ГЛАВА 30
Смелость темного властелина

Всегда относился с подозрением к испытаниям на смелость. Чаще всего в них содержался какой-либо подвох. При дворе они пользовались особым успехом, особенно среди моих братьев и их свиты. Ставили высокую награду — и невыполнимые условия. Хорошо, если после испытания тот, кто его проходил, оставался жив. Я первым делом запретил такое безрассудство. Но что делают с запретами? Нарушают еще больше. Тем более в Темном королевстве.

Поэтому на поле я шел с некоторой опаской. Нет, страха не было. Но опасения — были, и готов был поклясться, что небеспочвенные. Жюри снова поменялось, только я перестал обращать на него внимание. Какая разница, кто будет судить? Любое судейство в глубине своей — дело личное. Вот приглянулся я судьям больше некроманта — и победил. А если бы на месте некроманта была какая-нибудь темная ведьма с четвертым размером бюста — проиграл бы, к ворожкам не ходи. Кстати, встреченные некроманты косились на меня очень недружелюбно. Поэтому сделал в уме зарубку ночью оружие далеко не убирать. Уйдет Кай к своей возлюбленной — и заходи любой. Что ж, Шун разбудит, верный меч спасет.

Подошел к скамье. Рядом плюхнулся Лави. Отметил, что эльф принарядился. Вместо простого утреннего гардероба он щеголял бирюзовой рубашкой с сапфировыми пуговицами и штанами, которые сидели как вторая кожа. Волосы зачесал назад, щеголяя ушами.

— По какому поводу парад? — тихо спросил я.

— Ранибетта лично пожелала мне удачи, — лицо Лави озарила улыбка.

— О, поздравляю! Она знает о твоем существовании, — хмыкнул я.

— Эрин! Все бы тебе исказить!

— Ладно, прости, — ссориться с эльфом не хотелось. — Раз дама проявила внимание, попытайся пригласить ее на свидание.

— Думаешь? — озадачился Лави.

— Уверен. Конечно, тебя может ожидать отказ, но хотя бы попробуешь.

— Ладно, — Лави задумчиво кивнул. — Возможно, ты и прав. Нельзя упускать свой шанс. О, ректор появился.

Все разговоры затихли. Я изучал постную физиономию Редеуса. С таким лицом поминальные обеды вести, а не соревнования. Но свое мнение оставил при себе. Обещал ведь ректору хрупкий нейтралитет. Пока что.

— Итак, мы приступаем к третьему туру нашего соревнования, — возвестил наш руководитель. — Испытание на смелость. Для него нам доставили зеркало Мерциуса.

— Что за зверь? — шепотом спросил у Лави. Тот пожал плечами.

— Зеркало Мерциуса показывает то, что вызывает у человека наибольший страх. Ваша задача — продержаться перед ним как можно дольше. Первое место получит тот, кто покажет самое большое время. Приступаем!

Мы снова потянулись на жеребьевку. А я задумался. Что может отразить зеркало, если ничего не боюсь? Может, в нем ничего и не отразится? Или же нечто безобидное, чему я лично не придаю значения? Забавно. Хочу на это взглянуть.

— Ты что напрягся, дружище? — я ударил по плечу Лави.

— Не хочу проходить это испытание, — замотал он головой. — И так знаю, что оно покажет.

— Что же?

— Бабулю, — благоговейно прошептал эльф.

— Лаавелион, не хочешь ли ты сказать, что больше всего на свете боишься свою бабушку? — не поверил собственным ушам.

— Знал бы ты бабулю, тоже боялся бы, — сделал Лави большие глаза и замолчал.

И что? Моя бабка вообще ведьмой была, но я-то ее не боюсь. Наверное, потому, что не помню. Вообще, при большой продолжительности жизни темные чаще всего не доживают до старости. Сражения, враги, стихия. Мало ли что.

Я достал номерок из мешочка — пятый. Уже хорошо, буду видеть четыре первых результата. Лави показал свой — седьмой. Эльфу повезло больше. Именно в этом соревновании я бы предпочел быть последним.

Мы снова расселись на скамье. Лаавелион выстукивал пальцами по колену марш, я с любопытством наблюдал, как к зеркалу подходит Фазил Дарамис. Сейчас узнаем, насколько у провидца крепкие нервы. Кстати, сам предмет, с помощью которого предстояло пройти испытание, выглядел как обычное зеркало в полный рост, завешенное тканью.

Сигнал — и ткань сняли, начиная отсчет. Дарамис заорал. Я даже подпрыгнул на скамейке. Он там что, призрака увидел? Представитель факультета ясновидения трясся так, что с него чуть песок не сыпался. А затем выкрикнул: «Все, больше не могу» — и закрыл лицо руками.

Ткань вернулась на место.

— Минута пять секунд, — огласил Редеус.

Что же он там увидел? До этого мы как-то не общались, но, когда Дарамис сел на скамью, тут же подвинулись к нему поближе.

— Там был змей, — выдохнул Фазил. — Огромный. Он душил меня своими кольцами. Я на самом деле задыхался. Невыносимо!

Подумаешь, змей. Мой младший брат вообще их обожает. У него в комнате живет десяток ядовитых пресмыкающихся. У всех свои имена и даже привычки. Арамир в них души не чает. И ведь не кусают его! Только слуг иногда.

Пока я размышлял о страхах и пристрастиях, испытание началось для проклятийника. Лион держался стойко. Побледнел, кусал губы, но стоял. А потом рухнул на землю без единого слова. Вот и приехали! Не выдержал, бедняга.

К нему подбежали лекари, привели в сознание и увели прочь. А Редеус сообщил нам результат:

— Три минуты ровно.

Наверное, это были самые долгие три минуты в жизни Лиона.

Стихийник Парадий вообще посерел, стоило увидеть отражение, попятился и сбежал на скамью.

— Что там было? — вопрошали мы.

— М-мыши, — заикаясь, ответил тот. — Полчища жирных мышей.

Я удивился. Ладно дамы, но Парадий-то чего боится? Десять секунд — это же позор! А к зеркалу уже подошел четвертый участник, Анжей Лаватис. Тот держался спокойно. Даже не побледнел, когда увидел отражение. Стоял, молчал и кусал губы. Я считал секунды, пока он сдастся. Впрочем, Лаватиса постигла судьба проклятийника — он чуть не потерял сознание.

— Восемь минут, — сообщил Редеус.

Хороший результат. Надо постараться, чтобы его превзойти. Я поднялся и пошел на исходную позицию.

Взгляд устремился к зеркалу — и время словно замерло. В зеркале была тьма. Я ощутил себя маленьким мальчиком, который остался один в темной комнате. Не видно ничего, даже пальцев рук. Кажется, заговори — и голос утонет во мраке. Что в ней таится? Зеркало не показывает ничего случайного. Я ждал. Тьма сгущалась. Ощутил прикосновение к плечу. Обернулся — никого. Только черное, как ночь, марево.

— Что ты такое? — спросил у темноты.

— То, чего ты боишься, — ответил мой собственный голос. — Я — то, что внутри тебя.

Ноги задрожали. Нет, это был еще не страх. Только его первые предвестники, но волосы уже встали дыбом, а по коже пробежал неприятный холодок. Я не понимал, и от этого становилось еще страшнее. Словно меня укутывала эта тьма, проникала под кожу, в нос, в глаза. Все глубже и глубже. Туда, откуда ее никогда не искоренить.

— До сих пор не боишься, Вестер? — теперь тьма говорила голосом кузена Дэлиана. — Тебе ведь от меня никогда не избавиться. Куда бы ты ни шел, где бы ни был, я всегда буду с тобой.

Я молчал, только сильнее стискивал зубы. И, кажется, начинал понимать. От понимания стало страшнее. Закрыть глаза? Не вариант. Где-то в глубине сознания билась мысль, что нужно продержаться как можно дольше. А голос моего врага снова сменился. Теперь со мной говорила сестра:

— Ты никогда не был нормальным темным, Эринальд. Позор нашего рода. Даже морок не поможет это скрыть. То, что ты не один из нас. Если бы тебя не признало древо рода, я бы думала, что твоя матушка изменила отцу.

— Пробуди в себе тьму, Эринальд, — это уже отец. — Не позорь мои седины. Почему среди моих детей появился такой, как ты?

— Это не мой сын, — капризный голос матери.

— Прими меня, — все голоса слились в один. — Прими свою суть, Эринальд. Сколько ты будешь бегать? От себя не убежишь.

— Оставь меня, — прошептал я. — Пропади пропадом.

— Не могу. Я — часть тебя. Большая часть, как бы ты ни сопротивлялся.

— Оставь! — повысил голос.

— Уверен? И кем ты останешься? Глупым, слабым мальчишкой? Нет, Эрин, мы с тобой вечно будем вместе, и рано или поздно ты примешь то, кто ты есть. А я помогу тебе в этом.

— Эрин, — кто-то тряс меня за плечи. — Эрин, очнись, пожалуйста. Эрин!

А Лайла-то тут при чем? С трудом открыл глаза — и чуть не ослеп. Вокруг стоял белый день. Солнце только начинало клониться к закату. Надо мной, как над умершим, рыдала эльфийка. Ее лицо покраснело от слез.

— Чего ты? — спросил внезапно охрипшим голосом.

— Ты так долго не приходил в себя, — Лайла заламывала руки. — Я думала, ты никогда не очнешься.

— Сколько я продержался?

— Пятнадцать минут.

Что ж, хотя бы проклятийника я опередил. Эта мысль грела сердце. А тьма… Глупо бояться темноты, когда светит солнце. Тем более что я — ее властелин.

— Раз Вестер очнулся, продолжим соревнование, — опять этот ректор! Я готов был его возненавидеть. Но вместо этого с трудом сел и переключил внимание на поле, отвергая попытки Лайлы увести меня прочь. Зря только садился. Шестой участник сдулся сразу, на первых же секундах. Наверное, даже стихийника опередил. Какие нежные пошли боевики. Настала очередь Лави. Воодушевленный Ранибеттой, он выходил на поле, так и лучась самоуверенностью. Хоть я и знал, что Лави уже трусит. Что поделаешь? Мой друг не относился к разряду отчаянных смельчаков.

С зеркала в седьмой раз сняли покрывало. Лави вздрогнул. Его и без того большие глаза стали почти что круглыми. Неужели и правда бабуля?

— Лайла, у вас такая страшная бабушка? — спросил эльфийку.

— О да! — кивнула она. — С нашей бабулей лучше не связываться. А почему ты спросил?

— Лави думал, она будет в зеркале. И чем же старая женщина такая страшная?

— Слышала бы тебя бабуля, — побледнела Лайла, — она бы заставила тебя весь вечер танцевать с ней вальсы. А вальсирует она как демон. Ты что! Она молодая. Ей всего пятьсот три. И любой намек на возраст — для нее кровное оскорбление. У нее было пять мужей, а сейчас — три любовника. Потому что бабуля решила больше не выходить замуж. Она играет в карты лучше всех эльфов в округе. Хотя эльфы вообще редко играют в карты. В общем, светлая леди Наариэн — это стихийное бедствие нашего края.

А Лави держался. Правда, у эльфа уже начинал дергаться глаз и дрожали губы. Уже двенадцать минут. Молодчина! Забираю свои слова насчет смелости Лави назад. Тринадцать, четырнадцать. Я лично следил за стрелкой. Пятнадцать. Шестнадцать. Он меня победил!

Лави сделал шаг назад, зажмурился, потер глаза и попросил закрыть зеркало. Раздались бурные аплодисменты. А эльф так же грациозно двинулся обратно к скамье.

— Бабуля? — спросил я, стоило ему присесть.

— Нет, — качнул головой Лави. — Оказывается, есть тот, кого я боюсь больше.

— Тоже какой-нибудь родственник? — хмыкнул я.

— Темный властелин.

Приехали. Мною уже юных эльфов пугают.

— Что в нем такого страшного? — я уже собирался обидеться.

— Понимаешь, — Лави покосился на других участников, которые зря напрягали слух, — когда я был младше, мы какое-то время жили в Темном королевстве. И мать все время говорила, что, если я не буду примерным эльфом, она отдаст меня темным и темный властелин будет пытать меня в подземельях своего дворца. А потом он приехал в наш город лично. Я так боялся, что весь день не выходил на улицу, только высунул нос из-за занавески. И надо же было его кортежу проезжать мимо! Он заметил меня — и подмигнул! Я потом неделю не мог спать ночами.

Так, это вряд ли был я. Скорее всего, братец Ремедис с его любовью к эльфам. Напугал бедного Лави, теперь ему темные властелины повсюду мерещатся.

— Зря боишься, — потрепал я эльфа по плечу. — Если ты ничего дурного не совершал, то никто тебя пытать не будет.

«Если ты не профессор», — добавил мысленно. А что? Не люблю я профессоров.

— Некромант, — Лави ткнул меня локтем в бок.

Ник Роберин. Вот кого я ждал увидеть в деле. Надеюсь, его не будут выносить с поля, как проклятийника. Некромант, черный, будто ворон, остановился у предмета экзекуции. Шорох ткани — и лицо Роберина стало иссиня-бледным. Что же там? Жаль, мне не разглядеть. Может, тоже мышки?

Часы тикали, время шло. Роберин близился к результату проклятийника. Когда он перешагнул черту, установленную Лионом, я занервничал. Но вдруг Ник закрыл лицо руками и отступил.

— Девять минут, — безжалостно отчеканил Редеус.

Мы с Лави переглянулись — и с воплями кинулись друг другу на шею. На этот раз победа была только наша! Меня даже не задевало, что проиграл эльфу. Наоборот, я им гордился. В это время Роберин тяжело осел на скамью.

— Что там? — тихо спросил Ричард Парадий.

— Смерть, — некромант улыбнулся так, как улыбаются только приговоренные к казни. Безнадежно. Хотя некромант, который боится смерти, — это что-то новое. Из разряда «темный, который боится тьмы».

Мы прослушали сообщение, что конкурс талантов начнется завтра в полдень, и поспешили в общежитие. Нас ждал ужин, а потом предстояло решить, каким из своих многочисленных талантов я смогу растопить ледяные сердца жюри.