал покачиваться.
Бовуар наклонился и заглянул ему в глаза. Патрик ответил на его взгляд, чуть приоткрыв рот. Его мягкие губы поблескивали от слюны.
– Вы ничего не принимали? – спросил Бовуар медленно и четко, но ответом ему был лишь пустой взгляд.
– Это он сделал, – невнятно проговорил Патрик. – Мы все знаем, кто это сделал.
– Кто? – спросил Бовуар.
– Он, конечно, имеет в виду кобрадора, – сказал Матео, наклоняясь к Патрику. – Верно? Кого же еще?
– Месье Эванс, посмотрите на меня, – произнесла Лакост громким, ясным голосом. – Что ваша жена делала в церкви?
– Никто не ходит в церковь, – пробормотал он совсем уж неразборчиво.
Бовуар посмотрел на агента, делавшего записи:
– Позови доктора Харрис, коронера. Быстро.
Не успел он сказать это, как Патрик начал заваливаться набок, и Бовуар подхватил его, удержал и с помощью Лакост опустил на пол возле стула.
– Какие лекарства он принимает? – спросил Бовуар, проверяя жизненные показатели Патрика.
Гамаш снял куртку, скатал и подложил под голову Патрика.
– Я дала ему лоразепам, – ответила Леа. – Что с ним?
– Когда? – спросил Бовуар.
– Перед вашим приходом. Он начал задыхаться, был близок к панике. Я хотела его успокоить.
– Одну таблетку? – спросил Бовуар, переводя взгляд с потерявшего сознание Патрика на его друзей.
– Одну.
Леа принялась рыться в сумке, которую бросила на пол, и вытащила пузырек с таблетками.
– А еще вы дали ему виски, – напомнила Лакост.
– О, проклятье, – простонала Леа. – Черт, черт, черт. Я не подумала.
Появилась Шарон Харрис и заняла освобожденное Бовуаром место рядом с Патриком.
Все отступили в стороны, пока она осматривала его.
– Кто он? – спросила она, не прекращая проверку.
– Муж Кэти Эванс, Патрик, – сказала Лакост, и доктор Харрис ответила ей коротким взглядом. – Мы думаем, это лоразепам в сочетании с виски.
Это сообщение не прошло мимо ушей доктора или других полицейских.
– У вас есть пузырек?
Леа протянула ей пузырек. Доктор осмотрела его, сняла крышку, высыпала на ладонь несколько таблеток. Потом бросила их обратно в пузырек и протянула Леа. Без комментариев.
– Он просто потерял сознание. Возможно, нет привычки к транквилизаторам. Да и виски на пользу не пошел. Его нужно уложить в постель. Месье Эванс! – Доктор Харрис наклонилась к его уху. – Патрик, поднимайтесь, мы уложим вас в постель.
Она ущипнула его за ухо, и его веки открылись, хотя взгляд оставался рассеянным.
– Мы можем поставить его на ноги?
Бовуар и Матео подняли его с пола и поддержали. Патрик был как пьяный. Голова его моталась, глаза моргали. Судя по всему, он пытался всплыть из омута на поверхность, но это ему не удавалось.
Доктор Харрис направилась через бистро к выходу, следом за ней ковылял Патрик, поддерживаемый Бовуаром и Матео.
Леа хотела было последовать за ними, но Гамаш остановил ее.
– Он что-то принимает? – спросил Гамаш, пристально глядя на нее.
– Нет.
– Самое время сказать нам.
– Я и говорю. Патрик из всех нас самый правильный. Он даже почти не пьет. – Она покачала головой. – Это моя вина. Глупо, зря я дала ему лекарство.
И виски, подумал Гамаш, разглядывая женщину. Она казалась искренне расстроенной.
– Все в порядке? – спросил Оливье, приоткрыв дверь и просунув в комнату озабоченное лицо.
– Oui. Месье Эванс пришел в себя, – сказал Гамаш. – Ему нужно отдохнуть.
– Если что, только позовите.
– Merci, patron, – сказал Гамаш.
Когда Оливье исчез, Гамаш показал Леа на стул. Она села, а Гамаш и Лакост устроились рядом.
– Вам не приходит в голову, кому могла помешать Кэти? – спросил Гамаш.
– Честно говоря, не приходит, – ответила она.
Лакост, не будучи циником, всегда настораживалась, слыша из чьих-то уст ответ «честно говоря» во время допроса. Но Леа Ру казалась искренней и была в самом деле потрясена.
Впрочем, напомнила себе Лакост, эта женщина – политик. А политика – это театр.
Теперь настала очередь Леа изучать их. Ее проницательные глаза были устремлены на старших чинов Квебекской полиции.
– Вы считаете, что Кэти убил кобрадор? – Она переводила взгляд с одного на другую.
– Так же считают месье Эванс и ваш муж. А вы – нет?
– Я не понимаю, зачем ему это понадобилось, – ответила Леа. – Получается, что кобрадор объявился здесь из-за Кэти. И все это время она была его целью.
– Возможно, – сказала Лакост. – Доподлинно нам пока известно, что человек в костюме исчез, а мадам Эванс убита. Для совпадения многовато, вам не кажется?
Леа Ру обдумала ее слова:
– Это не означает, что он с самого начала приходил за ней. Может быть, он впал в ярость, а тут подвернулась она. Во время вечерней прогулки.
– Но она была не на прогулке, верно? – сказала Лакост. – Она была в церкви. Зачем?
Леа откинулась на спинку. Задумалась.
– Во время наших путешествий Кэти часто заходила в церкви. Она архитектор, и церкви ее очаровывали. Аркбутаны и контрфорсы. – Она улыбнулась. – Боюсь, это единственное, что я запомнила.
Она вернулась из прошлого в настоящее.
– Но то были собор Парижской Богоматери, Шартр, Мон-Сен-Мишель. Не очень похоже на вашу деревенскую церквушку.
Гамаш положил ногу на ногу и кивнул. У Святого Томаса явно не имелось контрфорсов, хотя находиться в нем было приятнее, чем в соборе Парижской Богоматери. Впрочем, все зависело от того, что тебе нужно.
– Тогда почему она могла там оказаться? – спросил он, повторяя вопрос Лакост.
Леа отрицательно покачала головой:
– Может, захотела немного посидеть в тишине. Может, стало холодно и она зашла погреться. Откровенно говоря, не знаю.
Гамаш отметил, что Изабель не сказала ни о месте, где нашли Кэти, ни о костюме кобрадора, в котором ее нашли.
В высшей степени символическом костюме. Этот костюм говорил о грехе. О долге. О бессовестности и о плате. Он говорил о мести и стыде. Он был обвинением.
И его надели на мертвую женщину.
Не по ошибке, а с целью. Намеренно.
Да, подумал Гамаш, связь между мадам Эванс и кобрадором существует.
Вопрос состоял в том, знали ли ее друзья, что это за связь.
– Это я виновата, – сказала Леа. – Если бы я не защитила его вчера вечером, может, он испугался бы и убежал. Или его побили бы. Но по крайней мере, Кэти осталась бы жива. – Она посмотрела на Гамаша. – И вы тоже виноваты. Могли бы сделать что-нибудь. А вы только говорили с ним. Все повторяли, мол, он не делает ничего противозаконного. Вот теперь сделал. Если бы вы вмешались, она бы осталась жива.
Гамаш ничего не сказал – говорить было нечего. Он уже много раз объяснял соседям, что ничего не может сделать. Хотя теперь, после случившегося, он знал, что мыслями будет возвращаться к этому снова и снова. Спрашивать себя, действительно ли не мог.
На самом деле ярость Леа была направлена на того, кто взял биту и убил ее подругу. Просто Гамаш подвернулся под руку.
Поэтому он позволил ей выпустить пар. Не сдавая позиций. Не защищаясь. И когда она закончила, он не сказал ни слова.
Дав волю гневу, Леа Ру расплакалась.
– О черт, – выдохнула она, пытаясь взять себя в руки, словно слезы по мертвой подруге были чем-то постыдным. – Что же мы сделали?
– Вы не сделали ничего плохого, – ответила Лакост. – Как и старший суперинтендант Гамаш. Виноват тот, кто ее убил.
Леа взяла салфетку, предложенную ей Лакост, поблагодарила, отерла лицо и высморкалась. Но плакать не перестала. Хотя слезы были уже не такими горькими. В них было больше печали. Меньше гнева.
– Не думаете же вы в самом деле, что кобрадор пришел за Кэти, – сказала Леа.
– У вас есть другая версия? – спросила Лакост.
– Нет, – признала Леа. – Может, кобрадор и сделал это, но не преднамеренно. Может, Кэти пошла за ним и увидела, кто он, вот он ее и убил.
Гамаш задумчиво кивнул. Ему эта мысль тоже приходила в голову.
Но зачем тогда надевать на нее костюм?
И вообще, зачем ее убивать? Ну хорошо, она увидела кобрадора, но убивать ее за это – какая-то крайность.
Однако это могло свидетельствовать о том, что она его опознала.
Гамаш перевел взгляд на туман за окном. Ничуть не гнетущее зрелище, даже утешительное. Туман обволакивает, но он не удушливый.
Было ли убийство Кэти Эванс предумышленным? Может быть, именно из-за нее и появился в Трех Соснах кобрадор? Или же это импульсивный поступок человека, выведенного на чистую воду? Загнанного в угол в церковной кладовке?
– Значит, вы не знаете никого, кто мог бы желать смерти вашей подруге? – спросила Лакост.
– Мне об этом ничего не известно. Она была архитектором. Строила дома.
– Никакой из ее объектов не провалился? Может, несчастный случай? Обрушение?
– Нет, никогда.
– Ее брак с Патриком был счастливым? – спросил Гамаш.
– Думаю, да. Она хотела детей, а он – нет. Вы, вероятно, заметили, он и сам немного ребенок. Не то чтобы инфантильный, просто беспомощный. Ему требовался материнский уход, и Кэти давала ему это. И нам тоже. В ней было сильное материнское начало. Из нее бы получилась замечательная мать. Она крестная нашего старшего. Ни разу не забыла про день рождения.
Леа посмотрел на салфетку, превратившуюся в клочья в ее руках.
– Думаю, у них были хорошие отношения, – сказала она. – Самой мне трудно судить. Тем более когда…
Она посмотрела на Лакост, потом на Гамаша.
Они молча ждали, как она закончит предложение.
– Когда она могла бы выйти замуж за Эдуарда.
– Вашего друга по колледжу, – кивнул Гамаш. – Того, кто покончил с собой.
– Или просто упал, – сказала она. Ей хотелось верить в это. Она заставляла себя верить. Леа тяжело вздохнула. – Любовь. Что с этим поделаешь?
Гамаш кивнул. Что тут можно сделать?
Уложив Патрика в постель, вернулись Бовуар, Матео и доктор Харрис.
– С ним все хорошо, – сообщила Шарон Харрис. – Пусть поспит.
– Я вас провожу, – сказал Гамаш, надевая куртку.
Чтобы не проходить через переполненное бистро, они вышли во внутренний дворик и прошли задними дворами.
В пекарне по соседству они увидели за окном разговаривающих Антона и Жаклин.
– Подруга месье Эванса, – заговорила коронер, – это та самая Леа Ру, политик?
– Да.
– По ее словам, она дала ему лоразепам. Никогда не видела, чтобы на взрослого человека так подействовала одна таблетка.
– Вы думаете, она дала ему больше?
– Две как минимум. Наверное, ей неловко было признаться. А может, она дала ему пузырек и он взял, сколько счел нужным.
– Что-то я сомневаюсь. Возможно ли, что это не лоразепам, а что-то другое?
Доктор Харрис остановилась в задумчивости.
Гамаш чувствовал, как туман заползает ему за воротник, в рукава.
– Не исключено. Вы подразумеваете что-то фармацевтическое, опиоид? Без анализа крови я не могу сказать. У вас есть основания для таких подозрений?
– В общем-то, нет. Просто столько этой дряни сейчас.
– Вы даже не представляете, – вздохнула коронер, которая каждый день видела наркоманов на металлическом столе в морге.
Гамаш не стал возражать, но его представления о распространении чумы были гораздо полнее, чем у доктора Харрис.
Он проводил ее до машины. Прежде чем уехать, Шарон Харрис сказала:
– Месье Эванс все время твердил о больной совести. Это имеет какое-то значение, Арман?
– Костюм, в котором была жертва, имел некоторое отношение к совести, – ответил он, и она поняла, что больше он ничего не добавит.
Не было ни времени, ни необходимости рассказывать доктору Харрис о кобрадоре.
То, что могло прозвучать из уст Патрика Эванса как признание, почти наверняка было просто предупреждением. Тут действовала больная, очень больная совесть.
– Merci, – сказал Гамаш. – Ваш отчет?
– Как только смогу. Надеюсь завтра утром прислать вам что-нибудь.
Когда он вернулся в заднюю комнату бистро, напротив Лакост и Бовуара сидели Матео и Леа. Настроенные не то чтобы враждебно, но близко к тому.
Границы были обозначены.
Гамаш подсел к Лакост и Бовуару.
– Мы предполагали, что Кэти убил кобрадор, – начал Матео. – Но возможно, это не так.
– Продолжайте, – сказала старший инспектор Лакост.
– Кобрадор появился здесь из-за кого-то. Из-за человека, совершившего что-то ужасное. Может, этот человек и убил Кэти?
– Зачем? – спросила Лакост. – Скорее, он бы убил человека в костюме.
– Может, он его и убил, – сказала Леа. – А Кэти видела, как это случилось.
– Тогда где он, этот человек в костюме? – спросила Лакост. – Зачем оставлять тело Кэти, а другое прятать?
– Может, оно и не спрятано, – пробубнил Матео. – Может, вы его просто не нашли.
Лакост вскинула брови. На самом деле она на несколько шагов опережала их и уже приказала обыскать прилегающий к деревне лес.
– Что вы можете нам рассказать о мадам Эванс? – спросила Лакост.
– О ее детстве – почти ничего, – ответил Матео. – Она выросла в Монреале. У нее есть сестра. Ее родители… Господи… – Он вздохнул, осознав, что их нужно будет оповестить.
– У вас есть их адрес? – спросил Гамаш и записал его под диктовку Леа.
– Мы познакомились в университете, как и говорили вам вчера вечером, – сказал Матео Гамашу. – Мы слушали разные курсы, но жили в одном общежитии. Дикое место. Не могу поверить, что мы выжили.
Впрочем, выжили не все, подумал Гамаш.
– Впервые вдали от дома, – продолжал Матео. – Молодые. Без всяких правил. Без ограничений. Полная свобода, понимаете? Мы пустились во все тяжкие. Но Кэти сохраняла трезвую голову. Она всегда была готова угоститься, но умела себя контролировать. Это не ханжество, скорее здравый смысл. Остальные из нас словно слетели с катушек.
– Кэти была нашей безопасной гаванью, – добавила Леа.
Гамаш кивнул. Именно те качества, о которых они говорили, и привлекли его к Рейн-Мари.
Спокойное тепло, постоянство, но без консерватизма. Островок безопасности среди молодежного буйства. А иногда и буйства среднего возраста.
– Ух как нас иногда заносило, – сказал Матео, погрузившийся в воспоминания. – И никто нас не останавливал. Немного похоже на «Повелителя мух».
– Но кто из вас был Ральфом, а кто – Джеком? – спросил Гамаш.
– А кто – несчастным Хрюшей? – спросил Матео.
– Не понимаю, – пробормотала Леа.
– Прошу прощения, – сказал Гамаш. – Я уклонился от темы. Мои извинения.
Но Бовуар, который тоже не понял аллюзии, отлично понимал кое-что другое: месье Гамаш никогда случайно не отклонялся от темы.
Бовуар добавил «Повелителя мух» к тем вещам, о которых надо разузнать.
– И конечно, были наркотики, – сказал Гамаш.
– О да, наркотики, конечно, присутствовали. На каком-то этапе их было довольно много, но спустя некоторое время мы успокоились. Все как бы сошло на нет, иссякло, понимаете?
Гамаш понимал. Исходя из собственного опыта, а также благодаря своим детям. В особенности Даниелю, своему старшему.
В университете учились не только в аудиториях. Это было время экспериментов. Бери от жизни все. Хватай все подряд, как в первый раз в ресторане со шведским столом. А потом ты резко тормозишь, поскольку обожрался и тебя тошнит. А иногда не можешь заплатить по счету.
Они вывели из своей системы наркотики, алкоголь, случайный секс и вытекающие из этого последствия. И стали делать более осмысленный выбор.
Но некоторые так и не сумели отойти от шведского стола.
Какова вероятность того, что все четверо пустились во все тяжкие, а потом все четверо сумели вернуться в цивилизацию?
Возможно, один из них так до конца и не вернулся.
И тут Гамаш вспомнил. Один действительно не вернулся. Пятый.
– Расскажите нам об Эдуарде.
– Что? – спросил Матео. – Зачем?
– Это была трагедия, а последствия трагедий – как рябь, которая долго расходится кругами, – пояснил Гамаш.
– Но Кэти ни в чем не виновата, – возразила Леа. – Ее даже не было там, когда он упал. Они с Патриком ушли в его комнату. Если кто и виноват, так это дилер, который продал Эдуарду наркотик.
– И кто он? – спросила Лакост.
– Вы шутите? – удивился Матео. – Все случилось пятнадцать лет назад. Я с трудом припомню имена своих преподавателей. А тот тип исчез сразу после смерти Эдуарда. Как только копы начали задавать вопросы.
– Значит, имени его вы не знаете? – спросил Бовуар.
– Не знаем. Слушайте, Эдуард умер много лет назад. Его смерть не может иметь какого-либо отношения к смерти Кэти.
– Вы, наверное, удивитесь, – сказал Гамаш, – но многие убийства вырастают из далекого прошлого. У них есть время созреть, окрепнуть. Приобрести искаженные, карикатурные формы. Как в случае с теми мужчинами и женщинами, высаженными на остров неподалеку от Испании. Но они всегда возвращаются.
После его слов в комнате воцарилась тишина, единственным звуком было постукивание снежной крупы по оконному стеклу.
– Где вы были вчера вечером? – спросила Лакост.
– Обедали у Гамашей, – ответил Матео. – Потом пошли спать.
– Вы не слышали, как мадам Эванс уходила из гостиницы или возвращалась в нее?
– Non, я ничего не слышал, – ответил Матео, и Леа кивнула.
Полицейские проводили Леа и Матео до дверей.
Когда те ушли, Лакост и Бовуар повернулись к Гамашу.
– Вы думаете, убийцы давно здесь нет? – спросила Лакост.
– Non. Тот, кто убил Кэти Эванс, все еще здесь. И наблюдает за нами.
