Глава 4

Покосившись на Кобру, Бизон не смог удержаться от ехидной ухмылки. Из встроенных в дверцы «Мустанга» динамиков негромко доносилась музыка. Нечто в стиле давно забытого кантри.

– Ищут? – слегка изогнув левую бровь, переспросил он. – Да неужели? И кто же тебя ищет, беби? Твой сутенер?

Пару секунд Старовойтова хранила сосредоточенное молчание. Запрокинула голову, прикрыла веки и шумно выдохнула, после чего негромко, но вполне отчетливо произнесла:

– Знаешь, за свою жизнь я наслушалась немало оскорблений в свой адрес. За кого меня только не принимали, приятель… И я уже привыкла не спускать подобного с рук…

Движение Ольги было настолько стремительным и неуловимым, что Бизон и глазом моргнуть не успел. Ее действия действительно напоминали смертоносный бросок кобры. Остро отточенное стальное лезвие лишь на мгновение мелькнуло перед глазами мужчины, а уже в следующую секунду оказалось прижатым к его высокому кадыку. Глаза его встретились с холодными глазами девушки. Лезвие слегка вспороло кожу. Тонкая липкая струйка крови медленно заползла Бизону за воротник.

– Какого?.. – сдавленно прохрипел он, в то время как рука машинально потянулась к пистолету в правом кармане куртки.

Ольга дважды прищелкнула языком и полным ледяного спокойствия голосом предупредила:

– Даже не думай, приятель. Я вскрою тебе кадык раньше, чем ты коснешься рукоятки. Поверишь на слово или предпочтешь рискнуть?

Бизон замер. Он ей поверил. И не мог припомнить, когда в последний раз ощущал себя таким беспомощным.

– Но сегодня я сделаю исключение из правил. – Нож скрылся в рукаве канареечного оттенка куртки так же молниеносно, как и появился, а лицо Ольги осветилось чарующей улыбкой. Бизон осторожно повернул голову в ее сторону. – По двум причинам, приятель. Во-первых, как я уже сказала, мне нужна твоя помощь, Бизон. А во-вторых… Как это ни парадоксально, ты – славный малый. Мне так кажется. А я редко ошибаюсь в людях, беби. – Она в точности сумела скопировать его интонацию. – Так что расслабь булки, Бизон. Твоя жизнь только что висела на волоске, но тебе удалось сохранить ее. Однако… – Ольга выдержала многозначительную паузу. – Если ты еще хоть раз назовешь меня шалашовкой или кем-то в этом роде, я развернусь и уеду, в то время как ты, стоя на коленях, будешь тщетно пытаться затолкать свои внутренности обратно в вспоротое брюхо. Просек?

Бизон вытер тыльной стороной ладони остатки крови под кадыком. Лицо бригадира сковала гримаса ярости.

– А ты – борзая, – процедил он и покосился в сторону тонущих во мраке очертаний гаража. – Являешься сюда, угрожаешь мне, тычешь «пером» в шею. Не боишься за собственную шкуру?

– Давно.

– Чего «давно»?

– Давно ничего не боюсь, Бизон. Ничего и никого. Так ты поможешь мне?

Он ответил не сразу. После только что случившегося старательно взвешивал все «за» и «против». Другого объяснения затянувшейся паузе Старовойтова не находила.

– Ты – психопатка? Типа, серийный убийца?

– Нет, я – не психопатка. А что касается убийств… Ну… «серийный» – это слишком громко сказано…

Бизон слегка покачал головой, отвечая каким-то своим потаенным мыслям. Выражения ярости на его лице уже не было, оно уступило место искренней заинтересованности.

– И чем же ты хочешь, чтобы я тебе помог? Кто тебя ищет? Зачем?

Ольга расстегнула куртку, подалась вперед и выключила магнитолу. Вновь удобно разместилась на водительском сиденье.

– Не гони лошадей, Бизон. – Она коротко глянула в зеркало заднего вида. – Давай по порядку. Долго размазывать я не буду, но расклад дам предельно понятный. Повторяться не буду. Не люблю… Так что сиди и всасывай с первого раза. Лады?

– Ну, давай попробуем, – хмыкнул он.

– Влетела я еще по малолетке. – Ольга вновь водрузила обе ноги в черных полусапожках на приборную панель своего «Мустанга». – В лихие девяностые. Бомбили мелких лавочников. Ну, как бомбили?.. Работал в основном парень мой. Со своими корешами. А я так… На подхвате. Мне тогда еще шестнадцать даже не стукнуло. А они ребята взрослые. Почти всем по двадцатке…

– В Москве? – перебил Старовойтову Бизон.

Вопрос был с подвохом. Ольга прекрасно знала, что на слово опытный боевик ей ни за что не поверит, потихоньку будет подводить к фамилиям, кличкам. Уголовный мир тесен…

– Не, мы – ростовские, – с вызовом бросила она. – Не чета вам, столичным пижонам… Но суть не в этом, приятель. Когда кто-то из лавочников накатал «маляву» в «мусорню», грести начали всех. Без разбору. А нас на деле взяли, с перестрелом накрыли. Двоих на месте порешили. Остальных повязали. Меня в том числе…

– Сколько получила?

– Пятерик.

– И где чалила?

– Под Курском.

– А документик на этот счет у тебя имеется? – с прищуром поинтересовался Бизон.

Глаза Старовойтовой недобро блеснули. Всего на пару секунд, но он этот блеск успел заметить. Пальцы в кармане на всякий случай сомкнулись на рукоятке «кольта».

– Не доверяешь? – Ольга не переменила своей расслабленной позы. – За ссученную держишь?

– Мы знакомы всего несколько часов. Так что сама понимаешь… Без обид.

– Справедливо, – вынуждена была признать она.

Куртка канареечного цвета почти сама скатилась с ее левого плеча. Девушка слегка развернулась таким образом, чтобы Бизон смог разглядеть ее татуировку в виде розы, обвитой колючей проволокой. Данный символ свидетельствовал о том, что обладатель такой татуировки встретил свое совершеннолетие за решеткой. И Бизон знал об этом. Он удовлетворенно кивнул. Но не остановился на достигнутом.

– А сидела с кем? У меня есть пара знакомых, вышедших из-под Курска…

– Не перегибай, приятель, – нахмурилась Старовойтова. – А то сам ведешь себя, как мент на допросе. Будет повод и желание – озвучу пару погонял. Но сейчас не об этом. Время у меня тикает, Бизон.

Он хотел было возразить, но передумал. Однако пальцы с рукоятки «кольта» не снял.

– Ну, раз тикает, топи дальше.

– Короче, оттрубила от звонка до звонка свой пятерик, – продолжила Ольга. – Откинулась четко по сроку. Хотела завязать. Зуб даю, хотела. Но… Сам, наверное, знаешь, каково найти нормальную работу в нашей стране, имея судимость за плечами. Туда-сюда сунулась, обломалась… Кореша с зоны, благо дело, подогрели чуток… А потом на меня вышли.

– С Ростова?

– Нет. Я в Курске осела после отсидки. Решила, что в Ростове ловить нечего. Не ждал меня там никто.

– Сирота, что ли? – не удержался от очередного вопроса Бизон.

– Считай, что наполовину. Но это не твое дело, приятель. Слушай дальше. Вышли на меня курские. Предложили работу. Все по чесноку. Я валю неугодного им человечка, они достойно платят. Условие одно: лишних вопросов я не задаю. Ну, и я вписалась, короче. А куда деваться? Тюремный «грев» таял, как прошлогодний снег, а жрать че-то надо… Работала и вопросов не задавала. Отчет держала только перед одним человеком. Гробовщик его погоняло. Может, слыхал?

Старовойтова почувствовала, как Бизон напрягся всем телом. Его заветный «кольт» тридцать восьмого готов был выскочить из кармана в любую секунду. Девушка выдала кривую усмешку:

– Не дергайся, Бизон. Моей реакции вполне хватит на то, чтобы перерезать тебе глотку раньше, чем ты достанешь свою пукалку. Вижу, о Гробовщике ты слыхал. Верно? И вижу, ты знаешь, что он – вор ссученный и на ментов пашет чуть ли не с пеленок. Более того… Скажу тебе откровенно. Курск вообще прогнивший город. Там не один Гробовщик на ментов припахивает. Там каждый второй авторитет под ними. Подмяли Курск «мусора», короче. Прогнули под себя… Только я вот об этом не сразу прознала. Почти двенадцать лет на заказах у Гробовщика подъедалась, пока случайно слушок до меня не дошел. Вот тогда я и копнула… Слухи подтвердились. Шавка он ментовская, и выходит… по факту, я тоже на ментов двенадцать лет трудилась. Двенадцать, Бизон! Вдумайся… Кровушки на мне немало. Насквозь провоняла… В общем, когда узнала, я завалила Гробовщика. Об этом ты тоже, наверное, слышал? Что его грохнули…

Бизон молча кивнул.

– Это сделала я. Сама мысль, что по вине этого скурвившегося гада я работала на «мусорню», до сих пор приводит меня в бешенство. Чтоб я!.. И на ментов!.. Срань господня! – Ольга прикусила нижнюю губу. – После расправы над Гробовщиком я свалила из Курска. Сразу же. Но знала, что легавые будут искать меня. Они и сейчас меня ищут, Бизон! Нутром чую. И это тебе не братва… Менты, где хошь, найдут. У них по всей стране щупальца. Мне за кордон валить надо. Это единственный шанс. Выправить ксиву и начать жизнь с чистого листа… А в Москву я завалилась в расчете найти своего бывшего. Того, с кем я еще по малолетке кувыркалась. Мне подсказали, что он, отмотав свое, в столицу подался. Вот я и решила, что Кондрат мне поможет…

– Кондрат? – живо подобрался Бизон. – Кондрат – твой бывший?

– Знакомое погоняло? Да? – усмехнулась Старовойтова.

– Еще бы! Кондрат – легенда. Только опоздала ты, детка… Завалили его. Где-то полгода назад.

– Я уже в курсе, – выдохнула Ольга и уронила голову на грудь.

Разумеется, Старовойтова знала об этом. Не будь Кондрат застрелен при задержании лично полковником Гуровым, она не стала бы ссылаться на столь значимую фигуру в преступном мире. А так… Любовные связи Кондрата по малолетке никто уже не проверит. И не опровергнет.

– В курсе, – еще раз повторила Ольга. – Потому и растерялась поначалу. Кондрат бы помог мне. Не бросил… И среди людей, которые могли новую ксиву выправить, у него тоже связи имелись. А у меня в чертовой Москве никого… Где остальные кореша Кондрата обитают, я без понятия. Не уверена, что вообще тут… Скорее всего, нет… Вот я и решила на гонках бабла поднять…

– А где гонять так научилась? – Оставив в покое «кольт», Бизон вынул руку из кармана куртки.

– Это еще с детства почти, – отмахнулась Старовойтова. – Папик покойный научил. Он в этом деле полупрофессионал был.

Ольга почувствовала, что барьер между ней и Бизоном сломлен. Его практически не осталось.

– Ну ясно. А от меня чего хочешь?

– Помощи. На Выборгском сказали, что ты тоже человек в Москве не маленький. Серьезными делами вроде как ворочаешь. Бабки у тебя водятся, связи есть. – Ольга приосанилась. – Только ты не думай, приятель… Я не клянчить пришла. И не задницей своей торговать, на которую ты так упорно на шоссе пялился. Мне работа нужна, Бизон. Серьезная работа. Если есть такая… И тебе выгода. Никого из своих людей подставлять не придется. А я работу выполню, документы сварганю и свалю. Ни ответа ни привета. Концов не сыщешь.

– И сколько бабла тебе надо?

– Минимум «пол-ляма».

– Такие деньги даже за убийство прокурора не заплатят, – присвистнул Бизон.

– Так я не одно дело провернуть могу, – живо отреагировала Старовойтова. – Главное, чтобы быстро. Чтоб не накрыли меня «мусора», пока я тут, в Москве, кантуюсь. А если ты еще и с ксивой по дешевке пособишь, я и меньшей суммой обойдусь.

Бизон раздумывал над предложением чуть больше минуты. Машинально потрогал поцарапанный кадык и распахнул дверцу со своей стороны:

– Ладно, может, че и придумаю. Покумекать надо. С людьми нужными потолковать. Пошли!

– Куда?

– В боксы, – кивнул он в направлении СТО. – Перекантоваться тебе все равно где-то надо. А тут тебя менты искать не будут. Гарантирую.

Бизон шагнул на асфальт и, как заметила Ольга, все-таки цепко огляделся по сторонам. Доверия к новой знакомой на сто процентов у бригадира все еще не было. Он продолжал осторожничать. Хищник до мозга костей. Старовойтова тоже выбралась из салона, поставила «Мустанг» на сигнализацию и первой двинулась к гаражу.

– Тачка не «засвеченная»? – бросил ей в спину Бизон. – Не в угоне?

– Напрокат взяла, – ответила она, не оборачиваясь. – И не на свое имя. Не будь таким параноиком, в натуре. Я же не пальцем деланная.

– Ну-ну. Посмотрим.

В руках Бизона появилась стальная нить. Он почти бесшумно скользнул Ольге за спину и в одно мгновение готов был накинуть петлю ей на шею, но девушка вновь оказалась проворнее. Она словно ожидала атаки в любой момент. Стремительный нырок вниз, и стальная нить захватила лишь пустоту. Находясь в неудобном положении, Ольга развернулась, а затем, распрямившись подобно пружине, выбросила правую ногу вверх и вправо. Удар получился двойным. Каблук стильных полусапожек врезался сначала Бизону в грудь, а затем в подбородок. Он отлетел назад на полметра, пошатнулся, отчаянно пытаясь удержать равновесие, но, так и не удержав, кулем опрокинулся на спину. Старовойтова тенью скользнула к поверженному противнику, и лезвие ее ножа, как и прежде, легло под кадык Бизону:

– Я недоходчиво объяснила?..

– Стой-стой! – Бригадир замер, опасаясь спровоцировать девушку любым лишним движением. – Остынь, Кобра! Угомонись! Я не собирался ничего такого… Клянусь!

– Не собирался? Неужели?

– Да. Отвечаю… Это была всего лишь проверка. Я не причинил бы тебе вреда. Хотел только убедиться… Поверь мне…

– Убедился?

– Да. С тобой определенно можно иметь дело.

Ольга помедлила немного, затем убрала нож и поднялась с колена. Протянула Бизону руку. Тот ухватился за нее, как за спасительную соломинку, и она рывком подняла его на ноги.

– Со мной-то можно. А с тобой?

– Со мной тоже. – Бизон потер ушибленный подбородок. Языком проверил, на месте ли все зубы. – Я помогу тебе, детка.

– То есть проверок больше не будет?

– Еще только одна. – Он выставил перед собой обе руки, соединенные стальной леской. – Умеешь пользоваться такой штукой? Иногда ведь необходимо избавиться от человека бесшумно. Я в этом спец, и если нужно…

Старовойтова не дала ему закончить. Бизон осознал все произошедшее лишь после того, как это случилось. С кошачьей легкостью и грацией Ольга оторвалась от земли, носком левой ноги приземлилась на леску в руках бригадира, толкнулась от нее и кувырнулась в воздухе. Опасаясь атаки в голову, Бизон рефлекторно вскинул обе руки вверх, что и позволило противнице, приземлившись у него за спиной, зафиксировать локтями запястья мужчины в жестком захвате. До боли хрустнули суставы плеч. Стальная леска словно сама обвила горло Бизона, но он ничего не мог с этим поделать. Получалось так, что он душил сам себя, а Ольга лишь направляла его движения. Их спины были плотно прижаты друг к другу.

Бизон захрипел, и только после этого Старовойтова ослабила хватку. Он рухнул на колени, закашлялся. Яростно отшвырнул леску в сторону. Ольга опустилась на корточки справа от него и ободряюще похлопала по плечу:

– Надеюсь, я ответила на твой вопрос, приятель? И прошла последнюю проверку? Я умею пользоваться любым оружием, если нужно. Скажу больше, Бизон… При необходимости я могу любой предмет превратить в оружие. Даже если этот предмет в чужих руках. Но это ты и сам только что видел.

– Да, видел. – Бизон с трудом отдышался. – Было круто, детка. Думаю, мы сработаемся. – Он дважды громко кашлянул и поплелся к зданию СТО, на ходу выуживая из-под куртки портсигар. Старовойтова последовала за ним. Макс нарисовался на пороге, едва они приблизились.

– Эй! А она куда? – недовольно протянул он, широко расставляя ноги и расправляя плечи.

Бизон только отмахнулся от соратника как от назойливой мухи:

– Она со мной, брат. Все путем.

– А почему Костю отпустили? – Ермаков обернулся через плечо, затравленно взирая на сыщиков из-под запотевших стекол очков. Руки заведующего уже не просто дрожали, они буквально ходили ходуном. – Он что?.. Вне подозрений? По-вашему, только я один во всем виноват?

Гуров молча отступил в сторону, первым пропуская Дмитрия Ульяновича в кабинет. Тот пару секунд в нерешительности потоптался на пороге, а затем все же перешагнул его. Прошел к своему рабочему столу и сел, пряча от сыщиков свои трясущиеся руки. Стекла очков совсем запотели, но Ермаков не торопился их протирать. Испуганно наблюдал за тем, как опера занимают кресла напротив него.

– А разве вы сами не признались, Дмитрий Ульянович? – открыто улыбнулся Крячко.

– В чем?

– В том, что это вы один во всем виноваты… Что смерть Куприянова целиком на вашей совести…

– Когда я такое говорил? – Ермаков отшатнулся, как от пощечины.

– Недавно. В кабинете главного врача, – напомнил Станислав. – Даже слезу пустили, как мне помнится. Очень душевно получилось. Лично я был растроган до глубины души. Вам процитировать ваши слова?

– Нет, не нужно. – Лицо заведующего хирургическим отделением скривилось. Казалось, он и сейчас готов был расплакаться. – Я вспомнил… Да… Было… Я сказал, но… Это было… Как бы фигура речи, что ли…

– Оригинальная фигура, – понимающе качнул головой Крячко и тут же повернулся к напарнику: – Как тебе, Лева? Кстати, ты обратил внимание на то, что уважаемого Дмитрия Ульяновича взволновал вопрос только о том, почему мы отпустили Константина Перекатнова? Отсутствия Златогорского он вроде как и не заметил…

– Обратил, – негромко ответил Гуров.

Он не спускал глаз с Ермакова. Их взгляды встретились, и Дмитрий Ульянович невольно поежился. Нервно облизал губы.

– Хотите выпить, господа? – неожиданно предложил заведующий.

– Конечно, – поддержал медика Крячко. – Но мы вроде как на работе. А вот у вас… У вас рабочий день давно закончился, так что вы вполне можете себе позволить.

– Правда? – Глаза Ермакова вспыхнули. – Тогда я, пожалуй…

Его рука уже потянулась к верхнему выдвижному ящику стола, но Гуров остановил допрашиваемого:

– Повремените минуту, Дмитрий Ульянович. Выпить вы еще успеете. Для начала один вопрос. Всего один…

– Хорошо, – нетерпеливо откликнулся заведующий. – Какой? Спрашивайте…

– Ваша истерика в кабинете главного была ведь не просто так? Не фигура речи, как вы только что заявили? Верно? Вам хорошо известно, по какой причине ваш старый друг и коллега свел счеты с жизнью. Я прав?

В комнате повисла гнетущая тишина. Казалось, напряжение в воздухе было таким вязким, что его можно было резать скальпелем. Ермаков тяжело дышал, переводя взгляд с Гурова на заветный ящик стола и обратно. Он снова облизнулся. Желание немедленно выпить затмило все остальное.

Лев решил дожать оппонента:

– Скажу вам честно, Дмитрий Ульянович: я не верю в ваши бредни о потере доверия, о репутации и тому подобной софистике… Конфликт, приведший к самоубийству Куприянова, имел вполне реальную основу. И вы знаете какую. Вашей прямой вины в случившемся нет… Ни один по-настоящему виновный человек не станет плакаться и кричать, что он виновен. – Полковник говорил как заправский психолог: вкрадчиво, доверительно и со знанием дела. – Но так обычно ведет себя тот, кто сознательно или подсознательно покрывает виновного. Кого вы покрываете, Дмитрий Ульянович? Перекатнова?

Ермаков машинально кивнул, и уже одного этого едва заметного кивка Гурову было достаточно. Крячко слегка улыбнулся. Лозинский, как всегда, оказался прав. Расколоть заведующего будет несложно. Алкогольная зависимость не способствует стойкости духа.

Дмитрий Ульянович, не спрашивая разрешения вторично, выдвинул ящик стола и трясущимися руками извлек из него бутылку водки. Затем – заляпанную жирными пальцами стеклянную рюмку и половинку надгрызенного яблока. Наполнил рюмку почти до краев.

– Меня лишат практики, – сокрушенно буркнул себе под нос старый медик, после чего немедленно выпил и откусил краешек яблока.

Не прошло и десяти секунд, как дрожь в руках Ермакова прекратилась. Еще через пять секунд он облегченно выдохнул. Налил себе новую полную рюмку.

– Витя доверял мне… – уронив голову на грудь и не глядя на сыщиков, начал свою исповедь Дмитрий Ульянович. – Всю жизнь доверял. А я его подвел… Мы вместе учились, вместе защищались, вместе начинали тут, в шестой… Эта больница была полной развалюхой, когда мы пришли. Витя поднял ее практически с нуля… Вернее, сначала мы вместе поднимали, а потом… – Ермаков выпил и постучал указательным пальцем по опустевшей рюмке. – Я как-то незаметно пристрастился к этому.

– Куприянов знал о вашем пристрастии? – спросил Гуров.

– Знал. Но верил, что я держу ситуацию под контролем. Я добросовестно выполнял свою работу… Нареканий не было, никакого криминала тоже… Но Витя прекрасно понимал при этом, что выше заведующего отделением мне уже не подняться. А Костя… Костя – наш ученик…

– Что не так с Перекатновым, Дмитрий Ульянович? – решительно перебил Лев.

– С Перекатновым? С Костей? – Заведующий поморщился. – Признаюсь, мне даже говорить об этом противно. О нем…

– Понимаю. Но поговорить все же придется.

– Да… Придется… Хотя для меня это тоже конец. Все… – Ермаков залпом осушил очередную рюмку и закусил яблоком. После принятых «на грудь» ста пятидесяти граммов он начал преображаться. Приосанился. Взгляд стал более уверенным. Речь не такая сбивчивая. Даже голос заметно прорезался. – Но рано или поздно это ведь должно было случиться. Верно, господа? Всему приходит конец. Это нужно просто принять. Принять с достоинством. С высоко поднятой головой. В конце концов, греха на мне нет… А Перекатнов… Пусть он сам за свои грехи отвечает. Как перед людьми, так и перед Богом.

– Что он натворил?

– Пересадка органов. – Ермаков снова налил себе водки. Но уже не целую рюмку, а половину. – Но не плановая пересадка, а по какой-то своей схеме. И со своей финансовой выгодой, я полагаю. В грязные детали я не вникал… Да и не собираюсь этого делать. Важен сам факт… Где-то полгода назад я заметил неладное. Костя делал операции по пересадке органов не тем людям, которые первыми стояли в списке нуждающихся. Я прямо спросил его, кому отдается приоритет? Он ответил – нуждающимся. Меня такой ответ не удовлетворил. Я поднял бумаги и знаете, что выяснил? Костин список нуждающихся состоял исключительно из людей состоятельных. Странный подход, не находите, господа? Если не верите, можете убедиться сами. Все зафиксировано в базе данных. Все – кроме главного! – Он демонстративно поднял вверх указательный палец. – Сами органы! Доноров нет. Ни по одному из документов. То есть там, конечно, имеются и документы, и доноры, но я знаю истинное положение вещей в нашей больнице. Вся Костина документация – липа. У шестой горбольницы нет таких широких ресурсов. А у Кости, получается, они есть. Где он берет органы?

– Вы его спрашивали об этом?

– В том-то и дело, что спрашивал. И знаете, что он мне ответил? Он послал меня. Меня! После всего того, что мы с Витей для него сделали. Мы растили этого парня. В итоге Костя должен был занять мое место, а затем и Витино… Я уже говорил вам, что Витя верил в меня. Но еще больше он верил в Костю. Мы оба верили… Верили в то, что Костя продолжит наше общее дело. А он просто послал меня! Сказал, чтобы я не совал свой пьяный нос не в свое дело. Дескать, он спасает жизни людей, а я… я могу их только губить. А ведь я всего один раз чуть не оступился… Всего один… И то «чуть» не считается.

– Минутку! – хмуро подал голос Крячко. – Давайте-ка внесем ясность, Дмитрий Ульянович. Без лишнего пафоса. Вы хотите сказать, что Константин Перекатнов добывал органы для своих операций незаконным путем? То есть фактически обвиняете его в нелегальной торговле человеческими органами? Я все правильно понял?

Ермаков сокрушенно покачал головой.

– Наверняка я этого сказать не могу. У меня нет никаких доказательств. Только догадки и… косвенные улики, пожалуй… Так что я могу лишь предполагать…

– И вы сообщили об этом Куприянову?

– Нет. Витя сам обо всем узнал. Три дня назад. Из-за чего и вспыхнул весь этот конфликт. А я… Меня… Меня он еще обвинил в пособничестве. А в итоге вы видите, к чему все это привело. Витя не выдержал и… Да чего уж тут говорить?

Сыщики коротко переглянулись. Гуров извлек из кармана мобильный телефон.

– А почему вы не рассказали о делах Перекатнова вашему другу раньше? Полгода назад? – спросил он. – Получается, что ваши действия и впрямь можно расценить как пособничество.

– Я не мог. – Ермаков откинулся на высокую спинку кресла и энергичным движением взъерошил свои седые волосы. Расстегнул верхнюю пуговицу белоснежного медицинского халата. – У Кости было на меня кое-что… Это еще более давняя история. И он… Он сказал, что, если я раскрою рот, ему тоже придется раскрыть свой. Я струсил.

– Что это за компромат?

– А это имеет отношение к делу?

– Сейчас все имеет отношение к делу, – сурово парировал Гуров. – Тем более что теперь, когда вы сдали Перекатнова, он все равно вынесет ваши тайны на суд общественности.

Ермаков задумался ненадолго, потом согласно кивнул:

– Это верно. Тут вы совершенно правы… Поэтому я и сказал, что мне конец… Так и так…

– Так что за компромат? – напомнил Лев. Он все еще держал телефон в руках, собираясь сделать звонок.

– Компромат – слишком громко сказано, – поморщился Дмитрий Ульянович. – Так, одна крайне неприятная история двухгодичной давности. Я был на дежурстве. В ночную смену. Все вроде бы было спокойно, ну и я… позволил себе немного расслабиться.

– Иными словами, напились, – уточнил Крячко.

Дмитрий Ульянович недовольно зыркнул в его сторону, и, когда ответил на этот выпад, в голосе его даже прозвучал некий вызов:

– Да, если вам так угодно. Я немного выпил. А почти под утро, где-то в районе четырех, на «Скорой» доставили пациента. С обширным инфарктом. Ему срочно требовалась операция. А я был в таком состоянии, что и скальпель-то в руках удержать не смог бы. Тогда я позвонил Косте. Он мигом примчался. Провел операцию вместо меня, и пациент остался жив. Его удалось спасти… А мы… В общем, по всем документам проходило, что это я оперировал его в ту ночь. Костя сказал, что будет молчать. И молчал. А я, получается, остался у него в долгу. И полгода назад, когда я… поймал его…

– Все ясно, – кивнул Гуров. – Можете не продолжать, Дмитрий Ульянович. Картина ясна. – Он все-таки набрал на телефоне нужный номер и произнес в трубку: – Алло! Толя? Это полковник Гуров. Живо дуй в шестую горбольницу и пробей их базу за последние полгода. В первую очередь меня интересует список пациентов на пересадку органов, списки потенциальных доноров, операции, проводимые доктором Перекатновым, и сам банк органов на балансе больницы…

– Нас посадят? – глухо спросил Ермаков. – Я ведь сам ничего не делал. Только смолчал…

Крячко, к которому был непосредственно обращен вопрос заведующего, не успел ответить, так как в левом кармане куртки зазвонил его мобильник. Станислав достал трубку и ответил на вызов. Это был Лозинский.

– За мной следят, – заговорщическим шепотом сообщил психолог. – Ты меня слышишь, Стас? Алло! За мной следят.

– Это нормально, мозгоправ, – поморщился Стас. – Галлюцинации и мания преследования – неотъемлемые составляющие белой горячки. Тебе ли не знать таких тонкостей…

– Это не горячка, Стас, – все так же шепотом продолжал говорить Лозинский. – Этот тип через два столика от меня. И он следит за мной. Поверь, я чувствую такие вещи. Его выдают глаза, мимика, жесты…

– Стоп-стоп! – Крячко поднялся с кресла и отошел к двери. – К черту психологические подробности. Где ты?

– Напротив вас. Ну то есть напротив шестой больницы. Бар «Вегас» или «Техас»… Как-то так называется… Будем брать «на живца»?

– Кого?

– Этого типа. Я спровоцирую его, а вы с Гуровым…

– Не надо, – живо осадил его Станислав. – Придержи лошадей, ковбой! Никаких провокаций. Сиди себе спокойно и бухай дальше. Мы с Левой сейчас подойдем. Минут пять потерпишь?

– Само собой. Мы же команда, Стас.

– Никакая мы, на хрен, не команда. Понял? Просто…

– Пять минут. – Лозинский пытался чеканить слова, но заплетающийся язык выдавал в нем нетрезвого человека. – Я понял тебя, напарник. Жду. Сверим часы. Время пошло.

– Эй-эй!..

Но Лозинский уже отключил связь. Крячко чертыхнулся.

Психолог «срисовал» увязавшегося за ним Хряка еще на выходе из больницы. Неопытного «топтуна» всегда в первую очередь выдает походка. Они ходят не так, как остальные. Каждый шаг Хряк делал, переступая с пятки на носок. Плюс демонстративно-отрешенное выражение лица. Такого выражения нельзя встретить в обычной жизни. Лозинский в силу своей профессии подмечал подобные тонкости автоматически.

Усмехнувшись, он перекатил неприкуренную сигарету из одного уголка рта в другой, пересек просторный больничный холл и вышел на улицу. Остановился под придорожным фонарем. Дважды щелкнул зажигалкой, прикуривая. Коротко обернулся и успел заметить, как «топтун» поспешно нырнул в тень. Лозинский покачал головой. Кем бы ни был этот тип, устроивший за ним слежку, от него за версту несло дилетантизмом. Сунув руки в карманы плаща, Андрей огляделся по сторонам, и его взгляд почти моментально сфокусировался на питейном заведении с яркой вывеской. Попыхивая зажатой в зубах сигаретой, психолог двинулся в нужном направлении. Его плащ был распахнут. Малиновый галстук развевался на ветру.

Он вошел внутрь и, не теряя времени даром, прямиком зашагал к бару, на некоторое время выбросив своего преследователя из головы. Сейчас его интересовало совсем иное.

– Виски! – коротко бросил он молодому черноволосому бармену с неровной козлиной бородкой.

Парень активно тыкал указательным пальцем в сенсорный экран своего мобильника и оторвался от этого занятия крайне неохотно:

– Таких излишеств не держим. Либо водка, либо пиво. У пива широкий ассортимент…

– Плесни-ка рюмку водки, – попросил Лозинский. – На пробу.

Бармен исполнил его просьбу. Андрей быстро выпил и кивнул:

– Пойдет. Но если вдруг траванусь, имей в виду, у меня серьезные связи в полиции.

– Все так говорят, – поморщился паренек.

– Давай бутылку. И это… Банку колы.

Лозинский отошел от стойки и в ожидании заказа занял ближайший столик. Посетителей в заведении было немного. Пара тинейджеров, женщина синюшного вида и крепко сбитый бородатый мужик в черном пальто и такого же цвета восьмиклинке. Человек, следивший за психологом от больницы, вошел в бар, не глядя на «объект», продефилировал к стойке и заказал пива. Затем с высоким бокалом в руке занял место через два столика от Андрея. Лицом к лицу. Сделал небольшой глоток и демонстративно уставился за окно. На лице все то же неестественно-отрешенное выражение. Лозинский в очередной раз не смог сдержать улыбки. Бармен поставил перед психологом запечатанную бутылку водки, семидесятиграммовую стопку и банку кока-колы. Рядом положил квадратный листок бумаги с написанным от руки счетом.

– Позже. – Андрей отодвинул листок в сторону. – Я жду друзей. Все деньги у них.

Бармен напрягся. Наверняка эту фразу ему тоже приходилось слышать не раз, и клиент сматывался, не расплатившись. Лозинский продемонстрировал одну из своих самых широких и располагающих улыбок и заверил паренька:

– Я не кидаю людей на деньги, это плохо сказывается на моей профессиональной репутации. Оплата будет. Если хочешь, могу дать паспорт в залог.

Тот подумал немного. Поскреб пятерней в затылке.

– Не нужно. Будем считать, что я вам поверил. Но приглядывать буду.

– Сочту за честь.

Лозинский скрутил пробку с бутылки и наполнил стопарик. Залпом осушил его и запил колой. Выудил из пачки сигарету, прикурил и погрузился в собственные мысли…

Время шло, бутылка пустела, тинейджеры давно покинули заведение, а Хряк медленно цедил единственный бокал с пивом. Он не форсировал события. Андрей коротко мазнул по нему взглядом. Интересно, что нужно этому типу? Зачем он его пасет? И чего выжидает? Момента, когда он останется один? Но зачем?..

Достав из кармана плаща телефон, Андрей позвонил Крячко. Неопределенность угнетала. «Топтуна» нужно было спровоцировать.

– Пять минут, – пообещал Станиславу психолог. – Я понял тебя, напарник.

Мобильник вернулся обратно в карман, и тут Лозинский понял, что никаких пяти минут он не выдержит. Даже минута промедления сейчас смерти подобна. Он должен самостоятельно выяснить, кто и зачем его выслеживает.

Андрей с трудом выбрался из-за столика. Его заметно пошатывало от выпитого. Бармен тут же выскочил из-за стойки, словно сторожевой пес. Психолог дружески похлопал его по плечу:

– Расслабься, друг! Я же сказал, не в моих принципах кидать людей на деньги. А Андрей Лозинский свое слово держит. Туалет у тебя есть? Мне по надобности.

– По коридору слева от стойки.

– Спасибо, друг.

Взяв заданный курс, боковым зрением он заметил, что Хряк тоже поднялся со своего места. Провокация сработала. Встреча в точке «Х» будет неизбежна…

Андрей зашел в туалет, сделал пару шагов и остановился по центру слабо освещенного помещения. Позади него хлопнула входная дверь.

– Эй! – раздался легко узнаваемый низкий гортанный голос.

Он обернулся. Хряк занял место на фоне дверного проема, держа обе руки в карманах куртки.

– Поговорить надо, мужик.

– У меня почасовая оплата.

– Чего? – Хряк нахмурился.

– Не то, о чем ты подумал, друг. Никаких интим-услуг в общественных туалетах. Если ты с таким прицелом, то это не ко мне. А чисто поговорить… всегда пожалуйста. Но на этот счет у меня почасовая оплата. И желательно по предварительной записи…

– Че ты несешь, чудила? – Хряк вынул из кармана правую руку, демонстрируя оппоненту профессиональную зоновскую заточку. Лозинский и бровью не повел. Он словно не заметил направленного в его сторону холодного оружия. – Какие еще, мать твою, интим-услуги? Какая почасовая оплата? За педрилу меня держишь? Я видел, как ты общался с ментами в шестой горбольничке.

– Я много с кем общаюсь…

– Что им известно? Мне нужна информация. – Хряк вплотную сблизился с психологом, и Андрей почувствовал, как тонкий острый клинок ткнулся ему под ребра. – Если не хочешь, чтобы я намотал твои кишки на эту штуковину, советую быть со мной откровеннее. Я не шучу, мужик.

– Я это вижу, – невозмутимо парировал Лозинский. – Но у меня есть предложение получше.

– Какое еще, мать твою, предложение?

– Почему бы тебе самому откровенно не пообщаться с этими ментами? Я легко могу это устроить.

Не будь Андрей пьян, никогда бы не решился на подобное геройство. Но сейчас за него говорил алкоголь. Он атаковал Хряка дважды – сначала рубящим ударом по вооруженной руке, а затем прямым хуком в челюсть. Однако тот успел уклониться и процедил сквозь зубы:

– Ах ты, сука!

Никогда еще прежде Андрей не чувствовал такой боли. Казалось, она поглотила его целиком, отозвалась в каждой клеточке его тела. Хотя Хряк и нанес всего один прицельный удар заточкой, чуть выше и правее сердечной мышцы. Дыхание Лозинского сбилось. В глазах потемнело. Он рухнул на колени, чувствуя подступающий к горлу приступ тошноты. Рот наполнился кровью. Все вокруг завертелось с бешеной скоростью…

– Ты сам напросился, мужик. – Голос бандита доносился откуда-то издалека. – А за борзоту надо платить.

Заточка с неприятным чавкающим звуком вышла из раны. Кровь хлынула на кафельный пол общественного туалета. Хряк замахнулся вторично, но нанести новый удар не успел.

– Стоять! Брось оружие!

Лозинский словно в тумане увидел, как в помещение ворвались двое вооруженных людей, после чего сознание полностью покинуло психолога. Он упал лицом вниз.

Хряк замер. Резко обернулся. Крячко взял его на мушку. Гуров остался за спиной напарника, но его пистолет тоже был направлен на «братка».

– На пол оружие! – грозно повторил Станислав. – Грабли на затылок! Считаю до трех и стреляю. Раз…

Дойти до цифры «два» сыщику помешало появление нового действующего лица. Бородатый мужик в черном пальто и восьмиклинке пьяно ткнулся в спину Гурова.

– Простите… Мне бы… Буквально…

Случайный посетитель питейного заведения не успел в полной мере оценить ситуацию. В отличие от Хряка. Закоренелый урка сориентировался молниеносно. Ему хватило той доли секунды, когда Крячко чуть повернул голову в сторону вошедшего. Он кинулся полковнику под ноги, провел быструю подсечку и, перескочив через поверженного противника, попытался пырнуть заточкой Гурова. Грохнул оглушительный выстрел. Гуров умело ушел от удара. Бородатый в черном пальто испуганно вжался в стену. Хряк схватил его за грудки, рванул на себя и прикрылся «живым щитом». Лев вскинул табельное оружие, но спустить курок не решился. Хряк толкнул «бородатого» в его сторону. Крячко вторично выстрелил из положения лежа, но вновь промахнулся, и Хряк успел выскользнуть в коридор.

– Вызывай «Скорую», – распорядился Гуров, обращаясь к напарнику. – А я за ним.

Чертыхаясь, Крячко бросился к истекающему кровью Лозинскому. Бородатый мужик с ошалелым видом сидел на полу, привалившись к дверному косяку. Восьмиклинка слетела с его головы, и он бестолково шарил рукой вокруг себя в ее поисках…

Хряк был уже на выходе из заведения, когда Гуров появился рядом с барной стойкой. Вскинув пистолет, Лев выстрелил, не на поражение, а чуть выше головы преследуемого. Со звоном разлетелась стеклянная дверь. Бармен в испуге распластался по полу. Истошно заголосила пьяная баба синюшного вида.

Хряк рыбкой нырнул вперед, кувырнулся через голову и, уже через секунду поднявшись на ноги, рванул вправо по пешеходной полосе. Гуров стремительно ринулся в погоню, однако, оказавшись на улице, сыщик понял, что убийца с заточкой не собирался играть с полицией в «догонялки». На перекрестке его дожидался черный «Фольксваген». Хряк дернул на себя дверцу и буквально плюхнулся на водительское сиденье. Взревел мотор. Гуров поднял руку с оружием и прицельно выстрелил по заднему колесу. Воздух со свистом вырвался из пробитой камеры. «Фольксваген» перекосило, но водитель все же заставил автомобиль резко сорваться с места.

Пистолет Гурова натужно кашлянул еще раз. У «Фольксвагена» лопнула вторая шина. Автомобиль потащило юзом, выкинуло на «встречку», и Хряк, машинально вцепившись двумя руками в рулевое колесо, вынужден был зажмуриться, ослепленный светом фар летящей на него огромной фуры.

Столкновение было неизбежным. Водитель фуры слишком поздно ударил по тормозам. Машины сошлись лоб в лоб, и крохотный «Фольксваген» отбросило назад, словно тряпичную куклу. Автомобиль подлетел вверх, а затем со скрежетом приземлился на крышу.

Гуров бегом устремился к месту событий. Громадная фура развернулась и встала поперек пешеходной полосы. Из-под капота перевернутого «Фольксвагена» уже валил густой черный дым. Лев распахнул водительскую дверцу, ухватил Хряка за ворот куртки и рывком выдернул наружу. Из перерезанной осколком лобового стекла шейной артерии фонтаном била кровь. Тело уже сотрясалось в предсмертных конвульсиях. «Фольксваген» загорелся.

– Всем назад! – громко гаркнул полковник, заметив, что вокруг них уже начала собираться толпа любопытных. Какой-то паренек воодушевленно снимал происходящее на телефон. – Сейчас рванет! Назад, я сказал!

Его окрик подействовал. Народ кинулся врассыпную. Гуров оттащил истекающее кровью тело Хряка подальше от горящего автомобиля, а затем сам кинулся на асфальт лицом вниз, прикрыв голову руками. Все звуки ночного города потонули в оглушительном взрыве.

Он слегка приподнялся, повернул голову и посмотрел на Хряка. Судороги уже прекратились. Тело лежало совершенно неподвижно. Широко распахнутые глаза безжизненно уставились в усыпанное звездами небо. Человек, ударивший Лозинского заточкой, был мертв.

Гуров поднялся на ноги, сунул пистолет в наплечную кобуру. Лицо сыщика было мрачнее тучи. Мимо него с воем пронеслась машина «Скорой помощи» и остановилась у входа в бар «Вегас». Человек в белом халате и с чемоданчиком нырнул внутрь. Проворный паренек с мобильным телефоном успел заснять и этот момент.

Лев набрал номер дежурной части. Догорающий остов «Фольксвагена» ярко освещал злополучный перекресток.