Глава 23

Автосвадьба

На протяжении большей части сезона NBA 1988/1989 г. Джордану удавалось держать в секрете от СМИ историю с рождением сына – до тех пор, пока журналист Sports Illustrated Джек Маккаллум не получил приглашение в дом Майкла на семейный ужин. Там Маккаллум увидел Хуаниту Ваной с пухленьким, здоровым мальчиком на руках. В тот вечер «Буллз» проводила домашнюю игру, и Маккаллум вспоминал, что к нему подошел пресс-атташе клуба Тим Халлам, который и сообщил, что Джордан не хочет, чтобы кто-либо из прессы писал о его ребенке. Эта просьба поставила Маккаллума в затруднительное положение. Он был вхож в узкий круг близких Джордана, но он был журналистом. Он не хотел сообщать об этих новостях как о какой-то громкой сенсации. Вместо этого Маккаллум вскользь упомянул об этом факте в конце статьи, которую писал всю ту неделю.

Многие читатели обратили на это внимание, как и Джордан, которого это очень разозлило.

Очевидно, что раскрытие такого факта не шло на пользу безупречному имиджу Джордана. Но тем самым молодая звезда баскетбола показывала, что он вполне себе человек и чем дальше, тем сложнее ему будет утаивать это от публики.

Как только рассеялся дым плей-офф 1989 г., Джордан вновь погрузился в летний гольф и сомнительные авантюры, одновременно пытаясь разобраться с главными проблемами своей жизни. В конце августа на благотворительном мероприятии он познакомился с Ричардом Эскинасом, совладельцем, президентом и генеральным менеджером «Сан-Диего Спортс Арена». Вместе они начнут делать крупные ставки на гольф и на этой почве выстроят взаимоотношения, которые помогут Джордану утолять его растущий голод азарта, а позже выльются в громкий скандал. Тогда же, впрочем, это был еще один горшок, тихонько закипавший на медленном огне печи огромного мира его дел и начинаний.

Вскоре после знакомства с Эскинасом в Сан-Диего Джордан и его свита махнули в Лас-Вегас, где Сонни Ваккаро познакомил его с игорным магнатом Стивом Винном. Брат Сонни работал на Винна, который показал Джордану и Хуаните свое гостеприимство, устроив им теплый прием по приезде. Находясь в городе, пара отправилась в часовню A Little White Wedding Chapel, знаменитую своими скоротечными свадьбами знаменитостей и супружеским туннелем, в котором можно совершить церемонию не выходя из автомобиля.

Это была долгая помолвка, начавшаяся в тот день, когда Джордан впервые сделал Хуаните предложение в канун Нового, 1986-го, года в ресторане Nick’s Fishmarket. «Он просто хотел поскорее покончить с этим делом, – вспоминал Сонни Ваккаро. – В часовне никого не было».

Ну, на самом деле были, кроме Джордана и Хуаниты на церемонии присутствовали сам Ваккаро и его супруга Пэм. И Фред Уитфилд. Больше никого.

«Решение остепениться и жениться на Хуаните было взвешенным и принятым вовремя, – сказал позже Джордан. – Это было сродни открытию какой-то новой, незнакомой прежде ситуации. Но я был готов познать суть брака. Каждый день чему-то учишься. Чтобы прожить с другим человеком остаток своей жизни, нужно постоянно работать над отношениями. В браке обязательно будут как хорошие времена, так и плохие. И как пара, как единое целое, как семья, вы должны уметь преодолевать их вместе».

Ему потребовалось время, чтобы отставить в сторону беспокойства и страхи своих родителей. Он по-прежнему во многом полагался на их советы и поддержку. Он не хотел разочаровывать их, но его первому ребенку был уже почти год от роду, и жизнь вынудила его взять ситуацию в свои руки. В семье по-прежнему не было спокойствия в связи с его поступком. Ваккаро рассказывал: «Его родители вообще не хотели, чтобы он женился, начнем с этого. Когда они поженились, всплыли другие проблемы. Им не нравилась его жена, это во-первых. Но она отличный человек. Она помогла ему преуспеть. Думаю, что, если бы рядом с ним был не такой хороший человек или если бы она не была такой стабильной, такой образованной, какой была, он женился бы уже раза три. У него были бы проблемы с женщинами, я не говорю, что их не было. Их было бы еще больше. Хуаните следует отдать должное за то, что она сделала его жизнь максимально стабильной, настолько, насколько это вообще возможно с учетом всех тех требований, что предъявляла к нему жизнь».

Ваной была «просто первоклассной леди», отмечал Ваккаро, не из тех женщин, которые стремились «все замкнуть на себе». Она была терпеливой, умела давать ему то, в чем он нуждался, а их способность поддерживать диалог и понимать друг друга, казалось, была ключом к постижению Джорданом самого себя и происходящего в его жизни, добавлял Ваккаро, отмечая, что знаменитостям вроде Джордана редко удается повстречать на своем пути таких приземленных женщин, как Ваной. Его брак можно смело ставить на одну из первых позиций в списке факторов, сделавших его колоссальное состояние. Пока отношения его родителей рушились у него на глазах, Джордан обретал новую стабильность, в которую мог обратиться за поддержкой и пониманием. Хуанита сделала его дом убежищем, стала его семьей и чувствовала его эмоции.

Уединение в личной жизни долгое время оставалось одной из самых ценных вещей для Джордана. Лэйси Бэнкс говорил о том периоде жизни Майкла: «У него и Хуаниты был дом в Хайленд Парке, на Лэйк Кук-роуд. Это был большой дом, не особняк, ничего такого. Особняк они построят позже, на 25 тыс. квадратных футов. Но Майкл был не из тех, кто любил устраивать светские вечера или тусовки у себя дома. Если он ходил на массовые собрания, то обычно в другие места, например на поле для гольфа или в какой-нибудь клуб. Но Майкл не был из тех парней, кто регулярно закатывал вечеринки».

Одно событие, для которого пара обязательно выделяла свободное время в своем календаре каждый год, случалось в Хеллоуин, когда Джордан организовывал раздачу сладостей для многих и многих детей с округи. Он оговаривал, что это мероприятие должно быть исключительно детским, чтобы он мог раздавать конфеты детям в отсутствие их родителей, без необходимости смотреть в алчущие глаза взрослых, жаждавших узнать какие-то факты его личной жизни. Этим делом он начал заниматься в самые первые свои сезоны в NBA, а позже, когда построил свой особняк в северном пригороде Чикаго, оно обрело новые масштабы.

«По мере того как он стал осознавать свое величие, а само это величие начало расти, он стал чаще задумываться о том, что ему нужно делать для того, чтобы поддерживать свой статус, – объяснял Лэйси Бэнкс. – А кроме того, он стал понимать, что обладает силой и возможностями для того, чтобы контролировать «трафик» в своей жизни. Если он не хотел, чтобы ты находился рядом, – а рядом с ним хотели находиться все, потому что все хотели «быть как Майк», быть как он, быть с ним – ты и не мог бы быть рядом. Майкл во многих отношениях был очень скрытным человеком. Как хороший картежник. И я могу понять его. Он не мог открываться всем подряд».

В конце сентября Джордан пригласил Эскинаса в свой дом на курортном острове Хилтон-Хед-Айленд (один из нескольких объектов недвижимости, принадлежавших Джордану), чтобы провести вместе уик-энд за игрой в гольф, карты и азартные игры. Этот уик-энд он специально зарезервировал для того, чтобы как следует повеселиться перед тем, как отправиться в тренировочный лагерь команде и начать подготовку к длинному сезону NBA. «Если светило солнце, мы играли в гольф, – вспоминал Эскинас. – Если было темно, мы играли в карты».

В помещениях они предпочитали играть в тонк – карточную игру, которая «выглядела, как пришедшая с плантаций», говорил Эскинас. Другими игроками были три Фреда и Адольф Шивер, и один из Фредов сцепился с Шивером, так что даже Джордану пришлось вмешаться, чтобы разнять их. Момент для членов окружения Джордана не самый приятный.

В последнюю лунку в заключительный день уик-энда Эскинас попал лишь с четвертой попытки и проиграл пари Джордану. Он поспешно выписал чек на 6500 долларов, чтобы рассчитаться с Майклом. «E-Man, я не люблю выигрывать вот так», – сказал ему Джордан. Однако чек принял, и их маленькое, но напряженное соперничество поднялось на еще одну ступеньку.

Игра престолов

Будучи подростком, Фил Джексон, по слухам, много времени проводил за настольными играми в компании своей матери, которую часто описывали как женщину смелую и энергичную. Она и сама играла в баскетбол, но этот факт оказался и близко не таким значимым как то, что она регулярно вступала в интеллектуальные баталии с самым младшим из своих сыновей, с которым они жили в Уиллистоне, Северная Дакота, в доме, лишенном почти всех удобств современной цивилизации – даже телевизора не было.

Молодой Фил жил в собственном мире, в чертогах своего разума – читал книги, играл в игры и насмешливо обозревал окружающий мир, – теперь кажется, что это было абсолютно естественным развитием для человека, который будет так часто применять игры разума в своей профессиональной жизни. Когда он взял на себя обязанности тренера «Буллз», ему определенно предстояло побороть многие трудности, вставшие на его пути. Два первых места в этом списке занимали два главных задиры всей организации – Джерри Краузе и Майкл Джордан, хотя работавшие с Джексоном люди не раз и его самого описывали как задиру и хулигана. Подобные фигуры – обычное явление в мире соревновательной борьбы и соперничества, но сближение этих троих мужчин в разворачивавшейся битве за власть привело к масштабному конфликту, закрученной интриге и в конечном счете успеху «Чикаго Буллз».

Что делало их игру на троих интереснее всего, так это то, что каждый из них орудовал кардинально различавшимися формами власти. Краузе обладал силой интеллекта, у него были напористость, видение и скаутский опыт, благодаря которому он заслужил доверие Джерри Райнсдорфа. За спиной Краузе стояла мощь «организации», как он любил называть клуб.

У Джордана была своя сила, составляющие которой задокументированы на этих страницах: ум, непрезвойденные таланты атлета, энергичная напористость и соревновательный дух, трудовая этика, харизма и высокое положение в иерархии игры. Все это вместе позволяло Джордану зарабатывать очень много денег для себя – а также для Джерри Райнсдорфа, его партнеров, всей NBA и ее игроков.

Позже Джексон разовьет и собственные внушительные силы, но в те первые месяцы на новой должности он мог опираться на собственный опыт, умение понимать нужды игроков (ведь он сам некогда был профессиональным игроком), совершенно отличную от других точку зрения, интеллект, а также хитрость, соревновательный дух и выдающееся умение подмечать как всю картину в целом, так и мельчайшие ее детали. Немаловажную роль играл и тот факт, что он был всем обязан Краузе, возведшему его «на престол». Никто другой не проявлял ни малейшего интереса к Джексону, за исключением «Нью-Йорк Никс» – команды, которая обратила на него внимание, оценив работу Джексона ассистентом в «Буллз».

Сэм Смит однажды удачно сострил, сказав, что одной из характерных черт Краузе, бросающейся в глаза почти сразу, было то, что он слишком много времени тратил на разглагольствования о своих успехах и достижениях. Генеральный менеджер упивался своей ролью скаута, находившего молодых и талантливых людей и помогавшего им продвигаться по карьерной лестнице. К примеру, он часто говорил о своей одаренной молодой ассистентке Карен Стек и ее брате Джиме, которого он тоже нанял на работу, а позже продвигал на более высокие должности. Ему нравилось находить нераскрытые таланты и наблюдать за тем, как они расцветают. Однако тот факт, что он возвел Джексона на трон, давал ему ощущение собственного превосходства, что, в свою очередь, порождало у него чувство вседозволенности: он считал, что имеет право вести себя жестко и бесцеремонно с людьми, которых привел в клуб.

«В характере Джерри есть очень грубая сторона, – признавался Джим Стек. – Джерри – очень упрямый парень и очень гордый тоже».

Работая ассистентом, Джексон воочию наблюдал начальственные манеры Краузе в его отношениях с Дагом Коллинзом, а посему хотел избегать ненужных конфронтаций с ним. Когда в 1970-е Краузе еще был молодым скаутом и директором «Буллз», с ним крайне сурово обращался тренер команды Дик Мотта – порой он даже высмеивал Краузе, – еще один энергичный тип, никогда не игравший в баскетбол ни в колледже, ни даже в старшей школе. У Мотты была склонность мотивировать своих игроков, подвергая их унижениям, но на них он тратил не весь запал своего презрения, оставляя кое-что и на долю Краузе, как вспоминал бывший генменеджер «Буллз» Пэт Уильямс.

«Краузе и Мотта – одержимые люди, но в совершенно разных смыслах, – отмечал Боб Логан, в 1970-е освещавший жизнь «Буллз» на страницах Trib. – Они друг друга не переваривали, а потому было интересно смотреть, как они атакуют друг друга».

Мотта начал побеждать с «Чикаго», и вскоре ему предложила работу другая команда. Краузе отчаянно хотел, чтобы Мотта покинул «Буллз», но популярный среди болельщиков тренер остался и продолжил мучить Краузе, пока не добился ухода пухлого молодого скаута из организации. Возможно, это частично объясняет стремление Краузе уволить Дага Коллинза в 1989-м, сразу после того, как команда вышла в финал Конференции. Это была последняя возможность для Краузе избавиться от тренера, с которым он не ладил. В другой год, если бы Коллинз привел «Буллз» к чемпионскому титулу лиги, Краузе уже не смог бы убрать его из команды. Достигнув позиции на вершине властной иерархии, генеральный менеджер не собирался дожидаться момента, пока его погубит еще молодой и неоперившийся тренер. Джексон это увидел и стремился прилагать максимум усилий для того, чтобы Краузе оставался доволен.

Краузе, со своей стороны, сделал Джексона своим новым молодым королем, готовым и жаждущим учиться протеже. Очевидно, что мотивировали Краузе не только инстинкт самосохранения и нелюбовь к Коллинзу. Генеральный менеджер по-прежнему питал глубокое уважение к Тексу Уинтеру и его системе игры в нападении. Точно так же он был давно и тесно связан узами с Джексоном. В его видении двое мужчин могли сотворить нечто особенное, работая вместе.

В первые месяцы своей работы главным тренером особым источником силы Джексона стала его тихая, спокойная уверенность в себе. Ее ощущали все вокруг, главным образом Джордан. «Если ты собираешься тренировать такого игрока, как Майкл Джордан, то лучше тебе иметь стальные нервы, – сказал однажды Тим Халлам. – И у Фила они были».

«Фил Джексон и его подход… пожалуй, он лучше всех спелся с Майклом, – объяснял Джонни Бах. – Они оба достигли такого этапа своей жизни, когда уже отлично знали, кем являются». У Коллинза было много сильных сторон, но его страхи и неуверенность проявлялись нелучшим образом. Он хотел, чтобы игроки любили его до определенной степени, особенно это касалось Джордана, что было попросту невозможно. Джексона это мало интересовало. «Самое важное это то, что Джексон никогда не искал их любви, – говорил Бах о Джексоне, вспоминая прошлое. – Многие тренеры хотят быть любимы игроками, им просто необходимо чувствовать любовь своих подопечных, и вследствие этого они терпят неудачи. Профессиональные спортсмены не будут тебя любить. Они не дадут тебе ту любовь, которую ты ищешь».

У Джексона был свой взгляд на игру, тихий, но веселый. Он обожал откинуться в кресле и наблюдать, как игроки преодолевают сложные моменты в баскетболе. Будучи ассистентом, он был своего рода загадочной фигурой на скамейке «Буллз». Когда стал главным тренером, эта загадочность лишь приняла новые масштабы – и именно в ней будет таиться ключ к его глубокому пониманию своей команды. Из всех сотрудников «Буллз» больше всех он общался с Тексом Уинтером. Старый тренер был впечатлен детальностью и проницательностью скаутских отчетов, которые подготавливал Джексон. Позже, когда они вместе тренировали команду Летней лиги, Уинтер поразился крепкой памяти Джексона, который мог вспомнить события даже давнишних матчей. Уинтер решил, что у Джексона идеальная память.

Одним из первых заданий Джексона в качестве главного тренера было установление порядка в составе – он определил иерархию в команде. Бах вспоминал: «Фил объяснял команде иерархию. Сколько тренеров так делает? Он показывал это наглядно, когда беседовал с игроками. Фил говорил: «Вот что такое иерархия». Он поднимал руку вверх и добавлял: «Вот здесь Майкл, он вон там, наверху, высоко-высоко». Потом он спускался по воображаемой лестнице вниз и, указывая на какого-нибудь из парней, говорил: «А ты вот здесь, вот насколько ниже».

Звучит просто. Каждый в команде знал, что Джордан – ведущий игрок, но большинство тренеров пытаются поддерживать иллюзию того, что «в команде все равны», тогда как в действительности все не так. Джексон с самого начала отказался этим заниматься, что заставило практически всех игроков поблагодарить его за честность и прямоту, особенно того, кто имел для команды первостепенное значение.

«Майклу нравились тренерские методы Фила, очень, – отмечал Бах. – И они кардинально отличались от методов других тренеров». Общественности понадобится много лет, чтобы понять, как сильно все изменилось.

Эксцентричность Джексона вызывала у игроков некоторую тревогу.

Его уникальный тренерский стиль отчасти сформировался благодаря глубокому погружению в психологические аспекты игры. Его родители были проповедниками-фундаменталистами, а свое детство он провел рядом с индейской резервацией. В молодом возрасте он полюбил все, связанное с коренными американцами настолько, что обшаривал местные библиотеки в поисках любой литературы, посвященной индейской культуре. В колледже на него произвела неизгладимое впечатление книга Уильяма Джеймса «Многообразие религиозного опыта» (The Varieties of Religious Experience). Став игроком «Нью-Йорк Никс», он трансформировался в хиппи, всюду рассекавшего на велосипеде и покуривавшего дурь. Эти взгляды наложились на философию коренных американцев и увлечение дзен-буддизмом, и в результате Джексон довольно быстро открыл способ взглянуть на себя и свою команду со стороны. Он искал возможность научить каждого из своих игроков умению смотреть на вещи с его точки зрения. Он производил впечатление человека, знающего, о чем говорит. И, разумеется, в немалой степени ему помогали и баскетбольные достижения: он был чемпионом с «Никс» в качестве игрока, а потом собрал чемпионскую команду в CBA.

«Люди забывают, что он работал в CBA, а опыт работы в CBA стоит 30 лет тренерства, потому что там тебе приходилось самостоятельно управлять машинами, – объяснял Бах. – Там ты работал и как тренер, и как психолог, так как в твоем распоряжении были по большей части неудачники и психопаты, не сумевшие сделать карьеру в NBA, потому что они неуважительно относились к игре, тренерам, командам. И вот он взял эти отбросы и составил из них команду, выигравшую чемпионат».

«Было видно, что у Фила есть склонность оценивать свои команды, но не бесстрастно, – добавлял Бах. – Он просто не давал подсказок о своем эмоциональном состоянии. Он многое видел, но не спешил с ответами, подо всем этим скрывалась спокойная уверенность в себе. Он играл под началом нескольких классных тренеров, таких как Билл Фитч и Рэд Хольцман».

Фитч тренировал Джексона в Университете Северной Дакоты, а Хольцман был его наставником в «Никс». «Мы говорим о двух очень непохожих мужчинах, – говорил Бах. – Один, Фитч, – эмоциональный, жесткий и прямолинейный. Второй, Хольцман, был тихим, но свое дело знал. Я играл против него в бытность игроком. Ловкий и коварный игрок задней линии, таким он был. Он играл у Нэта Хольмана в его мобильном нападении, активно передающем быстрый пас. Рэд был одним из любимейших игроков Нэта Хольмана. Думаю, что Фил с его необычной биографией многое почерпнул от них обоих. Он приехал из Северной Дакоты. Его отец и мать были «палаточными проповедниками». Сам он служил в корпусе подготовки офицеров запаса».

Поначалу Джексон не выпячивал свою эксцентричность. Ему потребовалось какое-то время, чтобы добиться от своих игроков понимания и принятия его медитаций, осознанности и других уникальных практик. Со временем Джордан почерпнет много позитивного от дзен-подхода Джексона и сессий погружения в осознанность, которые Фил будет устраивать для команды, какими бы странными и необычными они ни казались, однако в первые годы он зачастую держал дистанцию и вел себя шутливо.

«Майкл всегда делал какие-нибудь емкие или порой непочтительные заявления, когда Фил пытался применять все эти нововведения, – вспоминал Бах. – Ничего неуважительного он не говорил. Фил отлично умеет поддерживать такие отношения. Мне даже нравилась непочтительность Майкла. Она не вредила нам, не была мерзкой. Юмор Майкла добавлял маленькую искорку в отношения между тренером и игроком. Они становились волнующими. Мы все спрашивали друг у друга: «Что сказал Майкл?»

Некоторые чудаковатые практики Джексона будут применяться им лишь много позже, когда он уже будет тренировать «Лос-Анджелес Лейкерс». Главной среди них был барабан. Он, наверное, стал первым, кто стал делать что-то подобное на любом уровне баскетбола: в дни матчей Джексон отбивал ритм в том-том. Он объяснял, что у этого ритуала коренных американцев была вполне обыденная цель, и он хотел, чтобы его игроки это понимали. Барабан был его способом собрать всех вместе, заставить сердца игроков биться в одном ритме в преддверии грядущей схватки.

«Я полагаю, что барабан в индейских традициях используется для сбора людей, – объяснял Дерек Фишер, позже игравший у Джексона в «Лос-Анджелесе». – Они били в барабан, чтобы люди собирались вместе. На обед ли, на собрание, да для чего угодно. Он делает такое в дни игр, когда настает время идти смотреть нам фильм. Это отличает его. Но это часть его натуры, его жизненного опыта. Он предпочитает делиться им со своими командами».

Джексон вызвал мистический дух белого буйвола (символ редкого, тайного знания) по традициям американских индейцев и завел привычку окуривать раздевалку «Чикаго» дымом горящего шалфея. «Это делается для того, чтобы отогнать злых духов, – говорил Фишер о сжигании шалфея. – Думаю, что все или почти все знали, что ему нравится заниматься разными подобными штуками. И он даже косвенно затронул эту тему в первом разговоре с нами, рассказав, что́ любит делать».

Когда он впервые принес том-том и начал отбивать ритм, одновременно напевая какие-то индейские мотивы, многие игроки едва сдерживали хохот. Ничего подобного от других тренеров они прежде не видели. Пожалуй, эта ситуация показывала главным образом то, насколько уверенным в себе и убедительным он был, раз умел добиваться принятия подобных практик от игроков своих команд. Бах был прав: Джексон не искал их любви, он хотел лишь принятия ими своего неординарного подхода к команде как к своего рода странному культу.

Когда Джексон начинал свою карьеру в «Чикаго», он не стучал в барабан так часто и настойчиво, как потом, уже в «Лос-Анджелесе». Однако его подход подкреплял его желание поделиться своим выдающимся интуитивным чутьем игры со своими игроками. Из этой интуиции, разделенной со всеми, Джексон будет развивать глубокую и крепкую любовь к своей команде. Среди сотрудников «Буллз» были такие, кому он не нравился, но даже они впоследствии говорили о вполне очевидной любви Джексона к своей команде и восхищались им за это.

Сначала Джексон должен был найти способ как-то защитить команду от того мощного разрушительного потенциала в сотни мегаватт, который скрывался в главной звезде «Буллз» и его образе жизни. В 1989 г. Джордану было 26, и он уже купался в славе и богатстве. В процессе скоростного роста и развития американской поп-культуры он почти мгновенно стал ее иконой. Эти обстоятельства грозили засосать всю команду.

Во-первых, проблемой был растущий эгоизм Джордана, наличие которого звезда позже признает лично. «Я думал о себе в первую очередь и о команде во вторую, – признавал он. – Я всегда хотел, чтобы моя команда была успешной, но при этом хотел быть главной причиной этого успеха».

«Когда я возглавил «Буллз», то изрядно нервничал, – вспоминал Джексон, – но это была не та нервозность, от которой теряешь сон. Я хотел не ударить в грязь лицом. Меня беспокоил аспект взаимоотношений с Майклом. Я беспокоился о том, удастся ли мне направить его в том же направлении, в каком двигался я сам».

Джордан тоже давно уже осознавал важность в профессиональном баскетболе отношений между тренером команды и главной ее звездой. Если тренер не мог заслужить уважения звезды или утрачивал его, тогда он быстро терял контроль над всей командой. Все было завязано на этих отношениях тренер – игрок.

«Ты знал, что Майкл собирается дать тебе каждый вечер как игрок, – говорил Джексон. – Он хочет дать тебе свои 30 очков в игре, а вместе с ними и шанс на победу. Трудность заключалась в том, чтобы заставить других парней чувствовать себя частью этого, дать им ощущение, что у них тоже есть роль, и важная роль. Это была его команда, его стиль игры».

Второй проблемой был статус Джордана. Как говорил Лэйси Бэнкс, Майкл был молодым принцем, гипнотизирующим людей, притягивающим и завораживающим их. «Он был таким героем для баскетбольных болельщиков в Соединенных Штатах, превратился в такой объект поклонения и обожания, что жизнь рядом с ним стала попросту невозможной», – отмечал Джексон.

С первых своих дней в роли ассистента тренера он изучал Джордана, и не только на площадке. На самом деле тренер всегда играл в своем воображении с дзен-фантазией о встрече с молодым Буддой – каково это? Теперь он знал. «В отелях я жил на одном этаже с ним, – вспоминал Джексон в 1995-м. – Майкл благодаря своему статусу всегда получал номер люкс, у тренеров тоже были люксы, потому что нам нужно было пространство для командных собраний и встреч с ассистентами. Майклу постоянно был нужен кто-то рядом, кто жил бы с ним в одном номере. В коридоре я то и дело слышал какое-то бормотание, там всегда крутилось шесть-восемь сотрудников гостиницы – уборщицы, басбои, – приходивших с цветами, ждавших его автографа. Это было невероятно, ему все время кто-то докучал». Чтобы спасти Джордана от этой ситуации и лучше выстроить идентичность команды, Джексон решил деконструировать некоторую часть того мира, что создалась вокруг звезды. Тренер знал, что это потребует от него решения деликатных вопросов взаимоотношений Майкла с членами семьи и друзьями.

Джим Стек сдружился со всеми главными фигурами ближнего круга Джордана, начиная от его отца и Адольфа Шивера и заканчивая Джорджем Колером и тремя Фредами. «Они просто обожали Майкла, – говорил Стек, – и Майкл о них заботился. Адольф постоянно был рядом. Адольф был очень дружелюбным парнем, он всегда был поблизости, но никогда не вел себя назойливо, никоим образом. Он просто наслаждался таким образом жизни и тем, что предлагал ему Майкл. Он был настоящим доверенным лицом Майкла в обществе и за пределами площадки. Я не знаю, как они там договаривались друг с другом в плане оформления рабочих отношений, но полагаю, что Майкл оказывал ему какую-то поддержку все эти годы. Майклу нравилось постоянно видеть этих парней рядом с собой. Думаю, что их присутствие оказывало на него успокаивающий эффект и держало в узде за пределами площадки».

Шивер начал зарабатывать деньги самостоятельно, организовывая вечеринки для игроков NBA после ежегодных матчей Всех Звезд – этот бизнес неуклонно расширялся благодаря его связи с Джорданом. Ховард Уайт, Сонни Ваккаро, а позже и Фред Уитфилд были сотрудниками Nike. Колер, Гас Летт и несколько других людей выполняли обязанности охранников и другого обслуживающего персонала.

«Для прохода по аэропортам ему нужно было присутствие рядом людей из окружения, – признавал Джексон. – Он возил с собой людей на гостевые матчи. Его отец ездил с ним. Как и друзья. Он просто вел жизнь, которая временами изолировала его от партнеров. Превращение Джордана обратно в члена команды стало вызовом, нужно было осуществить его так, чтобы он не утратил своего особого статуса, потому что ему не хватало необходимого каждому уединения в личной жизни».

Даже при всем этом Джексон решил, что должны существовать какие-то ограничения для Майкла. «Так что я знал, – вспоминал он, – что нам придется сделать некоторые исключения из основных правил, которые у нас были: «Итак, твои отец, братья и друзья не могут ездить в командном автобусе. Давай оставим его только для членов команды. Да, они могут встречаться с тобой во время выездов, но не могут летать на самолете команды. Должна существовать командная этика, некая священная часть жизни команды, которая остается только нашей и имеет отношение к тому, что мы делаем как баскетбольный клуб».

Это стало еще одним пунктом в повестке дня, который со временем набьет оскомину в зубах пиар-ассистентов команды. Джексон бросался словом «священный» как истинный сын «палаточных проповедников», коим он и являлся. Одной из черт Джексона было это лицемерие, которым, казалось, всегда обладали великие тренеры вроде Джона Вудена. Из-за этого другим тренерам и было так тяжело терпеть от них поражения.

Драка

Осложнения стали появляться и дальше, так как в круг приближенных Джордана стали входить фигуры из мира СМИ, в числе которых были комментаторы Куинн Бакнер и Ахмад Рашад. Бывший ресивер Рашад, сделавший карьеру в NFL, работал сразу на двух работодателей: NBC Sports, для которого вел репортажи с площадки, и непосредственно саму NBA, для развлекательного подразделения которой готовил программу Inside the NBA. Рашад был олицетворением перемен в масс-медиа. Он привнес на экран своеобразный шарм и утонченность человека, не обделенного чувством стиля, что свидетельствовало об отходе телекомпаний от древней традиции отдавать эфир на откуп грузным господам в одинаково скучных костюмах, с микрофонами и блокнотами в руках. СМИ менялись точно так же, как менялись Майкл Джордан и вся лига в целом.

Отношения Рашада с Джорданом стали настоящей золотой жилой для Рашада, как, впрочем, и для Джордана, который всегда искал медийных лиц, которым можно было бы доверять. «Для Ахмада это был полезный опыт, ведь он был парнем из мира футбола, – объяснял Мэтт Гукас, позже работавший с Рашадом на NBC. – Теперь же он внезапно оказался брошенным в спорт, в котором разбирался лишь на уровне рядового болельщика. Он действительно не знал баскетбол так, как знал футбол. Потом его попросили работать с боковой линии, выискивать разные интересные детали, рассказывать истории и т. д., а также развивать отношения с игроками. Это далеко не самая простая задача, вот только Ахмаду было легче с ней справиться, потому что он был очень представительным молодым человеком с хорошими манерами, и остается таковым и сегодня. Он со всеми ладил. С Майклом он тоже установил взаимоотношения. И вновь через каналы Nike. Раньше я ездил в различные промо-поездки от Nike, когда работал тренером, и Ахмад всегда крутился рядом, он так или иначе был как-то связан с мероприятиями, в роли гостя Майкла или другом качестве. И каждый раз, когда Майкл приезжал в Нью-Йорк, они вместе куда-нибудь выбирались. А когда Ахмад приезжал в Чикаго, Майкл выходил куда-нибудь с ним или приглашал к себе домой. У них были довольно близкие отношения. Но Ахмад не злоупотреблял этим. Он не нарушал их личные договоренности».

Джордан стал известен подобными союзами. В свои первые сезоны в «Чикаго» он сдружился с Марком Вансилом, репортером Sun-Times, позже ставшим фрилансером и выпустившим несколько весьма элегантных и информативных иллюстрированных книг о Джордане в сотрудничестве с Майклом Уилбоном, уроженцем Чикаго, писавшем о спорте для Washington Post.

Пресс-атташе «Буллз» Тим Халлам достаточно долго варился в клубе, чтобы своими глазами увидеть происходившие перемены и заметить, что некоторая неприглядность всего этого по-прежнему имела место. Халламу нравилось называть узкий круг репортеров, окружавших Джордана каждый вечер после игры, нецензурными словами pig fuck. После каждого матча около двух десятков репортеров и членов съемочных групп телеканалов скучивались вокруг звезды, закидывали ее вопросами и подходили как можно ближе, чтобы не упустить ни единого слова. Халлам счел, что Джордан жаждал быть в центре внимания, но никогда не мог понять, зачем ему нужно было устраивать это pig fuck в потной раздевалке после каждой игры. Джордан завел привычку мыться в душе в приватной обстановке, а затем облачаться в безукоризненные, идеально скроенные роскошные костюмы, которых, казалось, у него бесконечно огромное количество. Он возвращался в раздевалку, выглядя так, словно только что сошел со страниц журнала GQ, а затем занимал свое место среди репортеров, толкавшихся вокруг. Свет «солнечных прожекторов» их камер прыгал ослепительным белым пятном по такой знакомой макушке Майкла цвета черного оникса, и этот танец прерывали лишь тончайшие ручейки пота, стекавшие по голове то тут, то там, пока он рассказывал об игре, в которой только что принял участие.

По мере того как толпа журналистов росла и увеличивалась в размерах с каждым сезоном, Халлам начал все чаще приходить к мысли, что гораздо проще было бы проводить пресс-конференцию по итогам матча в комнате для интервью, где звезда могла бы занять центральное место на специальном подиуме, однако Джордан хотел все так же встречать репортеров в странной, первобытной обстановке запотелой раздевалки. Зачем ему нужно было входить в этих прекрасных костюмах в эту толпу именно там, недоумевал Халлам. Но интимная обстановка и была самой сутью pig fuck. Джордан знал, что отстраненная, стерильная атмосфера комнат для пресс-конференций не подходит ему. Он хотел занять центральное место в этой толпе репортеров так же сильно, как они хотели сгрудиться вокруг него. Тем временем его партнеры по команде каждый вечер наблюдали за этим столпотворением со смешанным чувством трепета и презрения. Временами им тоже доставалась порция внимания, но Джордан научился жить в окружении этой массы людей. Статьи и репортажи, попадавшие в прессу после этих интервью, излучали близость, которой они пропитывались в этой обстановке. СМИ называли его Майклом, словно каждый из репортеров хорошо знал его лично и написал статью после аудиенции в его кабинете. В результате миллионы людей по всему миру знали в первую очередь его имя. Майкл.

Болельщики вскоре стали очень дорожить этим отношением, словно у них тоже был особый доступ к нему, эксклюзивная возможность заглянуть в мир его чувств и мыслей. Да, Бэйб Рут и другие тоже властвовали над своими эпохами, но редко когда обычному спортсмену удавалось столь полным образом транслировать свой опыт болельщикам. С Джорданом все простиралось дальше обычного «родства» болельщика и кумира. Их взаимоотношения с ним бесспорно были очень личными. Его талант и достижения – его абсолютное превосходство над всеми – стали их талантом и достижениями. Они знали его. Могли предсказывать его успехи и с упоением обсуждать их после того, как они случались. Он был более надежен и заслуживал больше доверия, чем любая другая живая душа в их жизни. Самое важное – их взаимоотношения выходили за рамки расовых стереотипов.

Если бы только Доусон Джордан дожил до тех дней, чтобы увидеть это своими глазами…

«Он стал больше, чем просто баскетболистом, – отмечал Дэвид Олдридж, много лет работавший репортером на матчах NBA. – Ни один чернокожий атлет до него не имел такого статуса. Да ни один спортсмен вообще. Каким бы великим ни был Али, – а Али очевидно считали кем-то бо́льшим, нежели просто боксером, – он занимал своего рода антикоммерческую позицию. Джордан – не перечеркивая достижений Али, скажу это – во всех смыслах был первым черным атлетом, который стал иконой поп-культуры».

Даже белые спортсмены прежних эпох, коммерчески успешные и раскрученные фигуры вроде Микки Мэнтла не имели возможности достичь такого статуса в культуре, какой имел Майкл. Олдридж резонно подмечал: «Никто до него не делал ничего подобного. Его важность в этом смысле даже недооценивается, как мне кажется. Понимаете, тот факт, что белые мужчины средних лет и консервативных взглядов нормально относились к тому, что их белые сыновья и дочери-подростки развешивали постеры с Джорданом в своих комнатах, это ведь далеко не ерунда. Это совсем не малозначимый факт. Это громадное по важности явление».

* * *

Впоследствии Олдридж переберется на работу в ESPN и Turner Broadcasting, но по ходу сезона 1989/1990 г. он все еще работал на Post и в качестве репортера освещал жизнь «Вашингтон Буллетс», только начиная комфортно чувствовать себя в общении с Джорданом, – тогда звезда еще оставалась вполне доступной журналистам в раздевалке «Буллз», но это изменится через считаные месяцы. Той осенью он встретил приветливого и открытого к общению с прессой Джордана. Лишь много позже станет ясно, что Джордан вел двойную игру: он надеялся выведать информацию о своих соперниках со всей лиги. «В раздевалке на старом чикагском «Стэдиуме» его шкафчик был первым, который оказывался на твоем пути, он был с правой стороны, и Майкл обычно сидел там и говорил с прессой, – вспоминал Олдридж. – Тогда он был другим. Он дотошно расспрашивал тебя о команде, жизнь которой ты освещал. Что происходит с тем парнем, как дела у того, почему они делают то или иное? Казалось, что ему искренне интересно узнать побольше о разных командах лиги. Он был очень восприимчив в те времена и любил общаться с журналистами. Казалось, он получал удовольствие от такого обмена мнениями. Помню, как думал: «Черт возьми, для парня, который получает столько внимания к себе, как он, Майкл настолько близок к нормальности, насколько это вообще возможно».

«С ним можно было говорить, – объяснял Олдридж. – Можно было говорить со многими людьми, с которыми он был близок. Даже тогда он тесно общался с Фредом и Адольфом, со всеми этими ребятами. Я не считал их навязчивыми прихлебателями. Ховард Уайт занимал довольно высокое положение к Nike, а про Фреда Уитфилда я знал, что он очень умный парень, подкованный в финансовых вопросах. Я никогда не считал этих ребят кучкой подхалимов. Знаете, я всегда думал: «Этот парень делает для него такую-то работу, а тот – вот эту». Вот так все и было».

Из всех перемен, которые задумал осуществить Джексон, ограничение доступа представителей прессы к команде было, наверное, самой простой задачей. С появлением в лиге пяти новых команд Джексон хотел держать растущее количество болельщиков и репортеров на расстоянии. Тренер считал, что они посягают на личное пространство команды, имевшее в его глазах первостепенную важность. Джексон решил обеспечить Джордану защиту в тот момент, когда его популярность вновь возросла, а одновременно с ней поднялся и статус всей лиги в целом.

«Я повесил занавес в нашем тренировочном зале, чтобы тренировки стали временем, которое команда проводит вместе в отсутствие посторонних, – объяснял тренер. – В зале работали только 12 человек и мы, тренеры, никаких репортеров и телекамер. Отныне работа не тренировках не была шоу для публики. Ее сутью стали коллективные усилия нас как людей… Майклу пришлось отказаться от некоторых своих привычек. Знаете, когда ты становишься настолько известным человеком, тебе приходится возводить вокруг себя убежище, в котором можно было бы спрятаться. Майклу пришлось стать одним из таких знаменитых ребят. Он должен был больше вовлекать в свою жизнь партнеров, и он сумел это сделать. Он сумел найти в себе силы на это и в то же время научился расслабляться, не обращать внимания на мнение других. За годы своей карьеры в баскетболе Майкл привык обозначать границы своей территории. На каждой арене у него была своя кабинка, где он мог уединиться, а иногда он находил это уединение в комнате тренера. На чикагском «Стэдиуме» таких комнат у него было две. Это место отводилось целиком ему одному, потому что каждый вечер его окружали 25 репортеров. Мы продолжали протоколировать все это, но также прилагали усилия к тому, чтобы расчистить ему пространство в пределах команды. Если бы мы этого не сделали, если бы не поступили правильно, весь остальной мир сбежался бы к нам и наводнил бы раздевалку. А потому мы сказали: «Давайте сделаем так, чтобы всем не приходилось страдать от его известности. Давайте выделим себе пространство и исключим присутствие толпы посторонних людей». Полагаю, что мне удалось создать безопасную зону, безопасное пространство для Майкла. Это я и пытался сделать».

Джексон совершил тончайший стратегический ход, выделив маленькую группку игроков и тренеров в отдельное образование под названием «команда», жившее особняком от остальной организации, в частности «менеджмента». Таким образом тренер очерчивал узкий круг, обозначая пределы, в которые не мог вторгаться Джерри Краузе. И хотя Джексон не делал никаких конкретных шагов для навязывания этого порядка, он тем не менее установил его вполне конкретным образом. Во-первых, стремление разделить Джордана и Краузе было вполне оправданным, поскольку генеральный менеджер в любой момент, казалось, способен взорвать главную звезду команды тем или иным своим высказыванием. Во-вторых, Джексон видел, что Джордану нравится держать вокруг себя узкий круг приближенных людей, это его естественная потребность. Столь проницательные ходы сильно помогли Джексону в долгосрочной перспективе определить границы зоны комфорта в своих взаимоотношениях со звездой. В те первые годы своей работы тренер прилагал существенные усилия к тому, чтобы присмирить своего назойливого и агрессивного начальника, одновременно работая над тем, чтобы максимально оградить от его влияния Джордана. Дело было не столько в том, что Джордан нуждался в защите, сколько в том, что команда не нуждалась в хаосе, который сеял генменеджер.

«Фил четко разделил игроков и представителей менеджмента, – вспоминал Джим Стек. – Игроки существовали в рамках узкого круга, тогда как сотрудники менеджмента клуба находились вне его. Время шло, и случались ситуации, которые Джерри мог бы разрешить лучше, чем кто-либо еще, с которыми он мог бы справиться успешнее. Впрочем, Джерри и сам бы признался вам в этом». Стек был вхож в оба мира «Буллз», так как его нанимателем был Краузе, но при этом он выполнял скаутскую работу для тренерского штаба. Со временем совершать переходы между «мирами» становилось все сложнее, вспоминал он. Барьеры становились все более выраженными, как и назревавший конфликт, поскольку Краузе сопротивлялся установлению границ, которые пытался проложить Джексон. Но в первые свои годы в роли главного тренера команды Джексон был озабочен поиском баланса, который позволил бы всем ладить друг с другом и процветать.

Джексону помогали в этом деле Уинтер и Бах, а также новый ассистент Джим Климонс – вместе они формировали лучший тренерский штаб в баскетболе, с большим отрывом. Несмотря на свой огромный опыт, они в тот первый сезон дивились тому, как Джексону удалось взять команду под контроль и выстроить крепкие, открытые отношения с игроками, в особенности с Джорданом. Как Уинтер до него, Джексон, еще будучи ассистентом тренера, настороженно относился к Джордану. Но довольно скоро двум мужчинам полюбился формат обмена мнениями, которого они придерживались на встречах друг с другом. Джексон получил подтверждение своим догадкам о том, что Джордан – чрезвычайно смышленый молодой человек, способный обсуждать с ним какие-то вопросы и бросать ему вызовы в спорах во время бесед. Джексон жаждал включить своих игроков в рабочий процесс и, что самое главное, поставить их в выигрышную позицию.

«Думаю, что Фил начал работать на основе очень здравой и прочной философии, – вспоминал Текс Уинтер несколько лет спустя. – Я о жизненной философии. Он понимает, что в жизни есть огромное количество вещей, куда более важных, нежели баскетбол. Он не воспринимает самого себя излишне серьезно. Временами мы все относимся к баскетболу довольно глубокомысленно. Но даже тогда он склонен расслабляться. Временами я поражаюсь тому, как он посреди игры может откинуться в кресле и просто созерцать происходящее. Ему нравится, когда люди умеют самостоятельно разрешать свои проблемы, а потому отдает бразды правления в руки своим игрокам. Однако когда он видит, что они вышли из-под контроля, он начинает понемногу их осаживать. Думаю, в этом кроется его сила – в том, как он работает с игроками, в его мотивации, в личных взаимоотношениях с ними. Это подтверждается тем, что игроки принимают его тренерские методы, принимают его критику, пусть порой он и бывает весьма суров с некоторыми из них. Они мирятся с этим, потому что уважают его за то, кто он есть, потому что он – Фил».

За несколько коротких месяцев климат в команде улучшился. Многие проблемы оставались неразрешенными, но мировоззрение команды поменялось. «То была волшебная комбинация из команды, нуждавшейся в правильных тренерах, и тренеров, нуждавшихся в правильных игроках, – сказал в 2012-м Бах. – И больше никто не стоял на пути. Не было места эгоизму, никто не стремился к тому, чтобы стяжать себе больше славы, чем было у остальных. Идеальная гармоничная ситуация. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что это были лучшие дни моей жизни».