19
– Прошу тебя, не крутись и не строй такие рожи!
Галина прижалась щекой к лицу Мигеля.
Вот уже десять минут она тщетно пыталась сделать приличное селфи.
– Миги, прекрати! У меня аж шея затекла…
Он дурашливо насупил брови, в ее вытянутой руке снова щелкнул айфон, она тут же схватила телефон, посмотрела и облегченно выдохнула:
– Ну вот, теперь более-менее.
– Ты уверена?
– Да! Я же подала на развод.
– Ну давай, вешай. Я у себя заценю.
И он открыл на своей страничке в соцсети только что сделанное фото.
– Ты, как обычно, красавица, а я так – погулять вышел. – Он снисходительно засмеялся и прижал ее к себе.
– Завтра мы идем в цирк! Ты был когда-нибудь в цирке?
– Ми амор, а это точно нормально?
– Ой, ну перестань! – Галина погладила своего любовника по шее.
Какое удивительное место – мужская шея, вроде и обычное, а сколько в ней, оказывается, чувственности!
От ее поглаживаний Мигель разомлел.
Они сидели в кафе под стеклянным куполом, в том самом, дорогом и ставшем очень популярным в этом сезоне, где она уже пару разу бывала с Разуваевым.
Женщины в нем обитали преимущественно двух типов: скучающие, утомившиеся от ленивого и бестолкового шопинга жены богатых мужей или напористые студентки и псевдостудентки, что решили не терять свою молодость в прямом смысле даром.
И те и другие здесь завтракали.
Как успела заметить Галина, вовсе не низкокалорийными салатами.
Все эти каким-то чудом не толстеющие гадины отправляли в свои блестящие гелевые рты пышные сырники со сметаной, блинчики с икрой, а то и пирожные, да еще имели наглость млеть от удовольствия!
Мигель же, разомлев не только от поглаживаний подруги, но и от избытка стройных, холеных тел вокруг, начал всерьез подумывать о том, не затащить ли Галину в кабинку такого же пафосного, как и само заведение, туалета.
Но она, будто прочитав его мысли, уже оставила его в покое, отодвинулась и слегка обиженным тоном продолжила:
– Все это очень важно для меня, понимаешь?
– Что именно, ми амор?
– Нормализовать отношения с семьей.
– Ты прекрасная мать! И отличная дочь!
– Да, но я чувствую себя так, будто все время у них что-то ворую…
– Галя, – Мигель прижался к ней бедром, разомкнул губы и коснулся ими ее оголенного плеча, – Галя, страсть – это всегда воровство, ты же это помнишь?
Галина перевела дыхание.
Теплая, невыносимо приятная и уже такая знакомая волна начала растекаться по телу.
– Я помню… Но, думаю, настало время тебе с ними познакомиться. Они имеют право знать, с кем у меня… отношения.
– Как скажешь.
Галина почувствовала, как поубавился его запал после слова «отношения».
Тем не менее он встал, крепко взял ее за руку и слегка подтолкнул в спину.
– Ну так что насчет цирка? – не сдавалась Галина, уже краснея, уже теряя дыхание и следуя за ним между столиков, густо обсаженных надменными красотками.
Ну ничего, ничего, сейчас она ему быстренько вернет назад его горячее желание!
– Да как скажешь…
* * *
К переезду к ним Мигеля дочь отнеслась сдержанно.
И это вполне устраивало Галину.
Несмотря на то что дочка за несколько совместных прогулок по выходным уже успела к нему привыкнуть, Галина прекрасно понимала, что искренней радости в связи с этим новым сосуществованием ожидать от нее сложно.
И еще – по прошествии времени Катюша начала сильно скучать по отцу.
Но она и не запрещала ей видеться с отцом!
Это все Родька, придурок, специально вредничал и манипулировал ребенком, чтобы ей покрепче насолить.
Он, казалось, делал все возможное для того, чтобы Галине были крайне неудобны эти встречи: то время назначит именно то, на которое у них запланирован поход в театр (а она ведь заранее писала ему об этом в эсэмэсках), то вместо обещанного кино повезет Катюшу к своей почти окончательно выжившей из ума матери (бабуля скучает, бабуле надо помочь).
С какой стати ее дочь должна терпеть общество самовлюбленной старухи, которая за все годы ее жизни появлялась – и то через раз – только на днях рождения, со своими копеечными подарками?
Нога у нее болит!
Видимо, именно поэтому она до сих пор утягивала свои распухшие венозные ноги молодежными джинсами.
Пила всю дорогу да курила как сапожник эта Виктория Николаевна, а к Родику всегда относилась как к игрушке: захочу – буду за сына волноваться и всем остальным настойчивыми звонками жизнь отравлять, а захочу – исчезну, в Крым уеду на месяц и никого не поставлю в известность.
После того как Мигель прожил в доме Галины несколько недель, бывшему мужу вдруг пришло в голову с ней поговорить.
Родик позвонил и назначил встречу в кафе рядом с клубом.
Она пришла вовремя, он опоздал на восемь минут.
Вошел незаметно, присел напротив.
И с ходу, взглядом смертельно раненного зверька, попробовал заглянуть ей в глаза.
Ну ясно, репетировал всю ночь…
– Что ты будешь?
– Я уже заказала.
– Латте?
– Двойной эспрессо.
– Ты никогда не любила эспрессо.
– Теперь люблю.
Господи, она что, спала все эти шестнадцать лет?
Вместо статного, высокомерного интеллектуала, начальника только и мечтающих оказаться с ним в одной койке молоденьких баб, напротив нее сидел обычный усталый человек в поношенной футболке, которую она своими собственными руками неоднократно наутюживала.
Его все еще красивое лицо с глубокими, темно-фиолетовыми подглазинами, теперь олицетворяло для нее пошло и бессовестно обманутую надежду.
– Ну, я не буду слишком отнимать у тебя время, – продолжил Родион, быстро прикинувший, что образ страдальца в общении с ней больше не прокатит, уже обычным, «я-все-таки-мужчина», тоном.
– Да уж, пожалуйста! Через пятнадцать минут мне необходимо быть на работе.
– В доме, где живет моя дочь, появился какой-то гастарбайтер… Мне бы очень хотелось, чтобы ты как можно скорее устранила эту проблему, которую сама же и создала!
– Тебя это никаким боком не касается. Документы на развод поданы, через две недели встречаемся в ЗАГСе, – отрезала Галина.
– Галь, да трахайся ты с кем хочешь! Мне правда плевать! Но речь идет о моем ребенке!
Ранним утром у нее случился фантастически нежный секс с Мигелем. И она до самых краев была полна этой удивительной энергией.
– Слушай… У меня к тебе рациональное предложение: а давай мы оба приучим себя мыслить так, будто ничего и не было?
– В смысле?!
Она почувствовала, как сильно сейчас хочет выпить Родик, долго мусоливший в руках картонное меню с перечнем алкогольных напитков, но он лишь раздраженно бросил подошедшей официантке:
– Мне тоже двойной эспрессо!
– В смысле будем решать проблемы по мере их поступления. В данный момент ни у меня, ни у Катюши никаких проблем нет. Видеться с ней я тебе не запрещаю. Если возникнет необходимость в какой-либо твоей, как ее отца, помощи, я, конечно, тебе об этом сразу сообщу. Вот, собственно говоря, и все, – выдохнула Галина.
Родион от этих гладких слов заметно растерялся: тотчас взял, гаденыш, паузу и, делая вид, что должен срочно ответить на эсэмэску, забарабанил пальцами в телефоне.
В кафе зашла женщина.
Галина сидела лицом ко входу и потому была, похоже, первой, кто обратил на нее внимание.
Не теряя ни секунды, пока ее не успели заметить сотрудники заведения, женщина двинулась прямиком к их столику.
То, что перед ней именно женщина, Галина поняла скорее интуитивно.
Это существо было не столько толстым, сколько распухшим.
На лице, не выражавшем никаких эмоций, не было ни синяков, ни кровоподтеков, да и одежда не выглядела особо грязной, но меж тем подошедшая была омерзительна.
– Уважаемые! – засипела женщина и ловким, заученным движением вытащила из кармана потертой кожанки фотографию ребенка лет пяти, сидевшего на допотопном велосипеде. – На операцию, сколько сможете!
– Пошла вон! – попытался отмахнуться от нее Родик. – Оглохла? Отойди от стола! Эй, официант!
Но бомжиха продолжала стоять как вкопанная.
Она смотрела на Галину.
И то защитное кольцо, в котором находилась счастливая любовница, в какие-то считаные секунды было прорвано.
В мире, еще минуту назад сотканном из вчерашних бельгийских вафель на бульваре, из выбранного утром цветастого трикотажного платья, из прощального, игривого поцелуя в дверях, не было больше ничего.
Кроме лица незнакомки.
Ее лицо являло собой историю всей ее жизни.
На нем можно было прочесть абсолютно все: и отца-бухарика, погибшего под колесами с самого его рождения предначертанной ему грузовой фуры, и мать, до которой так и не дошла комиссия из опеки и которую еще парочка таких же бедолаг не смогла даже на время беременностей вытащить из другого измерения, где не было ничего, кроме стука стеклотары и грязной лужи от протухших консервов, и законченного кое-как восьмого класса, и толпы мужчин в обоссанных штанах, с бессмысленными глазами…
«И это ведь даже не важно, есть ли у нее на самом деле ребенок, – подумалось Галине. – Важно то, что вся твоя жизнь, что бы ты ни строила в своей голове, отпечаталась и на твоем лице…»
И тут ее пронзила страшная догадка.
«Нашла меня! Это жена того хриплого, чей дух отлетел в пьяное небо за заколоченным ларьком! А может, она еще и поблагодарить меня хочет?!»
Но к ним уже бежала парочка официантов, а следом – высокая, визгливая девушка-администратор.
– Пожалуйста, покиньте помещение!
Бомжиха, даже не думая сопротивляться, отвернулась от Галины и, послушно сложив за спиной руки так, будто ее вели под конвоем, развернулась к выходу.
Но, отойдя на пару метров, она вдруг обернулась и бросила ей в лицо:
– Что же нужно такого сделать, чтобы железный человек рассыпался?
– Давай-давай, шевелись, а то полицию вызовем! – окончательно осмелели официанты и начали подпихивать женщину в спину с такой торопливой злостью, словно наскоро выдавливали не вовремя вскочивший огромный прыщ.
«И что-то я не успела прочитать в ней… Что же это, что?!» – судорожно думала Галина, отставив в сторону недопитый эспрессо и машинально кивая бывшему мужу, уже пришедшему в себя и продолжавшему талдычить «моя дочь», «моя дочь», «моя дочь».
