Маразм крепчал
По воспоминаниям А. С. Лазарева-Грузинского (1909), Чехов как-то сказал ему:
– Взял я прочесть рассказ NN. Начинается так: «Мороз крепчал». Дальше я не стал читать: бросил.
Именно с этой фразы начинается роман, который пишет Вера Иосифовна Туркина в рассказе «Ионыч» (1898). Этими двумя словами о романе сказано всё. Фраза «Мороз крепчал» стала дежурным образцом литературного штампа.
В конце 1940-х годов из нее родилась другая, не менее известная фраза: «Маразм крепчал». В советской печати она появилась в 1960-е годы – разумеется, вне какой-либо связи с идеологией или политикой. Она встречается, например, во фрагменте незаконченного романа «Сильное взаимодействие» Галины Николаевой (1911–1963), опубликованном в 1968 году («Я люблю нейтрино!», «Наука и жизнь», 1968, № 4).
В 1974 году в Париже вышла книга «Заложники: Роман-документ». Ее автором был писатель Григорий Свирский, который двумя годами ранее эмигрировал из СССР. Рассказывая о кампании против «безродных космополитов», Свирский сообщает:
Ермилов, подписав в 49 году газетную полосу с очередным антисемитским материалом, обронил с циничной усмешкой: «маразм крепчал».
В 1950 году Владимир Ермилов получил Сталинскую премию за книги о Чехове. Но в литературных кругах он был известен не этим, а своими разгромными статьями против Маяковского, Заболоцкого («юродствующего поэта» и проповедника «кулацкой идеологии»), Платонова (автора «клеветнического рассказа» «Семья Иванова») и т. д.
Рассказывали, будто на табличке с надписью: «Во дворе злая собака», висевшую на воротах переделкинской дачи Ермилова, кто-то приписал: «…и беспринципная». В «Записках об Анне Ахматовой» Л. Чуковской эта байка записана под датой 26 мая 1963 г.
В 1990-е годы фразу «Маразм крепчал» приводили как слова Ермилова современники кампании против «безродных космополитов»:
«…Как выразился смышленый циник, редактор “Литературной газеты” Ермилов» (…), “Маразм крепчал”» (Семен Липкин, «Жизнь и судьба Василия Гроссмана», 1990).
«…Когда Литгазета из номера в номер опускала в помойные ямы травимых критиков-космополитов, перевыполняя планы по ассенизации, Ермилов подписывал в типографии полосы с неизменной присказкой: “Маразм крепчал!”» (Даниил Данин, «Время стыда», 1997).
Как видим, Данин просто пересказывает Свирского. Вероятно, и Липкин следовал здесь за Свирским; у Свирского сказано: «с циничной усмешкой», у Липкина: «смышленый циник».
Однако трудно представить себе, чтобы Ермилов в 1949 году мог говорить такое в редакции «Литгазеты». Скорее всего, перед нами то, что прежде называлось историческим анекдотом.
С конца 1980-х годов выражение «маразм крепчал» стали связывать с «эпохой застоя»:
«Помнишь, в ходу была поговорка: “маразм крепчал”? Шутили, думали, что ненадолго, а тянется вот уже почти двадцать лет. Время оцепенело, будто его и впрямь заморозили. Все стареет, все дряхлеет» (Николай Верещагин, роман «Corvus corone», 1990).
«Хрущевская оттепель оказалась под высокими сугробами, политический мороз креп (тогда, кстати, родилось выражение “маразм крепчал”)» (Павел Волин, «Человек-антилегенда и другие», 1999).
«Однако время шло, маразм крепчал, застой расползался…» (Владимир Ханан, «Аура факта: Главы», 2002).
Надежда Мандельштам писала: «…[В 20-е годы] у нас еще не было опыта для распознавания старческого идиотизма, и Ахматова лишь через много лет придумала формулу: “маразматист-затейник”, – или, вздыхая, говорила про безумных стариков: “Маразм крепчал…”» («Вторая книга», опубл. в 1990 г.).
Здесь «маразм» относится не к ситуации в стране, а к отдельному человеку. Это значение сохраняется и поныне: «…маразм крепчает (при оценке неадекватной психической реакции кого-либо) или маразм крепчал, шиза косила» (Н. А. Прокуровская, «Город в зеркале своего языка», 1996).
