Глава 25

Бог баскетбола

Годы спустя после тех событий в памяти Сонни Ваккаро почему-то задержался только он, запах мочи.

Был конец августа 1990 г., они зашли в забытый богом туалет американской военной базы в Германии. Майкл Джордан готовился сыграть против самого себя в баскетбол на глазах у почти 2000 солдат американских войск, набившихся в крошечный спортзал. Он не хотел ехать в эту поездку, она лишала его удовольствия поиграть в гольф и побыть рядом с Хуанитой, которая была на пятом месяце беременности (сын Маркус родится у пары в канун Рождества). Но вот стараниями дерзкого и коварного Ваккаро, чьи отношения с главой Nike Филом Найтом становились опасно натянутыми, он приехал в Европу.

Мир замер в ожидании грядущих событий: только что началась война в Персидском заливе, но у Джордана были свои причины не собирать чемоданы и не лететь в Европу на десять летних дней. Поражение в седьмой игре серии от «Пистонс», случившееся в мае, изменило настрой игроков «Буллз» и способствовало тому, что в межсезонье команда работала удивительно сконцентрированно и усердно. Гнев от неудачи породил конструктивный оптимизм в рядах его партнеров по команде, и Джордан хотел быть рядом, чтобы не упустить этот момент.

Эта промопоездка для Nike, совершить которую ему предложил Ваккаро, должна была случиться прямо перед началом работы тренировочного лагеря, а потому Майклу пришлось в спешке возвращаться в Чикаго по ее окончании. Последнее, о чем мечтал Джордан, это забивать свое расписание всякой рекламной чепухой. Сыграть в выставочном матче для американских солдат было в некотором смысле заманчивой идеей, хотя обычно в списке его приоритетов такие мероприятия занимали последнее место. Он согласился главным образом потому, что поездка давала ему возможность повидаться со старшим братом Ронни, и этот факт сделал ее стоящей затеей.

Еще более сомнительной в летнем маршруте Джордана должна была стать остановка в Испании, где он пообещал принять участие в матче Всех Звезд, открывавшем сезон в Испанской лиге – причем играть он должен был за обе команды поочередно. Можно было бы заключить, что нет совершенно никакого смысла в том, чтобы впихивать Джордана в главное событие испанского чемпионата, если бы не тот факт, что матч давал возможность показать в деле ярчайшую американскую звезду в игре, транслировавшейся на добрую половину испаноговорящего мира.

Все мероприятие выдалось каким-то странным. Вдобавок поездка в военное время требовала усиленных мер безопасности. Только после того как Ваккаро выбил у Nike корпоративный самолет и детальным образом расписал план мер по обеспечению безопасности Джордана на каждой остановке, Майкл дал свое согласие.

«Это было пиар-турне, – объяснял Ваккаро. – Первое турне такого плана, которое устроила Nike. Масштаб был огромным. Майкл был первым спортсменом, участвовавшим в таком мероприятии, первом для нас, и я поехал в турне вместе с ним».

Эти гастроли станут прототипом будущих турне целого поколения американских звезд профессионального баскетбола, которые будут по тем же лекалам продвигать обувные марки в следующие два десятилетия. Но в то время у поспешно спланированного побега была другая причина, более мрачная и темная. Тем летом Nike оказалась втянутой в некрасивую публичную пикировку с организацией Джесси Джексона Operation PUSH. Преподобный Тайрон Кридер, один из молодых протеже Джексона, стал исполнительным директором PUSH и выступил с критикой в адрес обувных компаний, упрекнув их в недостаточном участии в жизни афроамериканского сообщества. Недовольство Кридера Nike было связано с тем, что в совете директоров компании из Орегона не было ни одного чернокожего, в ее рядах не было чернокожих вице-президентов, а среди глав различных департаментов корпорации было считаное число черных людей. У Nike были контракты и с другими чернокожими атлетами помимо Джордана, и Кридер признал этот факт. Но также лидер PUSH заявил, что атакует Nike потому, что компания за несколько коротких лет сумела выйти в лидеры индустрии.

Тем летом компании Nike и PUSH начали дискуссию, но она довольно внезапно оборвалась, когда PUSH потребовала от Nike предоставить бухгалтерскую отчетность, на что Nike ответила встречным требованием к PUSH раскрыть свои финансовые документы. Кридер, в свою очередь, призвал афроамериканцев бойкотировать товары Nike. «Не покупайте Nike. Не носите Nike», – сказал он, анонсируя старт кампании 12 августа. Некоторые обозреватели сочли, что Кридер просчитался, решив бросить вызов Nike, что PUSH непременно потерпит поражение в этой битве. Однако Nike не хотела открытой конфронтации с PUSH и предложила в качестве ответной меры устранить нехватку афроамериканцев на руководящих постах в структуре компании. Эти ее усилия со временем поднимут статус Джордана в Nike и станут импульсом к созданию в будущем бренда Jordan. Но в краткосрочной перспективе звезда оказалась в опасности быть втянутой в неприятный публичный диспут, которому посвящали заголовки крупнейшие газеты страны. Последнее, чего хотела Nike, это увидеть, как Air Jordan засыпают вопросами о конфликте в эфире телеканалов.

15 августа Джордан выступил с заявлением, в котором говорилось, что крупные корпорации Америки должны предоставлять всем равные возможности, но атака PUSH на Nike выходит за все рамки. «Нечестно выделять Nike только потому, что она – лидер рынка», – гласило его заявление.

Выступив со своими комментариями, он быстро отбыл в Европу. Точно так же, как когда-то Сонни Ваккаро родил идею поместить Джордана в центр всеобщего внимания, теперь он придумал, как его оттуда вывести. Nike совершит кадровые перестановки, а Кридер покинет PUSH в начале 1991 г., после того как станет ясно, что призывы к бойкоту не возымели должного эффекта, а афроамериканские покупатели с неохотой отказываются покупать обувь марки Nike.

Однако инцидент послужил сигналом для Джордана. Он понял, что подобные резонансные вопросы могут и будут добавлять ему головной боли и сказываться на его бизнес-интересах. В 1990-е организации по защите прав человека будут выдвигать обвинения в адрес Nike, заявляя, что корпорация обеспечивает выпуск своей продукции за счет работы сотен кабальных и полулегальных производств по всему миру. Этот вопрос быстро превратится в ловушку, в которую Джордан с его растущим влиянием в компании неизменно будет попадаться.

Тем летом 1990 г. Джордан оказался замешан и в другом серьезном общественном вопросе: к нему через его мать обратились за поддержкой представители Харви Гантта, афроамериканца-демократа, пытавшегося выдавить из американского сената бескомпромиссного консерватора Джесси Хелмса, представлявшего в верхней палате конгресса штат Северная Каролина. Эта кампания имела явный расовый подтекст и получила широкую огласку главным образом потому, что в своей политической агитации Хелмс использовал видеоролик под названием «Hands», в котором был показал белый мужчина, ставший безработным в результате введения несправедливых расовых квот – его место занял представитель меньшинства. Реклама, сценарий которой написал республиканский стратег Алекс Кастелланос, играла на недовольстве белых граждан. Когда Джордана попросили участвовать в кампании, он отказал людям Гантта, мотивировав свой отказ знаменитой фразой: «республиканцы тоже покупают кроссовки».

Политика не стала путем к процветанию для его деда Эдварда Пиплса, как и для поколений чернокожих жителей Северной Каролины, и в 1990 г. она не была приоритетом ни для Делорис Джордан, ни для ее сына. Ответ Майкла многих разозлил, но в то же время многим пришелся по нраву. Лэйси Бэнкс и другие в Чикаго качали головами. Мохаммед Али дал бы другой ответ, отметит много лет спустя Бэнкс. Отказ Джордана помочь Гантту, проигравшему предвыборную гонку, разгневал общественного деятеля и бывшую звезду NFL Джима Брауна, который сказал о Джордане: «Он больше заинтересован в своем имидже, дающем ему сделки с производителями обуви, нежели в том, чтобы помогать собственному народу».

На противоположном конце спектра мнений были люди вроде Кенни Гаттисона, игравшего против Джордана еще во время учебы в старшей школе. Он сказал, что высказывание сделало возможным окончательное превращение Джордана в универсальный инструмент рекламы продукции крупных корпораций, поскольку он держался в стороне от политической полемики. «Это и сделало его иконой, – отмечал Гаттисон, – потому что он никогда не говорил ни слова и не давал людям ни единого повода критиковать его».

Оглядываясь в прошлое, в 2008-м Майкл Уилбон писал в своей колонке для Washington Post: «Казалось, что его комментарий официально возвестил о начале эпохи, в которой спортсмены стали делать осознанный выбор в пользу коммерции и бизнеса, отказываясь от политики. Нейтралитет мало кого задевал. Афроамериканские спортсмены с Джорданом во главе впервые стали апеллировать к коммерческому мейнстриму». (Джордан примет участие во второй, тоже неудачной, попытке Гантта сместить Хелмса, а позже пожертвует деньги кандидату в президенты от демократической партии Биллу Брэдли. Во время президентской кампании Барака Обамы в 2012 г. Джордан даже устроил сбор средств на ее нужды, который широко освещался в СМИ.)

Однако выборы 1990 г. все же стали переломным моментом, поменявшим имидж Джордана. Журналист ESPN Дж. А. Аданде вспоминал, что этот комментарий для многих его друзей стал красной линией, обозначившей пределы их обожания Его Воздушества. «У меня были друзья, которые не хотели иметь с Майклом Джорданом ничего общего из-за сказанных им слов, – говорил Аданде, – так как считали, что он позабыл о своем общественном долге. Они не могли смириться с этим. Они больше не могли получать удовольствие от Джордана-игрока, потому что утратили всяческое доверие к Джордану-человеку». Аданде и сам не мог взять в толк, почему Джордан не захотел выступить против известного политика-расиста. Когда журнал GQ поднял эту тему в беседе с Джорданом несколько лет спустя, он объяснил, что в 27-летнем возрасте он был сконцентрирован на развитии своей баскетбольной карьеры, а не на политике.

«Потом я это понял, но когда я был помоложе, я соглашался с доводами Джима Брауна, – вспоминал журналист Дэвид Олдридж, много лет освещавший NBA. – Я говорил: «Да ладно тебе, Майкл! Ты можешь высказаться об этом. Ты же Майкл Джордан! Что они тебе сделают?..» Я был в ужасе. Я в буквальном смысле думал: «Да брось, Майкл! Ты не можешь быть настолько продажным! Или настолько черствым! Невозможно все время думать только о себе! Ты должен думать о чем-то большем, потому что вся наша история, история черных людей, всегда была чем-то большим, нежели личной историей каждого из нас. По этой причине ты занимаешься тем, чем занимаешься: потому что люди до тебя добились того, чтобы ты имел возможность этим заниматься». Меня одолевал вопрос: «Как Майкл Джордан может не высказаться об этом, как может не поддержать Харви Гантта?» Я соглашался со многими людьми, бранившими его за этот поступок».

Репортер NBA сказал, что этот момент стал поворотной точкой. Поддержка Гантта и одобрение его деятельности вполне могли пустить карьеру Джордана в другом направлении, он мог стать кем-то, кого уважали бы за активную гражданскую позицию и сопротивление социальной несправедливости, а не знали бы как человека, беспокоящегося только о собственных интересах. «Помню, как он сказал однажды: «Я не политик», – вспоминал Лэйси Бэнкс в 2011-м. – В этом была слабость Майкла. Он никогда по-настоящему агрессивно не ассоциировал себя с глобальными общественными процессами».

Учитывая то, что Джордан испытывал дискомфорт, оказываясь в эпицентре таких публичных прений, его решение уехать в компании Сонни Ваккаро в Европу в августе, когда конфронтация только набирала обороты, выглядело логичным.

«С Майклом всегда важно доверие, – объяснял Ваккаро. – Он слушал. Я был тем, к кому он прислушивался. Он не хотел ехать. Тогда только началась война в Заливе. Опасное было время. Я попросил его поехать. Я заставил Nike выделить мне частный самолет. Мы полетели на нем, так что были в безопасности. Мы садились в частных аэропортах; за нами следовали парни в униформе. С пушками. Вот так поездочка была! Мы съездили в Париж. Побывали в Германии, в Испании».

Именно так они и оказались в старом вонючем туалете армейской базы в Германии.

Поскольку беспокоиться о маркетинговых проблемах не приходилось, Германия стала для них самым эмоциональным этапом турне, поскольку присутствующие солдаты не знали о конфликте еще очень многого. Плюс там был брат Ронни.

«Майкл был судьей на конкурсе данков и сыграл за армейскую баскетбольную команду, – вспоминал Ваккаро. – Там были спонсоры, связанные с Nike. В Германии он сыграл против самого себя. Он проводил матч в маленьком спортзале, где было, наверное, тысячи две солдат. Согласно плану, он должен был минут 5–10 играть за команду А, а затем 5–10 минут за команду B. А потом мы пробирались через черный ход к лимузину, потому что у главного собирались толпы болельщиков, журналистов и пробраться в этот маленький спортзал было нереально».

Убежище Джордан и Ваккаро нашли в древней уборной спортзала. Там были скамья и открытые писсуары в старом стиле, представлявшие собой длинные металлические корыта, сильно отдававшие вонью, – едва ли такие удобства представлял себе Джордан, когда Ваккаро продавал ему идею отправиться в грандиозный европейских промотур. Джордан, впрочем, ни слова не сказал об условиях размещения.

«Я закрыл дверь перед самым началом игры, – вспоминал Ваккаро. – Мы там были с ним вдвоем, больше никого. Я пошел в туалет, а он набивал мяч о пол. Я закрыл дверь, а потом услышал, как кто-то вошел и сказал, что пришло время начинать игру. Я сказал: «Давай, Майкл, пошли». Он ответил: «Нет, оставь меня одного на минутку». Ваккаро какое-то мгновение пристально изучал Джордана взглядом и только потом понял, что происходит.

«Этот молокосос готовился сыграть матч. Почему я это говорю? Он набивал мяч, чтобы подготовиться к игре. Вот такой он человек. Он собирался показать свою лучшую игру независимо от того, какая там была атмосфера и какими были, черт их побери, обстоятельства. Он оказался в старом вонючем туалете в богом проклятой Германии и готовился к игре так, словно ему предстояло сыграть за УНК против Джорджтауна на «Супердоуме». Это говорит о его менталитете, который был присущ ему всю жизнь».

Джордан на всех порах рванул в игру и в первой половине матча обеспечил своей команде лидерство в счете. В той игре его соперниками были американцы, ему было проще читать их действия на площадке. Первые мгновения он оценивал обстановку, но потом принялся атаковать в яростном джордановском стиле, выдавая перехваты в фантастических объемах, прорубая себе дорогу к кольцу, дразня соперников трехочковыми, а когда игра замедлялась, он брал мяч и вставал спиной к оппонентам, просто чтобы проверить их на прочность.

«На площадке он – настоящая сволочь», – вспоминал Сонни Ваккаро свои тогдашние мысли.

Джордан, быть может, и не знал, как себя вести с протестной политикой, зато от соревновательной борьбы он никогда не уклонялся. Присутствующие увидели «любовь к игре» во плоти, в обличии одного человека на площадке. Вместо того чтобы играть ограниченное количество времени в каждой половине, Джордан полностью поглотил всю игру. «Он играл за команду А всю первую половину, 20 минут, – вспоминал Ваккаро. – А потом в перерыве поменял майку и стал играть за команду B».

В перерыве счет был, если память не изменяет Ваккаро, «40: 25 в пользу команды Майкла. Потом он поменял майку и стал играть за противоположную команду».

Игроки, которых он только что унижал, теперь стали его партнерами, как это бывало на тренировках «Буллз», когда Даг Коллинз решал вдруг перебрасывать его из одной команды в другую. Так что Джордан стал оценивать свой новый состав и пытаться понять, кто тут может за себя постоять, а кто нет. «Вы уже можете предсказать концовку этой истории, – говорил Ваккаро. – В конце игры счет был 82: 80. Майкл победил самого себя. Он отыграл все 40 минут игры вместе с солдатами».

Настоящая маркетинговая работа началась на барселонском этапе турна: в столице Каталонии вовсю шла подготовка в летней Олимпиаде 1992 г. Джордан совершил несколько широко освещавшихся в СМИ визитов в офисы Nike, олимпийского комитета, даже в офисы Ассоциации баскетбольных клубов – офисы Испанской лиги. «Они хотели, чтобы Майкл приехал в Барселону, и он приехал и даже символически копнул лопатой на месте нового стадиона, который строили к Олимпиаде-1992, – объяснял Ваккаро. – Он дал одну пресс-конференцию в Мадриде, а другую – в Барселоне. Он был членом жюри на конкурсе слэм-данков, проходившем по ходу уик-энда Всех Звезд Испанской лиги, который устроил для молодежи Nike».

И вновь он сыграл против самого себя, на этот раз в компании испанских профессионалов. Джордану потребовалось чуть больше времени, чтобы научиться читать ходы своих европейских оппонентов, игру которых он пытался раскусить. В этом ему помог олимпийский опыт 1984 г. Он исполнил несколько джамперов, собрался, а затем принялся за работу – к восторгу зрителей, до отказа заполнивших арену в Барселоне.

Толпы испанских болельщиков восторженно встречали каждое движение Майкла, после чего и СМИ, и сами фанаты на один лад стали объявлять о том, что «бог баскетбола» спустился с небес на землю в их присутствии. Грандиозный прием, устроенный Джордану, был чем-то похож на церемонию коронации, что ему устроят в Барселоне двумя годами позже. «Мероприятие здорово разрекламировало Nike, – говорил Ваккаро о своем замысле. – Теперь Майкл стал иконой».

Путешествие запомнилось тем, что в Джордане произошла не такая заметная посторонним, но немаленькая по масштабу внутренняя трансформация, начавшаяся с того, что он прислушался к советам, вспоминал Ваккаро. Очень многое из того, что было сделано им прежде, осуществлялось под руководством Делорис Джордан. Но тогда Ваккаро увидел первые признаки превращения Джордана в маркетинговую и бизнес-силу, которой он вскоре станет. Майкл оставлял в прошлом мировоззрение нетерпеливого и обидчивого молодого принца и забирал в свои руки контроль над собственным брендом, делая то, что было необходимо для обеспечения его дальнейшего роста. Теперь он применял свою трудовую этику, соревновательный дух и обретенную зрелость за пределами баскетбола. Не то что бы Джордан имел склонность не всегда выполнять свои обязанности, нет, просто теперь тот подросток-максималист, клявшийся, что никогда не будет работать, наконец трудоустроился.

Слэм-данк

Вихревое кружение при облете Города света с посещением Елисейских Полей, Триумфальной арки и набережных Сены доставило Джордану так много положительных эмоций, что он сказал своему другу о том, что посещение парижских достопримечательностей заставило его задуматься о приобретении доли в каком-нибудь баскетбольном клубе Европы и продолжении там карьеры после ухода из NBA.

Перемены в Майкле были очевидными. Ваккаро говорил: «Большую часть времени, что я проводил с ним в первые его годы в NBA, он был молодым парнем, резвившимся от души, тусовавшимся на вечеринках, развлекавшимся с подружками и так далее. Так продолжалось до тех пор, пока он не женился на Хуаните. Я был участником всего этого. Я своими глазами это видел. Теперь же он взрослел, матерел. Теперь он знал, чем обладает. Теперь он брал на себя обязательства по управлению империей вместе с Nike. Он становился совладельцем компании».

Его следующий контракт с компанией признает то, что Фил Найт уже знал и от чего испытывал зависть: могущество Майкла Джордана развилось настолько, что теперь он превращался в полноценного, равного партнера Nike. А PUSH был где-то рядом, следя за процессом такого превращения. «Его следующим контрактом станет Jordan Brand», – отмечал Ваккаро.

Ди Брауну довелось «попробовать» нового Джордана на матче Всех Звезд 1991 г., проходившем в Шарлотт, по ходу которого защитник-первогодок «Селтикс» выиграл конкурс слэм-данков. Единственной проблемой было то, что новый Джордан… сильно смахивал на старого. NBA пыталась убедить его участвовать в конкурсе в родной Каролине, но Джордан отказался, прикинув, что мало что выиграет, а вот проиграть может многое.

Но когда он приехал в Шарлотт, его соревновательная энергия начала бурлить и закипать в жилах, особенно когда он увидел, как паривший над паркетом Браун выиграл конкурс слэм-данков, исполнив данк вслепую. Но действительно важным в этой истории было то, в какие кроссовки был обут Браун: в модные Pumps от Reebok. Спустя немного времени после завершения конкурса, проходившего пятничным вечером, Браун оказался в туннеле под трибунами, где ожидал начала следующего события. И вдруг рядом с ним оказался Джордан. «Это было странно, – вспоминал Браун. – Я был дебютантом лиги и только-только выиграл конкурс, может часа два назад. И вот мы рядом, только я, Майкл и охрана. Я сижу, а он подходит ко мне и говорит: «Отличная работа, малой. Ты и правда здорово потрудился». Потом он сказал что-то вроде: «Знаешь, теперь мне придется жестче играть против тебя». Брауна эта фраза застигла врасплох, он был более чем напуган. «Почему?» – спросил он. Майкл ответил: «Знаешь, ты только что начал обувную войну». Я удивился: «Что это значит?» Я забыл все на свете. Передо мной Майкл Джордан. Мне 21 год, я только что выиграл конкурс данков. Я не понимал, что он говорит. Он мог сказать мне, что у меня лицо сейчас отвалится и вот-вот упадет, а я бы сказал ему «спасибо вам».

Позже Браун начал задаваться вопросом, а как Джордан вообще узнал, где он находился? Неужели звезда потрудилась разыскать его, чтобы сделать замечание? Чем больше он размышлял об этом, тем отчетливее осознавал, что Джордан именно так и поступил.

«Я начал выяснять, – сказал Браун. – Я постоянно слышал все эти истории о Майкле и о том, как он любит конкуренцию. На тот момент, после того как я появился в этих своих кроссовках от Reebok, у него уже были мысли, что впереди нас ждет соперничество между тем брендом и этим. Забудьте о баскетболе, теперь все перешло в плоскость «теперь я должен одержать верх в чем-то другом. Я знаю, что ты сможешь защищаться против меня. Я лучший игрок в мире. Но поскольку ты посмел сделать этот финт с Reebok, мне нужно тоже поднять ставки в обувном бизнесе».

За несколько коротких месяцев Джордан обрел новую идентичность, о существовании которой тогда мало кто подозревал. Он был играющим директором обувной компании. Как отмечал Ваккаро, Джордан становился гораздо более искушенным в этой своей бизнес-роли, чем представляла себе публика.

«Reebok Pump в какой-то степени взорвал рынок в то время», – говорил со смехом Браун в интервью 2012 г., добавляя, однако, что довольно скоро эта проблема была решительным образом устранена Джорданом. «Очевидно, что Майкл поднял ставки в обувной игре. Это говорит о том, какой серьезной была конкуренция. Теперь все носят Jordan».

Перемены в зарплате

В начале осени 1990 г. 27-летний мужчина с неутолимым аппетитом и безграничной энергией ответил наконец на звонки Фила Джексона, дозванивавшегося до него в преддверии начала работы тренировочного лагеря «Буллз». Тренер пытался пробиться к игроку на протяжении большей части межсезонья, но Джордан, казалось, был слишком погружен в свои многочисленные хлопоты. В какой-то момент летом он нашел время, чтобы поучаствовать в благотворительном турнире по гольфу в Филадельфии в компании с Чарльзом Баркли, игравшим роль его кедди. Они моментально поладили друг с другом. Чак был невероятно талантлив, а его чувство юмора сильно облегчало Джордану процесс разгребания всей той чепухи, что начала сваливаться на него со всех сторон. Каким-то образом Баркли всегда удавалось смешить его. Довольно скоро через его повседневную жизнь нитью стал проходить продолжительный, непрекращавшийся телефонный разговор с Сэром Чарльзом. Джордан думал, что это у него язык без костей, но как же тогда описать Баркли? Джордан не мог удержаться от смеха, когда толстячок из Алабамы заявил, что в грядущем сезоне отберет у него титул самого результативного игрока лиги.

Когда осенью Джордан вернулся в Чикаго в расположение «Буллз», все окружающие заметили в его ухе сверкающую бриллиантовую серьгу, дополнявшую его налысо выбритую голову. Рискованный ход для человека, чей имидж был для него всем. Прежде всюду можно было увидеть «стиль Джордана альфа-самца», его имитировали мужчины всех рас и цветов кожи.

Джордан вместе с агентом Дэвидом Фальком стали вести серьезные разговоры о его продвижении за пределами баскетбольной площадки. Вскоре они стали рассматривать «прямоугольник баскетбольного паркета не как платформу, а как ненужные рамки, ограничивающие его возможности», объяснял позже Фальк. Как раз в тот сезон несколько бизнес-партнеров выдвинули идею запустить линию вечерних костюмов для мужчин под названием «23 Night for Michael Jordan» в сотрудничестве с After Six – брендом, выпускавшим деловую одежду и костюмы для светских мероприятий. «Мы никогда не испытывали такого волнения, – рассказывала журналу People вице-президент After Six по маркетингу Мэрилин Шпигел. – Майкл – мужчина девяностых».

Майкл был ростом в 198 см, весил 88 кг, имел грудь объемом в 114 см и талию в 83 см, что делало его идеальной моделью для портных. Линия вечерних костюмов станет лишь еще одним элементом в том потоке товаров – одежда, парфюм, ювелирные украшения, нижнее белье и т. д., – который вскоре станет характерной составляющей образа жизни «мужчины-метросексуала», как будут именовать таких людей.

«Когда я был молод, я начал активно интересоваться модой и озаботился своим стилем, – говорил Джордан в интервью People, вспоминая свой опыт занятий домоводством в старшей школе Лэйни. – Я экспериментировал с разными стилями, но когда я хотел купить себе какую-нибудь вещь, то понимал, что не могу себе ее позволить». Теперь он, разумеется, мог позволить себе все, что угодно, но при этом дошел до той точки своей карьеры, когда игра, давшая ему такие возможности, перестала приносить ему радость и положительные эмоции. Он редко утруждал себя просмотром матчей NBA в свободное время. Эта тема стала одной из тех, что раскрыл в своей книге спортивный журналист Chicago Tribune Сэм Смит, освещавший жизнь «Буллз» и писавший свою работу о закулисной жизни команды. По планам книга должна была увидеть свет осенью 1991 г., а в ее основу легла информация, собранная Смитом при общении с анонимными источниками из команды и ее окружения. Она представит Джордана монументально эгоистичным, циничным, злым и недовольным, утратившим за шесть сезонов пребывания в NBA всякую способность доверять людям.

С такой ситуацией столкнулся Фил Джексон, когда сел поговорить с Джорданом, перед первой предсезонной встречей. Джексон понял, что уже на второй год своей тренерской работы с командой оказался на перепутье. Он хотел обсудить с Майклом то, как он и «его джорданцы», как называли его приближенных, собираются планировать рабочий график сезона.

Джордан надеялся, что тренер сообщит ему об отказе от треугольного нападения, но Джексон собирался сказать ему совсем не это. Тренер не только ожидал, что команда будет более тщательно придерживаться системы, но также проинформировал Джордана о том, что команде будет лучше, если ее главная звезда не будет так сфокусирована на выигрыше очередного титула лучшего снайпера лиги. Словно Чарльз Баркли читал мысли Джексона на расстоянии.

Окончание встречи выдалось неприятным – таким же неприятным, как начало регулярного сезона. Еще в 1989-м, когда «Буллз» решила поместить фотографию Пиппена на свой календарь, приуроченный к началу сезона, Джордан начал подозревать, что в клубе начался процесс «де-джорданизации», то есть решительного стремления выйти из тени, которую отбрасывал Майкл. Он слышал от людей внутри клуба о словах, сказанных Краузе о том, что если бы на месте Джордана был Хаким Оладжувон, «Буллз» взяла бы уже два чемпионских титула. Он чувствовал, что во фронт-офисе начали укрепляться во мнении, что он – не тот игрок, вокруг которого можно выстроить чемпионскую команду. В ретроспективе может показаться смехотворным, что он подозревал клуб в нежелании продвигать его в лидеры. Его лицо мелькало повсюду, где говорили о профессиональном баскетболе. Но его окружению уже давно стало понятно, что реальность, с одной стороны, и сознание Джордана, его соревновательный дух и амбиции – с другой, зачастую существовали в параллельных вселенных. В тот момент он лучше, чем когда-либо умел настроить себя таким образом, чтобы разжечь огонь из ничего – если ему сильно хотелось устроить пожар. У людей, окружавших его, часто были трудности с тем, чтобы отделить реальность от плодов его воображения.

Успех агрессивной и физически мощной защиты «Пистонс» был бесспорным. Джордан знал, что другие тренеры вскоре начнут перенимать у «Детройта» их подход, и был намерен доказать всем их неправоту. «Все будут вынуждать меня бросать издали», – насмешливо говорил он.

Другим очевидным фактором была эволюция в отношениях между лигой и телевидением. NBC выиграла борьбу у CBS за телеконтракт с NBA, предложив больше денег, что сулило игрокам лиги поток миллионов долларов. Контракт Джордана, о котором он договорился с клубом двумя годами ранее, уже не соответствовал реальному положению дел, так как оставлял Джордана лишь на седьмой строчке в списке самых высокооплачиваемых игроков лиги. Что еще хуже, новый контракт Пиппена принес ему в тот год 760 тыс. долларов, при том что многие из партнеров Джордана по команде, игравшие куда менее значимую роль, зарабатывали более миллиона в год. Пиппен полагал, что скрываться в номере мемфисского отеля, вместо того чтобы ехать на тренировочный сбор команды, – хорошая идея, пока агент не убедил его в том, что подобная стратегия приведет к карьерной катастрофе.

В следующее десятилетие финансовые вопросы станут причиной возникновения громадных разногласий внутри чикагской франшизы, по мере того как игрокам и агентам будет все очевиднее тот факт, что Джерри Райнс-дорф – весьма жесткий и неуступчивый бизнесмен. Владелец команды ставил искусство заключать сделки выше всего остального и давно пообещал себе, что будет избегать плохих контрактов с игроками, которые парализовали жизнь столь многих команд. Райнсдорф следовал жесткой политике – избегал пересмотра условий контрактов любой ценой. И, хотя Джерри сделал исключение в этом вопросе для Джордана, он знал, что его звезда не будет просить у клуба прибавку к жалованью, а значит, у него будет время оценить ситуацию и продумать свои ходы.

Подход главы клуба к «выигрышу» переговоров с игроками и их агентами был завязан на старой как мир тактике заниженной цены. Задачей Краузе было делать чрезвычайно скупые предложения, приводившие в бешенство игроков и их агентов, после чего на авансцену выходил Райнс-дорф уже с более щедрым предложением. Но владелец знал то, что знают все торговцы подержанными автомобилями: если ты начинаешь с низкой цены, ты обычно убеждаешь другого участника сделки поступиться на переговорах очень многим. Несмотря на то что такой подход был эффективным, он привел к тому, что Краузе стал ненавидеть не один только Джордан.

Целый отряд игроков «Буллз» и их агентов относился к генеральному менеджеру команды с исключительным презрением.

Летом 1990 г. Краузе драфтовал хорватского вундеркинда Тони Кукоча, но в какой-то момент ему пришлось прикладывать дополнительные усилия для того, чтобы убедить тинейджера играть за «Буллз». В то время европейские игроки были во многом несостоятельны в NBA, где выступали куда более развитые в физическом плане баскетболисты. Восторг, с которым Краузе относился к Кукочу, лишь укрепил Джордана во мнении, что команда пошла по пути «де-джорданизации», особенно когда она начала пытаться завлечь Кукоча, имевшего контракт с европейской командой, за счет спонсорских сделок на стороне. Когда Джордан и Пиппен узнали, что Краузе работал над тем, чтобы выкроить 2 млн долларов из потолка зарплат и покрыть этой суммой расходы на трансфер Кукоча в Америку, они разозлились еще сильнее.

Едва ли это было идеальное время, чтобы объявлять о том, что команда вновь будет применять «нападение равных возможностей», и предлагать Джордану сократить количество своих очков и сыгранных минут во благо команды, но именно это Джексон и сделал. И тем самым жребий был брошен: главным противостоянием отныне будет ум Джексона против воли Джордана. Разумеется, у обоих были и противоположные критерии оценки друг друга. Джордану искренне нравился Джексон, он хотел с ним сотрудничать, но лишь в обозначенных пределах.

После шести лет выступлений в лиге под началом разных тренеров и с разными партнерами Джордан верил по большей части лишь в самого себя. Он верил в Майка. Остальные были под знаком вопроса. В таких обстоятельствах они все встречали осень 1990 г.