27. «Планеты 24»
Так, что хватит запрягать, хватит гнаться за судьбою,
Хватит попусту гонять в чистом море корабли:
Самый быстрый самолёт не поспеет за тобою —
Но когда ты прилетишь, я махну тебе с земли.
Б. Б. Гребенщиков. «Самый быстрый самолёт». Альбом «Навигатор».
«Поэтические сокровища Империи Сапиенс»
Самое неприятное, когда ты просыпаешься в регенераторе — это гель в лёгких. Нестерпимая боль, которая буквально разрывает твоё тело на части. Кашель, который душит тебя до рвоты, выворачивая тебя несколько минут наизнанку, пока легкие не освободятся от биогеля.
В это раз почти ничего этого не было. Я пришёл в себя, когда регенератор был почти сухим. В носу торчали остатки растворяющихся зондов, поставленных так мастерски, что мой регенерационный анабиоз, после того, как аппарат откачал, в положенное время, гель из лёгких, просто перешёл в обычный сон. Я осмотрелся, нажал на левой панели прозрачного купола регенератора «открыть», вылез наружу. Мысленно поблагодарил Элизу за отсутствие болевых ощущений при пробуждении. Композиция биогеля, применённого Элизой для «переплавки» моей внешности даже пахла приятно. Какая-то странная смесь разных запахов хвои со специями. В номере, где стоял регенератор, из которого я вылез, никого не было. Это были всё те же аппартаменты, с видом на «Чертову отмель», где всё так же под погрузкой стоял на воде рейдер «Красавица».
На кресле, похожем на ложемент пилота, стоявшем рядом с регенератором, я увидел аккуратно сложенную одежду, которая, скорее всего, предназначалась мне. Впрочем, если бы и не так, я бы её всё равно одел — из регенератора я вылез, конечно же, совсем голый. Первая стопка одежды была тем, что русские называют «вторая кожа» — комплект нательной одежды из одной из разновидностей «умной» ткани. Такую используют почти все во флоте. Она через пару часов прилипает тонким, равномерным слоем, повторяя все конуры твоего тела, бактерицидна в течении очень долгого времени, но легко смывается душем. Греет в холод, охлаждает в жару, толщина слоя легко варьируется. Такую мы одевали, обычно, перед длительными рейдами на планеты.
Вторая стопка — черно-желто-белый костюм пилота русской ирреденты. Это, наверное, Одинцов услужил. На большой кровати, оживившей в моей памяти самые приятные, недавние воспоминания, лежали, отдельно упакованные, совсем новые комплекты пластин легкого и тяжёлого доспехов. Он у всех сапиенс простой и стандартный: экзоскелет разной мощности и веса, встроенный в пластины. С разной же мощности излучателями силового щита. Что касается знаков отличия, то тут все просто — старая как мир возможность «раскрась сам». Возиться с доспехами пока не хотелось. Потом как-нибудь.
Элизы нигде не было видно, а мне вдруг захотелось прилично выглядеть к её приходу. Я подошёл к большому зеркалу, висевшему слева от пульта управления регенератором. Из зеркала на меня смотрел незнакомый человек, чуть выше среднего роста, в костюме русского пилота. Я поднял руку и помахал ему. Он синхронно ответил тем же. Я скорчил гримасу, в ответ он сделал то же самое. Я подмигнул ему, продолжая рассматривать работу, проделанную Элизой, оказавшейся Луизой, над моей внешностью.
Волосы были у меня теперь не тёмно, а светло-русые, как у большинства русских, которых я видел, и это было бы хорошо, так как путь мой лежал в русские сектора и внешность я бы предпочёл незаметную, чтобы, в случае необходимости, легко смешаться с местными обитателями планет. Но дальше Луиза перестаралась. Она идеализировала меня так же, как скульптуры героев Первой Эпохи, что стояли на дворцах в Потсдаме и Кёнигсберге. Подвела её, как я подозревал, семейная страсть к перфекционизму, которой отличались все фон Цоллерны. То, как я теперь выглядел, было картинкой из мечтаний её отца о внешности идеального человека, как её изображали в сетевых виртуальных играх, производимых на территории Империи.
Изобразительное искусство любого вида есть вещь, как известно, воспитательная. А следовательно, подражательная. «Жизнь имитирует искусство», как сказал один из великих классиков Первой Эпохи. И ладно бы тонкий нос, узкие скулы и прочая ерунда, которую можно быстро «исправить» подставившись под чей-то удар при случае. Глаза! Она мне сделала глаза такого же цвета и разреза, как у неё самой! Неестественно, ненормально синие. Меня опознает по ним любой, кто хоть раз увидит. Ещё одна догадка мелькнула и я быстро разделся, чтобы понять, может я ещё на что-то не обратил внимания. Однако, всё было на месте, даже глубокий шрам, на левой грудной мышце, той, что «pectoralis major». Тот самый шрам, оставленный мне на память Хубертусом Кассадором, чуть не забравшим мою жизнь под Кёнигсбергом. Зря я не обсудил с Луизой, какие изменения в мою внешность она внесёт. Если совсем честно, то мне показалось неприличным обсуждать это с девушкой, чтобы не выглядеть нарциссом, похожим на адептов касты Исиды на просторах Альянса Свободных миров. Что ж, теперь я похож на них внешне, а снова залазить в регенератор нет времени. Но с Луизой нужно поговорить обязательно, прямо сейчас, чтобы как-нибудь внести изменения.
Оставалось проверить данные, которые подадут в сеть, растворённые в крови, мои новые идентификаторы личности. Снова одеваясь, я заметил дешёвый пластиковый планшет, какими пользуются обычно гимназисты, курсанты и студенты. Включив его, я впал в некоторое недоумение, увидев на экране обложку сетевой интерактивной книги, на которой прочёл: «Грамматика русского языка и упражнения». Ник выхода в сеть был достаточно для меня красноречивым: «Vainakh». Это слово я знал с детства, так называлась в рассказах моего дорогого отца Якоба, автономная система Конфедерации Русских Планет, где жили люди, похожие на Ису «Сидорова». Те, которые то восставали и воевали против русских, то приходили им на помощь в трудные моменты их переселенческой истории. Такая вот история о любви.
Я перешёл в раздел «упражнения», чтобы проверить свои догадки.
Вверху, над страницей, была прикреплена заметка: «Сказать всем своим: вилка, тарелка — говорить без мягкого „л“, соль, консоль, — с мягким».
Ниже стояло:
«Валерик». Поручик Тенгинского полка, Лермонтов.
Эссе.
Эпиграф был превосходен, очевидно это и были стихи того самого Лермонтова, с чьим творчеством я обещал себе ознакомиться после гибели Олега Касаткина:
… А вот в чалме один мюрид
В черкеске красной ездит важно,
Конь светло-серый весь кипит,
Он машет, кличет — где отважный?
Кто выйдет с ним на смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в шапке черной
Казак пустился гребенской;
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко… выстрел… легкий дым…
Эй вы, станичники, за ним…
Что? ранен!.. — Ничего, безделка…
И завязалась перестрелка…
Далее следовал текст самого эссе, читать который сейчас у меня не было времени. Книжка явно не могла принадлежать Луизе, русским языком она владела прекрасно, я рискнул бы даже предположить, что с детства. У меня оставался только один вариант. Я уже хотел идти на выход, чтобы найти владельца «учебника», которым по моему убеждению мог быть только сын «профессора» Магомедова, Иса «Сидоров».
Но, сначала я сделал то, зачем я и взял планшет в руки. Я нашёл вкладку «идентификация». Когда на экране появилось изображение ладони, с бесконечными дорожками линий на ней, я приложил к нему свою руку. Из глубин интерсети пришла моя новая биография.
Франц Лефорт, двойная планета Слобода, спутник планеты Москва, инженер — терраформер, доктор физико-химических наук, сотрудник компании «Русь ганзейская». В отпуске по собственному желанию, с целью написания диссертации, тема не указана.
Дальше шли подробности.
Я усмехнулся. «Доктор физико-химических наук» звучало приблизительно так, как «профессор» филологии Магомедов. Планета происхождения меня устраивала. Красавица — Москва, с её не менее красивым спутником Слободой, на которой была чуть меньшая гравитация, располагались далеко и от Архангельска и от Кушки. Вряд ли я попаду туда. По крайней мере, сейчас она не входила в мои планы. То, что я по легенде гражданский, тоже хорошо, на первое время, а там посмотрим. Нужно будет только куда-то спрятать «Серебряную тень», но об этом я подумаю позже.
Название компании «Русь ганзейская», в которой я, якобы, работал, указывало на наличие ганзейского конструкторского бюро, или верфи в Москве, или около неё. Я не слышал об этом подразделении, но это и не удивительно. По легенде, я связан с Ганзой. Дальше — видно будет. Свои планы я не собираюсь чётко привязывать к предложенной мне кем-то, вымышленной биографии. Даже, если это придумала Луиза, которую мне всё время хочется назвать Элизой, по старинке. Но скорее, это почерк «Фёдора Алексеича», о котором я даже забыл в водовороте последних событий. Как выразился недавно Одинцов, меня продолжало «кружить».
Как раз в этот момент, на коммуникатор костюма пилота, мне пришло короткое сообщение от Одинцова. Датировано оно было вчерашним днём и «ждало» моего подключения к локальной сети.
Привет, капитан Лефорт! — писал Одинцов. — Пока ты отдыхал в регенераторе, многое случилось, посмотри новости. Ничему не удивляйся, прими всё как данность и позитив. Наш общий друг — ганзеец отправил твоего отца Якоба Лефорта, вместе с твоей матерью, на Троицу, туда же, куда уже отправлены наши друзья, которым нужна помощь. О них не волнуйся. Рейдер «Барон Врангель» я забрал, он может демаскировать тебя, у тебя теперь есть твой корабль. На планете остались те, кто может стать твоей новой командой, или просто домчать тебя до той точки в обитаемых пространствах, которую ты сам выберешь. Жму руку и крепко обнимаю тебя, друг. Надеюсь, что мы обязательно встретимся. Во всяком случае, я в это твёрдо верю.
P.S. Как тебе твоя новая русская форма?
Как я и догадывался, это Одинцов подсунул мне лётный костюм русской ирреденты. На «Барон Врангель» мне, в принципе, тоже наплевать, у меня есть моя «Серебряная тень».
Но взволновало меня в его сообщении вовсе не это. Я сразу обратил внимание, что Одинцов называл моего отца в сообщении тоже Лефорт, а не фон Кассель. Значит ли это, что моим родителям тоже сменили биографии? В сообщении, Одинцов ни слова не писал о Луизе и это тоже встревожило меня. Хорошо, я посмотрю новости, раз Игорь рекомендовал мне это.
«Планеты 24» нашлись сразу, по закладке, сделанной хозяином планшета. По экрану полетела знакомая трёхмерная картинка Млечного пути, фокус которой переключался то на Новый Амстердам, то на Картахену, то на Лондон, то на Вену то, по старинке, на Берлин и Потсдам, имеющие общий центр взаимного обращения. Полёт через столичные планеты завершился, конечно, Москвой со Слободой, у которых, тоже, был общий центр тяжести.
На экране появилось знакомое лицо известного русского диктора.
— Внимание, зрители! — сказал он. — Это «Экстренное Включение» и с вами ваш ведущий, Дмитрий Кошелёв. Он ходил в полный рост по студии, жестикулируя в характерной ему, узнаваемой манере, как декламатор в театре.
— Буквально два часа назад, в области туманности «Терек», что разделяет систему Кубань и Автономные планеты Кавказа, недалеко от точки перехода «Z-4 — Е-50», был обнаружен остов террасаконтеры «Дева Ирида». Корабль прошёл точку перехода и ожидал эскадру прикрытия. Судя по характеру повреждений, с ним приключилось то же самое, что и с печально известной «Девой Мариной», погибшей в результате несчастного случая или диверсии, неподалёку от звезды Кубань. Исходя из полученных данных, уже вторая, по счёту потерь Альянса, террасаконтера «Дева Ирида», не была уничтожена в прямом столкновении один на один, или в сражении с эскадрой, скорее её подорвали изнутри. Она погибла из-за повреждений жизненно важных для корабля отсеков, таких как машинное отделение, отсеки боеприпасов и барбет. Другими способами превратить корабль Альянса такого класса, вселявший ужас и страх одним своим видом и мощью, в облако мусора, дрейфующего в пространстве, человечество просто не располагает. Корабль не подавал команды о помощи, или не успел этого сделать. К счастью, судовой журнал, выброшенный в интерсеть в аварийном порядке и «чёрный ящик» уцелели, их разыскали рейдеры Альянса класса «дромон», из эскадры прикрытия. Дромоны Альянса прошли точку перехода слишком поздно и застали только заключительную фазу трагедии. Прессе разрешили осветить только часть информации, хранящейся в них. Вы видите эксклюзивные кадры катастрофы века, на канале «Планеты 24».
На экране появилась картинка двойника той терассаконтеры, чью гибель я наблюдал лично, в компании Игоря Одинцова и Павла Рязанцева, на борту «Барона Врангеля», театрально «взятого на абордаж» «Всадниками». Картинка была та же, только торпед, подходящих к обречённому кораблю, нигде не было видно. Корабля, который дал торпеды я тоже не увидел, что сразу вызвало у меня самые неприятные подозрения.
Красивый силуэт корпуса террасаконтеры внезапно «распух» в том месте, где находились задние посадочные палубы для кораблей поддержки, предваряемые большой прямоугольной впадиной. Как если бы, кто-то невидимый зашёл туда ненадолго на чем-то, размерами с рейдер, и в упор дал торпеды на очень малой скорости, чтобы успеть снова уйти на безопасное расстояние.
— Звук взрыва, который вы слышите, — шли фоном слова Дмитрия Кошелёва, — предположительно следствие попадания протонных торпед в силовую установку корабля. Далее на экране уникальные кадры с одной из палуб, разошедшиеся по интерсети. Видео находилось в судовом журнале.
На экране я видел красный свет, мигающий в огромном коридоре террасаконтеры. Коридор чем-то мне напомнил «центральную улицу» на «кракене» «Святой Андрей». Дальше на видео бежали в беспорядке люди, в форме пилотов Альянса, была заметна пара перевёрнутых багги.
— Майор-ассистент, доложите обстановку, — пошел текст на интерлингве, сопровождаемый субтитрами на русском и имперском.
— Капитан, интенсивное повышение температуры на реакторной палубе, резкое повышение радиоционного фона на палубах «семь», «девять», и «тринадцать». Инженерная бригада уже в деле.
— Потери, какие у нас потери? — прозвучал, как я понимал, голос капитана.
— По данным, которые есть — пятьдесят три убитых, более двухсот ранены.
Камеру, с которой шло видео, тряхнуло и фоном прошёл второй взрыв, послабее первого.
— Что это было, майор-ассистент, это что было? — снова спросил голос капитана.
— Узел связи повреждён, капитан, мы теперь немые, сигнал «SOS» дать не могу. Я засёк неизвестную сигнатуру, справа по борту, на четыре часа, веду её…
В этом месте запись оборвалась.
— Таким образом, уже вторая террасаконтера Альянса, за короткое время, уничтожена загадочным образом. — На экране снова появился Дмитрий Кошелёв. — Мы пригласили эксперта по данному вопросу. Встречайте! Иван Гуляев сегодня в нашей студии! — Добрый день, Иван! Приятно видеть вас здесь и сегодня!
Меня вообще раздражает эта манера, на всех массмедиа, пригласить неизвестно кого и приклеить к нему слово «эксперт». Человек, представленный, как эксперт, был штатским. Я не знаю, почему я так решил, но любой, хотя бы год прослуживший во флоте, всегда отличит штатского от флотского. Повторюсь ещё раз, я не знаю, почему мое недоверие и раздражение вызвал именно этот человек, но даже его имя — Гуляев, звучало с экрана недопустимо легкомысленно, учитывая большое количество площадок, которые платят таким «экспертам». Никогда не понимал, почему бы в качестве экспертов не приглашать действительно экспертов. Сейчас, например, намного убедительнее бы звучали слова офицера ранга адмирала. Это вполне соответствовало бы уровню события.
— Добрый день, Дмитрий, также рад нашей встрече, — почти фальцетом ответил Кошелёву Гуляев, подавая свою маленькую руку с короткими, толстыми пальцами и оттопыривая дряблый живот.
— Не могли бы вы прокомментировать ситуацию с «Девой Иридой»?
— Охотно, — с умным видом сказал «эксперт». — Чёрный ящик, показал нам очень точную картину последних часов корабля, хотя власти Альянса, не позволили нам полностью разобрать их покадрово. На мой взгляд, это была не авария и даже не сражение, характер взрывов указывает на это. После реакторных палуб, целью той самой таинственной сигнатуры стал узел пространственной связи. Это значит, что нападающий хотел разобраться с кораблём без посторонних глаз. Кем бы, или чем бы ни была эта сигнатура, она действовала хладнокровно, обездвижив террасаконтеру повреждением реакторных палуб. Затем она изолировала обречённый корабль от окружающего мира, уничтожив узел связи. По моему мнению, далее произошло возгорание в отсеках боеприпасов террасаконтеры, повышение и без того сильного радиационного фона до ещё более высокого уровня и, наконец, взрыв боекомплекта, результаты которого мы видим в новостных репортажах.
Вот такое «мнение» «специалиста-эксперта» — подумал я. Бестолкового, похожего на колобка, человека, вряд ли хоть раз стоявшего на палубе боевого корабля. Насколько увидел я, «черный ящик», как он это называл, показал только палубу с перевёрнутыми багги и бегущими по ней террисами. Этот человек не сказал ничего нового. Ценность его сообщений — ноль. Зато, сколько теперь работы блогерам на тему: «как оно было на самом деле».
Лучше бы я посмотрел резюме, по этому поводу, Анатоля Ришара.
— Исчерпывающе, Евгений! — почему-то с благодарностью, кивая толстячку Гуляеву, сказал, пожимая ему руку, Дмитрий Кошелёв.
В этом месте я промотал запись прямого, как утверждалось, эфира.
— Это был Дмитрий Кошелёв и «Экстренное Включение» на канале «Планеты 24», — успел услышать я его голос.
В принципе, многое становилось понятным, но подумать, как следует над увиденным, я не успел. Входные двери апартаментов, где находился я, где стоял мой регенератор, разошлись. Мне пришлось обернуться на этот звук. В дверях, в зелёном доспехе, стоял бородатый представитель той разновидности русских, которые называли себя вайнахами.
— Привет, брат, — сказал он и тут же выскочил в коридор, громко прокричав что-то на своём родном, вообще непонятном мне языке, и тут же, видимо для меня, сдублировав это на понятном мне русском — Сюда, все сюда, — кричал он, — наш брат проснулся, он уже совсем живой!
Он звал так искренне и радостно, что я, поневоле улыбнулся. Мой «брат» вернулся, буквально через секунду, протирая что-то на груди своего доспеха, посмотрел на меня, и нарушил сразу два правила русской фонетики, над которой работал кто-то из его друзей. Иса Сидоров, как я полагаю.
— Когда виходил, за консол зацепился, — сказал он, кивая мне.
В ту же минуту, комната заполнилась людьми, очень похожими на него. Их было много, они молчали, глядя на меня. Из-за спин до зубов вооружённых людей, в зелёных доспехах, носивших бороды разного вида, вышел хорошо знакомый мне человек.
— Салам, капитан, — сказал он, протягивая мне свою крепкую руку. — Если ты помнишь, меня зовут Иса Магомедов.
— Салам, Иса, — ответил я ему, пожимая руку в ответ. — Я, кажется, многое пропустил, пока отдыхал в регенераторе? Где лейтенант Элизабет Суге?
— Тебе от неё письмо, брат, — сказал Иса и протянул мне конверт.
Конверт был, как из музея, бумажный! Наверное, Луиза хотела сделать мне какой-то сюрприз. Я открыл его и запах духов с сильной ноткой корицы, которой, как я помнил, пахли руки Луизы, которая тогда ещё была для меня Элизой, заставил меня вспомнить те моменты, которые надолго остаются в нашей памяти. Письмо было написано на бумаге, красивым, чётким почерком:
Милый Франц!
Я знаю, что тебе будет неприятно читать это письмо, так же, как мне невыносимо писать его. Я улетаю и забираю с собой твою «Серебряную тень». Отец и дядя хотели, чтобы она исчезла из расклада сил на время. Не скажу тебе, куда я ухожу потому, что я чувствую, что тебя понесёт за мной. Мы позволили себе так много в ситуации, когда она к тому совсем не располагала. Я пишу тебе сейчас и чувствую, как ты гладишь меня по голове. Пока я меняла твою внешность в регенераторе (я чуть не написала «пока ты спал», но согласись, это бы получилось уж слишком по домашнему), с планеты ушли все. Всё, что произошло кроме этого, ты увидишь в сообщениях Ришара и тебе расскажут твои люди. С тобой остаются твои остзейцы. Наверное, они сидят сейчас рядом с тобой — и ван Фростен, и Патрик и Адам. Передай им от меня привет. Они здорово помогли мне тогда, в Кёнигсберге. И здесь, на Кубани.
Павла Рязанцева с медиком — ефрейтором (а это всё, что осталось от первого взвода «гиен»), Илья Афанасьев (это такой капитан кампфгренадирского роста, помнишь?) доставит вместе со своими людьми на Троицу, там они будут в безопасности. Я поручила ему мальчишку, которого мы подобрали в частном владении, стоявшем около фермы. Его зовут Сашка Меньшиков, но мне больше нравится наше имперское Алекс. Я не нашла его родителей ни в списке погибших на Екатеринодаре, ни в списках тех, кого эвакуировали. Они пропали без вести. Мальчик очень привязался ко мне и к Павлу Рязанцеву. Но со мной рядом ему будет находиться опасно, а Павел благоразумно пообещал отдать его в кадетский корпус, который как раз есть на Троице.
Иса Сидоров со своей «Красавицей» тоже не ушёл со своим компаньоном, а решил остаться с тобой. Я не знаю, почему он принял такое решение, он немного странный, но кажется, он славный парень и ты разберёшься сам, нужен ли он тебе.
Я забираю «Серебряную Тень», так что тебе остаётся только «Барон Врангель». Если хочешь знать мнение влюблённой в тебя с детства девчонки, то я думаю, что тебе нужно самому понять, что сейчас нужно. Поэтому, пиратские секторы русских пространств — лучшее место для того, чтобы собраться с мыслями в такое неспокойное время, как сейчас. Это же рекомендовал дядя Фриц, посылая меня с ван Фростеном, чтобы вытащить тебя, после твоей дуэли около Фридрихсхалле. Я не знаю, говорил ли ван Фростен об этом, поэтому лишний раз напоминаю. Вряд ли у Альянса дойдут руки до таких закоулков нашего мира сразу. К тому же, я убеждена, что в свете сложившейся ситуации, ты будешь больше полезен там. Я точно знаю, что теперь ты не сможешь остаться в стороне, хотя такие мысли приходили в твою голову. Правда, Остзеец?
Теперь самое главное:
Мир вокруг тебя может быть не таким реальным, как тебе кажется. Я не преувеличиваю и мне не до метафор. Это действительно очень важно, потому что теперь касается нас обоих.
Мой гениальный отец (пишу без иронии, потому, что люблю его так же сильно как тебя) всю жизнь увлекался древней историей Старой Земли. Это то, о чём он всегда мог говорить часами, сутками, днями напролёт. Он всегда шутил, что мир каждого человека — лишь игра воображения этого самого человека. Поэтому внимательно смотри, как зовут людей, которые тебя окружают. Это поможет тебе, если ты уже знаешь о хобби моего отца. Я, например, догадывалась с высокой вероятностью, что тебя будут звать Лефорт. В том идеальном мире, которым бредит мой отец, имена могут многое значить и предсказывать. Что касается его сумасшествия — тут не стоит заблуждаться — это наверняка его очередная игра.
Приборы показали у тебя повышенную способность к регенерации и слишком высокий уровень нервных реакций — близкий к уровню бескрайних. Не могу сказать — хорошо ли это. Подумай, как такой подарок судьбы можно использовать.
На других планетах время течёт по-разному. Может, мы увидимся скоро, как я того хочу, а может нет. Слово «никогда» я не люблю. Но скорее всего, я ухожу надолго, пока не решится ситуация, которую разыграл папа. Доверяй Головину. Он в курсе многих замыслов и давно был вхож к нам.
Кстати, ты у меня получился неплохо (я имею в виду твою новую внешность). Подойди к зеркалу, оцени. Внешность я изменила слабо — это было самое сложное для меня. Я получила редкую возможность, для любой влюблённой девушки, на свой вкус, убрать все недостатки объекта своей дикой страсти — а это ты Франц! К сожалению, я их почти не нашла. Это я про твои недостатки. Наверное я ненормальная, но как говорила мне в детстве мама, это со временем пройдёт. Или нет… Посмотри — не слишком ли я тебя идеализировала:-)
Видишь, какое большое письмо получилось. Пишу, как в 20 веке, на бумаге. Нашла её в местном музее, этажом выше. Когда надоело разглядывать тебя, любимого, я побывала там, чтобы убить время. Духи, которыми пахнет письмо, нашла там же. Надеюсь, аромат тебе понравится. Если письмо по прочтении не распадётся само по себе (я пропитала его чем следует), уничтожь, раз уж речь пошла о рыцарских романах.
Точно знаю, что люблю тебя.
Луиза.
Письмо рассыпалось в моих руках.
— Тебе плохо, брат? — услышал я голос Исы Магомедова.
«Мир вокруг тебя может быть не таким реальным, как тебе кажется…» — процитировал я себе фразу из письма Элизы, глядя на Ису и толпу, улыбающихся в тридцать два зуба, моих новых бородатых попутчиков. Я сел в кресло и закрыл лицо руками.
notes
