Утром, когда пожитки были собраны, пульт, заботливо завёрнутый в плед, и инструменты в кофрах заняли почётные места в фургоне, Алёше позвонил отец. Как обычно, сухо, для галочки, осведомился:

– Как дела?

– Нормально.

– Спина, ноги?

– Лучше.

– Домой собираешься?

– Пока нет. – Алёша помолчал, но всё же с неохотой сообщил: – Я в Москву еду. Сегодня.

– Зачем?

– На конкурс «V-персона». Буду петь.

– Что ещё за бредни? – В голосе отца послышалось раздражение.

– Меня пригласили…

– Не выдумывай! – оборвал его отец. – Терпеть не могу, когда ты врёшь!

– Даже не собирался.

– Алексей! Не ёрничай! – Голос на том конце наливался напряжением, как клещ кровью на коже.

Похоже, отец слышал только себя. Как в старые «добрые» времена. Застыл в прыжке на воображаемую жертву, как саблезубый тигр в глыбе вечного льда. Такие не меняются.

Алёша промолчал. Ему было противно.

Отец продолжал давить:

– Всё лето болтаешься на море, я тебе хоть слово сказал?! За ум не пора взяться? Не пацан уже! Через неделю первое сентября.

– Что ты от меня хочешь? – терпеливо спросил Алёша.

– Как что? Я тебе говорю, а ты, как глухой, честное слово. Как с тобой можно разговаривать?! Я договорился с ректором – тебя восстановят. Сдавать вступительные экзамены не надо. Сразу учиться пойдёшь.

– Куда учиться?

– В Академию Госслужбы, конечно. Куда ещё?

Алёша вздохнул и присел на прохладный с ночи песок. Переложив смартфон в другую руку, он сказал:

– Спасибо за заботу. Не стоило. Чиновника из меня не выйдет.

– А кто выйдет? Бомж? Поп? С ним как с человеком говоришь, а он…

– Оте-ец! – пытаясь достучаться, чуть повысил голос Алёша. – Остановись! На секунду. Я хочу, чтобы ты меня услышал.

– И что? Хорошо, я тебя слушаю – что ты хочешь сказать? – Отец балансировал на грани скандального взрыва.

– Я буду заниматься музыкой. Я, правда, этого хочу. У меня получается.

– Да когда же эта хрень из твоей головы вылетит?! – вскипел тот.

Ожидаемое разочарование прокатилось по всему телу Алёши – этот разговор был слишком предсказуем и оттого бессмыслен. Алёша отвел на секунду телефон от уха, потом прижал к себе и хотел было бросить его, как гальку в море, но сдержавшись ответил:

– Никогда.

– Ты, похоже, забыл, на чьи деньги живёшь, – угрожающе начал отец.

– Почти всё лето я прожил на то, что заработал сам. Пением.

– В кабаках?! Ты?! Мой сын?!

– Знаешь, надоело. Я сейчас положу трубку, возьму рюкзак и поеду на конкурс, – спокойно произнёс Алёша. – А ты просто вспомни, почему я ушёл из дома в шестнадцать лет. Пока, папа.

Услышав, как отец рявкнул: «Ах ты, мерзота…», Алёша с ледяным отчуждением отбил звонок и выбрал на экране смартфона «режим полёта».

– Праведник, эй! Все собрались, – подбежал Майк. – Ты чего застыл?

Не отводя глаз от покрытого барашками моря, Алёша проговорил:

– Теперь осталось только побеждать.

– Чего побеждать? – не понял Майк.

– Да ничего. Поехали, – поднялся с песка Алёша и пошёл к фургону.

После почти двух тысяч километров дороги, подозрительных пирожков в Россоши, драки с пьяными гопниками в придорожной забегаловке в каком-то Бурбусятинске и доброй сотни спетых песен рокеры прибыли, наконец, в Белокаменную. Столица впечатляла размерами, шумом, вывесками, пробками – не то, чтобы этого не было в Ростове или Краснодаре, но здесь всего было без меры – растянуто и помножено.

– Ну шо, компания «понаехалов», – пробасил Шаман, – ищем хату под съём и гулям!

Кэт и Шаман в столице уже бывали, и потому с видом знатоков то и дело показывали пальцами в окно: «А там Москва-Сити, а это искусственная гора, чтоб на лыжах кататься, а вон…» и так бесконечно. Алёша не успевал читать объявления о съёме квартир на сайтах и выглядывать в окно. Майк то и дело кричал прямо в ухо: «Ваще цены тут! Обалдеть… О! Вот сюда. Сюда надо позвонить! Тут дешевле». Звонки поручили Кэт. Она разговаривала томным, взрослым голосом с теми, кто сдавал недвижимость посуточно.

Договорившись, наконец, о квартире, Кэт отправилась туда вдвоём с Шаманом. Они разыгрывали пару, согласно кивая на все условия суетливой хозяйки. Подозрительно осматривая приезжих, ведь у неё снимают жильё только «люди приличные», тётка всё же вручила ключи Кэт и отправилась восвояси.

Выждав, когда та скроется из виду, взмыленная с дороги ватага ворвалась в обшарпанную однушку на первом этаже «в десяти минутах ходьбы от Речного вокзала». Девчонки устроили бой за душ и под конец влезли в страшную ванну вдвоём – победила дружба. Мужской части компании осталось спокойно отдыхать в «по-домашнему уютной», утлой комнатёнке на диване и креслах, пропахших табаком и кошачьими проделками. Алёша и вовсе прилёг на пол между сумками и барабанной установкой. В голове не укладывалось: через три дня кастинг, он будет петь здесь, в этом громадном городе, перед профессионалами и, может, так же, как приехал, в скрипучем фургоне Шамана отправится домой… Хотя нет – не может.

Дарт почесал в затылке, шевеля замусоленными дредами, и повернулся к Алёше:

– Я тут чё подумал… А если и мне в кастинге поучаствовать? Там вроде все могут прослушиваться.

– А что? Ты же классный вокалист, Дарт! – сказал Алёша. – Супер!

– Мы тоже спеть могём. Чего ты нас не зовёшь, Праведник? – с шутливой обидой проворчал Майк.

– И ты давай. Всем вместе круче.

Майк затянулся и, выпуская кольца дыма в потрескавшийся потолок с фигурно висящей паутиной, мечтательно произнёс:

– И все мы станем звёздами… А там клубы, лимузины, куча тёлок – сортируй не хочу: беленьких, рыженьких, чёрненьких. Чур мне – блондинок с четвёртым размером!

– Да хоть фиолетовых, – загоготал Шаман. – А Праведнику – монашек…

Алёша хмыкнул и спросил:

– Что исполнять будете?

– Танец маленьких утят, – брякнул Дарт, и дружный хохот сотряс стены.

– …каких утят? Хотите жареную утку? – В комнату зашла Лиса в футболке, а за ней Кэт в одном полотенце.

– Не-а, мы обсуждаем план захвата московского шоу-бизнеса, – сообщил Майк. – Туточки возникла идея нам тоже в кастинге поучаствовать.

– Блин! Как я сама не догадалась?! – развела руками Кэт, и полотенце упало. Ничуть не смущаясь, она завернулась в него снова и сказала: – А туда вообще можно группой заявиться?

– Да.

– Ты что слабаешь, Праведник? Решил уже?

Алёша пожал плечами:

– В любом случае, надо голос показать и спеть то, что хорошо знаю, а значит выбор между Queen, WASP и Linkin Park.

– Лешечка, спой «Numb»! – молитвенно сложила руки Лиса. – Когда ты её поешь, меня прям плющит!

– Её плющит, – на распев продолжил Майк, – и колбасит, и соси-исит…

– Клоун! – фыркнула Лиса.

Впихивая себя в узкие джинсы, Кэт скептически заметила:

– Праведник, это, конечно, круто. Но, насколько я видела, в прошлогоднем конкурсе все, кто куда-то прошёл, пели попсу. Может, и ты переключишься, а? Ради победы?

– Опять себя ломать? – поджал губы Алёша. – Не хочу. Попробую просто показать, какой я есть и что умею.

– Ну, как знаешь.

– А что там вообще за условия? – поинтересовался Шаман.

– Проходишь кастинг, потом ещё два тура. Участников отбирают судьи. В итоге остаётся девять человек и девять групп. Они уже попадают на концерты, которые показывают в прямом эфире. Народ за участников голосует эсэмэсками. У кого меньше голосов, тот вылетает. Остаются трое в финале, но приз получает только один.

– И какой приз?

– Пять миллионов рублей плюс полную раскрутку: запись альбома, видеоклип и контракт с западной фирмой «Юниворлд Рекордс».

– Круто! – широко раскрыл рот Майк. – Нет, правда, и на Западе будут раскручивать?

– Не знаю, об этом без подробностей. – Алёша снова зашёл со смартфона на сайт. – Тут вам, кстати, анкету надо заполнить, если вы реально участвовать собираетесь. Как группа или по отдельности. – И вдруг Алёша закричал: – Ой, блин! Как я раньше этого не заметил?! Хорошо, что зашёл!

– Что такое?

– Тут ещё предкастинг будет. Причём завтра!

– Так мы не успеем нифига! – всполошился Дарт.

– Можно подумать, ты не пел всё лето, – хмыкнула Кэт и приобняла Лису: – Эх, жалко, мы с тобой безголосые. А подтанцовкой там не берут?

Алёша улыбнулся:

– Думаю, у них есть свои кадры. Сорри. Ну что, чуваки, атакуем Москву! Осталось только как следует подготовиться.

– Аминь, – завершил Майк и стукнул по одному из барабанов: – Плачьте, соседи.

– Установку не тронь, – замахнулся на него Шаман. – Это святое!

Отец позвонил снова. На этот раз он был немногословен:

– Алексей, уже в Москве? Я тоже. Надо поговорить. Встретимся в четыре часа у метро «Охотный ряд». Это недалеко от Красной площади.

Странно было бы не погулять по столице. Оставив фургон у подъезда серенькой хрущёвки, компания спустилась в метро. Ребята шумно пытались разобраться с картой, как, куда и почём, а Алёшу не покидало странное ощущение нереальности. Мимо нескончаемой рекой двигались люди. Они словно по команде застывали на одной стороне эскалатора и плыли вниз, плыли вверх. Так же бесстрастно ступали на мраморный пол подземелья, выстраивались в каком-то особом порядке, будто точно знали, где откроется дверь поезда, и, похоже, угадывали. От сосредоточенных лиц, будто выключенных на время в метро, становилось не по себе. Зато никто не обращал внимания ни на красные волосы, ни на дреды, ни на разрисованные джинсы. Здесь это было в порядке вещей. Хочешь выделиться? Ну-ка, попробуй. Не выйдет, – казалось, говорили отчуждённые взгляды, вскользь задевающие тебя и так же возвращающиеся обратно – в собственную скорлупу.

Наконец ребята выбрались на свет божий из метро и оказались на Арбате. Московский август был на порядок холоднее черноморского. Но весёлой компании, с любопытством разглядывающей достопримечательности, ныряющей то и дело в неулыбчивый поток прохожих, погода не мешала. Жизнь суетная, жизнь деловая, жизнь со смартфонами и айпадами в руках, по которой Алёша скользил и невольно ускорялся, шагая в ногу с людьми вокруг, казалась подсмотренной в кино.

Он рассматривал лица: славянские, кавказские, азиатские, вглядывался в старые, пропахшие временем здания, в новые творения стеклобетонного зодчества, обалдело таращился на многополосные проспекты с невероятным потоком машин. Вроде бы не было здесь чего-то, способного поразить ум, – люди, машины, дома, но что-то было не так. Всё вокруг плыло как фон, как картонные декорации к совсем разным историям перемешанных жанров, как заброшенные идеи – пёстрые и недолюбленные.

Спасаясь от пустоты форм, глаза Алёши пытались выискать деревья. В центре Москвы, в царстве камня и асфальта их было мало, ничтожно мало по сравнению с сочно-зелёным побережьем, даже по сравнению с Ростовом. Скудная газонная травка, кустики самшита, туя и можжевельник в массивных горшках перед отелями и кафе, ухоженные пятачки клумб и ровные пятна парков отдалённо напоминали привычную реальность.

В шуме транспорта, голосов, сигналов Алёша терялся и совсем не слышал птиц. Его душа как-то сразу затосковала по плеску волн и крику чаек, по птичьим переговорам, которые так сладко было слушать по утрам.

Голова кружилась. Вот он какой – её мир, Машин мир. «Но здесь вряд ли её встретишь. И даже если случайно окажешься рядом – слишком просто пройти мимо, не заметить в хаосе», – подумал Алёша, и сердце сжалось.

Проходя мимо уличных музыкантов на Старом Арбате, Дарт с умным видом сказал:

– Если растратимся, тут нам тоже можно будет подхалявить. Праведник, готовься разорвать московскую публику.

– Надеюсь, что не здесь, – заметил Алёша.

После атаки на Макдоналдс шумная ватага отправилась дальше к Красной площади. Чем ближе они подходили к ней, тем чаще у ребят спрашивали на разных языках, как пройти. Особой достопримечательностью Москвы показались Алёше обвешанные фотоаппаратами и камерами японцы с детскими улыбками. У перекрёстков, переходов и просто где попало прохожим тыкали в нос листовки. Особенно поразил Алёшу монах, сурово вручивший ему книжечку с крестом на обложке и тут же потребовавший мзду в сто рублей. Алёша вернул буклет обратно и хотел было возмутиться, да промолчал – не ему судить.

Впереди показалась Манежная площадь, и Шаман хлопнул Алёшу по плечу:

– Праведник, вон метро «Охотный ряд». Щас мимо пойдём.

– Спасибо. Вы потусите без меня. Я с отцом должен встретиться, – сказал Алёша.

Ему куда больше хотелось пойти с ними, а не вступать в прения. Скандал был не нужен, но неизбежен. Алёша остановился и принялся выискивать глазами родителя среди людей, толпящихся у входа в метро. Друзья неторопливо побрели вперёд. Майк орал, будто в громкоговоритель:

– Ща придём к Мавзолею. Он же, как пирамида инков. Ну, или почти… Чуваки, давайте устроим флеш-моб – рок-н-ролл на самом верху пирамиды. Прикиньте, круто.

Алёша хмыкнул и посмотрел на спины друзей.

– Не круто, – возразила Кэт. – Посадят, как Пусси. Будешь потом круто на лесоповале лабать. Хочешь?

– Не-е, ну его! Я за свободу! – Майк попятился, размахивая «козой» из пальцев, и вдруг наткнулся на кого-то.

– Смотри, куда прёшь! – яростно выругался мужчина в дорогом сером костюме.

– Сорри, – пробормотал Майк и помог тому подобрать кожаную папку с мостовой.

В недовольном прохожем Алёша узнал отца и поторопился к нему навстречу, снова поравнявшись с друзьями. При виде сына у Михаила Ивановича брови взлетели вверх:

– Алексей?!

– Привет.

Ребята не торопились уходить, и Алёша представил:

– Это мой отец, Михаил Иванович. А это мои друзья… – Он с трудом вспоминал их обычные имена: – Катя, Юля, Миша, Дарт… ой, Игорь и… Вова.

Алёша чуть не поперхнулся, называя Шамана Вовой – это звучало как насмешка.

– Здрасте! Добрый день! Приятно познакомиться с Лёшкиным папой! – Ребята заулыбались по привычке, замахали руками, как ровеснику, ничуть не робея при виде сурового депутата.

На окружившую его молодёжь с дредами и косматыми, в том числе красными волосами, с серьгами в ушах и в носу, в драных джинсах и видавших виды футболках Михаил Иванович смотрел, как на табор цыган, пытающихся выманить у него деньги. Он выдавил из себя приветствие и отвёл сына в сторону.

– Алексей, зачем ты пришёл с этими? – шикнул он.

– Что тебе не нравится? Это мои друзья. Мы приехали на конкурс. Они тоже будут участвовать.

– Это что, конкурс укурков? – недружелюбно спросил отец.

– Нет, – усмехнулся Алёша. – Музыкальный.

«V-персона» на Первом канале.

– Какой же ты упёртый, Алексей! Я надеялся, после всех кувырков нормальным человеком станешь, ума наберёшься.

– И набрался, – твёрдо ответил Алёша. – Ты в своё время сам выбрал, чем заниматься. Я тоже сделал свой выбор. Нравится тебе это или нет – я буду музыкантом.

– Выбрал он! Умник! – Побагровевший Михаил Иванович выкатил глаза на распатланного сына с кожаными браслетами на запястьях, мало чем отличающегося от его подгулявших спутников. – Позорище! Волосы, как у бабы! Может, ты и есть баба? То в юбку монашескую рядишься, то волосы отпускаешь. На руки дрянь всякую нацепил… А кто из знакомых увидит? Стыда не оберёшься!

Алёша перебил холодно:

– Слушай, да тебе всегда из-за меня стыдно: на мать похож – стыдно, петь хочу – стыдно, не выиграл Олимпиаду по математике – позор и так далее. Ну, откажись от меня. Глядишь, полегчает.

– Ты как с отцом разговариваешь?!

У Михаила Ивановича в кармане зазвонил телефон. Красный как рак отец поднёс мобильный к уху, другой рукой прижимая к пиджаку папку с гербом. Пока отец беседовал, Алёша рассматривал выступающую из белоснежной манжеты с крупной золотой запонкой кисть, очерченную контуром массивных золотых часов. Несчётное количество раз эта рука, большая, грубая, с выступающими толстыми венами, покрытая морщинистой кожей и волосками, замахивалась над его лицом, сжималась в кулак. Алёша вспомнил, как больно впивалась в кожу, пробивая до костей, эта золотая печатка. И впору было почувствовать ярость, но, взглянув на осунувшееся, с мешками под глазами, уже старческое лицо, Алёша вдруг пожалел отца – не ведает, что творит.

Михаил Иванович наконец положил трубку и покосился на сына.

– Ладно, не психуй. Прости, – сказал Алёша. – Я просто хочу быть самим собой. Если тебе нужно, чтобы депутатская фамилия Колосов не светилась по телику, поменяю на псевдоним. Но ты меня не переубедишь. Так что давай замнём тему.

– Хорошо, – внезапно легко согласился отец, но добавил: – Помыкаешься здесь, набьёшь шишки и вернёшься домой. Надеюсь, не на носилках, как в прошлый раз. Но коли ты у нас такой умный, помощи у меня не проси. Пойдёшь дворником работать или вон листовки раздавать в костюме зайца.

– Договорились.

Недовольный, Михаил Иванович переложил папку из руки в руку и пробормотал:

– Ладно, Алексей. Созвонимся. У меня ещё дела. – И, бросив небрежное «до свидания», ушёл в сторону административного здания.

Ребята с любопытством поглядывали на Алёшу, Дарт положил ему руку на плечо:

– Мдаа, Праведник, я думал, вы сейчас с батяней друг друга мочить начнёте, как два робокопа. А ты его словом раз-два, и он сдался, прям сник весь. Ты чё, грехи ему отпустил?

Расслабляясь, Алёша пожал плечами:

– Да нет. Просто злиться перестал. Наверное, я псих.

Все дружно заржали:

– Весь в отца!

Алёша улыбнулся, и они пошли к Красной площади – толпа немытых клоунов.