Усидеть на штыках
17 июня 1789 года депутаты третьего сословия объявили себя Национальным собранием Франции. После того как зал заседаний был закрыт, они перешли в зал для игры в мяч. 23 июня обер-церемониймейстер Дрё-Брезе потребовал от них покинуть и этот зал. Считается, что Оноре Мирабо ответил:
– Скажите вашему господину, что мы здесь по воле народа и уступим только силе штыков.
(Сам Мирабо приводил менее лаконичный вариант этой фразы.)
С этого времени и вплоть до первых десятилетий XX века «штыки» в языке публицистики были символом деспотической власти.
Не позднее 1850-х годов в печати появилась фраза:
Все можно сделать штыками, но сидеть на них нельзя.
(франц. On peut tout faire avec des baïonnettes, excepté s’asseoir dessus.)
Она цитировалась либо как анонимная, либо как слова австрийского фельдмаршала князя Карла Шварценберга (1771–1820), который в 1813–1814 гг. командовал войсками антинаполеоновской коалиции. Согласно наиболее популярной версии, эти слова относились к династии Бурбонов, восстановленной на престоле силой союзных штыков.
Затем эта фраза стала приписываться также Талейрану, журналисту Эмилю де Жирардену (1806–1884) и т. д. Ее позднейший вариант: «На штыки можно опираться, но на них нельзя сидеть».
В 1894 году были опубликованы «Старые воспоминания» Франсуа Орлеанского, сын короля Франции Луи Филиппа. Здесь утверждалось, что историческая фраза принадлежала племяннику Карла Шварценберга – князю Феликсу Шварценбергу (1800–1852), который осенью 1848 года стал министр-президентом Австрийской империи. В «Старых воспоминаниях» не указаны обстоятельства произнесения фразы, но упомянута она в связи с революцией 1848 года.
28 августа 1829 года журналист Этьен Бекэ выступил с речью во французской Палате депутатов. Он заявил, что надежды правительства ультрароялистов на «силу штыков» напрасны:
– Нынче штыки поумнели: они знают и уважают закон.
(букв. «Штыки сегодня являются умными…» «Les baïonnettes (…) sont intelligentes…»)
«Умные штыки» сразу же вошли в политический язык, тем более что Июльская революция 1830 года подтвердила правоту Бекэ: солдаты перешли на сторону защитников конституционного строя.
Именно отсюда берет начало современная юридическая «доктрина умных штыков», признающая право на невыполнение преступных приказов.
Понятно, что разговоры об «умных штыках» не слишком нравились представителям власти, а также военным начальникам. 29 мая 1847 года генерал Бонифас де Кастеллан заявил в Палате пэров:
– Говорят об умных штыках; это слово для многих – синоним «рассуждающих штыков».
«Рассуждающие штыки» (des baïonnettes délibérantes) также вошли в политический язык.
Выражение «сидеть на штыках», возможно, возникло независимо от исторической фразы Шварценберга. Очень близкое высказывание можно найти в русской печати 1859 года (речь идет о правителях Тосканы, Модены и Пармы):
Только силою австрийских штыков эти герцоги держались на шатких своих престолах. (…) Но если бы даже какою-нибудь силою и можно было возвратить герцогам их престолы, в силах ли они будут усидеть на них без внешней поддержки, другими словами – без постоянного военного занятия Центральной Италии австрийскими или французскими штыками?
(«Политическое обозрение» в журн. «Отечественные записки», 1859, № 9)
Граф В. А. Соллогуб на Кавказском вечере в Петербурге 25 января 1863 года говорил:
– Он [Кавказ] помнит любимую поговорку князя Михаила Семеновича [Воронцова], что с штыками идут вперед, но что на штыках сидеть нельзя.
(Воронцов был наместником на Кавказе в 1844–1854 гг.)
В советские школьные учебники вошла фраза о штыках, произнесенная на «процессе 50-ти» в Петербурге 9 марта 1877 года. Один из 50-ти обвиняемых, рабочий-народник Петр Алексеев закончил свою речь словами:
– …Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится во прах!
Этот образ нашел неожиданное продолжение в статье Михаила Гершензона «Творческое самосознание», опубликованной в знаменитом сборнике «Вехи» (1909). Говоря о русской интеллигенции, Гершензон замечает, что народ «не видит в нас людей: мы для него человекоподобные чудовища, люди без Бога в душе». Ибо у народа, в отличие от интеллигенции, «есть (…) идеи и верования религиозно-метафизические».
И далее – пророчество, ныне цитируемое гораздо чаще, чем пророчество Петра Алексеева:
Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, – бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной.
Из неверной посылки порою можно вывести верное заключение. Очень скоро интеллигенции действительно сильно досталось от народа. Но при этом народ руководствовался не «идеями и верованиями религиозно-метафизическими», а лозунгами безбожников-большевиков.
В годы Гражданской войны штык стал символом мощи коммунистической власти. В приказе Михаила Тухачевского Западному фронту от 2 июля 1920 года говорилось:
На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад!
