Глава 6
Убирая конкуренцию

Всего через 10 дней после своей инаугурации в мае 2000 г. Владимир Путин сообщил о намерении построить в России «вертикаль власти» и предложил существенным образом изменить принципы отношений федерального центра с регионами. В ходе бурных политических сражений лета 2000 г. региональные элиты смирились со значительным ущемлением своих прав и возможностей, сумев, однако, отстоять при этом свою самостоятельность: при поддержке Конституционного суда губернаторам фактически удалось торпедировать путинскую инициативу о праве президента на снятие губернаторов с должности. Однако «губернаторской партии» пришлось расстаться со всеми помыслами о приходе к власти. После удаления региональных лидеров из Совета Федерации казалось, цель президента Путина достигнута.

Но вскоре выяснилось, что он понимал вертикаль власти гораздо шире. Без предупреждения Кремль начал последовательный процесс трансформации политической системы страны, результатом которого стало полное подавление политической конкуренции в России. Часть оппозиционных политиков предпочла синицу в руках и согласилась сотрудничать с Кремлем в жестко очерченных рамках; другие, отказавшиеся быть лояльными, были названы «несистемной оппозицией» и вытеснены из политической жизни. Уже в середине первого президентского срока Путина Кремль получил полный контроль над высшим законодательным органом власти страны, а сам президент – возможность распоряжаться законодательным ресурсом государства в своих интересах, преследуя свои цели.

Хотя на президентских выборах в июне 1991 г. Борис Ельцин был избран уже в первом туре, получив более 57 % голосов, он никогда не имел устойчивой поддержки большинства российского парламента и постоянно сталкивался с необходимостью строительства ситуативных коалиций. За год до своего избрания Борис Ельцин лишь в третьем туре смог стать победителем выборов на пост председателя Верховного совета РСФСР. Хотя в целом тот состав российского парламента поддерживал многие реформаторские идеи и планы, столкновения между президентом и парламентом не были редкостью.

Эти трения начали нарастать после распада СССР, когда Верховный совет России превратился в полноценный высший законодательный орган нового государства. С одной стороны, неудачное начало экономических реформ серьезно ухудшило ситуацию в стране и парламент стал центром критики правительства. С другой стороны, в силу своего амбициозного характера Руслан Хасбулатов, председатель Верховного совета, хотел доминировать на политической арене. Он добивался верховенства парламента над президентом, часто срывая достижение компромисса и переводя многие противоречия в личностную плоскость. Конфликт между президентом и Верховным советом постепенно нарастал и, в конце концов, в октябре 1993 г. перерос в вооруженное противостояние, в котором победителем вышел Борис Ельцин.

В ходе состоявшихся через два месяца выборов в Государственную думу Ельцин не стал поддерживать ни одну из политических партий, заявив о намерении оставаться «президентом всех россиян». В голосовании по партийным спискам победила ЛДПР во главе с националистически-популистским лидером Владимиром Жириновским, набравшая 22,5 % голосов. На втором месте оказалась реформаторская партия во главе с Егором Гайдаром, которая набрала 15,5 % голосов, но благодаря более успешному результату в мажоритарных округах смогла создать количественно равную с ЛДПР фракцию. Наличие в нижней палате парламента восьми партий, преодолевших 5 %-ный барьер, и 130 (из 450) независимых кандидатов относительно легко позволяло президенту строить ситуативное большинство, но полномочия первого состава Государственной думы сохранялись всего два года. На следующих выборах, в декабре 1995 г., ситуация радикальным образом изменилась.

Если в выборах 1993 г. участвовало 13 партий, восемь из которых, набрав в совокупности 80 % голосов, прошли в Думу, то количество участников на выборах 1995 г. резко выросло – 43 партии и избирательных блока. Это привело к распылению половины голосов между 39 участниками, которые не смогли преодолеть установленный ограничительный барьер; четыре партии, которые набрали более 5 %, получили неожиданную премию в виде гораздо большего количества мест в парламенте, чем могли бы ожидать. Несомненная победа досталась коммунистам, которые вместе со своими союзниками получили 40 % мест в Государственной думе. На выборах 1995 г. президент Ельцин снова решил остаться «над схваткой», не поддержав даже партию, созданную его ближайшим соратником – премьер-министром Черномырдиным. В результате эта партия выступила крайне неудачно, набрав в целом по стране немногим более 10 % голосов.

В целом выборы 1993 и 1995 гг. показали, что Борис Ельцин не противился свободным выборам в Государственную думу и как президент не боялся оппозиционно настроенного парламента. Более того, у него и у его администрации не было в руках необходимых инструментов, чтобы повлиять на результаты выборов неэлекторальным образом, используя то, что потом получило название «административный ресурс». Яркий пример: партия премьера Черномырдина на выборах 1995 г. смогла набрать больше 15 % голосов лишь в 10 регионах России из 83 (партия Жириновского преодолела эту планку в 23 регионах, а коммунисты – в 61).

Выборы в Думу в 1999 г. оказались серьезным испытанием для Кремля, которому пришлось сражаться одновременно на нескольких фронтах. С одной стороны, Борис Ельцин назвал имя своего преемника, Владимира Путина, и назначил его премьер-министром. Политический рейтинг Путина к концу лета 1999 г. был крайне невысок, и задачей Кремля было нарастить его с прицелом на президентские выборы 2000 г. – политтехнологи, работавшие с премьером, не имели права на ошибку. С другой стороны, Государственная дума контролировалась левым большинством, и Кремль опасался повторения победы коммунистов на думских выборах, понимая, что аппетит приходит во время еды – если бы коммунисты смогли сохранить свое 40 %-ное представительство в нижней палате парламента, то их кандидат становился бы явным лидером в президентской гонке. Нельзя было сбрасывать со счетов и то, что объединение многих губернаторов вокруг бывшего премьера Примакова и московского мэра Лужкова раскалывало политическую элиту: реальной угрозой для Кремля могла стать поддержка этого альянса бюрократией по всей стране и формирование устойчивого большинства в Думе на основе союза коммунистов и губернаторов.

Александр Волошин, в то время руководитель администрации Кремля, позднее признавался, что «на стерильно честных выборах, без административного ресурса, без ничего… была серьезная вероятность возврата назад, то есть победы коммунистов. Я бы считал, что вероятность 50 на 50 как минимум в 2000 г.» Эта угроза заставляла Кремль напрягать все силы и использовать все инструменты, которые были доступны в тот момент.

С такой нелегкой задачей Кремль справился, сражаясь как загнанный в угол раненый медведь. Цель, по мнению команды Ельцина – Путина, оправдывала средства; желание победить любой ценой вело к тому, что все существовавшие формальные и нравственные ограничения отбрасывались в сторону. Контролируемые государством телеканалы активно распространяли домыслы о плохом здоровье Евгения Примакова и подробно рассказывали об обысках, которые проводила ФСБ в офисах жены Юрия Лужкова, обвиняя ее в нарушениях валютного законодательства. В то же самое время Кремль запустил новую волну атак на телекомпанию НТВ, которая поддерживала его главных оппонентов.

Хотя коммунисты вышли победителем, их результат (24,3 % голосов по партийным спискам) оказался практически идентичным результату, полученному на предыдущих выборах. Это говорило об отсутствии серьезного потенциала у кандидата от коммунистов на президентских выборах. Помимо этого коммунисты потеряли треть мест, полученных четыре года назад в мажоритарных округах. Хотя Компартия оставалась крупнейшей фракцией в Думе, она теперь контролировала менее 30 % мест.

Столь слабый результат коммунистов не давал им шансов снова стать доминирующей силой в парламенте, и, когда Кремль сделал им неожиданное предложение вступить в альянс для получения контроля, коммунисты с радостью приняли его. Логика Кремля была понятна: с одной стороны, нужно было получить неоппозиционную Думу, на что коммунисты де-факто согласились, приняв предложение Кремля, поскольку для них участие в строительстве коалиции большинства было несомненной имиджевой победой; с другой – главным соперником Кремля оставался губернаторский блок «Отечество – Вся Россия», который соглашался на коалицию с «Единством», только если спикером Думы стал бы бывший премьер Примаков, что резко обостряло бы президентскую кампанию. Из двух плохих вариантов Кремль выбрал меньшее, хорошо знакомое «зло» – на президентских выборах конкурент-коммунист представлялся Путину меньшей угрозой по сравнению с бывшим премьером.

Получив поддержку еще трех депутатских групп, «Единство» поделило с коммунистами почти все руководящие посты в Думе, отдав последним пост спикера нижней палаты. Губернаторская партия «Отечество» получила в свои руки малозначимый пост председателя Комитета по делам СНГ, после чего стала стремительно терять влияние в стране.

Однако такая конструкция не была устойчивой. С одной стороны, союз с коммунистами вряд ли был симпатичен Кремлю с точки зрения общественного восприятия. С другой стороны, время от времени коммунисты отказывались поддерживать законодательные инициативы, исходившие от президентской администрации, заставляя ее искать поддержку у других фракций. К тому времени конфронтация между регионами и федеральным центром уже перестала беспокоить Кремль: финансовая зависимость большинства российских регионов от дотаций из федерального бюджета и лишение губернаторов возможности влиять на принятие решений на федеральном уровне после их изгнания из Совета Федерации заставили последних демонстрировать полную лояльность новому президенту. К концу лета 2001 г. стало очевидно, что никаких существенных разногласий между прокремлевским «Единством» и губернаторским блоком ОВР не осталось, и их объединение во второй половине того же года в новую партию выглядело вполне естественным. Новая партия получила название «Единая Россия».

После этого в Думе прошло новое перераспределение руководящих постов, на этот раз своего места «за праздничным столом» лишились коммунисты.

Подготовка Кремля к парламентским выборам 2003 г. началась за два с половиной года до этого, в середине 2001 г., когда в России был принят закон о политических партиях. Кремль хорошо помнил результаты выборов 1995 г., когда половина голосов избирателей досталась партиям, не прошедшим 5 %-ный барьер, и сосредоточил свои усилия на борьбе с малыми партиями. Первым шагом на этом пути стало введение государственного контроля за созданием и функционированием политических партий.

Закон, принятый в 2001 г., дал в руки государства инструменты административного давления на партии на всех стадиях их существования. Согласно закону, отныне только партии могли выдвигать списки на выборах в Государственную думу по федеральному округу (ранее это право было и у общероссийских общественных объединений, и у избирательных блоков). Кроме того, была введена норма о том, что избирательные блоки могли создаваться при обязательном участии хотя бы одной политической партии.

Закон устанавливал разрешительный, а не заявительный, как ранее, порядок создания и государственной регистрации партий, а также давал исполнительной власти право ликвидировать существующие партии на достаточно размытых основаниях. В процессе создания партии должны были проходить через множество бюрократических процедур на федеральном и региональном уровнях и на каждом этапе могли столкнуться с отказом в регистрации из-за малейших ошибок или неточностей при оформлении документов. Закон установил минимальную численность партий (10 тысяч человек) и требование о наличии региональных отделений не менее чем в половине регионов страны, запретив одновременно с этим создание региональных и межрегиональных партий. Введенные требования о численности и региональных отделениях распространились на уже действующие партии, которые должны были представить в государственные органы доказательства наличия своих отделений.

Практика применения нового закона немедленно показала, что исполнительная власть получила неограниченные возможности, чтобы препятствовать созданию и регистрации новых партий, а также добиваться ликвидации неудобных или неугодных. Перед выборами в Государственную думу в 1999 г. в России существовало 139 политических общественных объединений, имеющих право участвовать в парламентских выборах, из которых две трети воспользовались этим правом. К выборам 2003 г. осталось 44 зарегистрированные партии. «После перерегистрации… останется не более 10 партий. Это прежде всего те, которые представлены в Госдуме», – внятно озвучил перспективу замминистра юстиции Евгений Сидоренко.

Важнейшим шагом на пути установления контроля Кремля над избирательным процессом стало создание в 2002–2003 гг. вертикали избирательных комиссий: они были выстроены в иерархическом порядке и подчинены Центральной избирательной комиссии (ЦИК). Руководители региональных избиркомов стали избираться по предложению ЦИК или назначаться ЦИК; состав нижестоящих избиркомов в значительной части начал формироваться путем назначения их членов вышестоящими комиссиями. В марте 2003 г. информационная система ГАС «Выборы» была передана в ведение Федеральной службы охраны (ФСО) – отныне вся информация о результатах голосований контролировалась наиболее приближенной к президенту спецслужбой. Избирательные комиссии, включая ЦИК, стали получать эту информацию только из рук Кремля.

В отличие от Бориса Ельцина, никогда не демонстрировавшего своих пристрастий ни к одной партии, новый российский президент и его администрация не скрывали того, что «Единая Россия» является партией власти. «Мы поддерживали и будем поддерживать “Единую Россию”», – публично заявлял Владислав Сурков, хорошо понимая, что может не опасаться нарушения закона, прямо запрещающего чиновникам использовать свои возможности в интересах политических партий. Сотрудники кремлевской администрации в повседневном режиме руководили деятельностью «Единой России», создавая ей ощутимые конкурентные преимущества в политической жизни, главным образом обеспечивая неограниченный доступ к финансовым ресурсам и СМИ.

Это не замедлило сказаться на ходе и результатах избирательной кампании 2003 г.: «Единая Россия» доминировала в СМИ. Хотя коммунисты были второй партией по количеству упоминаний, это были в значительной мере негативные публикации. Представители «Единой России», занимавшие официальные позиции, получали доступ на федеральные телеканалы практически без ограничений, поскольку заявлялось, что это не относится к предвыборной гонке; а большинство из 23 партий, зарегистрировавшихся для участия в выборах, могли получить лишь минимальный доступ на контролируемые государством телеканалы. Созданная Кремлем вертикаль избирательных комиссий не дала сбоев: примерно две трети членов этих комиссий оказались представителями исполнительной власти или работниками бюджетных организаций, а члены «Единой России» заняли большинство мест, предназначенных для политических партий. В результате на этапе регистрации кандидатов многие неугодные властям политики не были допущены до участия в выборах (бывший вице-президент Александр Руцкой, бывший генеральный прокурор Юрий Скуратов, несколько депутатов Государственной думы).

Важным фактором, повлиявшим на ход выборов, стал арест за восемь недель до дня голосования Михаила Ходорковского, одного из основных спонсоров либеральных партий (СПС и «Яблоко»), – после этого финансирование их избирательных кампаний сильно сократилось. Кроме того, по Москве пошли разговоры о том, что поводом для ареста Ходорковского явилось финансирование им предвыборной кампании коммунистов, которые по-прежнему воспринимались Кремлем как наиболее серьезный противник и на борьбу с которым были направлены основные силы. «Разгром [коммунистов] закладывался нами в предвыборную стратегию», – раскрыл позднее планы Кремля Глеб Павловский, работавший в то время консультантом в президентской администрации.

Борясь с коммунистами, Кремль поддержал регистрацию нескольких партий и избирательных блоков, занимавших по многим вопросам позиции близкие к компартии, с целью забрать у нее голоса. Эта тактика сработала: неожиданно высокого результата (9 %) добился блок «Родина», возникший лишь за три с половиной месяца до выборов, а коммунисты вместо ожидавшихся всеми 20 с небольшим процентов голосов получили на треть меньше. Вкупе с тем, что коммунисты в мажоритарных округах получили в четыре раза меньше мест, чем на прошлых выборах, это означало сокрушительное поражение Компартии. С этого момента она перестала быть политической силой, которая могла претендовать на власть и влиять на принятие решений в стране. Амбиции коммунистов сошли на нет – они поняли, что сохранить свое место на политической сцене можно, только став полностью лояльными Кремлю.

На выборах 2003 г. впервые в российской истории Кремль обвинили в массовой фальсификации результатов голосования: три партии (КПРФ, «Яблоко» и СПС) организовали наблюдение на всех 95 тысячах избирательных участках и на основании полученных копий протоколов участковых избиркомов заявили, что к результатам голосования было добавлено около 3,5 млн голосов людей, которые не принимали участия в выборах (при официально объявленной явке 60,7 млн человек). Российские и международные наблюдатели признали огромное количество процедурных нарушений на выборах; Комитет по мониторингу Парламентской ассамблеи Совета Европы заявил, что состоявшиеся выборы нельзя считать справедливыми, но все это не помешало российскому Центризбиркому признать их результаты.

По оценкам Сергея Шпилькина, в ходе фальсификаций итогов голосования «Единая Россия» получила дополнительно 4,5 млн голосов (график 6.1), что заметно увеличило ее итоговый результат. Для сравнения на графике 6.2 показано, насколько незначительными были фальсификации итогов голосования на президентских выборах 2000 г., когда областные избирательные комиссии формировались по решению губернаторов, многие из которых еще продолжали оппонировать Путину.

«Единая Россия» получила 37,57 % голосов по пропорциональной системе, но за счет успеха ее кандидатов в мажоритарных округах заняла половину мест в Думе (223 из 447). Однако Кремль решил на этом не останавливаться. В течение короткого времени к «партии власти» присоединились десятки независимых депутатов и малые депутатские группы, после чего фракция «Единой России» стала насчитывать 304 человека, то есть получила квалифицированное большинство, позволяющее принимать любые законы (включая поправки в Конституцию) без поддержки других партий, а также преодолевать вето Совета Федерации.

Представители «Единой России» заняли в новой Думе большинство руководящих постов: председатель, два его первых заместителя, пять из восьми заместителей, руководители всех 29 комитетов и 23 первых заместителя руководителей комитетов – так была создана административная вертикаль управления в высшем законодательном органе страны. Поскольку все назначения осуществлялись руководством фракции «Единой России», то малейшее неповиновение административным указаниям каралось потерей должности. Храбрецов, решившихся на это, в Думе не нашлось.

Президентские выборы 2004 г. стали, пожалуй, самыми комфортными и для Владимира Путина лично, и для его администрации. Главные оппозиционные партии, представленные в парламенте (коммунисты и ЛДПР), выдвинули неизвестных широкой публике кандидатов; либеральные партии (СПС и «Яблоко») вообще отказались выдвигать своих кандидатов. Но даже в таких условиях Кремль препятствовал честным и свободным выборам.

Был изменен закон о выборах президента: отныне для выдвижения кандидата нужно было собирать два миллиона подписей избирателей (от сбора подписей освобождались кандидаты политических партий, представленных в Думе). Центризбирком категорически отказывался зарегистрировать в качестве кандидата от парламентской партии «Родина» бывшего председателя Центрального банка харизматичного Виктора Геращенко. Очевидно, Кремль боялся, что Геращенко может получить достаточно большое количество голосов, что сделает победу Путина не столь впечатляющей. В ходе избирательной кампании главные телевизионные каналы, подконтрольные государству, часами рассказывали о действующем президенте, при этом не говоря ничего о кампаниях других кандидатов, которые все вместе получили лишь 22 % от того телевизионного времени, которое было уделено Владимиру Путину.

Неофициальная цель Кремля звучала так: Путин должен получить половину голосов всех российских избирателей. Голосование 2004 г. оказалось плебисцитным по своему исходу – Владимир Путин получил более 71 % голосов (кандидат от Компартии Николай Харитонов, ставший вторым, набрал менее 14 %), но поставленной Кремлем цели достичь не удалось.

Хотя перед выборами ни у кого не возникало сомнений в победе действующего президента, во многих регионах страны итоги голосования снова были фальсифицированы – по оценке Сергея Шпилькина, Владимир Путин получил около девяти миллионов добавленных голосов.

Выборы 2003–2004 гг. привели к желаемым для Кремля результатам и показали Владимиру Путину, что в стране нет не только никакой реальной угрозы потери власти, но и даже оппозиции, способной противостоять ему. Однако еще не успели высохнуть чернила на избирательных протоколах, как Кремль озаботился проблемой следующих выборов и начал последовательное наступление на политические права россиян, ограничивая их участие в политической жизни – в первую очередь право избирать и быть избранным.

За полгода до ареста Михаила Ходорковского в Кремле активно обсуждался экспертный доклад, который красочно рассказывал о том, что угрожает политической стабильности в стране. Хотя доклад носил эмоциональный характер и не был подкреплен фактами и доказательствами, содержащиеся в нем фразы должны были напугать Владимира Путина и его окружение. «Страна оказалась на пороге ползучего олигархического переворота», «[олигархи] пришли к выводу о необходимости обеспечения личной унии власти и сверхкрупного бизнеса. То есть прямого продвижения олигархов на ключевые государственные посты» и приняли решение «ограничить полномочия президента РФ и трансформировать Россию из президентской республики в президентско-парламентскую». Хотя в докладе говорилось, что «основным идеологом подобной трансформации выступает… Михаил Ходорковский, [который] может преследовать достаточно амбициозные долгосрочные [политические] задачи», авторы доклада не забывали постоянно говорить о том, что его поддерживают и другие олигархи.

Всего через четыре месяца после второй инаугурации Владимира Путина началась новая волна серьезного изменения законодательства, регулирующего политическую жизнь в стране. Хотя формальным поводом для этого стали события в Беслане – именно вскоре после них российский президент сообщил о своих инициативах, – реальная причина состояла в другом. Кремль опутывали фобии – со всех сторон виделась угроза потери власти.

Это неудивительно. К началу 2004 г. расклад сил в ближайшем окружении Путина сильно изменился: сначала в знак несогласия с арестом Ходорковского, узнав о нем постфактум, ушел в отставку глава администрации Кремля Александр Волошин, затем в отставку был отправлен премьер-министр Михаил Касьянов, который публично критиковал арест олигарха. В результате и в Кремле, и в правительстве резко усилилось влияние группы, получившей название «силовики», – выходцы из силовых структур, которые мало что знали о политической борьбе, зато очень хорошо умели использовать силовые методы для подавления своих противников.

Силовики, используя близость к президенту, постепенно обрели монополию на формирование картины мира Путина, в котором его окружали враги. Путин воспринял эту парадигму, и она устойчиво закрепилась в его сознании на все последующие годы. Глеб Павловский так описывал происходившее тогда в Кремле: «Группа [Сергей Пугачев, Игорь Сечин, Виктор Иванов] превратилась в одного из ключевых игроков российской политики, действующего агрессивно как в бизнесе, так и в политике и пытающегося по-своему отредактировать Конституцию и политический курс президента… на место разрушенной олигархической системы приходит новая “силовая” олигархия… ориентированная на использование государственных рычагов и административного ресурса для достижения своих целей».

Похоже, Путин всерьез опасался «олигархического реванша» после ареста Ходорковского. Хотя после первой эмоциональной реакции крупнейшие российские бизнесмены забыли о корпоративной солидарности и позволили Кремлю растерзать Ходорковского и его компанию, Путин не был до конца уверен в том, что они не захотят ему отомстить. Об этом страхе, витавшем в Кремле, вслух говорил Сурков: «У нас есть политическая сила, которая предлагает нам сделать шаг назад. Я бы назвал ее партией олигархического реванша… Есть и потенциальные политические лидеры у этого направления политической мысли. И зарубежные спонсоры. Безусловно, мы не можем допустить реставрации олигархического режима… потенциальная опасность их возвращения существует, не надо ее сбрасывать со счетов».

Но помимо внутренних врагов Кремль неожиданно обнаружил врагов внешних.

В ноябре 2003 г. в Грузии прошла первая «цветная революция», которая привела к смещению со своего поста президента Эдуарда Шеварднадзе и внеочередным выборам, на которых победил молодой прозападный политик Михаил Саакашвили. Этот эпизод немедленно породил в Кремле разговоры о «вторжении США» на постсоветское пространство с целью смены лояльных России политических лидеров. «В Америке, Европе и на Востоке среди людей, принимающих решение… есть группа людей, которая состоит из деятелей, рассматривающих нашу страну как потенциального противника… Их цель – разрушение России и заполнение ее огромного пространства многочисленными недееспособными квазигосударственными образованиями» – так описывал ситуацию Владислав Сурков. Более того, продолжал он, у внешнего врага есть мощная поддержка внутри России: «Фактически в осажденной стране возникла пятая колонна левых и правых радикалов. Лимоны и некоторые яблоки растут теперь на одной ветке. У фальшивых либералов и настоящих нацистов все больше общего. Общие спонсоры зарубежного происхождения».

«Оранжевая революция» на Украине (ноябрь – декабрь 2004 г.) и «революция тюльпанов» в Киргизии (весна 2005 г.) стали для Кремля лишним доказательством того, что он не зря опасается внешнего врага. «Что угрожает суверенитету [России]? …Мягкое поглощение по современным “оранжевым технологиям” …не могу сказать, что вопрос этот снят с повестки дня, потому что, если у них это получилось в четырех странах, почему бы это не сделать и в пятой? Думаю, что эти попытки не ограничатся 2007–2008 гг. Наши иноземные друзья могут и в будущем как-то пытаться их повторить», – прямо говорил Сурков в феврале 2006 г.

Кремль не мог не заметить, что главную роль в смещении действующего президента в Грузии сыграла парламентская оппозиция (чуть позже события на Украине и в Киргизии подтвердят правильность этих наблюдений), из чего был сделан однозначный вывод: в российском парламенте может быть «оппозиция Его Величества, но не оппозиция Его Величеству».

Когда в сентябре 2004 г., через 10 дней после трагедии в Беслане Владимир Путин объявил о своих законодательных инициативах, которые разрушали федеративные отношения в стране, одновременно с этим он предложил серьезнейшим образом изменить правила политического представительства на федеральном уровне, заявив: «Одним из… механизмов, обеспечивающих реальный диалог и взаимодействие общества и власти в борьбе с террором, должны стать общенациональные партии. И в интересах укрепления политической системы страны считаю необходимым введение пропорциональной системы выборов в Государственную думу». Путин никогда не отвечал на вопрос, каким образом выборы депутатов Думы по мажоритарным округам мешают борьбе с террором, за него это крайне неуклюже сделал Владислав Сурков. «“А чем это поможет в борьбе с терроризмом?” А ровно тем, что не будет так же, как в 1990-е гг., когда был триллион партий диванного типа, как их называют, полный хаос, партикуляризация и атомизация общества. И в эту кашу, естественно, влезли любые микробы, любая зараза шла в этот разлагающийся организм. ‹…› Выборы по партийным спискам… снизят коррумпированность депутатского корпуса».

Четко идентифицировав угрозы, Путин максимально ограничил возможности участия тех, кого он считает своими врагами, в политической жизни. Провозглашая повышение роли партий в избирательном процессе, Кремль решительно сворачивал реальную многопартийность. Были резко повышены требования к количественным параметрам (обязательное наличие в партии не менее 50 тысяч членов против 10 тысяч ранее), существующие партии были обязаны пройти перерегистрацию с соблюдением всех процедур, установленных для первичной регистрации. Проходной барьер в Государственную думу повышался с 5 до 7 %, и, что сильнее всего било по интересам избирателей, запрещалось создание избирательных блоков для участия в выборах.

Практика создания избирательных блоков была важной составной частью политической жизни России. Возникавшие политические партии не имели устойчивой поддержки в обществе и различались между собой главным образом не идеологически, а именами своих амбициозных лидеров. Политикам было сложно строить долгосрочные договоренности между собой в быстро меняющихся условиях, когда большинство альянсов и союзов были ситуационными, но накануне выборов многие предпочитали объединяться в избирательные блоки, хорошо понимая, насколько низки их шансы на прохождение ограничительного барьера.

Повышение барьера для прохождения в Думу до 7 % еще больше снизило шансы многих партий, и казалось, создание избирательных блоков могло бы постепенно привести к консолидации партийной жизни. Но это не соответствовало интересам Кремля, который нацелился на формирование лояльного парламентского большинства и не хотел расширения политического представительства в Думе. Попытка обойти введенное ограничение и договариваться о выдвижении кандидатов нескольких партий в одном партийном списке была немедленно пресечена: в июле 2006 г. закон запретил партиям выдвигать в качестве своих кандидатов членов других партий.

Чтобы облегчить прохождение законопроекта в Думе, в него внесли норму об увеличении в 10 раз бюджетного финансирования партий, представленных в Государственной думе. Так Кремль вознаградил парламентскую оппозицию за лояльность.

Помимо финансовой поддержки, в 2006 г. парламентские партии получили еще один подарок из рук Кремля: гарантированное освещение их деятельности на федеральных телеканалах. И опять неудивительно, что не представленные в Думе партии такого права не получили. Хотя с юридической точки зрения все парламентские партии имели равные права на доступ к СМИ, в реальной жизни все обстояло совсем не так: если телевидение не говорило о принадлежности показываемого политика к конкретной партии, а только называло его должность, то этот эпизод не учитывался при определении общего времени, полученного партией. Понятно, что пользоваться такой «льготой» удавалось главным образом представителям «Единой России», которые занимали большинство руководящих постов в федеральном и региональных парламентах. В результате правящая партия получала как минимум в два раза больше времени на федеральных телеканалах, чем любая другая.

Серьезность намерений Кремля взять российскую политическую систему под полный контроль вскоре стала очевидной всем. Из 44 существовавших в конце 2004 г. политических партий к выборам 2007 г. в стране осталось всего 15. Действующие партии, если их лидеры были неугодны Кремлю, ликвидировались под надуманными предлогами; ни одной из ликвидированных партий не удалось отстоять свою правоту в российских судах. Все это делало крайне проблематичным прохождение в Думу политиков, которые не желали идти на сотрудничество с Кремлем и кооптироваться в созданную Путиным политическую конструкцию.

После таких реформ для «несистемной» оппозиции оставался лишь один метод ведения политической деятельности – демонстрации и митинги, которым категорически противился Кремль. По словам Александра Волошина, Владимир Путин всегда считал публичные акции недопустимым методом политической борьбы. Он хорошо видел, что «цветные революции» на постсоветском пространстве стали результатом сочетания давления парламентской оппозиции и уличных протестов и дал свое «добро» на решительное ограничение публичных акций.

Принятый в июне 2004 г. закон установил режим согласования митингов с местными органами власти, чем фактически изменил российскую Конституцию, гарантирующую свободу митингов и демонстраций. Используя принятый закон, власти стали регулярно отказывать оппозиционным политикам в проведении публичных акций или выдавали разрешение на их проведение в удаленных районах. Такая практика привела к тому, что большое количество публичных акций политической оппозиции в России стало проходить без получения разрешения, что в глазах Кремля делало их незаконными. Ответом стали начавшиеся репрессии в отношении лидеров протестов, которых заносили в «черные списки», регулярно задерживали и которых суды приговаривали к административным арестам.

После изгнания губернаторов из Совета Федерации верхняя палата российского парламента превратилась из органа представительства и защиты интересов регионов в собрание лоббистов. На смену публичным политикам – за 10 лет все губернаторы в России прошли, а некоторые и по два раза, через прямые выборы – стали приходить люди, главным достоинством которых было умение заходить в нужные кабинеты и договариваться с чиновниками. Хотя в таком виде Совет Федерации не представлял никакой угрозы, он, несомненно, не встраивался в новую вертикаль власти, а это было неприемлемо для Кремля.

К решению этой проблемы Кремль подошел комплексно, отказавшись от мысли просто еще раз изменить правила формирования Совета Федерации. Анализ показывал, что персональный состав Совета Федерации – это вершина айсберга. А реальной проблемой являлась неподконтрольность Кремлю политической жизни в регионах. Многие губернаторы и большинство членов региональных парламентов избирались как независимые кандидаты, за которыми стояли разнообразные группы интересов. Разобраться во всех хитросплетениях местной политики, сидя в кремлевских кабинетах, было невозможно, а назначенные в федеральные округа представители президента не отличались политической гибкостью, умением вести диалоги и строить коалиции, предпочитая опираться на силовые методы решения возникавших проблем. Получалось, что Кремлю нужно было найти способы резко ослабить самостоятельность региональных элит, лишив их возможности защищать свои интересы на политическом уровне. Первая часть этой «двухходовки» была стремительно решена осенью 2004 г. путем перехода к фактическому назначению губернаторов; вторая часть – получение контроля над региональными парламентами – потребовала больше сил и времени.

Нужное для этого решение было упаковано в тот пакет радикальных изменений в избирательном законодательстве, который был одобрен еще в 2002–2003 гг., – в России в принудительном порядке вводилась пропорциональная система выборов в региональные парламенты. Хотя регионам было дано право самостоятельно определять соотношение числа депутатов, избираемых по партийным спискам и по мажоритарным округам, первых не могло быть меньше половины. Если вспомнить, что в 2005–2006 гг. было существенным образом ужесточено законодательство о политических партиях – переход к регистрационному порядку создания партий, повышение требований к численности, запрет на функционирование региональных партий и на создание избирательных блоков, – то становилось очевидно, что введение нормы о праве выдвижения кандидатов только для партий и установление ограничительных барьеров для получения партиями мест в региональных парламентах (от 3 до 10 % по решению регионов) открывали Кремлю дорогу к получению контроля над региональными законодателями.

Поскольку выборы в регионах проходили в разное время, процесс встраивания региональных парламентов в вертикаль власти занял несколько лет. Выборы по новым правилам быстро показали, что главным бенефициаром изменений стала «Единая Россия» – из 32 избирательных кампаний в регионах в 2003–2005 гг. лишь в трех случаях кремлевская партия заняла второе место, во всех остальных она стала победителем в выборах по пропорциональной системе. После перехода с начала 2005 г. к практике назначения губернаторов электоральные успехи «Единой России» стремительно улучшались: из 25 избирательных кампаний в период с осени 2005 г. по весну 2007 г. партия власти лишь в одном регионе заняла второе место, а в 12 получила абсолютное большинство мест. С осени 2009 г. «Единая Россия» неизменно показывала лучший результат на выборах по пропорциональной системе, а ее кандидаты крайне редко проигрывали в мажоритарных округах – губернаторы не давали оснований усомниться в своих способностях обеспечить нужный результат выборов. После этого Кремль мог расслабиться: в условиях назначения половины членов Совета Федерации региональными парламентами ни одна нежелательная фигура не могла проникнуть в состав верхней палаты парламента.

Снижение уровня электоральной поддержки «Единой России», которое наблюдалось в 2009–2011 гг. (график 6.3), подтолкнуло Кремль к тому, чтобы дать губернаторам большую гибкость. Был принят закон, который позволил регионам увеличивать долю депутатов, избираемых по мажоритарным округам, чем воспользовались некоторые регионы. Хотя внешне это был шаг, сделанный в пользу оппонентов «Единой России», на самом деле это привело к усилению административного давления на неугодных кандидатов – случаи побед в мажоритарных округах представителей иных партий, кроме «Единой России», или независимых кандидатов стали единичными.

К середине 2018 г. ни в одном региональном парламенте «Единая Россия» не имела меньше 60 % мест, а в 50 из 85 регионов она контролировала 75 % мест или более. Только в одном российском регионе другая партия контролировала более 20 % мест в региональном парламенте. Из 3994 депутатов региональных парламентов 3099 были членами фракций «Единой России». Поскольку сама «Единая Россия» выстроена как жесткая вертикальная структура, где центр контролирует все решения региональных отделений, то сомневаться в том, что региональными депутатами от «Единой России» становятся только люди полностью лояльные Кремлю, не приходится. И, конечно, эта ситуация с тех пор позволяет Кремлю определять, кто будет представлять региональные парламенты в Совете Федерации.

Учитывая, что вторая половина состава Совета Федерации назначалась губернаторами, которые, в свою очередь, назначались президентом, становилось очевидно, что верхняя палата российского парламента не только попала под полный контроль Кремля, но и фактически утратила какую-либо роль в российской политической системе, что резко ослабило систему конституционных сдержек и противовесов.

После повторного избрания на пост президента в 2004 г. Владимир Путин сформулировал для своей администрации задачу долгосрочного сохранения созданной политической конструкции. В то время российский президент часто говорил, что он не пойдет на нарушение или изменение Конституции и не будет избираться на третий срок. Но, судя по последующим событиям, он думал над тем, как продолжать удерживать власть и после окончания президентских полномочий в 2008 г. В начале 2006 г. Владислав Сурков, не скрывая, поставил задачу: «…Надо набрать больше голосов, чем все остальные избирательные списки вместе взятые. ‹…› Задача у партии «Единая Россия» не просто победить в 2007 г., а думать о том и делать все, чтобы обеспечить доминирование партии в течение минимум 10–15 предстоящих лет». В качестве примера для подражания Сурков привел Японию и Швецию, где правящие партии без перерыва находились у власти более 40 лет. «Ничего, нормально», – сказал он.

Переход к выборам в Думу только по пропорциональной системе сломал вертикальные лифты в российской политике для независимых политиков – отныне подъем наверх по политической лестнице был возможен только в рамках зарегистрированной политической партии. За несколько месяцев до выборов в Думу 2007 г. Кремль начал процедуру согласования партийных списков с парламентскими партиями и выдвинул свои требования к кандидатам: они не должны были участвовать в публичных митингах и не должны были сотрудничать с «несистемной» оппозицией. Кроме того, кремлевская администрация имела персональный список политиков, которых воспринимала как недоговороспособных и/или не желающих кооптироваться в выстроенную систему и потому нежелательных. Среди тех, кого по просьбе Кремля исключили из партийных списков, оказались популярные среди избирателей депутаты Госдумы Владимир Рыжков, Дмитрий Рогозин, Александр Лебедев, Сергей Глазьев, Евгений Ройзман, каждый из которых мог принести немало дополнительных голосов своей партии на выборах. Каждый из них впоследствии выбрал свой путь. Рыжков возглавил одну из оппозиционных партий, которую Кремль ликвидировал, но которая была восстановлена после решения ЕСПЧ; как независимый кандидат пошел на думские выборы в сентябре 2016 г., которые проиграл. Рогозин стал сначала представителем России в НАТО, а потом шесть лет был вице-премьером российского правительства, перейдя в кресло главы «Роскосмоса» весной 2018 г. Лебедев попал под наезд силовиков, в результате чего лишился почти всех бизнес-активов; написал увлекательную книгу. Глазьев стал советником президента Путина, одним из идеологов российской агрессии против Украины. Ройзман был избран мэром Екатеринбурга, утратив этот пост весной 2018 г. после отмены выборов мэра города региональным парламентом.

Кремль не только резко ограничил оппонентам возможности общения с избирателями, но и ввел для оппозиции запреты на донесение своей точки зрения до избирателей. Незадолго до выборов были изменены правила предвыборной агитации: закон запретил использовать телевидение для распространения негативной информации об оппонентах или о последствиях реализации предлагаемых ими идей. Одновременно было отменено зафиксированное в законе требование к высшим чиновникам (министрам, губернаторам) уходить в отпуск на время избирательной кампании, в которой они участвовали в качестве кандидатов. После этого все действия чиновников перед выборами освещались государственными СМИ как рассказ об их текущей работе, и ни суды, ни Центризбирком не видели в этом нарушений избирательного законодательства.

Поведение Кремля было вполне понятно. В 2008 г. заканчивался второй президентский срок Владимира Путина, и страна входила в полосу потенциальной повышенной политической волатильности, которая в глазах Путина могла стать питательной средой для «цветной революции» в России. Поэтому результаты выборов не должны были принести никаких сюрпризов для Кремля. Хотя Владимир Путин четко заявлял, что не будет избираться в 2008 г., очевидно, он уже принял решение не выпускать власть из своих рук. Вопрос был только в том, какой пост ему занять после ухода из Кремля. Поэтому его решение единолично возглавить избирательный список «Единой России» на думских выборах было вполне ясным сигналом для политической элиты: в стране нет политиков, которых можно поставить рядом с Путиным, а победа «Единой России» на выборах нужна для его сохранения у власти.

Это публично прозвучало из уст Путина за 10 дней до выборов: «…Партия “Единая Россия”… должна завоевать в Государственной думе большинство… [чтобы] Дума не превратилась в сборище популистов, парализованное коррупцией и демагогией»; «нам нужна только победа… главная задача [состоит] в том, что необходимо сохранить преемственность курса на стабильное, устойчивое развитие страны. И гарантировать от политических рисков рост благосостояния и безопасность Отечества».

Риски, которые виделись Путину, не были новыми – внешние и внутренние враги, «те, кто противостоит нам, не хотят осуществления нашего плана. Потому что у них совсем другие задачи и другие виды на Россию. Им нужно слабое, больное государство. Им нужно дезорганизованное и дезориентированное общество, разделенное общество – чтобы за его спиной обделывать свои делишки, чтобы получать коврижки за наш с вами счет. ‹…› Все эти люди не сошли с политической сцены. Их имена вы найдете среди кандидатов и спонсоров некоторых партий. Они хотят взять реванш, вернуться во власть, в сферы влияния. И постепенно реставрировать олигархический режим…».

Прямолинейно озвученная Путиным цель была воспринята чиновниками как приказ, который нужно не обсуждать, а выполнять. Во всех регионах страны местные власти стали самыми активными агитаторами за «Единую Россию» и ее лидера. Волгоградский губернатор Николай Максюта на совещании с руководителями муниципалитетов прямо указал, какое голосование на выборах считает правильным: «Я не буду хитрить – я работаю в госструктуре, мой прямой начальник президент Владимир Путин, как я могу голосовать за кого-нибудь другого?! Как вы можете голосовать за кого-то другого, когда работаете в моей структуре?» Чиновники, которые не поняли задачи, поставленной краснодарским губернатором Александром Ткачевым: «В истории России еще не было случая, чтобы глава государства так открыто ставил вопрос о доверии себе и тому, что он делает. ‹…› 2 декабря… это настоящий референдум в поддержку Путина» – поплатились за это. Через две недели после выборов «за плохую организацию работы во время выборов» были уволены 14 глав муниципальных образований и их заместителей, а еще 17 – были объявлены выговоры.

Итоги оказались впечатляющими: «Единая Россия» получила 64,3 % голосов и 70 % мест в Государственной думе (315 из 450). Механизм подчинения российского парламента Кремлю без малейших проблем прошел испытание; система контроля за проведением выборов работала безотказно. Телевидение уделяло «Единой России» больше времени, чем всем остальным партиям вместе взятым. И, конечно, никто не задавал вопроса, на какие деньги «Единая Россия» и ее лидер вели избирательную кампанию. Центризбирком и суды не обращали никакого внимания на нарушения законодательства о выборах. Масштабы фальсификации итогов голосования поставили новый рекорд – более 13 млн добавленных «Единой России» голосов, по оценке Сергея Шпилькина.

Через неделю после думских выборов Путин раскрыл секрет, каким образом он намерен остаться у власти. Сначала в качестве своего преемника на посту президента он выбрал слабохарактерного и не имевшего существенной поддержки в элитах Дмитрия Медведева. В первой половине 1990-х в Петербурге Медведев работал помощником Путина, которому был обязан всей последующей карьерой. Затем Медведев объявил, что в случае его победы на выборах Путин станет премьер-министром. Поскольку силовые ведомства в России подчинены президенту, правительство занимается вопросами экономической и социальной политики и управляет планированием и исполнением бюджета. Очевидно, что контроль за использованием финансовых ресурсов был для Путина гораздо важнее, чем контроль над Думой, где мало что угрожало доминирующим позициям «Единой России». К 2008 г. реальная роль российского парламента в системе власти стала настолько незначительной, что работа в нем не представляла интереса для уходящего президента. Доминирование в Думе одной партии привело к тому, что, по выражению Бориса Грызлова, в то время председателя Думы, она не являлась местом для дискуссий. Основные решения относительно законов, выносившихся на обсуждение, принимались в кремлевской администрации.

Политическая конструкция, в которой Медведев стал президентом, а Путин – премьер-министром, была вынужденным решением с огромными рисками для Владимира Путина, который стал «заложником» своего обещания не выдвигаться на третий срок. Согласно российскому законодательству, президент может отправить премьер-министра в отставку в любой момент, без объяснения причин и без получения согласия парламента, которое требуется при назначении руководителя правительства. Пойдя на такой шаг, Путин отказался изменять соотношение сил между двумя фигурами, заявив, что будет работать «без изменения властных полномочий между институтом президента и самим правительством». Однако на практике был создан оригинальный механизм, получивший название «тандем», в котором силы двух политиков были уравнены, а в общественном сознании они воспринимались как дуумвират. Работа тандема опиралась на максимально четкое соблюдение установленного законом разделения полномочий правительства и президента, однако у каждого из политиков было неформальное «право вето» на решения партнера. Таким образом, для принятия решения одним, второй не должен был возражать. Очевидно, что механизм мог работать только в том случае, если президент был заведомо более слабым политиком. Собственно говоря, поэтому, выбирая преемника, Владимир Путин остановился на Дмитрии Медведеве.

Легкость, с которой Кремль получил нужные результаты на думских выборах в декабре 2007 г., не стала для Кремля основанием ослабить железную хватку, которой он держал за горло российского избирателя в ходе президентских выборов 2008 г. Цена ошибки на них была велика, и Кремль не был намерен ее допустить.

Партия СПС выдвинула в качестве кандидата в президенты бывшего вице-премьера Бориса Немцова. Поскольку эта партия не была представлена в Думе, то Немцову пришлось собирать подписи в свою поддержку. Однако уже через несколько дней стало понятно, что Немцову не удается собрать финансирование для работы штаба, и он выбыл из гонки. Хотя бывшему премьер-министру Михаилу Касьянову удалось сделать невозможное и за четыре недели собрать требуемые по закону два миллиона подписей для выдвижения своей кандидатуры, ему не удалось зарегистрироваться кандидатом на выборы. По итогам проверки собранных подписей Центризбирком отказался признать действительными почти 14 % из них, что заметно превышало допустимый предел брака (5 %). Однако из 380 тысяч подписей, признанных недействительными, лишь 231 оказалась недостоверной по мнению графологов, остальные подписи были забракованы Центризбиркомом из-за претензий к оформлению подписных листов. Попытка Касьянова оспорить это решение в Верховном суде оказалась ожидаемо неудачной. Более того, в ходе заседания представитель Центризбиркома сообщил, что «по фактам подделки подписей в поддержку Касьянова в ряде регионов возбуждают уголовные дела».

Не допустив до выборов двух самых потенциально опасных конкурентов, Кремль столкнулся с массовыми призывами к бойкоту выборов. Для того чтобы выборы не состоялись, требовалось немного – от участия в них должны были отказаться два кандидата, выдвинутых парламентскими партиями: Зюганов и Жириновский. Хотя на протяжении многих лет оба политика не давали Кремлю повода сомневаться в своей кооптированности и уже давно отказались от каких-либо претензий на власть, страх перед вероятностью такого сценария заставил Кремль зарегистрировать для участия в выборах заведомого аутсайдера, Андрея Богданова.

Результат выборов был вполне предсказуем: Дмитрий Медведев получил более 70 % голосов. По оценкам Сергея Шпилькина, в результате приписок и фальсификаций он получил более 14,5 млн дополнительных голосов (график 6.4). Первым важным решением нового президента стало начало войны с Грузией в августе 2008 г., вторым – внесение в декабре того же года поправок в Конституцию об увеличении срока президентских полномочий до шести лет.

Развернувшийся в России осенью 2008 г. экономический кризис оказался полной неожиданностью для властей. Даже в октябре, когда вся мировая финансовая система была на грани полной остановки, российские власти не верили в то, что экономические реалии изменились, – вице-премьер и министр финансов Алексей Кудрин при рассмотрении закона о бюджете в Думе утверждал, что в стране нет причин для кризиса, экономический рост сохранится, а рубль останется стабильной валютой. Но жизнь показала другое: спрос на российское сырье на мировом рынке резко упал, падение цен на нефть обрушило национальную валюту, падение экономики превысило 10 %. На преодоление кризиса были брошены огромные ресурсы: Центральный банк потратил на поддержку курса рубля более трети своих валютных резервов, программа фискального стимулирования превысила 4,5 % ВВП, для спасения банковской системы правительство и Центральный банк потратили еще больше – 5,4 % ВВП.

Восстановление российской экономики после кризиса шло медленно, следуя за нефтяными ценами: мировые цены на нефть в феврале 2011 г. снова превысили отметку $100 за баррель, и к концу 2011 г. российская экономика преодолела уровень второго квартала 2008 г. (докризисный максимум). В такой ситуации у властей в целом и у Владимира Путина лично как премьер-министра экономические проблемы съедали гораздо больше времени. Более либеральная риторика президента Медведева привела к некоторому ослаблению цензуры на государственном телевидении, куда временами стали даже приглашать оппозиционных политиков. Выдвинутый им лозунг модернизации экономики стал зачастую трактоваться как желание повернуть развитие страны в направлении демократических ценностей. «Пора сменить… парадигму развития. Мы действительно должны… заниматься развитием всего общества и экономики. И в этом смысле никакой альтернативы большой модернизации экономики и социальной сферы в нашей стране не существует».

На этом фоне Кремль не стал ужесточать избирательное законодательство перед выборами в Думу 2011 г. – полностью управляемый парламент устраивал исполнительную власть, никаких новых серьезных угроз не возникало. Сокращение количества партий, которые имели право выдвигать своих кандидатов, до семи и контроль «Единой России» над органами власти практически во всех регионах страны должны были обеспечить беспроблемные выборы в конце года.

Однако в начале 2011 г. на Ближнем Востоке началась волна массовых политических протестов, получившая название «арабская весна», которая привела к свержению лидеров Туниса и Египта, правивших в своих странах более 30 лет. Хотя эти события не оказали заметного влияния на политическую ситуацию в России, Кремль, никогда не забывавший об «оранжевой» угрозе, решил сыграть на опережение. В мае 2011 г. по инициативе Кремля миллиардер Михаил Прохоров стал лидером партии «Правое дело» и согласился возглавить ее список на выборах в Думу. Потерпев неудачу с кооптацией лидеров демократической оппозиции ельцинской эпохи, но понимая, что в обществе существует достаточно широкая поддержка демократических идей, Кремль решил «выпустить пар» и создать управляемую партию на этом фланге. Расчет был на то, что Михаил Прохоров, один из богатейших людей России, никогда не критиковавший Владимира Путина и не выступавший против проводимой им политики, сможет стать центром притяжения для тех, кто готов признавать доминирование Владимира Путина в российской политике и согласится кооптироваться в его систему.

Однако эта затея провалилась. Более того, Прохоров вступил в публичный конфликт с Владиславом Сурковым, так сказав о роли, которую последний играл в российской политике: «Я на своей шкуре ощутил, что такое политическая монополия, когда каждый день звонят с какими-то указаниями… В стране есть кукловод, который давно приватизировал политическую систему, дезинформирует руководство страны, давит на СМИ, зовут его Владислав Юрьевич Сурков». Повод для конфликта внешне был не очень серьезным: Прохоров отказался исключить из партийного списка для участия в выборах своего друга, харизматичного уральского политика Евгения Ройзмана, которого Кремль воспринимал как нежелательного и в 2007 г. добился его исключения из списка «Справедливой России». Казалось, в Думе, в которой 450 депутатов, один человек, тем более в составе небольшой фракции, мало что может сделать – ради появления лояльной Кремлю партии на демократическом фланге кремлевская администрация могла бы и отступить от своих требований.

Но этого не случилось – для Кремля вопрос был не в том, станет или не станет Ройзман депутатом Думы, а в том, будет или не будет Прохоров и его партия настолько же послушны Кремлю, как и другие российские партии. Убедившись, что Прохоров к этому не готов, Кремль решил, что лучше провалившийся, чем неуправляемый проект, который может стать заразительным примером для других, и выкинул Прохорова из партии, которую тот возглавлял. Это случилось в сентябре: на съезде партии, который должен был утвердить список для участия в выборах в Думу, произошел раскол, большинство депутатов съезда по рекомендации Кремля ушли от Прохорова и провели съезд без участия его самого и его сторонников. На съезде избрали нового лидера партии – Андрея Богданова, который был техническим кандидатом на президентских выборах 2008 г., – и утвердили список для выборов, полностью одобренный Кремлем.

После случившегося разъяренный Прохоров рассказал о методах работы кремлевской администрации с политическими партиями, о механизмах согласования кандидатов, сказав, что на встречах ему прямо говорили «вот эти люди нам кажутся достойными» или «нам не нравится такой-то человек, исключи его из списков», следующим образом подведя итог: «Для администрации удивительно, когда партия не принимает их рекомендации».

Михаил Прохоров рассказал о роли Владислава Суркова в работе с партиями и о том, что тот лично занимался расколом съезда «Правого дела», встречаясь с делегатами съезда и организовывая на них давление через региональные администрации по месту их жительства. «Владислав Юрьевич Сурков привык, чтобы все партии были марионеточными и плясали под его дудку. Партия “Правое дело” не плясала под его дудку» – так миллиардер объяснил причину конфликта.

Неопытный политик, Прохоров не сразу понял, что решение о его исключении из выборов в Думу принято на самом высоком уровне. Он рассчитывал на поддержку Владимира Путина и Дмитрия Медведева, идя в лобовую атаку на Суркова и делая одно громкое заявление за другим: «…Я переговорю с руководством страны…», «Я очень надеюсь, что за действиями Суркова не стоят Путин и Медведев», «Пока такие люди [как Сурков] управляют политическим процессом, никакая настоящая политика в стране невозможна. Я буду делать все, что возможно, чтобы отправить Суркова в отставку». Но ему быстро дали понять, кто прав в этом споре. Пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков заявил, что тот в курсе «раскола», произошедшего в партии «Правое дело», но встреча с господином Прохоровым у него «не запланирована».

Кремль не простил Прохорову случившегося демарша: когда весной 2013 г. бизнесмен захотел участвовать в выборах московского мэра, в спешном порядке был принят закон, фактически запретивший Прохорову участие в них. Этот закон стал еще одним в череде ограничений, которые Кремль последовательно налагал на пассивное избирательное право россиян, на их право избираться.

Ограничения на право быть избранными начали вводиться в России с лета 2006 г., когда под запрет попали российские граждане, имевшие двойное гражданство или вид на жительство в других странах. Еще через полгода был введен многолетний запрет на избрание на любые должности для россиян, осужденных за тяжкие и особо тяжкие преступления,.

Фактически для осужденных во внесудебном порядке было введено еще одно наказание за совершенное преступление, и при вступлении в силу этой норме закона была придана обратная сила – под новое ограничение попадали все осужденные до принятия закона. Введение этой нормы прошло настолько незаметно, что многие избирательные комиссии принимали документы для регистрации у кандидатов, которые уже потеряли право на участие в выборах. Их регистрацию приходилось позднее отменять в судебном порядке.

Хотя Конституция России прямо говорит о том, что не имеют права избирать и быть избранными только «граждане, признанные судом недееспособными, а также содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда», попытки оспорить введенные ограничения в Конституционном суде не увенчались успехом. В декабре 2007 г. Конституционный суд признал правомочность ограничений на избрание для россиян, имеющих двойное гражданство, а в октябре 2013 г. КС подтвердил конституционность ограничения избирательных прав для россиян, отбывших наказание, но чья судимость не снята или не погашена, оговорив лишь, что такой запрет не может быть пожизненным. Решение Конституционного суда формально было выполнено, но фактический запрет на избрание остался и стал гораздо более жестким, чем изначально: ограничение на право быть избранным действует 10 и 15 лет после погашения судимости для осужденных по тяжким и особо тяжким преступлениям, соответственно.

Хотя при введении этих ограничений Кремль говорил о необходимости предотвращения проникновения криминала во власть, все понимали, что закон носил адресный характер: под его действие попадали Михаил Ходорковский и его партнеры, осужденные по делу ЮКОСа, а также российские политические эмигранты, которые находили убежище в других странах. Чуть позднее под это ограничение попали Алексей Навальный, Сергей Удальцов.

Точно так же адресными стали ограничения, стремительно введенные весной 2013 г., ограничившие права россиян, имеющих банковские счета в иностранных банках или «пользующихся иностранными финансовыми инструментами». К кандидатам в депутаты были предъявлены сверхжесткие требования по предоставлению финансовых документов, связанных с наличием у них активов за границей (ценных бумаг, недвижимости, транспортных средств). Они должны предоставлять сведения о своих иностранных активах, а также об источниках средств, за счет которых эти активы приобретались, по каждой сделке, связанной с приобретением земельного участка, другой недвижимости, транспортного средства, ценных бумаг. Очевидной жертвой этого закона стал Михаил Прохоров, который в 2012 г. получил в Москве более 20 % голосов на президентских выборах и собирался выдвинуть свою кандидатуру на выборах мэра Москвы в сентябре 2013 г. Когда он попытался получить разъяснения Центризбиркома о порядке исполнения требований нового закона, получил ответ, в котором говорилось, что «мы будем вырабатывать правила применения этого закона по мере его применения». Одним словом, закон что дышло…

Изгнание Прохорова из «Правого дела» лишило эту партию каких-либо шансов на успешное выступление на выборах, хотя благодаря миллиардеру партийный кошелек был самым большим в России. Не было шансов преодолеть 7 %-ный барьер для прохождения в Думу еще у двух партий («Яблоко» и «Патриоты России»). Более того, незадолго до начала предвыборной кампании Кремль лишил лидера «Справедливой России» Сергея Миронова должности председателя Совета Федерации – Законодательное собрание Петербурга, чьим представителем он являлся, неожиданно отозвало его из верхней палаты парламента. Казалось, все было подготовлено для очередного триумфа «Единой России» и ничто не могло помешать Кремлю сохранить полный контроль над Государственной думой.

Однако в плавный ход политического процесса вмешался Владимир Путин. Хотя до президентских выборов 2012 г. оставалось еще семь месяцев, а до истечения президентских полномочий Дмитрия Медведева – девять месяцев, 24 сентября 2011 г. Владимир Путин на съезде «Единой России», который должен был утвердить партийный список для участия в парламентских выборах, объявил о проведении политической «рокировки», заявив, что он намерен вернуться в Кремль. Точнее говоря, Путин заставил сделать это Медведева, сообщившего, кроме того, что он перейдет в кресло премьер-министра.

Очевидно, Кремль рассчитывал на то, что личная популярность Путина поддержит позиции «Единой России» на выборах. Это было важно: как видно из графика 6.3, начиная с 2009 г. под воздействием ухудшающейся экономической ситуации электоральный рейтинг кремлевской партии неуклонно снижался, возникала реальная угроза того, что она потеряет большинство в Думе. Однако замысел Кремля не сработал, случилось прямо противоположное: «закулисные» договоренности тандема о разделе власти были крайне негативно восприняты активной частью российского населения. Избиратели посчитали, что, приняв решение о «рокировке», Путин и Медведев лишили их выбора. К «Единой России» приклеилось запущенное Алексеем Навальным выражение «партия жуликов и воров». Но как оказалось, у российских избирателей было крайне мало возможностей повлиять на ситуацию: список политических партий, допущенных до выборов в Думу, был ограничен, и в нем отсутствовали политики, выдвигавшие альтернативы политическому курсу Кремля. Хотя никто из политиков не работал над объединением протестного электората; более того, избирателям были предложены несколько вариантов поведения, которые на самом деле размывали протест, постепенно в активном слое общества сформировалась доминирующая позиция: принять участие в выборах и проголосовать за любую партию, кроме «Единой России».

Фальсификации с голосами избирателей приобрели фантастический размах. Сотни наблюдателей на участках фиксировали нарушения закона. По оценкам Сергея Шпилькина, на этот раз «Единая Россия» получила более 15 млн дополнительных голосов (график 6.5), но даже это не спасло ее от формального поражения – согласно официальным данным, партия власти получила менее половины голосов избирателей (49,32 %). Это привело к тому, что количество депутатов от «Единой России» в Думе сократилось, но тем не менее Кремль сохранил контроль за абсолютным большинством мест в нижней палате парламента (238 из 450).

Размах электорального мошенничества был настолько вопиющим, что уже вечером дня выборов в Москве собрался многочисленный митинг, участники которого протестовали против случившегося. В течение следующих трех недель политический протест стал главным в жизни столицы. На двух митингах в Москве, 10 и 24 декабря, где собралось по 100–120 тысяч человек, представлявших разные взгляды, были выдвинуты политические требования об изменении избирательного законодательства и о повышении уровня демократизации России: отмена результатов выборов в Думу, либерализация режима регистрации партий, снижение барьера для прохождения в Думу, прямые выборы губернаторов в регионах и отставка председателя Центризбиркома.

Случившееся стало полной неожиданностью для Кремля и сильно напугало его. Особенную тревогу вызывал союз уличного протеста и парламентской оппозиции – две из четырех партий, прошедших в Думу по результатам выборов, КПРФ и «Справедливая Россия», несколько дней воздерживались от получения мандатов. Кремль стал судорожно искать ответ на требования оппозиции. Понятно, что согласиться на непризнание результатов выборов было невозможно, и нужно было во что бы то ни стало расколоть намечавшийся союз. Достаточно быстро Кремль нашел решение, как воздействовать на лидеров обеих партий: через 10 дней после голосования на встрече с президентом Медведевым они отказались от требований пересмотра результатов выборов по всей стране, заявив, что могут оспаривать их итоги в отдельных регионах. Еще через неделю все избранные депутаты собрались в зале заседаний.

Угроза объединения оппозиции миновала, что не могло не обрадовать Путина. «…Эти выборы были у нас объективными, честными… результат этих выборов, безусловно, отражает реальный расклад сил в стране», «…насчет фальсификации, насчет того, что оппозиция недовольна результатами выборов, – здесь нет никакой новизны, это было всегда, всегда есть и всегда будет», «…выборы в Государственную думу закончились. Все парламентские фракции начали работу – избрали спикера, Дума функционирует. Никаких разговоров о каких-то пересмотрах невозможно вести, кроме одного пути, который законом прописан, – обращения в суд», – заявил он. При этом Путин не скрывал, что его гораздо больше волновали мартовские выборы следующего года, к которым он уже начал готовиться. «…Атаки по этому направлению на выборы, которые состоялись, они имеют второстепенный характер. Главная цель – это следующие выборы, выборы Президента Российской Федерации. [Оппоненты хотят иметь] возможность указывать на то, что эти выборы или будущие будут нечестными, [они хотят] делегитимизировать власть в стране вообще».

Кремль судорожно искал ответы на требования протестующих. Совсем не принять их – означало обострить ситуацию, чего всеми силами хотелось избежать накануне президентских выборов. Очевидно, что пойти на отмену результатов выборов в Думу было невозможно – это толкало ситуацию в сторону «цветной революции»; самым малоопасным с точки зрения последствий было требование о прямых выборах губернаторов: срок их полномочий составлял пять лет. Даже при самом ужасном сценарии, когда на всех выборах кандидаты Кремля проиграли бы, на замену всех губернаторов потребовалось бы пять лет.

Меньше чем через три недели после выборов президент Медведев в своем послании к Федеральному собранию объявил о намерении провести «комплексную реформу… политической системы». Внесенный вскоре после этого в Думу законопроект помимо возвращения к прямым выборам губернаторов предусматривал облегчение процесса создания политических партий – минимальное число членов партии, требовавшееся для регистрации, уменьшалось в 100 раз, до 500 человек. Кроме того, партии, представленные в Думе или хотя бы в одном региональном парламенте, освобождались от необходимости сбора подписей для участия в думских выборах, а для выдвижения своих кандидатов на президентские выборы партиям, не представленным в Думе, теперь нужно было собирать 100 тысяч подписей.

В России заговорили о новой «оттепели». Но это были иллюзии.

Длинные новогодние праздники и нежелание парламентской оппозиции объединиться с уличным протестом привели к тому, что давление митингующих стало постепенно ослабевать. Хотя протестные акции еще продолжались и в них участвовали десятки тысяч россиян, никто из оппозиционных политиков не смог предложить план действий. В силу законодательных ограничений оппозиция не имела возможности выдвинуть своего кандидата для участия в президентских выборах. А неожиданно объявивший о своем участии в них Михаил Прохоров отказался открыто критиковать Владимира Путина и не стал делать ставку на протестное движение.

На президентских выборах 2012 г. Владимир Путин снова не встретил серьезного сопротивления и, по официальным данным, набрал 63,6 % голосов. Хотя фальсификации вновь носили колоссальный характер (согласно расчетам по методике Сергея Шпилькина, Путину было добавлено 11 млн голосов), отрыв действующего президента от занявшего второе место лидера коммунистов Зюганова (17,2 %) был настолько велик, что никто из участников не захотел оспаривать итоги выборов.

Накануне инаугурации Владимира Путина, 6 мая 2012 г., на Болотной площади в Москве в непосредственной близости от Кремля в результате провокации властей случились жесткие столкновения участников согласованного протестного шествия с полицией. В итоге прошли массовые задержания полицейскими участников демонстрации с явно избыточным применением силы, переходящим в жестокое насилие, и избиением задерживаемых. Более 30 участников тех событий, которые пытались оказывать сопротивление полиции или сдерживать ее агрессию, позднее оказались на скамье подсудимых в рамках «Болотного дела», 14 из них были приговорены к различным срокам тюремного заключения.

Неизвестно, знал ли Владимир Путин о том, что случившееся стало результатом провокации, или эта ситуация была преподнесена ему как демонстрация реальной «оранжевой» угрозы в России, но события 6 мая послужили толчком к усилению репрессий в отношении оппозиции. Помимо уголовного преследования рядовых участников демонстрации 6 мая Кремль инициировал уголовное преследование двух лидеров протестного движения – Алексея Навального и Сергея Удальцова. Против первого было возбуждено несколько уголовных дел, по двум из них суды приговорили политика к условному наказанию, за «организацию хищения», хотя все материалы, представленные обвинением, говорили об обычной коммерческой деятельности компаний. Удальцова обвинили в организации беспорядков 6 мая 2012 г. и приговорили к 4,5 года тюремного заключения.

Через 10 дней после столкновений в Москве Государственная дума приняла в первом чтении закон, который резко ужесточил правила организации и проведения митингов и демонстраций в России. Размытые формулировки позволяли трактовать встречу двух и более людей как публичное мероприятие, попадающее под действие закона, и возлагали на организаторов мероприятий ответственность за поведение всех участников. Закон резко усиливал возможные формы административного наказания (штрафы, общественные работы, краткосрочный арест). Через три недели закон был подписан президентом Путиным и на следующий день вступил в силу. В апреле 2014 г. закон был еще более ужесточен путем введения уголовной ответственности, вплоть до пятилетнего тюремного заключения, для организаторов несанкционированных публичных мероприятий, включая пикетирование.

Либерализация законодательства, регулирующего деятельность политических партий в России, привела к появлению десятков новых партий. А смягчение требований для участия партий в выборах и неудачное выступление «Единой России» на выборах 2011 г. подтолкнули Кремль к новому изменению правил выборов в Думу. В середине 2013 г. закон восстановил старую схему формирования нижней палаты российского парламента: половина депутатов должна избираться по федеральному округу (партийным спискам), вторая половина – по мажоритарным округам.

Логика Кремля была вполне понятна: возвращение Владимира Путина в Кремль немного подняло рейтинг «Единой России», но было очевидно, что все новые партии, которые будут участвовать в выборах, скорее всего, будут растаскивать ее электорат. В то же время жесткие ограничения на деятельность политической оппозиции и невозможность роста независимых политиков в условиях полного контроля Кремля за формированием региональных парламентов привели к тому, что на региональном уровне перестали появляться яркие самостоятельные политики, а новые фигуры на федеральном уровне выдвигались Кремлем. И только они имели возможность общаться с избирателями, имея доступ на федеральные телевизионные каналы.

Жесткий контроль за финансовыми потоками партий поставил заградительные барьеры на пути финансирования кампаний политиков, которых Кремль воспринимал как неприемлемых. Ни один бизнесмен не мог себе позволить в открытую финансировать деятельность оппонентов Путина: немедленным следствием этого становились административные проверки бизнеса, которые в случае упорства бизнесмена в защите своих политических взглядов приводили к закрытию банковских счетов и введению запретов на продолжение бизнес-деятельности.

Предельный размер избирательного фонда партии на федеральном уровне составлял 700 млн рублей, а на региональном – от 15 до 100 млн рублей (в зависимости от численности населения). Такие ограничения позволили «Единой России» сформировать на выборах 2016 г. избирательные фонды в размере 2,4 млрд рублей, в то время как три остальные парламентские партии вместе взятые смогли собрать лишь 80 % от этой суммы. Для непарламентских партий возможности получения финансирования были еще более ограничены. «Яблоку», которое получало финансирование из бюджета по итогам выборов 2011 г., и «Партии роста», которую возглавил бизнес-омбудсмен Борис Титов, удалось собрать соответственно 40 и 30 % от предельного размера избирательного фонда на федеральном уровне. Ни одна другая партия не смогла собрать для финансирования своей кампании больше 5 % от установленного предела.

Но помимо финансирования выборов по партийным спискам партии должны были помогать финансировать выборы своих кандидатов в мажоритарных округах. По экспертным оценкам, избирательная кампания одного кандидата могла потребовать 40–50 млн рублей в среднем по стране, и понятно, что такие расходы были неподъемными для всех партий, кроме «Единой России».

Первая половина 2014 г., несомненно, стала переломным моментом в российской истории: аннексия Крыма радикально изменила не только положение России в мире, но и внутриполитический расклад. Поднятый в стране патриотический угар не был удивительным: маленькая победоносная война всегда укрепляла позиции авторитарных лидеров. Владимир Путин, взявший на себя всю ответственность за принятое решение, получил несомненные политические дивиденды: его личная популярность резко возросла, а любой политик, не поддержавший агрессию, объявлялся «врагом России». Фактически после этого российское общество вновь раскололось на «красных» и «белых», и ни одна крупная политическая партия не решалась выступить против крымской авантюры.

В российской политике сформировался так называемый «крымский консенсус», построенный на основе путинских лозунгов: Россия – единственная страна в мире, решившая противостоять гегемонизму США и стремящаяся сохранить свою культурно-цивилизационную идентичность. В такой конструкции украинский «Евромайдан», случившийся в начале 2014 г. и приведший к отстранению президента Виктора Януковича от власти, был объявлен замаскированной агрессией США против России, а все последующие события (аннексия Крыма и война в Донбассе) стали называться попытками России защитить себя. Эта позиция активно поддерживалась государственным телевидением, к ней присоединились все парламентские партии. Убийство в конце февраля 2015 г. одного из лидеров антивоенного движения – Бориса Немцова не только лишило оппозицию яркого лидера, но и стало очевидным предупреждением политикам, не согласным присоединиться к «крымскому консенсусу». Поскольку автором этой концепции был непосредственно Владимир Путин, то он стал центром консолидации таких настроений, а поддерживаемая им «Единая Россия», шедшая на думские выборы 2016 г. как «партия Путина», собирала голоса его сторонников.

Все это поставило непреодолимый барьер на пути в парламент для политиков, которые не получали поддержку Кремля. Даже у абсолютно лояльной Кремлю парламентской оппозиции шансы на успешное выступление на выборах резко упали – помимо финансовых ограничений все партии столкнулись с нежеланием известных персон идти на выборы кандидатами от оппозиции. Кремль, увидев это задолго до выборов, решил «отблагодарить» своих сателлитов и предложил парламентским партиям договориться о разделе 40 округов – предлагалось выделить каждой партии по 10 округов, в которых другие партии не стали бы выдвигать своих кандидатов. Хотя официально такое соглашение не было достигнуто, в 17 округах «Единая Россия» не стала выставлять своих кандидатов, дав возможность парламентской оппозиции разыграть между собой «утешительный приз».

На этот раз Кремль вынужден был более сдержанно использовать традиционные инструменты фальсификации при подсчете голосов – в тех регионах, где зимой 2011/12 г. протестные выступления были наиболее активными, приписки голосов были минимальными или не отмечались вообще, но их итоговый масштаб был лишь немногим меньше, чем в рекордном 2011 г. (12,1 млн приписанных голосов) (график 6.6).

В тех регионах, где население не протестовало против кражи голосов, региональные власти не сдерживали себя, что хорошо видно на графике 6.7. По сути, все избирательные округа разделились на две части: в 80 % округов явка избирателей составляла от 30 до 55 %, «Единая Россия» получила там от 30 до 50 % голосов, и между явкой и уровнем поддержки партии власти не наблюдалось никакой зависимости. В остальных 20 % избирательных округов, где официально сообщили о более чем 50 %-ной явке избирателей, результаты «Единой России» росли прямо пропорционально росту показателей явки, что дает все основания предполагать наличие там избирательного мошенничества.

В силу более низкой, чем на предыдущих выборах, явки «Единая Россия» получила по итогам выборов 54,2 % голосов в федеральном округе, а ее представители выиграли выборы в 203 округах из 207, в которых партия власти выставила своих кандидатов. В итоге под контролем Кремля оказалось внушительное большинство в нижней палате парламента – 75 % мест.

В марте 2018 г. Владимир Путин в четвертый раз стал президентом России, набрав 76,7 % голосов. Хотя в избирательных бюллетенях не было ни одного кандидата, способного составить конкуренцию действующему президенту (Павел Грудинин, занявший второе место, получил в 6,5 раза меньше голосов), кремлевская машина фальсификации итогов голосования работала почти на полную мощь, добавив победителю немногим менее 10 млн голосов.

Дав летом 1999 г. согласие Борису Ельцину стать премьер-министром России и его политическим преемником, Владимир Путин не чувствовал себя готовым к этой роли. Тем более что для достижения поставленной цели ему нужно было пройти через две избирательные кампании подряд: сначала в Государственную думу, затем на пост президента. Хотя к этому времени Путин уже поднялся на самую вершину российской политической пирамиды, он не имел никакого опыта публичной политической деятельности. Его участие в выборах ограничивалось руководством избирательным штабом Анатолия Собчака на выборах мэра Петербурга в 1996 г., которые Собчак проиграл. Путин боялся выборов, о чем прямо сказал президенту Ельцину, получив его предложение. И этот страх проиграть оставался с ним все годы.

Когда Владимир Путин стал премьер-министром России, он был практически неизвестен российскому обществу: за ним не числилось никаких достижений или побед, он никак не проявил себя в публичной политике, чувствуя себя крайне неуверенно в открытых дебатах (поэтому в ходе всех 18 лет правления он будет избегать каких-либо прений со своими политическими оппонентами даже в рамках предвыборных кампаний, заявляя, что у него есть дела поважнее на его рабочем месте).

Осенью 1999 г. Владимир Путин на собственном примере смог убедиться, как быстро можно сделать популярным политика, о котором вчера еще никто не знал. На примере «Единства» он увидел, как можно привести к победе партию, созданную за пару недель до начала избирательной кампании. Но если это удалось сделать ему и «Единству», значит, подобная история могла повториться с кем-то другим. То, что сам Путин оказался на вершине политического олимпа, не было его заслугой, не было результатом его целенаправленных усилий. С точки зрения Путина, это все стало результатом цепочки случайностей и использования политтехнологами тех возможностей, которые предоставляли либеральное избирательное законодательство и свобода СМИ.

Внешне победа Путина на президентских выборах 2000 г. была достаточно легкой. Но сам он вряд ли так считал: враждебный Совет Федерации, Дума, в которой ему пришлось договариваться о коалиции с коммунистами, альянс Лужкова и Примакова, пользовавшийся поддержкой многих влиятельных губернаторов, резкая критика в СМИ – все это заставляло Кремль сражаться на нескольких фронтах одновременно. Путину победа явно не казалась легкой, и, возможно, он считал ее не совсем заслуженной. Позднее, став президентом и пробыв в этом кресле несколько лет, он прямо сказал об этом: «Я не политик. Я гражданин России, который бах – и стал президентом. Я к этому не готовился».

Когда в августе 1999 г. Владимир Путин стал российским премьер-министром, о его политических взглядах было мало что известно. Борис Ельцин и его ближайшее окружение искренне верили в то, что преемник продолжит политический курс, начатый Ельциным в 1991 г., который должен был привести Россию к устойчивой демократии. Мнение Ельцина о Путине, несомненно, складывалось в ходе личного общения, когда Путин вряд ли стремился рассказать своему патрону, что он действительно думал и какой видел систему управления в России. В силу своего опыта работы в разведке, где значительная часть времени уходила на вербовку потенциальных агентов, Путин хорошо научился так вести беседу, чтобы собеседник был убежден – напротив сидит соратник и единомышленник. Кроме того, часто встречаясь с Борисом Ельциным в последние месяцы его пребывания у власти, Путин не мог не видеть, что президент был не склонен к длинным философским беседам, а скорее искал поддержки у своих собеседников – политических союзников у него практически не осталось.

Нужно, кроме того, вспомнить, что в то время многие политики, ориентированные на демократические ценности, открыто поддерживали Путина. Партия СПС шла на выборы в Думу в декабре 1999 г. под лозунгом «Путина – в президенты, Кириенко – в Государственную думу». Алексей Улюкаев, один из ближайших соратников Егора Гайдара в то время, признавался позднее: «В этом [приходе Путина в Кремль] я увидел… реализацию лозунга “Свободный рынок и сильная полиция”. Вот ровно это нам и нужно! Нам нужно исполнение законов и порядок в структурах». Как это выглядит на практике, Алексей Улюкаев смог убедиться через много лет. Он сделал отличную карьеру в путинской России, работал первым замминистра финансов, а потом первым зампредом Центрального банка, в ноябре 2017 г., будучи в то время министром экономики, был арестован по обвинению в коррупции. Обвинение и предъявленные доказательства выглядели неубедительно, суд шел с многочисленными процессуальными нарушениями, но оглашенный через 13 месяцев приговор был суров – восемь лет заключения. Настоящие причины наказания Улюкаева пока неизвестны, но многие предлагают искать их истоки в конфликте с одним из ближайших соратников Владимира Путина, руководителем «Роснефти» Игорем Сечиным.

Став исполняющим обязанности президента и даже выиграв выборы в марте 2000 г., Владимир Путин продолжил хранить молчание, не раскрывая публично своих планов. Возможно, потому, что эти планы только формировались в ходе дискуссий с его окружением; а возможно, потому, что до момента инаугурации Путин не чувствовал себя полноправным президентом и опасался случайностей, которые могут помешать ему сесть в кремлевский кабинет. Но, когда это ожидание осталось позади, Путин немедленно огласил свой план переустройства России: вместо того чтобы заниматься настройкой и балансированием системы сдержек и противовесов, заложенной в российской Конституции, он начал строительство вертикали власти, которая со временем ликвидирует все сдержки и противовесы.

С одной стороны, вместо дискуссий и поиска компромиссов Путин сделал ставку на применение силы и, используя подконтрольную ему одному тайную полицию, начал убирать с политической сцены своих противников. Кого-то он заставил уехать из России под страхом уголовного преследования (Гусинский, Березовский). Кого-то смог кооптировать в свою систему власти, искусно используя кнут и пряник. Коммунисты с радостью приняли предложение о разделе постов в Думе в январе 2000 г., после чего их критика власти резко пошла на спад. Губернаторы, лишившиеся парламентской неприкосновенности в ходе реформы Совета Федерации и зависевшие от потока бюджетных трансфертов из Москвы, приняли решение о присоединении своей партии «Отечество» к прокремлевскому «Единству». Установленное законом 2001 г. бюджетное финансирование политических партий стало важным инструментом кооптации многих политиков, особенно после того, как в 2006 г. его объем увеличился в 10 раз. После этого ни одна партия, представленная в Думе, всерьез не заявляла о своих претензиях на власть, соглашаясь на роль декоративной оппозиции. В целом к 2015 г. бюджетное финансирование партий увеличилось в 220 раз по сравнению с 2003 г., когда оно начало впервые выплачиваться.

С другой стороны, с первых месяцев своего президентства Путин начал последовательно изменять российское законодательство таким образом, чтобы шансы его политических противников на победу резко снижались. Создавались бюрократические фильтры, которые позволяли в принципе не допускать нежелательных политиков до выборов. Избирательное законодательство изменялось таким образом, чтобы на федеральном и региональном уровнях лояльные Кремлю партии получали огромное неконкурентное преимущество. Находившаяся под контролем Кремля судебная система признавала все изменения конституционными, а правоприменительную практику, делавшую выборы несправедливыми и нечестными, законной.

Избирательная реформа 2006 г. стала важным шагом на пути ликвидации политической конкуренции на федеральном уровне. Отмена выборов по одномандатным округам с одновременной «зачисткой» политических партий, запретом на создание избирательных блоков и повышением проходного барьера до 7 % резко ограничила права россиян на политическое представительство в нижней палате парламента. С учетом ставших нормальными массовых фальсификаций при подсчете голосов на выборах это гарантировало Кремлю сохранение полного контроля над Государственной думой и возможность беспрепятственного изменения законодательства в любую сторону. Если вспомнить, что с 2001 г. верхняя палата российского парламента, Совет Федерации, формируется методом назначений, а с 2005 г. губернаторов, которые составляли половину Совета Федерации, назначает президент, то именно этот момент следует признать точкой, в которой исполнительная власть окончательно подчинила себе законодательную и сломала важнейший элемент политических сдержек и противовесов.

Постепенное исчезновение политической конкуренции в России наглядно демонстрируется данными таблицы 6.1. С одной стороны, видно, как в 2003–2011 гг. Кремль, ограничивая выбор избирателей, добивался снижения числа партий, допущенных к участию в выборах; с другой – насколько с 2003 г. устойчивым и доминирующим являлось представительство «Единой России» в парламенте, что фактически превратило Россию в страну с однопартийной системой.

К критически важному для устойчивости построенной Путиным вертикали власти моменту, когда он принял решение не нарушать и не изменять Конституцию, чтобы пойти на президентские выборы третий раз подряд в 2008 г., свободные выборы на федеральном уровне в России фактически исчезли. Парламентская оппозиция была полностью кооптирована в выстроенную систему власти. На думских выборах 2007 и 2011 гг. парламентские партии стали согласовывать свои электоральные списки с Кремлем, и в результате российские избиратели могли голосовать только за кандидатов, предварительно одобренных президентской администрацией.

Освоенные Кремлем методы фальсификации итогов голосования с нарастающей силой использовались на выборах в Государственную думу начиная с 2003 г., что гарантировало «Единой России» получение устойчивого большинства в Думе. Кремль не оставлял никакого места для случайностей, которых опасался Владимир Путин: в Государственной думе и в Совете Федерации заседали только те, кто еще до выборов присягнул на лояльность Кремлю. Такой состав российского парламента без сопротивления увеличил срок президентских полномочий до шести лет и не стал ставить под сомнение право Владимира Путина в третий раз идти на президентские выборы в 2012 г. Такой состав парламента поддержал Владимира Путина в его борьбе с теми политиками, которые взяли на вооружение методы публичного действия (демонстрации и митинги).

Согласие парламентской оппозиции кооптироваться в конструкцию, выстроенную Кремлем, привело к тому, что ее роль стала абсолютно декоративной: занимая все вместе 25–35 % мест в нижней палате парламента, оппозиционные партии не имеют никакой возможности блокировать законодательные инициативы Кремля. Ограничения в деятельности и преследования несистемной оппозиции, последовательная деформация избирательного процесса в России привели к тому, что значительная часть избирателей, особенно проживающих в крупных городах, настолько утратила доверие к выборам, что перестала участвовать в голосовании (таблица 6.2).

В результате решающую роль в выборах стали играть регионы, в которых власти способны максимально фальсифицировать итоги голосования. Если взять 33 избирательных округа на выборах в Государственную думу 2016 г. с самой низкой явкой (менее 35 %) и 36 округов с самой высокой явкой (свыше 61 %), то в них зарегистрировано примерно равное количество избирателей, составляющее 15 % от общего числа российских избирателей. В первой группе округов «Единая Россия» получила чуть больше 40 % голосов, а во второй – немногим меньше 75 %. При этом в первой группе округов «Единая Россия» получила всего 7,6 % голосов от общего числа избирателей, проголосовавших за эту партию; во второй группе – 34,4 % голосов.

За счет злоупотреблений в ходе выборов и использования административного ресурса Кремль обеспечивает сохранение за «Единой Россией» доминирующих позиций в Государственной думе и региональных парламентах. А доминирование в законодательных органах позволяет Кремлю в любой момент изменить законодательство таким образом, чтобы его соблюдение было максимально сложным для оппозиции и делало невозможными равные и честные выборы. Количество изменений законодательства, регулирующего избирательный процесс и политические свободы, исчисляется десятками.

Конечно, Владимир Путин не признает, что он противник политической конкуренции. Но Владислав Сурков, будучи более откровенным, говорил о том, что российской политической системе участники, не контролируемые Кремлем, не нужны: «Четыре парламентские партии выражают, передают весь спектр значимых мнений общества». Когда Оливер Стоун спросил Владимира Путина о возможности смены власти в России, Путин ответил, что «она, безусловно, должна быть. Безусловно, в этих процессах должна наблюдаться здоровая конкуренция, но она должна идти между национально ориентированными людьми, ориентированными на интересы российского народа». Политическая жизнь в современной России устроена таким образом, что только Владимир Путин и его ближайшее окружение имеют право решать, кто из политиков является «национально ориентированным», а кто нет. Вся политическая конкуренция в современной России сосредоточена в кремлевских кабинетах, а российское население лишено права на политическое представительство и на защиту своих прав и интересов в законодательных органах власти.