Глава пятнадцатая
В центре цокольного помещения церкви поставили один из длинных столов, расположив его так, чтобы можно было видеть происходящее в кладовке.
– Кто такая Кэти Эванс? – спросила Лакост.
– Гостья, – ответил Гамаш. – Из Монреаля. Архитектор. Остановилась в гостинице с мужем и двумя друзьями.
Лакост не делала записей. Официальные показания они будут брать позже. Пока она только слушала. Очень внимательно.
– А что это за мантия и маска на ней? Вы сказали, это…
– Кобрадор, – напомнил Гамаш.
Они с Бовуаром переглянулись. Как ей объяснить?
– Это испанские дела. Что-то вроде сборщика долгов. Коллектора, – уточнил Гамаш.
– Тело найдено совсем недавно, – заметила Лакост. – Откуда вы это знаете?
– Кобрадор присутствовал здесь некоторое время, – ответил он.
– Некоторое время? Сколько же?
– Несколько дней.
– Ничего не понимаю, – сказала Лакост. – Кэти Эванс была коллектором? И носила этот костюм?
Гамаш и Бовуар опять переглянулись. Видимо, объяснить будет труднее, чем они думали. Ведь они и сами понятия не имели о том, что происходит.
– Нет. Она не была коллектором, – ответил Гамаш. – Она была архитектором.
– Тогда почему она в этом костюме?
Мужчины пожали плечами.
Лакост уставилась на них, слегка растерявшись:
– Хорошо, давайте с самого начала. Введите меня в курс дела.
– Кобрадор появился вечером после Хеллоуина, – заговорил Гамаш. – На ежегодной костюмированной вечеринке здесь, в Трех Соснах. Мы тогда и не догадывались, что это такое. Никто не знал, кто он и какой смысл в его действиях. Все испытывали какое-то беспокойство, но не более того. До следующего утра, когда мы проснулись и увидели его на лугу.
– Без сознания? – спросила Лакост. – Пьяного?
Гамаш отрицательно покачал головой и полез в карман за айфоном. Когда он его доставал, что-то выпало из кармана на пол.
Салфетка из бистро.
Они с Бовуаром оба наклонились за салфеткой, но Жан Ги оказался проворнее и протянул салфетку Гамашу. Однако успел заметить несколько слов, написанных четким почерком шефа.
– Merci, – сказал Гамаш.
Он тщательно сложил салфетку и убрал в карман. Потом принялся просматривать фотографии в айфоне.
– Я сделал эту фотографию утром в субботу и отправил Жану Ги. Попросил узнать, что удастся.
Он показал фото Лакост.
Она давно научилась не реагировать эмоционально на изображения, звуки, слова. Воспринимать увиденное и услышанное, но не показывать своего отношения. Большинство людей, наблюдая за ней, не увидели бы в Лакост никаких перемен, когда она разглядывала фото.
Но Гамаш заметил. Заметил и Бовуар, сидевший рядом.
Чуть-чуть расширились глаза. Чуть-чуть сильнее сжались губы.
Для следователя с ее опытом это было равносильно крику.
Лакост оторвала взгляд от айфона и посмотрела на Гамаша, затем на Бовуара.
– Это похоже на Смерть, – сказала она нейтральным, почти обыденным голосом.
– Oui, – подтвердил Гамаш. – Мы тоже так подумали.
Фигура на фотографии была мощная, угрожающая. Но в ней было и что-то величественное. Спокойная уверенность. Фатальность.
Резкий контраст с безжизненным комом в кладовке. Одно напоминало Смерть, другое являло собой ее воплощение.
– И что вы сделали? – спросила Лакост.
Гамаш чуть шевельнулся на жестком стуле. Тогда ему в первый раз пришлось официально ответить на этот вопрос, и он подозревал, что далеко не в последний. Он уже предчувствовал упреки: как получилось, что старший суперинтендант полиции ничего не сделал, чтобы предотвратить такой исход?
– Я говорил с ним. Спросил, кто он и чего хочет. Но он не отвечал. Продолжал стоять. Смотреть.
– На что?
– На магазины. Не могу сказать, на какой именно.
– А потом?
– Ничего. Оно просто стояло там.
– В течение двух дней, – добавил Бовуар.
– Pardon? – сказала Лакост.
– Оно простояло там два дня, – повторил Бовуар.
– В таком одеянии?
– Ну, не все время, – ответил Гамаш. – В первый вечер я долго не ложился спать, наблюдал. В какой-то момент оно исчезло, но было очень темно, и я даже не заметил его ухода. Я лег спать, а когда проснулся, оно уже вернулось.
Лакост глубоко вздохнула, потом оглянулась на бесформенную глыбу на полу в кладовке и на коронера, стоящего рядом на коленях. Рядом с этим существом.
Теперь оно выглядело жалким, потерявшим всю свою прежнюю жизненную силу, и больше никому не угрожало. Словно животное, свернувшееся в уголке, чтобы умереть.
Но смерть его не была естественной.
– Вы назвали его кобрадором, – сказала Лакост. – Я никогда о таком не слышала. Что-то испанское, вы говорите?
Гамаш рассказал ей о сборщике долгов во фраке. Об испанском коллекторе, который преследовал людей, пока стыд не заставлял их вернуть долг.
Лакост слушала и озабоченно хмурила брови.
Когда он закончил, она спросила:
– Значит, кобрадор пришел сюда, чтобы заставить кого-то отдать долг?
– Не совсем так, – ответил Гамаш. – Да, современные кобрадоры занимаются именно этим. Но здесь у нас появился кобрадор старого образца. Предшественник. Подлинный кобрадор.
– И что он собой представляет?
Гамаш посмотрел на Жана Ги, и тот продолжил историю. Рассказал Лакост о том, что ему удалось узнать. Об острове. О жертвах эпидемий, проказы, о детях, рождавшихся с физическими недостатками, о ведьмах. И о совести, сотворенной властями.
– Кобрадоров арестовывали, – сказал Гамаш. – Пытали, чтобы они рассказали, кто такие и откуда пришли. Но никто из них не заговорил. Тех, кто не умер от пыток, казнили. Однако на их место приходили другие. Наконец власти поняли, откуда они взялись, и отправили на остров солдат, которые убили всех.
– Всех? – переспросила Лакост.
Проблема людей, наделенных воображением, в том, что они живо представляют себе подобные сцены. Мужчин. Женщин. Детей.
– Кое-кому удалось избежать общей участи, – ответил Гамаш. – Возможно, кому-то помогли сами солдаты, которым не нравился полученный приказ.
Муки совести, подумал он.
– То есть вы хотите мне сказать, что здесь у вас на деревенском лугу появился древний мститель, – сказала Лакост. – Из Средних веков.
– Ты не веришь? – спросил Гамаш и слегка улыбнулся, прежде чем Лакост успела среагировать. – Non. Я не об этом. Я говорю о том, что кто-то знал о древнем кобрадоре и решил использовать этот образ, чтобы получить желаемый результат.
– И этим кем-то оказалась Кэти Эванс, – подхватила Лакост.
– Нет, – возразил Гамаш. – Это не могла быть Кэти. Я видел ее в пекарне и книжном магазине, когда кобрадор стоял на лугу. А Рейн-Мари видела, как Кэти с мужем уезжала вчера вечером в Ноултон.
– Но если кобрадором была не Кэти Эванс, то кто?
Ответа на этот вопрос пока не было.
– И если не она изображала кобрадора, – продолжила Лакост, – то, возможно, она была его целью. Но почему на ней его костюм?
Мужчины опять пожали плечами.
– Кто бы это ни сделал, он давно покинул деревню, – заметил Бовуар.
– Боюсь, что так и есть, – сказал Гамаш. – Коронер добавит информации, но убийство, скорее всего, произошло вчера вечером. Утром, когда я выгуливал Анри и Грейси, кобрадора здесь уже не было.
– Это во сколько? – спросила Лакост.
– Сразу после семи.
– А когда вы видели его в последний раз?
Гамаш задумался:
– Вчера вечером, однако я не могу тебе сказать, когда он ушел.
– Но утром его не было, – проговорила Лакост. – Что же с ним произошло?
– Я подумал, что он ушел, потому что добился своего.
– То есть убил Кэти Эванс, – сказала Лакост.
– Получается, что так.
– Хотелось бы знать, что такого ужасного она совершила, – подумала вслух Лакост.
Гамаш уставился прямо перед собой. Не в кладовку, а в пространство.
– Что? – спросил его Жан Ги.
– Это не имеет смысла.
– В самом деле? – с усмешкой проговорил Бовуар. – Парень в черной мантии и маске не имеет смысла?
Гамаш строго посмотрел на зятя, потом обратился к Изабель Лакост:
– Современный кобрадор – сборщик долгов, но не киллер. А кобрадор во времена эпидемий олицетворял совесть. И не был убийцей. Даже когда его провоцировали, даже ради спасения собственной жизни он не отвечал насилием. Как и кобрадор вчера вечером.
Он рассказал им о разъяренной толпе.
– Так почему же этот кобрадор убил? – спросил Бовуар.
Ответом ему было молчание.
