Платон мне друг, но истина дороже
Такова русская форма латинского изречения «Amicus Plato, sed magis amica veritas» – «Платон мне друг, но бо́льшая подруга – истина» (хотя почти всегда переводится: «…но еще больший друг – истина»).
Эта мысль впервые появилась у Аристотеля:
Хотя (…) [платоновские] идеи ввели близкие нам люди (…), лучше (…) ради спасения истины отказаться даже от дорогого и близкого, если мы философы. Ведь хотя и то и другое дорого, долг благочестия – истину чтить выше.
(«Никомахова этика» I, 4, 1096a; перевод Н. Брагинской)
Изречение «Платон мне друг, но еще дороже истина» цитировал как хорошо известное уже греческий христианский писатель Иоанн Филонос в трактате «О вечности мира» (ок. 529 г.).
Однако источником латинского изречения стал не этот трактат, а анонимное сочинение V века «Жизнь Аристотеля», переведенное с греческого на латынь в начале XIII века. Здесь говорилось «Сократ мне друг…» – вероятно, под влиянием платоновского диалога «Филон», 91с, где Сократ советует ученикам: «Поменьше думайте о Сократе, но главным образом – об истине».
В форме «Сократ мне друг, как и Платон, но бо2льшая подруга – истина» («Amicus est Socrates vel Plato…») эта сентенция приведена в предисловии к трактату французского хирурга Ги де Шолиака «Большая хирургия» (1363).
В форме «Amicus Plato, magis amica veritas» изречение приведено в письме итальянского гуманиста Никколо Леоничего 1490 года, а в ныне принятой форме «Amicus Plato, sed…» – в романе испанского писателя Матео Алемана «Жизнеописание Гусмана де Альфараче» (ч. 1, 1599).
8 июля 1661 года, в день прибытия в Кембриджский университет, Исаак Ньютон сделал первую запись в своей записной книжке, названной им «Некоторые философские вопросы»:
«Amicus Plato, amicus Aristoteles, magis amica veritas» – «Платон мне друг, Аристотель мне друг, но бо́льшая подруга – истина».
Эти слова можно считать девизом Ньютона-студента.
В английской, французской, немецкой литературе сентенция «Платон мне друг…» обычно цитируется по-латыни; пословицей на родном языке она стала, кажется, только у нас. По форме это не что иное, как одностишие. Его неизвестный автор добился максимальной краткости в сочетании с удачным звуковым оформлением: «друг – дороже». К тому же не приходится, вопреки оригиналу, именовать истину «другом» в мужском роде.
Эта форма появилась лишь в XX веке; в XIX веке изречение цитировалось либо по латыни, либо в буквальном переводе с латыни. Например, герой романа А. В. Амфитеатрова «Отравленная совесть» (1895) замечает: «Платон мне друг, но истина друг еще больше».
Сталин, говоря как бы от имени партии, воспользовался множественным числом:
– В старину говорили про философа Платона: Платона мы любим, но истину – еще больше. То же самое можно было бы сказать о Бухарине: Бухарина мы любим, но истину, но партию, но Коминтерн любим мы еще больше.
(«О правом уклоне в ВКП(б)», речь на пленуме ЦК в апреле 1929 г.)
И когда в советском романе 30-х годов участник проработочного собрания заявляет: «И все-таки “Платон нам друг – но истина дороже…” – то это ощущается почти как цитата из Сталина. (Валерия Герасимова, «Хитрые глаза», 1938.)
В автобиографической повести «Труба исхода» (1999) Павел Сиркес вспоминает, как в 1956 году в газете «Социалистическая Караганда», где он тогда работал, решили провести обсуждение романа Дудинцева «Не хлебом единым»:
«Накануне редакционной читательской конференции “Известия” напечатали два подвала неведомого нам [Б.] Платонова. Роман Дудинцева был обозван вредным и клеветническим. Возмутившись от всей души, мы с Володей отбили известинцам телеграмму “Платонов нам не друг, но истина дороже”». (Между прочим, тоже одностишие.)
В 1996 году в «Юбилейном сборнике Московского клуба афористики» был напечатан афоризм Владимира Голобородько:
Платон мне друг, а истина относительна.
