– Я беспокоилась о тебе, когда сказали, что начнется шторм.

– Ерунда. Мы его обставили. – Тон был равнодушный. Она тихо засмеялась.

– Сколькие из моих Звездных Быков могли бы сказать такое и не соврать при этом?

Спаркс не ответил; он неподвижно лежал на постели, глядя на собственное отражение в зеркалах и видя, что Ариенрод исподтишка посматривает, не следит ли он за нею. И так до бесконечности… Округлые изгибы тела Ариенрод напоминали ему континент, подымающийся из вод морских, чьи горы укутаны снежной шапкой волос. Тончайшие серебряные цепочки стекали с ее талии подобно лучикам света. Она втирала ему в кожу благовонное масло медленными осторожными движениями, однако тело его никак не откликалось на прикосновение ее пальцев. Не желало оно отвечать и на самые интимные ее ласки, на самые заветные ее предложения. Труп… Боги, помогите, я похоронен здесь заживо!

Рука Ариенрод соскользнула с его бедра – он не пошевелился, лежал как мертвый. Мускулы затвердели. Ну вот, у меня уже трупное окоченение. Она перевернулась на живот, положила голову ему на грудь и озабоченно посмотрела в лицо своими агатовыми глазами. Лживые глаза… Он видел глубокие тени под ними, бездонные глубины мудрости – мудрости без пощады, без милосердия… глаза оборотня, сделавшего его своим узником, заключившего его в темницу собственных мыслей… Спаркс закрыл глаза. Но я делал все это только для тебя, Ариенрод.

– Что ж, ты так сильно устал после Охоты? – Она приподняла медаль у него на груди, лениво крутя ее на пальце; он почувствовал холодную струю отвращения, тщательно скрываемого под ласковой озабоченностью. – Или я так тебе надоела? Может, мне пригласить кого-то еще, устроить что-то для троих?..

– Нет. – Он обнял ее и притянул к себе, скользя ладонями по шелковистым волосам, целуя прелестные губы, глаза, ямку под горлом… и ничего не чувствуя. Ничего. Та девушка-призрак, что явилась к нему из глубин морских, всегда будет стоять меж ними, когда бы и где бы они ни были вместе, наедине; и он всегда будет видеть ее глаза – те самые, единственные, настоящие. И в них будет обвинение ему и кровавые слезы – вечно, вечно… – Ариенрод!.. – вырвалось у него с отчаянием. – Черт побери, ты же знаешь, что я люблю тебя! Что ты для меня все, чем когда-то была для меня она, а теперь и гораздо больше… – Но слова эти звучали как стон. Он перестал обнимать ее, руки его бессильно упали.

Ариенрод так и застыла у него на груди.

– Она?.. О чем ты говоришь, любовь моя? Наша Мун? – Голос ее был тих и невнятен. – Неужели ее образ все еще преследует тебя, ведь прошло столько времени? Ее больше нет. Мы давно потеряли ее. Ты должен забыть о ней. – Она помассировала ему виски медленными круговыми движениями.

– О всемогущие боги, я думал, что уже забыл! – Он метался на подушках, словно пытаясь избавиться от глядящего на него его собственного отражения в зеркалах, однако этот взгляд из зеркал неотступно преследовал его.

– В таком случае, почему? Зачем думать о ней сейчас? Неужели ты боишься Смены Времен Года? Я же обещала тебе, что она никогда не наступит.

– Это мне безразлично. – Да? И уничтожение твоего народа? Впрочем, все равно… Он бережно снял со своей груди ее голову, перевернулся на живот и стиснул руками виски. Ариенрод села рядом; пояс из серебряных цепочек слабо прошелестел, касаясь ее кожи.

– Тогда в чем дело? – Она не скрывала раздражения. Руки ее обхватили его плечи. – Ты мой, Звездный Бык! Ты – единственный, кого я люблю в этом мире. Я не стану делить тебя с каким-то призраком. Я не уступлю тебя… даже если это мое собственное зеркальное отражение!

– Она не призрак! И не твое отражение! Она была живой, настоящей – там… – Он вцепился зубами в собственный кулак.

Ногти Ариенрод впились в его плечи.

– Кто? – спросила она, хотя прекрасно понимала, о ком он говорит.

– Мун. – Что-то похожее на рыдание содрогнулось у него внутри. – Мун, Мун, Мун! Она была там – во время Охоты… Она вышла из моря вместе с мерами!

– Тебе привиделось! – Ариенрод нахмурилась.

– Нет, не привиделось! – Спаркс резко перевернулся на спину, чувствуя на плечах ссадины от ее ногтей. – Я дотрагивался до нее, я видел знак у нее на горле… и ее кровь… Я испачкался в ее крови… и она прокляла меня. – Смерть тому, кто убьет сивиллу… Смерть тому, кто ее полюбит…

– Ты просто дурак! – Его безрассудство рассердило Ариенрод. – Почему же ты мне сразу не рассказал обо всем?

Он только покачал головой.

– Я не мог. Я…

Она что было силы ударила его по лицу; он, не веря случившемуся, упал на подушки.

– Где она? Что с ней случилось потом?

Он потер рукой разбитые губы.

– Гончие… непременно убили бы ее. Я их остановил. Я… я оставил ее там, на берегу…

– Почему? – В одном этом слове был заключен целый мир утрат.

– Потому что она непременно узнала бы меня. – Он буквально выдирал из себя эти слова – с кровью выдирал. – Она непременно бы узнала… непременно бы увидела, кто я такой! – Его отражение в зеркалах вдруг закрутилось, завертелось, понеслось куда-то…

– Так значит, тебе стыдно быть моим возлюбленным и самым могущественным человеком в этом мире? – Она гордо вскинула голову.

– Да. – Ему было стыдно даже посмотреть на нее, когда он произнес это. – Когда я был там с нею, мне было стыдно.

– Но ты же бросил ее, хотя уже начинался шторм, и тебе не было стыдно? – Ариенрод обхватила себя руками, дрожа так, словно это ее он оставил там одну.

– Черт побери, я же не знал о том, что будет шторм – в сводке об этом ничего не говорилось! – Тебе достаточно было посмотреть на небо, чтобы понять это… Но он тогда сразу заперся в каюте, чтобы скрыть от Гончих волнение и растерянность, и снова вышел на палубу только тогда, когда шторм уже завывал вокруг, когда было слишком поздно думать о чем-то еще, кроме своего собственного спасения. А потом – потом уже для всего на свете было поздно. Он гневно посмотрел на Ариенрод. – Я тебя не понимаю! Почему она столь многое значит для тебя? Даже если она твоя родственница, ты никогда не была ей близка. Во всяком случае, не была близка так, как я…

– Никто в этом мире не может быть ей ближе, чем я. – Ариенрод склонилась к нему. – Разве ты этого еще не понял? Неужели ты до сих пор не заметил, что я – это Мун?..

– Нет! – Он отшатнулся, но она поймала его за цепочку, на которой висела медаль, и держала, словно на короткой сворке.

– Мун – это мой клон! Просто я специально сделала так, чтобы ее воспитали как дочь Лета. Я хотела, чтобы со временем она заняла мое место на королевском, троне. Мы совершенно одинаковы во всех отношениях – ВО ВСЕХ. – Она взяла руки Спаркса в свои и провела ими по своему телу. – И мы обе любим тебя, и обе – больше всего на свете.

– Это невозможно… – Он коснулся ее лица, понимая, что да, возможно! Они были словно ночь и день, железо и воздух, желчь и мед… Тогда почему я люблю вас обеих? Он опустил голову. Потому что я не могу не любить вас обеих, да помогут мне боги!

– Все возможно. Даже то, что она снова вернулась ко мне. – Ариенрод смотрела как бы сквозь него, сквозь толщу времен. – Но разве теперь она так уж нужна мне?.. Разве я все еще хочу, чтобы она была со мной? – Взгляд ее стал пронзительно острым. – И разве этого хочешь ты, любовь моя?

Он рухнул к ее ногам и почувствовал, как она обнимает и гладит его – любовно, с чувством законного обладателя.

– Нет, я этого не хочу. – Больше уже нет – не так, как когда-то хотел ее, только ее. – Только ты мне нужна, Ариенрод. Ты сделала меня всем. Ты – и больше никто мне не нужен! – И ты – это все, чего я заслуживаю.