Глава 49
Прошло две недели, прежде чем жизнь Фроста стала более-менее похожа на нормальную. Он побывал в больнице. На телевидении. В допросной управления, где его с пристрастием допрашивала специальная комиссия, занимающаяся случаями стрельбы с участием офицера полиции. Истон уже не знал, хочет ли он возврата своей прежней жизни, но в конечном итоге капитан Хайден дал ему «зеленый свет» и объявил его свободным человеком.
Это произошло в пятницу вечером.
Фрост приехал на Рашн-Хилл и обнаружил, что на ступеньках его ждет Херб. Друг был одет в белый балахон, которые так любят художники. И балахон, и комбинезон были заляпаны свежей краской. Длинные седые волосы, украшенные новыми бусинами, были заплетены в косы. Они не виделись с того дня, когда погибла Иден.
Когда Фрост заехал в гараж, Херб встал, с трудом распрямляя больную ногу. Сорвав с себя балахон, он обнял Фроста. Его улыбающаяся физиономия выражала явное облегчение.
– Ну, ты – зрелище для больных глаз, – сказал Херб.
– Ты тоже.
– Как дела?
– Замечательно, – ответил Фрост. – Я в порядке.
– Все в доме. Изобрази удивление.
Истон улыбнулся.
– Изображу.
– Я приготовил тебе маленький подарок, – сказал Херб. Запаху краски все же удалось перебить вечный запах травки, шедший от его одежды. – Он не очень оригинальный, но думаю, что тебе понравится.
Фрост вслед за другом стал подниматься по ступеням. Над верхней ступенькой Херб повесил самодельный занавес и сейчас театральным жестом откинул его. На площадке была нарисована одна из его трехмерных иллюзий. Казалось, она поднимается навстречу, чтобы охранять дверь. Это была сцена из «Короля-льва», где принявший власть Симба стоит на краю Скалы прайда над саванной, где собрались все животные.
Только на рисунке был не Симба.
А Шак.
Фрост от души расхохотался.
– Херб, это, наверное, твое лучшее произведение.
Когда он вошел в дом, его поприветствовал сам король. Шак не понимал, почему ему уделяют столько внимания – и он совсем не оценил купание, которое понадобилось, чтобы смыть с него кровь, – но он был счастлив видеть Фроста. Он тут же забрался ему на плечо и так и сидел там, пока хозяин изображал удивление при виде всех собравшихся.
Родителей, приехавших из Аризоны.
Нескольких коллег-полицейских.
Родственников жертв – их собралось человек двенадцать.
Дуэйна.
Табби.
Фрост никогда не любил вечеринки, но в этот вечер он смирился. Потому что всем это было нужнее, чем ему. Всем нужна была возможность пообщаться и погоревать. Им нужно было осознать, что все завершилось. Дуэйн приготовил еду, естественно, изумительную; Херб выполнял роль бармена и разливал напитки. Робби Любин, самодеятельный гитарист и певец, так исполнил «Аллилуйя», что все расплакались. Фрост перебрал эля и захмелел.
Была почти полночь, когда гости стали расходиться. Все высыпали на улицу. Фрост попрощался с Хербом. Он проводил родителей до арендованной машины. Нед обнял его и прошептал:
– Спасибо.
Дженис обхватила ладонями его лицо и просто сказала:
– Я люблю тебя.
Фрост никогда не думал, что она может сказать ему такое вслух. Он всегда знал, что мать любит его, но в его семье было не принято говорить такие вещи. Все это считалось само собой разумеющимся.
И все же услышать эти слова ему было приятно.
Когда все ушли, он еще какое-то время стоял на Грин-стрит. Деревья качали ветвями на декабрьском ветру. Многие обитатели соседних домов уже украсили свои окна к празднику. Это напомнило Фросту о том, как в детстве на Рождество он еще до восхода спускался вниз и заставал Кейти в гостиной; сложив ноги по-турецки и подперев подбородок ладонями, она сидела перед елкой и смотрела на мигающие огоньки гирлянды.
Господи, как он скучает по ней.
Фрост прошел в дом. Дуэйн и Табби суетились на кухне, убирая со стола, хотя Табби пока мало что могла: ее рука все еще была в бандаже. Он взял из холодильника новую бутылку пива и вышел на патио, откуда были видны огни города. Стоял, облокотившись на перила, когда услышал, как стеклянная дверь позади открылась и закрылась.
Это была Табби.
Она встала рядом с ним. Их локти соприкасались. Они долго молчали в холодной ночи, очарованные Сан-Франциско. Потом Фрост предложил Табби свое пиво. Сегодня у него было на удивление легкое и хорошее настроение.
– Хочешь?
– Не могу. Ты же знаешь, ранение. Я все еще на лекарствах.
– Ах да, это же я подстрелил тебя.
– Чуть-чуть, – с усмешкой сказала Табби.
– Извини.
– Ну ты еще и спас мне жизнь. Так что за это очко.
– Спасибо.
Они опять замолчали, но молчание было легким, не напряженным.
– Ты скоро выйдешь на работу? – спросил Фрост.
– Нет, не скоро. Шеф с одной рукой никому на кухне не нужен.
– Это точно.
Табби развернулась и привалилась к перилам спиной. Фрост последовал ее примеру. Она закрыла свои зеленые глаза; на ее губах играла спокойная улыбка, голова была поднята к звездному нему. При дневном свете в ней всегда присутствовала некая магия, а сейчас, ночью, она была самим совершенством.
Фрост думал о вещах, думать о которых ему было нельзя.
– Значит, ты и Дуэйн.
– Да, я и Дуэйн.
– Ты хотела знать, насколько серьезно он настроен. Полагаю, он уже ответил тебе на этот вопрос.
– Наверное, да. Он удивил меня.
– Приятно?
– Конечно. Естественно. Наверное. – Табби заморгала и опустила голову. – Сейчас я не хочу говорить об этом. Эта ночь твоя, поэтому давай поговорим о тебе. Я прячусь за шутками, но я так и не поблагодарила тебя должным образом. За все, что ты сделал для меня, Фрост.
– В этом нет надобности.
– Ну и хорошо, потому что есть вещи, за которые невозможно отдать должное. Сейчас такой случай. Такие вещи просто есть.
– Мне это нравится.
– Так как ты?
Все задавали ему этот вопрос. Один и тот же, снова и снова. И он всем давал одинаковый ответ. «Замечательно».
– Ничего хорошего, – ответил он Табби.
Она взяла его за руку.
– Я так и думала.
– Я все еще просыпаюсь в кошмаре и думаю о том, что убил ее, – сказал он.
– Она не оставила тебе выбора.
Повернувшись к ней, Фрост признался:
– Я никому этого не говорил, но я и не хотел, чтобы у меня был выбор. Я хотел убить ее. И рад, что убил.
– Может, это правильно, Фрост. На мой взгляд, нет, но это не имеет значения. Она все-таки не оставила тебе выбора.
Он ничего не сказал. Стоило ему закрыть глаза, и он видел, как стреляет и как падает тело Иден. То был первый раз, когда он застрелил человека. Такое не забудешь, такое трудно пережить.
– Ты к ней что-то испытывал? – спросила Табби.
– Нет.
– Но ты же спал с ней, ведь так?
Фрост был бы рад ответить «нет», но он кивнул.
– Спал.
– Уверена, от этого еще хуже. В том смысле, что человек, с которым у тебя такая интимная связь, вдруг становится олицетворением зла.
– Я даже не знаю зачем. Она мне даже не нравилась.
– Может, в тот день было полнолуние. Я слышала, что в такие ночи в человеке просыпается зверь.
Эти слова вызвали у Истона улыбку.
– Не исключено.
– Ты не первый, кто прислушивается к зову тела, а не сердца.
– Но это не значит, что я горжусь этим.
– Знаю. – После долгой паузы она добавила: – Дело в том, что мы не можем управлять своим сердцем, куда бы оно нас ни вело, правда?
– Да, не можем.
Табби все еще держала его за руку. Они не отрываясь смотрели друг на друга, пока губы Табби не приоткрылись в грустной улыбке.
– А ты? – спросил Фрост. – У тебя-то как?
– Тоже ничего хорошего.
– Из-за Каттера?
– Да. И из-за другого.
– Из-за чего?
– Это неважно, – ответила она. – Так, мелочи.
– Ты рассказывала кому-нибудь о том, что тебе пришлось пережить на пирсе?
– Нет.
– Почему?
– Потому что единственный, кто может понять меня, – это ты.
Фрост не знал, что сказать на это. Он многое хотел сказать ей, но говорить об этих вещах он не мог.
Дверь на патио открылась.
– Твоя кухня как новенькая, – объявил Дуэйн. – Еды осталось столько, что ты, братишка, продержишься до Рождества. Я еще взял на себя смелость выбросить в помойку то, что не следует пускать в пищу людям и кошкам.
Фрост улыбнулся.
– Спасибо.
– Пошли, Таб, у нас на эту ночь еще есть планы, – сказал Дуэйн. – Может, ты и на больничном, но нам с фургончиком надо работать.
Табби сжала руку Фроста и выпустила ее. Не оглядываясь, она пошла прочь. Братья вошли в дом, но Табби там уже не было, она вышла на улицу и оставила дверь открытой. В прихожей Дуэйн крепко обнял младшего. Сейчас, как и весь день, он так и лучился счастьем. Именно это и нравилось Фросту в брате.
– Кейти, наверное, сидит где-нибудь на небесах и чуть ли не пыжится от гордости за тебя, – сказал Дуэйн.
– Думаешь?
– Да. И я тоже.
– Спасибо, Дуэйн, – сказал Фрост.
Брат помахал ему на прощание. Помахал он и Шаку, который сидел на белом плиточном полу рядом с Фростом. Ступив на «Короля-льва» Херба, он посмотрел вниз и хмыкнул, а потом обернулся и сказал:
– Акуна матата, братишка!
Дождавшись, когда Дуэйн уйдет, Фрост закрыл дверь. Он ощутил страшную усталость. Дом казался тихим и опустевшим. Постояв в темноте с минуту, он пошел к двери на патио. Шак уже убежал на кухню, чтобы проверить, не оставил ли Дуэйн какое-нибудь лакомство в его миске. Наверняка оставил. Истон выходил в патио, когда услышал, как кто-то тихо скребется во входную дверь.
Удивленный, он вернулся в прихожую и открыл дверь. На крыльце стояла Табби, залитая светом фонаря.
– Дуэйн в машине, – сказала она.
– Ясно.
– Я сказала, что кое-что забыла.
Фрост озадаченно посмотрел на нее.
– Ясно.
– Мне нужно спросить тебя кое о чем; и мне нужно, чтобы ты ответил мне честно.
В груди вновь начало биться сердце. Сердце, которое остановилось много лет назад.
– И о чем?
Она напоминала человека, стоящего перед перекидным мостиком и решающего, насколько безопасно перейти по нему. Истон мог бы заранее предупредить ее, что такие мосты всегда опасны.
– Фрост, у нас с тобой есть большая проблема?
Фрост понял, что любуется стоящей перед ним женщиной, вглядываясь в каждую деталь ее внешности. Он мог бы сказать ей, сколько прядей огненно-рыжих волос упало ей на лицо. Сказать, что сейчас, как и в первую встречу, тонет в ее зеленых глазах. Что ее слегка приоткрытые губы вызывают у него единственное желание – поцеловать ее.
Он не хотел лгать. Она попросила, чтобы он ответил честно. Но ложь была единственным выбором.
– Нет. У нас нет никаких проблем.
Табби не спросила, уверен ли он. Она не сказала, верит ему или нет. Прикусила губу, потом развернулась и побежала прочь. Фрост пытался представить, что она сейчас чувствует. Где-то в глубине души теплилась надежда, что разочарование, но он предположил, что все-таки облегчение. Все остальные чувства были опасными.
Истон запер входную дверь. Закрыл глаза, ощущая всю тяжесть иронии судьбы.
Он наконец-то понял, кто его Джейн Доу.
Проклятье.
