ГЛАВА 15
— Эй, ты там, наверху, проснулся?
Я открыл глаза, но не мог сообразить, кто меня звал и не приснился ли мне этот голос. Но тут раздался стук в крышку люка, и я убедился, что это не сон.
— Лодырь, поднимайся!
Конечно, Арно. А сначала я подумал, что Греттен. Я сел, скрючившись, на матрасе в полной уверенности, что она еще где-то рядом. Но, слава Богу, я находился на чердаке один. А на крышке люка по-прежнему стоял комод, куда я его задвинул накануне вечером. Непосильная тяжесть для восемнадцатилетней девушки, но оказалась не по зубам и ее папаше. Спросонья меня охватила паника: я решил, будто Арно узнал, что на чердаке побывала его дочь. Но затем сообразил: он пришел за мной, чтобы я помог ему с капканами.
— Иду! — крикнул я. Голова от терпкого вина и коньяка гудела, а столь внезапное пробуждение — не лучшее средство от похмелья.
— Ты хоть знаешь, сколько времени? — Я услышал, как под его весом скрипят деревянные ступени лестницы. — Шевелись, поднимай задницу!
— Дайте мне пять минут.
— Хватит двух!
Шаги удалялись. Опустив голову, я простонал. Только-только рассвело, и в окно чердака просачивался сероватый свет раннего утра. Мечтая рухнуть на матрас и проспать еще часок, я натянул комбинезон и спустился вниз. Задержался у крана, с жадностью напился, брызнул на лицо и шею водой. Капли застряли у меня в бороде и на время послужили бальзамом измученной болью голове.
Арно с Лулу ждали меня на улице. На его плече висел холщовый рабочий мешок, на сгибе руки покоилось ружье. Лицо после вчерашнего возлияния побледнело, на подбородке белая небритая щетина, похожая на иней на его загорелой коже. Арно сердито посмотрел на меня.
— Я велел тебе быть готовым пораньше.
— Я не понял, что «пораньше» означает на рассвете. А что у нас с завтраком?
— С завтраком? — Он уже шел через двор. Лулу крутилась вокруг меня, словно встретила давно потерянного приятеля.
Я думал, Арно направится по дороге к шоссе, но он свернул к конюшне. Мне казалось, я успел хорошо изучить ферму, но о существовании этой тропинки не подозревал. И теперь с трудом тащился вслед за Арно. Вокруг стелился низкий туман, пели птицы, в свежем воздухе отчетливо разносился колокольный звон. Пожалев, что не надел под комбинезон майку, я потер руки и почувствовал сквозь ткань лейкопластырь. На мгновение утро показалось совсем ледяным, как только я вспомнил Греттен. В каком-то смысле она встревожила меня больше, чем само нападение. Конечно, ее удивление могло быть игрой — Греттен, безусловно, способна на театральные представления. Но подобное случалось и раньше: после того как сожгла фотографию, она о ней больше не вспомнила. Тогда я решил, что Греттен научилась хранить в памяти то, что удобно, а все неловкости забывать.
Тропинка привела нас в густой лес за домом — буферную зону между фермой и внешним миром. Стараясь выкинуть Греттен из головы, я сосредоточился на том, чтобы не запинаться о корни деревьев. Впереди маячила негнущаяся, вся в горизонтальных складках, твердокаменная шея Арно. Глядя на его ружье, я запоздало спохватился: благоразумно ли идти с этим человеком в лес? Неизвестно, что наговорила ему Греттен, а он вряд ли привык мучиться сомнениями. Одинокий выстрел в лесу никто не услышит, а тело может до бесконечности лежать среди корней. Я тряхнул головой, избавляясь от мрачных видений. Арно — человек прямой, и, если бы замыслил что-нибудь против меня, я бы уже догадался. Да и вообще — моя голова раскалывалась от боли, и, пристрелив, он избавил бы меня от мук.
Лес замер, и в тишине усиливался каждый звук. Что-то прошуршало в нескольких ярдах от тропинки. У собаки встала дыбом шерсть, и она прыгнула в ту сторону, но Арно резко окликнул ее и подозвал к себе. Лулу нехотя послушалась и вернулась, с сожалением оглядываясь назад.
На повороте тропинки Арно свернул в лес. Траву покрывали капельки росы, я мял ногами стебли, и мой комбинезон внизу намок и потемнел. Лулу побежала вперед, но хозяин ее опять подозвал и, схватив за ошейник, заставил идти сзади.
— Не боитесь, что она попадет в капкан? — спросил я.
— Я не позволю ей к ним приблизиться.
— А если не послушается и убежит в лес?
— Тогда пусть пеняет на себя. — Арно обвел глазами пространство перед собой. — Здесь.
В траве прятался поставленный на взвод капкан. Арно подобрал сухую ветку и ткнул в квадратную площадку между челюстями. Те сомкнулись, дробя дерево. Он сбросил с плеча мешок и достал из него то, что мне показалось сложенным вдвое старым армейским шанцевым инструментом. Моим первым порывом было бежать, но это оказалась всего лишь саперная лопатка. Арно раскрыл ее и подал мне.
— Откопай штырь.
Взяв лопатку, я прислонил трость к дереву. В последнее время я начал сомневаться, действительно ли она мне нужна, но без трости пока еще чувствовал себя неуверенно. Капкан был прикован к штырю металлической цепью. Саперный инструмент имел с одной стороны заостренную лопатку, с другой — нечто вроде пики. Я разрыхлил землю вокруг штыря и вырвал его вместе с градом черных комьев.
Арно ждал с мешком. Я опустил туда капкан и подал лопатку.
— Неси сам, — буркнул он, выходя на тропинку.
Мы вырыли еще два капкана, прежде чем оказались в знакомом мне участке леса. Я окинул взглядом картину: вид фермы, деревьев и озера отпечатался в мозгу, как дурной сон. Арно поджидал меня у ствола. На раскинувшихся по поверхности корнях остались зарубки от ножа. Рядом валялась пустая бутылка. Захлопнувшийся капкан лежал у подножия дерева, его зубья потемнели от крови.
— Ну? — произнес Арно. — Чего ждешь?
Я положил лопатку на землю.
— Этот могли бы отрыть и сами.
В его глазах сверкнула злорадная искорка.
— Навевает плохие воспоминания? Не пугайся, он больше тебя не укусит.
Я промолчал. Арно отставил ружье, мешок и, взяв лопатку, принялся молотить землю вокруг штыря, кромсая без разбора и почву, и корни дерева. Он был сильным мужчиной, но я по опыту знал, что этот штырь зарыт надежно. Чтобы его откопать, ушло больше времени, и, прежде чем работа была закончена, Арно изрядно пропотел. Расстегнул рубашку, обнажив белую, безволосую грудь. А когда нагнулся подобрать капкан, замер и ухватился рукой за поясницу.
— Положи в мешок, — проговорил он, разгибаясь. Я заметил, как посерело его лицо. — Или это тоже против твоих принципов? — Арно отошел, предоставляя мне завершить дело.
Я поднял капкан за цепь. На металле в том месте, где я пытался его открыть, до сих пор остались светлые царапины. Капкан тихонько покачивался на цепи — страшный маятник с испачканными кровью зубьями. Я бросил его в мешок.
Капканы стояли по всему лесу. Когда наполнялся очередной принесенный Арно мешок, мы оставляли его у тропинки, чтобы потом забрать. Все капканы были умело замаскированы — спрятаны среди корней деревьев и пучков травы. Один даже размещен в неглубокой ямке, забросанной ветками и прутиками.
Арно безошибочно находил каждый, точно знал расположение их всех. Наполовину наполненный мешок бил меня по ноге, когда я шел вслед за ним к очередному. Капкан зарос травой, была видна только цепь. Арно поискал палку, чтобы спустить пружину.
— Ну, и в чем тут смысл? — спросил я.
— Смысл чего?
Я бросил мешок с капканами на землю.
— Всего этого.
— Отпугивать людей, в чем же еще?
— В тот вечер, когда на вас напали, капканы не помогли.
— Негодяям повезло, — процедил Арно.
— А вам нет?
— Что ты хочешь сказать?
— Думаете, полиция бы ограничилась предупреждением, если бы кто-нибудь попал в капкан?
— Мне плевать.
— Тогда зачем мы их снимаем?
— Чтобы лишить полицейских удовольствия найти их. Через неделю или две, когда все уляжется, я их снова расставлю. — Он как-то странно покосился на меня. — Полагаешь, если я кого-нибудь поймаю в капкан, у него будет шанс сообщить об этом полиции? — Арно очистил капкан от травы и усмехнулся. — Этот спускать не придется.
Захваты ловушки сжимали кроличью тушку. Зверек давно распрощался с жизнью, наверное, несколько месяцев назад. Личинки и мухи сделали свое дело, оставив высохшую шкурку и кости. Арно подтолкнул его ко мне ногой.
— Забирай.
Утренняя прохлада исчезла, и туман поднялся, когда Арно объявил, что мы можем сделать перерыв. Сквозь ветви деревьев проглянуло солнце — пока не палящее, но уже предвещающее дневную жару. Мы остановились у пробившегося сквозь землю плоского камня, образующего естественное сиденье. Арно прислонил к нему ружье и сел. Радуясь передышке, я тоже опустился на землю.
— Много их еще?
— У озера полно. Что, устал?
— Нет. Наслаждаюсь процессом, хоть бы их подольше собирать.
Он хмыкнул, но не удостоил меня ответом. Я старался не думать, сколько времени нам шататься по лесу без завтрака, но в этот момент Арно достал из мешка сверток в жиронепроницаемой бумаге. Мы с Лулу с одинаковым интересом следили за тем, как он разворачивал его. В нем оказались две холодные куриные грудки. К моему удивлению, он одну предложил мне.
— Держи.
Я взял, пока Арно не передумал. Он снова порылся в мешке и извлек бутылку с водой и длинный багет хлеба.
— Вчерашний, — небрежно бросил Арно, переламывая хлеб пополам.
Мне вполне подошел и вчерашний. Мы ели молча, запивая из одной бутылки, но я заметил, что каждый из нас перед тем, как сделать глоток, вытирал горлышко. Время от времени я бросал кусочки Лулу, которая убедила себя, что жутко проголодалась. А Арно не обращал на нее внимания. Закончив есть, он вынул трубку и стал набивать табаком. Я бы тоже с ним закурил, но, в спешке уходя с чердака, забыл сигареты.
— Как ваша спина? — поинтересовался я.
Арно зажал в зубах мундштук, пыхнул дымом и посмотрел на меня сквозь сизое облачко.
— Для работы лопатой лучше не стала.
Мы помолчали. Арно казался таким же несгибаемо твердым, как камень, на котором сидел. Вскоре я перехватил его взгляд, но он молча отвернулся. В нем чувствовалось какое-то напряжение, и от этого в моей голове снова зашевелились бредовые мысли. Арно взял ружье и оглядел от ложа до дула.
— Так ты пользуешься великодушием моей дочери?
«Началось», — подумал я, пытаясь представить, что наплела ему Греттен.
— Что вы имеете в виду?
Арно раздраженно посмотрел на меня, отложил ружье и повертел в руке трубку.
— Матильда ходит за тобой, как за младенцем. Готовит еду, меняет повязки.
— Да… все правильно… она очень добра.
Он вынул трубку изо рта, стряхнул с чашки невидимую пылинку и взял в зубы.
— Что ты о ней думаешь?
— Простите?
— Вопрос простой: какое твое мнение о Матильде? Она привлекательная женщина или нет?
Арно мог обидеться на любой мой ответ, поэтому я предпочел сказать правду.
— Да, привлекательная.
Похоже, это было именно то, что он ожидал услышать от меня.
— Ей здорово досталось. — Он пососал трубку. — Вела хозяйство и заботилась о Греттен, когда мать умерла. Теперь одна растит сына. Очень непросто.
Вообще-то я не заметил, чтобы Арно старался облегчить ей жизнь.
— Бог свидетель, я тоже натерпелся, — продолжил он. — Воспитывал двух дочерей. В таком месте, как это, человеку нужен сын, который с ним бы работал и со временем все унаследовал. Я надеялся, что Мари родит мне сына, но этого не случилось. На свет появлялись одни девчонки. Я возблагодарил Господа, когда родился Мишель. Скажу тебе, не шуточное это дело жить среди женщин.
Арно выбил трубку о камень и добавил:
— Но Матильде еще тяжелее. Привлекательная женщина, молодая. Ей нужен мужчина, в идеале муж. Но надо быть реалистом. — Он поджал губы. — Ты понимаешь, о чем я?
Я кивнул.
— Беда в том, что местные мужчины ничего не стоят. Подлые душонки, половина из них готовы трахнуть даже корову, если подвернется стул, на который можно забраться. Но как только речь заходит о незамужней женщине с ребенком… — Арно вздохнул. — Можно подумать, вся мудрость в том, чтобы слепо следовать предрассудкам. Я не вечен, а Матильда моя старшая дочь. Мишелю расти и расти, прежде чем он сможет взять в свои руки хозяйство. А когда это случится, трудно сказать, буду ли я еще рядом, чтобы помочь ему. Разумеется, на ферме много работы, но и возможности открываются большие. Соображаешь?
— Да. — Меня не столько поразило его предложение, сколько то, что он сделал его мне.
Арно довольно кивнул.
— Не жду, что решение можно принять в один день. Но правильному мужчине следует задуматься. Как считаешь?
— Кого вы называете правильным мужчиной? — Я старался, чтобы мой голос звучал бесстрастно.
— Человека, понимающего, какие перед ним открываются перспективы, — ответил он и едко добавил: — И которому я бы доверял.
— Как доверяли Луи?
Его лицо померкло, захлопнулось, точно капкан. Арно сунул трубку в карман и поднялся.
— Пошли. Мы и так потеряли кучу времени.
Я нагнулся за мешком и в тишине безошибочно угадал клацанье передергиваемого ружейного затвора. Обернулся и увидел, что Арно целит в меня. Я замер. Но в следующую секунду с облегчением понял, что его внимание привлек не я, а Лулу. Собака смотрела в лес, насторожив уши.
— Что она там… — начал я.
— Тихо!
Лулу настолько возбудилась, что дрожала всем телом. Арно упер приклад в плечо и, изготовившись, подал команду:
— Вперед!
Слово прозвучало чуть громче шепота, но Лулу услышала и, крадучись, двинулась в лес. Вскоре застыла с поднятой лапой. Я по-прежнему ничего не видел. Внезапно собака сорвалась с места, в тот же миг из травы вспорхнули две птицы и, хлопая крыльями, поднялись в воздух. От грохота ружья Арно я подпрыгнул. Одна из птиц упала на землю. Раздался второй выстрел, но птица вильнула в сторону и продолжала забирать все выше в небо. Арно выпалил в третий раз, но птица уже скрылась за кронами деревьев.
Арно сквозь зубы выругался, опустил ружье и недовольно поцокал языком. Из леса с высоко поднятой головой появилась Лулу, она несла в пасти птицу. Арно взял у нее добычу и потрепал по голове.
— Молодец, девочка!
Охота подняла его настроение. Серую куропатку он сунул в мешок.
— Было время, когда я сшибал обеих. Теперь реакция не та, что прежде. Стреляя навскидку, не надо надеяться, что первый выстрел не в счет. — Он холодно посмотрел на меня. — Забудешь об этом — и твой шанс упущен.
— Почему вы не охотитесь с дробовиком?
— Дробовик для тех, кто не умеет стрелять. — Арно погладил приклад своего ружья. — Это шестимиллиметровый «лебель». Принадлежал еще моему деду; он старше меня, а до сих пор точно стреляет на пятьдесят ярдов патронами двадцать второго калибра. Вот, попробуй, сколько весит.
Я нехотя взял у него ружье. Оно оказалось на удивление тяжелым. Приклад, отполированный во время долгого употребления, портила трещина в половину его длины. От оружия едко пахло сожженным порохом.
— Хочешь попробовать? — спросил Арно.
— Нет, спасибо.
Когда я отдавал ему «лебеля», он самодовольно ухмыльнулся.
— Что, слишком чувствительный или просто боишься громких звуков?
— И то и другое. — Я подхватил мешок. — Так мы идем или нет?
В полдень мы повернули к дому. Набили капканами с полдюжины мешков, но еще не приступили к лесу у озера.
— Снимем в другой раз, — объявил Арно, потирая спину. — Если опять сунется полиция, сначала станет искать у дороги.
Мешки получились громоздкими и тяжелыми, поэтому домой мы принесли только по одному, а остальные оставили в лесу. Арно бросил свой во дворе и мрачно приказал мне доставить остальные. Теперь придется сделать несколько ходок и, подобно собирающему металлолом Санта-Клаусу, таскать мешки по одному на спине. Когда последний мешок был успешно помещен в конюшню, я тяжело вздохнул. Зализывая ободранные костяшки пальцев, заметил, что в проеме кухонной двери мелькнула тень, и на пороге появилась Матильда.
— Это последние? — спросила она, прикрывая глаза от солнца.
— Пока да, — ответил я. — Еще остались в лесу вокруг озера, но на сегодня мы закончили.
— Хотите кофе?
— Спасибо.
Я двинулся за ней в дом, сел за стол, в последний момент вспомнив, что нельзя занимать место хозяина.
— Ничего страшного, — улыбнулась Матильда. — Отец отдыхает. Спина болит.
Не могу сказать, что проникся к нему состраданием.
— Где Греттен?
— Собирает яйца. Скоро придет. — Матильда насыпала в кофейник молотый кофе и поставила на плиту. — Как ее успехи в английском?
— Она не очень интересуется занятиями.
Матильда промолчала и чем-то занялась у раковины, пока кофейник не стал издавать захлебывающиеся звуки. Она сняла его с огня и налила в чашку темную жидкость.
— А вы? — произнес я, принимая у нее кофе.
— Не сейчас. — Она постояла у стола, а затем неожиданно села рядом.
У Матильды был усталый вид, и я невольно вспомнил предложение ее отца. Чтобы избавиться от непрошеных мыслей, сделал глоток обжигающего напитка и стал придумывать, что бы сказать.
— Вам не жаль, что мы снимаем капканы?
Признаю, не лучшее начало разговора, но Матильда отнеслась к моим словам спокойно и поддержала беседу.
— Мне никогда не нравилось, что они стояли.
— Но ваш отец считает, что ферму необходимо защищать.
Она взглянула на меня и отвернулась. Я ничего не сумел прочитать в ее загадочных серых глазах.
— Невозможно оградить себя от мира.
Фраза почему-то прозвучала как упрек. Мы оба посмотрели на Мишеля в манеже, словно надеясь, что он нарушит молчание.
— Вы получаете… — начал я и осекся.
— Что?
— Неважно.
Матильда взглянула на сына, будто догадываясь, о чем я собирался спросить.
— Продолжайте.
— Я хотел узнать, вы получаете известия от его отца?
Я почти не сомневался, что она разозлится, но Матильда лишь покачала головой.
— Нет.
— Где он?
Она едва заметно пожала плечами.
— Не знаю.
— Неужели не хочет увидеть собственного сына?
Не успели эти слова сорваться у меня с языка, как я о них пожалел. Уж у меня-то прав меньше, чем у кого-либо, задавать подобные вопросы.
— Мишеля мы не планировали. А Луи всегда боялся ответственности.
Я уже спросил больше, чем мне полагалось, но чувствовал — и не мог в этом ошибиться — между нами некую близость. Было в позе Матильды нечто манящее, отчего хотелось протянуть руку и дотронуться до нее. Вместо этого я обхватил ладонями кофейную чашку.
— Вам никогда не приходило в голову уйти отсюда? Вдвоем с Мишелем?
Ее удивила моя прямота. Но чем дольше я наблюдал за ее отцом и сестрой — и даже за Жоржем, — тем больше убеждался, что Матильда — единственный здравый человек на ферме. Она заслуживала лучшей жизни.
— Здесь мой дом, — тихо ответила она.
— Людям присуще уходить из дома.
— Отец… — Матильда запнулась, а когда продолжила, у меня возникло ощущение, что она собиралась сказать совершенно иное. — Отец души не чает в Мишеле. Я не могу отнять у него внука.
— У него останется Греттен.
— Это не одно и то же. — Она отвернулась к окну. — Он всегда мечтал о сыне, и рождение дочерей было для него разочарованием. Даже рождение Греттен. Теперь у него есть внук, и он рассчитывает, что мальчик вырастет на ферме.
— Это вовсе не означает, что вы должны подстраиваться под его желания. У вас своя жизнь.
Я заметил, как слегка поднялась и опустилась ее грудь. Да еще чаще стала пульсировать жилка на шее. Вот и все признаки волнения.
— Я не могу оставить Греттен, а со мной она не поедет.
«Да, наверное, не поедет», — подумал я, вспомнив, что говорила Греттен о сестре. Но смирение Матильды возмущало. Меня так и подмывало спросить, а пошла бы Греттен ради нее на такие же жертвы? Хотелось сказать, что она тратит жизнь на побегушках у человека, который готов ее продать, как ненужный хлам. Но я и без того наговорил лишнего. К тому же дверь в этот момент открылась и появилась Греттен.
— Несушке с больными глазами хуже, — объявила она, прижимая к животу корзинку с яйцами. — Придется… — Она запнулась, увидев меня.
Матильда встала и поспешно отошла от стола. Я покраснел, словно нас застукали за чем-то неприличным.
— Что он здесь делает? — произнесла Греттен.
— Отдыхает. — Матильда принялась мыть кофейник. — Так что там с курицей?
Греттен не ответила, но достаточно было взглянуть на ее лицо, чтобы понять, что она чувствует.
— Мне пора вернуться к работе! — бросил я, обходя девушку и направляясь к двери. — Спасибо за кофе.
Матильда кивнула, но не обернулась. Греттен, не замечая меня, сверлила глазами спину сестры. Я вышел во двор, но далеко уйти не успел: из окна раздались громкие голоса.
— Почему ты всегда пытаешься все испортить?
Ответа Матильды я не расслышал, но, судя по тону, она пыталась успокоить сестру. Греттен распалялась.
— Да, пытаешься! И по какому праву ты мне постоянно приказываешь? Меня от тебя воротит!
Раздался звук как от пощечины, секундой позже дверь распахнулась, и Греттен выскочила во двор. Я поспешно отступил в конюшню. За сестрой из кухни выбежала Матильда.
— Греттен!
Та обернулась, и я увидел на ее щеке красный отпечаток ладони.
— Я тебя ненавижу!
Она побежала через двор, Матильда устремилась за ней, но остановилась, услышав, что заплакал Мишель. Ее лицо болезненно скривилось. Заметив меня, она отвернулась и ушла на кухню к сыну.
Я оставил свое укрытие в конюшне, предварительно убедившись, что Греттен во дворе нет. Что бы там ни было между сестрами, мне нечего встревать в их отношения. На ферме воцарилась привычная тишина. Я повернул к амбару. Время шло к обеду, и разводить порцию раствора не имело смысла. Да и после раннего начала рабочего дня у меня не возникло желания залезать на леса. От кофе жажда усилилась, и я направился к крану с водой. В амбаре, как всегда, было прохладно, пахло старым деревом и прокисшим вином. Я отвернул вентиль и подставил ладони под холодную струю. Но сквозь плеск воды услышал другой звук. Закрыл кран, вышел во двор и вытер мокрые руки о комбинезон. Шум доносился со стороны озера. Я не мог разобрать, в чем там дело, но, судя по визгу, еще одной свинье предстояло расстаться с жизнью.
Вскоре раздался крик Греттен. Я выскочил на дорожку и, тыкая палкой в землю, помчался странным аллюром — полубегом, полускачками. И по мере того как приближался к свинарнику, шум становился громче. Возгласы, лай, визг. Оказавшись на поляне, я увидел странную троицу в замысловатом танце — Жоржа, Лулу и кабана. Старик пытался направить зверя в загон, а собака бешено кидалась на него. Разъяренный кабан крутился, пытаясь достать обидчицу, и с такой силой отбрасывал в сторону доску, которой его погонял Жорж, что чуть не сбивал старика с ног.
Неподалеку, прижав ладони к губам, неподвижно застыла Греттен.
— Убери собаку! — кричал ей Жорж, преграждая дорогу кабану и одновременно отпихивая спаниеля. — Убери собаку!
Греттен не шелохнулась. Я видел, что старик теряет силы. Ему становилось все труднее не подпускать друг к другу животных. Когда я выбежал на поляну, он оглянулся, и Лулу, улучив момент, проскользнула у его ног. Жорж пошатнулся, выпустил доску, собака сделала попытку увернуться, но кабан бросился вперед. Раздались пронзительный визг и явственный хруст костей, когда челюсти кабана сомкнулись на задней ноге спаниеля.
Я устремился на кабана, надеясь отшвырнуть его от собаки. Но эффект был такой, словно налетел на дерево, и моя собственная инерция отбросила меня назад. Воздух вылетел у меня из груди, когда я шлепнулся на землю и стал отползать в сторону, яростно отпихиваясь от клыков разъяренной твари. Жорж успел поставить между нами доску и закричал:
— Давай другую!
Доска была приставлена к забору. Я схватил ее и кинулся назад, по пути подхватив с земли трость. Наставил доску на кабана рядом с доской старика и принялся колотить зверя тростью по голове.
— Не так сильно! — крикнул Жорж.
Но кабан даже ничего не почувствовал. Он бодал и пихал наши доски, а Лулу в это время тяжело отползла от места схватки, ее задняя нога безвольно волочилась за ней. На помощь подоспел Арно и добавил свой вес к нашему. Втроем мы навалились на кабана, загораживая досками глаза, и вскоре сумели затолкать его обратно в загон. Зверь бросался на забор, но Арно уже закрыл и запер ворота. Тяжело дыша, он мрачно повернулся к Жоржу.
— Как он вырвался наружу?
— Ворота были открыты.
— Господи, ты их хоть проверял?
Старик с упреком посмотрел на Арно.
— А как же?
— Сами они открыться не могли!
— Нет, — кивнул Жорж.
— Где Греттен? — Арно оглянулся.
Девушки нигде не было. Зато прибежала Матильда и склонилась над спаниелем. Собака в шоке тяжело дышала, задняя лапа висела на обрывках окровавленной кожи. Арно посмотрел на Лулу и поджал губы.
— Пойду принесу ружье.
Матильда попыталась поднять собаку.
— Что ты делаешь? — спросил отец.
— Отвезу ее к ветеринару.
— Не отвезешь! Пуля для нее лучший выход.
Прижимая к груди собаку, Матильда тяжело поднялась. Лапа беспомощно болталась, и Лулу жалобно скулила.
— Ты что, не слышала? — возмутился Арно.
— Слышала. — Матильда сделала шаг вперед, но он загородил ей дорогу.
— Ты никуда не поедешь! Положи ее на землю и…
— Не положу!
От ее непокорности Арно оторопел. Впервые дочь при мне перечила отцу. Он ожег ее взглядом, но она не опустила голову, противопоставляя холодное упорство его бешеному гневу.
— Я не дам ее убить. — Матильда не повысила голос, однако в нем звучала твердая решимость.
Я думал, что Арно ударит ее, но он, пропуская дочь, отступил в сторону.
— Как знаешь. Только не жди, что я заплачу ветеринару.
Матильда, сгибаясь под тяжестью собаки, прошла мимо.
— Позвольте мне? — предложил я.
— Ничего, справлюсь, — промолвила она, но от помощи не отказалась. Лулу застонала, когда Матильда передавала ее мне.
Я чувствовал, что Арно наблюдает за мной, и внезапно меня осенило: он решил, будто я помогаю Матильде из-за нашего утреннего разговора, мол, выполняю свою часть нашей не облеченной в слова сделки. Эта догадка меня разозлила. Я обернулся и увидел, что за нами стоит Греттен. Она плакала, отводила от Лулу взгляд, хотя ее тянуло посмотреть на искалеченную собачью лапу. Арно обошел меня и схватил дочь за руку.
— Это ты открыла ворота?
— Нет, — тихо произнесла Греттен.
— Тогда каким образом кабан вырвался на волю?
— Не знаю. Отстань от меня!
Греттен попыталась освободиться, но отец повернул ее лицом к собаке.
— Смотри, что ты наделала!
— Я ничего не делала. Отстань!
Она вывернулась и побежала в лес. Арно посмотрел ей вслед и обратился к нам:
— Раз собрались, идите! — И зашагал к загону.
Возвращаясь во двор, я старался как можно меньше трясти Лулу. Матильда несла за мною трость, и моя нога почти не болела. Когда мы добрались до фургона, Матильда разложила на пассажирском сиденье одеяло. Собака дрожала, но лизнула меня в руку, когда я устраивал ее в машине. Задняя лапа выглядела так, словно ее пропустили через мясорубку. Осколки белой кости виднелись из кровавого месива, и мне пришло в голову, что, может, Арно прав — мы только продлеваем мучения бедняги. Но собака была не моей, и я не хотел соваться со своим мнением. Матильда захлопнула дверцу и направилась к водительскому месту.
— Давайте отвезу, — предложил я, помня, как ей неприятно появляться в городе.
— Спасибо, не надо.
— Может, поехать с вами?
— Ничего, все в порядке.
Она показалась мне совсем чужой. Я смотрел вслед переваливавшейся на ухабах машине, пока фургон не свернул за поворот и не скрылся за деревьями. Поднятая им пыль улеглась, звук мотора стих, словно ничего не случилось.
Лондон
Жюль снова объявился в баре на следующей неделе. Было рано, и зал пустовал. Бойфренд Сергея, Кай, принес мне кофе и обсуждал с Ди, как лучше приготовить рисовый тимбаль. Я не сводил взгляда с входа. И только приготовился отпить кофе, как открылась дверь и вошел Ленни.
Он был один, но, если объявился здесь, существовала большая вероятность, что подойдет и Жюль. Я поставил кофейную чашку на стол. Ленни безразлично посмотрел на меня, но давая понять, что он помнит, кто я такой. И подошел к стойке там, где обслуживала Ди.
— Бутылку «Стеллы»!
Когда он протянул руку за сдачей, я заметил на его запястье золотые часы. «Ролекс» или копия, массивные, украшенные драгоценными камнями. Он перехватил мой взгляд.
— Что зыришь?
— Восхищаюсь вашими часами.
Я вспомнил, как он спросил время, когда мы с Хлоей встретили его на темной улице. Не мог представить, что у него отложилась та ночь в памяти или возникли такие же ассоциации. Но я недооценил Ленни. И когда его лицо со щетиной на подбородке повернулось в мою сторону, у меня похолодело в груди.
— Ты меня нисколько не колышешь. И если у тебя есть голова на плечах, держись подальше. — Убедившись, что я усвоил сказанное, Ленни забрал пиво и двинулся к столику.
— Что случилось? — удивилась подошедшая Ди.
— Человек шутит.
Но смешного было мало. Никто бы не стал лезть вон из кожи, стараясь разозлить типа вроде Ленни. Я даже не понял, как у меня это получилось.
Теперь вопрос был только во времени. От выпитого кофе в желудке стало кисло. Я думал, что готов ко всему, но пульс участился, когда в дверь вошел Жюль. Разглядев его спутницу, я сначала почувствовал облегчение, потому что это была не Хлоя. Но когда они вышли на свет, испытал шок: это она! Но не та Хлоя, которую я знал. Волосы высветлены и уложены в стильную прическу, короткое красное платье не скрывало ног в туфлях на высоких каблуках. Когда мы были вместе, она почти не пользовалась косметикой, а теперь накрашенные глаза и губная помада преобразили ее до неузнаваемости.
Жюль направился к Ленни, Хлоя шла позади него. По ее ничего не выражающему лицу я сообразил, что любовник ей не сообщил, что я работаю в этом баре. Я таращился на нее, пока с кухни с двумя бутылками «Абсолюта» не появился Сергей.
— Вот, поставь в холодильник. Пожалуйста, улыбайся. У тебя такой вид, будто ты собираешься кого-то убить.
Я взял водку, но дверцу холодильника под стойкой открыть не успел — увидел, что ко мне направляются Жюль и Хлоя. Жюль смотрел на меня в упор, а Хлоя пока не замечала, к кому он ее ведет. Уже у самой стойки он обнял ее за плечи, Хлоя удивленно взглянула на него, и мелькнувший в ее глазах благодарный огонек разбил мне сердце. Но в этот миг она увидела меня и замерла. Жюль крепче прижал ее к себе и заставил приблизиться к стойке.
— Вот неожиданность! Посмотри, кого мы встретили.
Я поставил бутылки. Хлоя потупилась, ее губы шевелились, но из них не вылетало ни звука. Она осунулась — если раньше была стройной, то теперь очень похудела. Я понял, что она опять подсела на наркотики.
— Что ж ты не поздороваешься? — произнес, не отпуская ее, Жюль. — Будь хорошей девочкой.
Хлоя покорно подняла голову и прошептала:
— Привет, Шон. — По ее блуждающему взгляду стало ясно, что теперь это не кокаин, а что-то посерьезнее.
— Привет.
Мое лицо превратилось в камень. Жюль наблюдал за нами, ничего не упуская.
— Вот уж поистине счастливая встреча. У меня здесь кое-какие дела, а вы пока пообщайтесь. Вам же есть что сказать друг другу.
— Жюль, не надо…
— И еще две водки со льдом. Принесешь за стол.
Он подмигнул мне, хозяйским жестом погладил Хлою по плечу и вразвалочку двинулся к Ленни. Мы с Хлоей молча смотрели друг на друга через стойку.
— Как дела? — выдавил я.
— Нормально. — Она кивнула, словно пыталась убедить саму себя. — А у тебя?
— Неплохо. — Мне было больно смотреть на Хлою. Я пожалел, что в баре мало посетителей и я не мог отвлечься, обслуживая других. — Как твоя живопись? — Жестокий вопрос. Я возненавидел себя за мимолетное удовлетворение, которое испытал, заметив, как исказилось болью ее лицо.
— Не очень. Приходится помогать Жюлю в его делах. У него не хватает людей. Но он говорит, что, когда все устоится, ему потребуется несколько моих работ для его гимнастического зала. Ну, ты понимаешь.
— Здорово.
Хлоя продолжала улыбаться, но в глазах мелькнули слезы.
— У меня все хорошо. Правда. Вот только…
Во мне что-то надломилось, когда она заплакала. Гордость боролась с желанием коснуться ее. Из-за столика Хлою окликнул Жюль:
— Иди сюда!
Она смахнула слезы ладонью, и миг, когда я мог что-либо сказать или сделать, растаял.
— Извини! — бросила Хлоя и поспешила прочь.
Я попросил Ди обслужить их столик и ушел в кухню. А когда вернулся в зал, посетителей в баре прибавилось. Я радовался, что началась запарка. И, посмотрев в очередной раз туда, где сидела Хлоя, обнаружил, что ее там нет, а за тем столиком обосновалась другая компания.
