Конфликт хорошего с лучшим
Вначале было изречение «Лучшее – враг хорошего» (франц. «Le mieux est l’ennemi du bien»), обычно приписываемое Вольтеру. Оно встречается уже в его комедии «Недотрога» (1747).
В «Философском словаре» Вольтера (1764, статья «Драматическое искусство») оно приведено со ссылкой на «одного умного итальянца», вместе с итальянским оригиналом: «Le meglio è l’inimico del bene». Считается, что этим «умным итальянцем» был либо Джованни Боккаччо, либо М. Джованни, автор комментариев к «Декамерону» издания 1574 года.
7 апреля 1952 года в «Правде» появилась большая редакционная статья «Преодолеть отставание драматургии». Здесь говорилось, что «в последние годы распространение получила вульгарная “теория” затухания конфликтов», «ошибочная “теория” бесконфликтности драматургии». Мало того: в комиссии по драматургии Союза писателей «утверждалось (…), что у нас все дело свелось только к одному конфликту между “хорошим” и “лучшим”».
В статье – иначе и быть не могло – излагалось мнение Сталина. 26 февраля он говорил при обсуждении в Политбюро кандидатур на Сталинские премии:
– Вот Софронов высказывал такую теорию, что нельзя писать хороших пьес: конфликтов нет. Как пьесы без конфликтов писать. Но у нас есть такие конфликты (…). Эти конфликты должны получить свое отражение в драматургии – иначе драматургии не будет.
(По записи Константина Симонова, опубликованной в его книге «Глазами человека моего поколения», 1988.)
Вскоре затем появился оборот «Конфликт хорошего с отличным» – но не в партийной печати, а в эпиграмме Эммануила Казакевича «Сонет», передаваемой изустно. Ей суждено было стать едва ли не самой известной русской эпиграммой XX века.
Казакевич был уже известен как автор повести «Звезда» и романа «Весна на Одере»; начинал же он как поэт, пишущий на идише. В литературных кругах он пользовался репутацией остроумца.
В происшествии, увековеченном в «Сонете», участвовали двое: драматург Анатолий Суров и его приятель, прозаик Михаил Бубеннов, автор знаменитого в то время романа «Белая береза» (1947).
Оба они были антисемитами, оба активно участвовали в борьбе против «литераторов-космополитов» и оба были сталинскими лауреатами, причем пьесы Сурова строились как раз на «конфликте хорошего с лучшим».
Однажды друзья подрались по пьянке. Случилось это летом, в писательском доме на Лаврушинском переулке, дом 17. Согласно критику Марии Белкиной, жившей в том же доме, «за неимением шпаг и кинжалов в ход были пущены вилки. Был такой шум и драка (окна были раскрыты, дело было летом, около Третьяковки всегда людно и всегда дежурят милиционеры), что вмешалась милиция, но дело замяли». (Приведено в книге Натальи Громовой «Распад: судьба советского критика, 40–50-е годы», 2009.)
Согласно Бенедикту Сарнову, «в ход была пущена даже мебель – стулья, табуретки. (…) Увлеченные борьбой супостаты выкатились из этого облицованного мрамором дома прямо на улицу, на потеху большой толпы, образовавшей традиционную очередь в Третьяковку. Оружием одного из сражающихся, как рассказывали очевидцы, стала вилка, которую он вонзил своему оппоненту в зад». («Как русский писатель и как еврей», в журн. «Лехаим», 2003, № 3.)
Еще одна версия рассказана в мемуарах тогдашнего студента Литинститута Константина Ваншенкина («Писательский клуб», 1998):
«…Летним жарким утром стоят люди перед Третьяковкой и вдруг слышат, что в доме напротив за распахнутыми окнами скандал. Сначала слышат, а потом и видят: в комнате дерутся два почему-то голых человека. Крик, шум, ругань. И это напротив храма искусства. Люди возмутились, позвали милицию.
(…) Конфликт разбирался на заседании парткома.
Присутствовавшие рассказали, что в наиболее драматичный момент Суров спустил брюки и продемонстрировал четыре запекшихся точки ниже спины – след удара вилкой. Упоминалось еще сломанное в пылу битвы кресло».
Из этих рассказов видно, что сама драка успела стать в литературных кругах чуть ли не фольклорной историей.
Ни у одного из мемуаристов нет датировки скандального эпизода. Известно, однако, что дело происходило до смерти Сталина. Поскольку же в «Сонете» обыгрывается формула «конфликт хорошего с лучшим», появившаяся весной 1952 года, стало быть, драка друзей случилась летом того же года, и тогда же, по горячим следам, был написан «Сонет».
Авторского автографа не существует; опубликованные варианты – запись устной традиции. Начало эпиграммы отсылает к сонету Пушкина («Суровый Дант не презирал сонета…»). С формой сонета контрастирует стиль бурлескной поэмы:
Суровый Суров не любил евреев,
Он к ним враждой старинною пылал,
За что его не жаловал Фадеев
И А. Сурков не очень одобрял.
Когда же Суров, мрак души развеяв,
На них кидаться чуть поменьше стал,
М. Бубеннов, насилие содеяв,
Его старинной мебелью долбал.
Певец березы в жопу драматурга
Со злобой, словно в сердце Эренбурга,
Столовое вонзает серебро.
Но, следуя традициям привычным,
Лишь как конфликт хорошего с отличным
Решает это дело партбюро.
(Версия Б. Сарнова)
«В сочинении этого сонета, – сообщает Сарнов, – во всяком случае, в доведении его до совершенства принял участие сам Твардовский. Именно он, как рассказывали свидетели творческого процесса, подарил Казакевичу замечательную (едва ли не лучшую во всем стихотворении) строчку: “Столовое вонзает серебро”».
Согласно Вениамину Каверину («Эпилог», 1989), вскоре «выяснилось, что Суров работал с помощью “негров”, писавших для него пьесы и критические статьи, и что этими “неграми” были в иных случаях те же космополиты».
Эпилог этой истории в изложении Юрия Нагибина («Итальянская тетрадь», 1998) выглядел так:
«Суров был разоблачен после смерти своего высокого покровителя [т. е. Сталина]. Обвинение в плагиате было брошено Сурову на большом писательском собрании. Суров высокомерно отвел упрек: “Вы просто завидуете моему успеху”. Тогда один из “негров” Сурова, театральный критик и драматург Я. Варшавский, спросил его, откуда он взял фамилии персонажей своей последней пьесы. “Оттуда же, откуда я беру всё, – прозвучал ответ. – Из головы и сердца”. – “Нет, – сказал Варшавский, – это список жильцов моей коммунальной квартиры. Он вывешен на двери и указывает, кому сколько раз надо звонить”. Так оно и оказалось. Сурова выбросили из Союза писателей, пьесы его сняли, он спился и умер».
