1
Бывает так, когда просто нельзя солгать. За годы ношения черной коввы Верховный должен был привыкнуть лгать когда угодно и о чем угодно. Да ему и самому казалось, что он привык, а вот поди ж ты. Чтобы потянуть время, Газван отошел к окну и со стуком распахнул ставни. Воздух над столицей был тяжелым от жары, пах солью и полнился криками чаек.
– Я тебя отзову, – негромко произнес маг. – Обязательно отзову! Только не сейчас. Придется потерпеть еще немного.
Ложь далась легче, чем он предполагал, – и тяжелее, чем ему хотелось. Старею, подумал он. И против воли ухмыльнулся: в устах старика звучит неплохо. То была одна из маленьких радостей, которые он в свои годы научился ценить. Увы, разделить ее было некому: воцарившаяся в кабинете тишина стала такой тяжкой, что не хотелось даже оборачиваться.
Вздохнув, Газван нехотя оторвал взгляд от каналов, переброшенных через них мостов и запруженных улиц.
– Ты отлично справляешься! – наконец сказал маг, повернувшись к собеседнику. – Не отдавать же обитель неумехе. Как все подналадится, я пришлю смену, обещаю. Мне не на кого положиться, кроме тебя.
Здесь, в городе царей, Первому-в-Круге было вообще не на кого положиться, но об этом говорить как раз не стоило. Ханнан по-прежнему молчал, не сводя со старого мага взгляда – словно в темном силуэте на фоне оконной ниши можно что-то разглядеть.
– Ну ладно, хватит играть в молчанку! – Газван хлопнул ладонью по камню и вернулся в кресло напротив чародея. – Рассказывай, что у тебя на юге.
– Путники привели еще двух учеников, – нехотя начал Ханнан. – Это со времени последнего донесения. Еще к нам пришел один старик. Во время резни он был в отъезде, и все эти годы скрывался в глуши.
– Сколько вас теперь?
Руки Ханнана без конца разглаживали складки слишком просторной коввы. Заметив безотчетный жест, Верховный прикрыл глаза. Он привык, что внушает страх, и частенько этим пользовался, но радости оттого не чувствовал.
– Две дюжины магов. Еще чуть меньше дюжины неофитов.
– Неплохо, – Газван улыбнулся ободряюще, но чародей лишь поморщился.
– Три дюжины на все южные пределы!
– Прошла всего пара лет.
– И за это время в столицу привели полсотни учеников, – закончил Ханнан. – Нет, мудрый, я не назову это «отлично справляемся».
Должно быть, та история и впрямь надломила чародея: за два года Газван не слышал от него ни одного доброго известия. Однако на сей раз Ханнан мог быть и прав.
– Столица это столица… – протянул Верховный. – Или ты догадываешься, в чем дело? Выкладывай!
Чародей откинулся на спинку кресла и пригладил волосы.
– Даже не знаю, прав ли я. На каждую сотню рождается один или, может, два мага. В южных пределах их тысячи, хватило бы на несколько обителей. Они просто… не приходят к нам. Почему? – предупредил он вопрос Первого. – Я думаю, боятся. Скрываться приходилось слишком долго. Даже…
Ханнан умолк, словно не решаясь продолжить. Старый маг вопросительно поднял брови.
– Думаю, многие считают это ловушкой, – закончил чародей. – Ловушкой узурпатора. Расставленной на годы вперед: стоит снять маски и немного расслабиться – и последует новая резня. На этот раз окончательная.
«Чьи это страхи? – хотелось спросить Газвану. – Твоих подопечных или твои собственные?» Вслух он бросил коротко:
– Исключено.
Однако Ханнан не выглядел убежденным.
– Я понимаю твои опасения, но владыка очень слаб, – мягко заметил Первый. – Стар и слаб. Чем он ближе к царству теней, тем меньше его заботит собственное Царство. В последние месяцы он… тяжело болен. Не спрашивай о подробностях: ходят разные сплетни, но правду знают один или два лекаря.
На бледном, похудевшем лице Ханнана озабоченность неохотно уступила место любопытству.
– Ты сам должен понимать, что это значит, – с едва заметной улыбкой добавил Газван. – Азасу ни до чего нет дела. Двор… при дворе прибавилось забот. Им друг с другом бы разобраться. Хочешь знать, что я думаю? Что это лучшее время для перемен, вот что. Если мы и можем сделать… что-то действительно большое… то сейчас.
Вот и теперь – не совсем ложь… просто не вся правда, и понимать это было муторно. Но даже щепоть лжи способна творить чудеса. На время его слова поддержат чародея – а уж там он придумает, что делать дальше. Попросту обязан придумать.
– Есть и еще одна помеха, – не сдавался Ханнан. – Даже без узурпатора. Сами люди.
– Что ты имеешь в виду?
Вопрос мага потонул в низком утробном гуле – это Сердце Атамы возвещало приближение полудня. Здесь, неподалеку от Храмового острова, его голос звучал особенно громко.
– Что ты имеешь в виду? – повторил Верховный.
– Магов боятся везде, но юг – особая история. После проповедей Вахура. Это просто опасно, объявить себя магом. Какой-нибудь купец сплюнет под ноги, а вот чернь из подворотен… Очень легко остаться в сточной канаве истекать кровью. Никто не хочет шарахаться от собственной тени, слышать проклятия друзей и близких.
Ответить на это было нечего, и Газван поджал губы, размышляя.
– Ты что-то предлагаешь? Говори.
– Ничего конкретного… – Противореча его словам, пальцы Ханнана сжались на подлокотниках, и Верховный понял: вот оно, ради чего тот затеял разговор. – Столица может показать, что ветер переменился. Я не знаю… прислать побольше магов или вот наместник выслуживается перед Царем Царей. Строит крепости, укрепляет гарнизоны… Можно же подыграть ему, стать своими в высоких покоях. Видят боги, я не предлагаю ничего конкретного. У меня только смутные мысли…
«Ну-ну!» – Верховный мысленно усмехнулся.
Он бросил взгляд в окно, на вспухший над городом золоченый волдырь – купол храма Великого Судьи. Если повезет, Ханнан решит, что Первый-в-Круге в глубоких раздумьях. Подумать и в самом деле было о чем. Беда в том, что Газван не мог ему помочь.
Говорить об этом вслух, конечно, также не стоило…
– Я подумаю над твоими словами.
После солнечного дня за окном кабинет казался полутемным, чародей же напоминал нахохлившегося и изрядно потрепанного ворона.
– Вот что. Мы встретимся завтра, ближе к вечеру, – решил Верховный. – Я пришлю за тобой ученика. Тогда и продолжим, а пока мне нужно поразмыслить.
– Я давно не бывал в столице, – Ханнан поднялся и почтительно склонил голову. – Думайте, сколько вам удобно, мудрый!
Впервые за всю беседу на его губах мелькнула тень улыбки.
– Ну вот и хорошо. Вот и славно… – Газван потер руки: они все время мерзли, даже в душные дни месяца Мисор. – Советую побродить по городу, он изменился за годы.
Маг вернулся к окну, показывая, что разговор окончен, и Ханнан ушел: совсем неслышно, лишь колдовское чутье подсказывало, что его здесь больше нет.
Ароматы Пути Благовоний мешались с запахами пота и пыли, крики торговцев – с бранью погонщиков верблюдов, цветастые одежды – с грязными лохмотьями. Если сосредоточиться – было слышно, как низко гудит над обителью защитный купол. Простецы внизу не знают, что проходят от него в двух шагах. Этот ровный, едва слышный гул, означающий, что он сам может раскинуть щупальца магии на весь город, но чужак до Круга не дотянется, вселял в Газвана уверенность.
Дальше, за мутными водами, лежал Храмовый остров. Цари древности были изрядными шутниками, раз повелели возвести обитель напротив него. Этот вид не давал покоя многим магам, оставалось лишь гадать, какие страсти царят по ту сторону канала, за священной рощей.
Первый и сам невольно скрипнул зубами.
Он надеялся, Ханнан не станет засиживаться в обители. «В последние годы старик сдал» – вот самое мягкое, что Газван слышал, и теперь, когда он знал, что так говорят, – казалось, шепотки преследуют его повсюду. Нет уж, пусть топчет столичные мостовые! Пусть обойдет город вдоль и поперек! Незачем Ханнану знать, что болтают в Круге, пусть даже болтающие трижды, четырежды правы…
А мысли у него и впрямь здравые… Помнит, чтоб его, что Верховный задумал примирить магов с простыми смертными. Но – не ко времени. Совсем не ко времени мысли… Узурпатор болен, двор пожирает сам себя, и высшие чародеи чуют слабину, как собачья свора.
А великая змея времени ползет все дальше. Пройдет десяток, самое большее дюжина лет – и ее чешуя сложится в новый узор, в нем не будет узурпатора, и деяния царственных чародеев забудут. Тогда-то – замысел вызреет, пусть сам Верховный этого и не увидит. Стоит ли рисковать всем, дразнить обозлившихся придворных и кружащих, как вороны над падалью, высших чародеев – всего-то ради пары здравых мыслей?
Газван вытянул перед собой руки. Ладони бессильно дрожали, но уже привычно – вот разве сердце с утра ныло еще хуже обычного… Что же, он ослаб, Верховный знал это без приглушенных разговоров. Первый запрещал себе о том думать, но нет-нет, а все же спрашивал: что если он не выдержит, не дотянет?
Любой хронист Круга скажет, что Газван сар-Махд уже оставил след. Но если боги годами благоволили замыслам Верховного, то почему же ему так страшно?
Боги молчали. Лишь в храмах по ту сторону канала сорок жрецов в соколиных перьях завели ежедневный гимн Солнечному Владыке.
Богов поминал Первый и спустя пару звонов, торопливым шагом пересекая Район Садов. Он старался ступать решительно и величественно, но чувствовал, как меж лопаток струится пот, а ковва отяжелела и давит на плечи. Как кольчуга, которую он носил в молодости…
Боги, как всегда, были глухи к мольбам – а может, им просто наплевать на магов. Требование явиться пред ясны очи было коротким, жестким и не терпящим возражений. Газван никогда не любил приглашений в Район Садов, а уж такие – и вовсе не сулили ничего хорошего.
А еще – он остро чувствовал себя не на своем месте…
Он родился на востоке, в семье крестьянина, и все, что он знал до пробуждения Дара, были стада, залитые солнцем покатые холмы и бескрайние виноградники. Царское войско показало ему чужие земли и города, научило разбираться в людях, но во дворце ему было не по себе и сейчас.
В Районе Садов царили особые законы. Здесь встречались одетые в яркие шелка челядинцы – и дворяне в скромных однотонных платьях. Полуденный свет отражался в глади прудов, и одно слово, сказанное под пергаментным зонтиком от солнца, могло значить больше мечей и золота вместе взятых. Здесь читали кивки, и жесты, и выражения лиц – как книги, век за веком, дольше, чем помнили пыльные хроники. Нет, он был здесь чужаком: со своей-то прямотой и армейской выправкой.
Однако если сегодня и предстояла порка, то не публичная. Одно лишь это немного радовало.
Входом во дворец служили тройные, сложенные из белого камня ворота. Кто-то из древних властителей посчитал, что мрамор – лучший материал для каллиграфии, так что входящих встречали гимны Священной Троице. Первый внутренний двор – просторная мозаичная площадь – был почти безлюден. И неудивительно: Царь Царей уже две луны как не мог подняться в Башню Справедливости и отказывался передвигаться на носилках, как предшественники. Что ж, каждый имеет право на причуды, а уж Царь Царей – в особенности.
Второй двор был закрыт для всех, кроме высших сановников, но Верховному доводилось бывать и здесь. Меж крыльев дворца разбили парк, с беседками и переплетением тенистых аллей. Здесь можно встретить павлинов и ручных газелей, а выложенные черной галькой дорожки, должно быть, потемнели от того, что видели. Меньше всего магу хотелось встретить кого-нибудь из придворных, Верховный пересек двор еще быстрее, нырнув под ведущую в святая святых арку.
Во все времена последний, третий двор, был собственностью повелителя. Сюда не мог войти никто – только царь, его родня и прошедшие тщательный отбор слуги. Во все времена – но не теперь. Азас отгородился от мира, принимая редких посетителей прямо здесь, в закрытой части дворца. Это были люди, которым он верил, вельможи, плечом к плечу прошедшие с ним с первых дней восстания. Похожее на приказ приглашение открыло Первому самые запретные двери, но оставалось гадать, что бы это значило.
Здесь его ждали. Беловолосый тощий старик несомненно был одним из близких слуг, а за его спиной маячили трое в темных одеждах и шелковых масках, закрывших по пол-лица. Черные Братья? Любопытно, но настораживает…
Старик отвесил низкий, но довольно небрежный поклон.
– Лучезарный просит снять украшения прежде, чем идти дальше. И особо те, что инкрустированы камнями.
Газван криво ухмыльнулся.
– Что, царская казна так оскудела?
– После аудиенции вам все вернут.
Первый-в-Круге одарил слугу взглядом, от которого у молодых дворян стыла в жилах кровь.
– Вы собираетесь меня обыскивать?
Старик не смутился. Спрятав ладони в рукавах одеяния, он бестрепетно ответил на взгляд. На его лице читалось, что он привык иметь дело с вельможами, а их упрямство лишь утомляет его.
– Лучезарный встретится с вами наедине, без охраны. Ваше оружие не сможет отнять никто, но к Царю Царей вы войдете без колдовских талисманов.
Газван хотел его осадить, но лишь вздохнул. Что ж, в этом был резон… Если старик не лжет, Азас и впрямь рискует.
Знать бы еще, зачем…
Поколебавшись, он щелкнул замочками медных браслетов, роняя их прямо в траву. Туда же полетели перстень Верховного и серьга, которую он носил с детства. Поди объясни старому дурню, что из этого резервуар силы, а что – нет.
– Доволен? – мрачно спросил маг, но слуга предпочел не заметить интонации.
– Благодарю вас, – снова поклонился он. – Пойдемте. Лучезарному не терпится вас увидеть.
Газвану хотелось посмотреть, какая она, запретная часть дворца, но ему не дали и этого. Сразу от ворот старик свернул на крытую галерею, а затем вглубь здания, где было полутемно, лишь маленькие курительницы испускали благовонный дым и немного света.
– Черные Братья уже негодны для охраны? Они не считаются? – с издевкой спросил Верховный.
Братья были достаточно вышколены, чтобы не расслышать, слуга же помедлил прежде, чем ответить.
– Охрана будет ждать за дверью, – нехотя признал он. – Владыка особо распорядился на этот счет.
Старик не одобрял беспечность царя, и Верховный мог его понять. Но вдуматься в происходящее не успел: слуга распахнул двойные двери и отступил в сторону.
Резные стволы красного дерева поддерживали потолок. Меж ними колыхались дымчатые и невесомые, как утренний туман, занавеси.
– Мир вам и вашему Царству, лучезарный! – с порога поклонился маг. – Рад видеть вас в добром здравии!
– А… Это главный колдун, что носит мои цвета.
Правитель ждал за ширмой, на балконе, устроившись на россыпи подушек. Человек, перевернувший Царство, тот, что утопил Круг в крови и сделал магов неприкасаемыми, даже не глядел на него. Тонкие старческие руки лежали на коленях, перебирая четки, взгляд – задумчиво устремлен на зелень Района Садов.
– Оставь любезности придворным, – проворчал Азас. – Мы оба знаем, сколько стоят сладкие слова.
– Как прикажете, лучезарный.
– Я приказываю тебе сесть и не стоять над душой. И подай фрукты. Где-то там, в комнате, был поднос…
Было время, когда Газван думал, что убьет узурпатора. Своими руками, без магии, едва представится возможность. Он каждый день засыпал в предвкушении дня грядущего – ведь войско Черного Азаса двигалось к столице. Даже в ту бесовски длинную ночь, когда Круг избрал его Первым, он еще думал, что сделает это. Но не смог. Ненависть истерлась, как старый, побывавший в сотнях рук медяк. В тот день Царь Царей стоял перед ним, живой и властный – и уверенный в своей правоте. Тогда он поклонился узурпатору – первый раз в длинной, бесконечной череде поклонов…
Едва чародей вернулся, Царь Царей впился зубами в сливу, брызжа соком на мраморные перила. Поразмыслив, Верховный устроился напротив и последовал его примеру.
– Я предпочел бы добрый кусок мяса, – наконец сказал Азас, – но послушать лекарей, так я отдам концы, если себя порадую.
Выглядел он и впрямь неважно.
– Им лучше знать, – пожал плечами маг.
– Может, и так. Только проку от их запретов? – Царь Царей скривился. – Ладно… Ты, наверное, хочешь знать, зачем понадобился?
– Я рад, когда маги нужны Царству, – проговорил Верховный.
Азас нахмурился, но сдержал раздражение.
– Через пяток дней начнутся празднества Усира, – напомнил Царь Царей. – Твои колдуны могли бы и внести свою лепту.
– В Круге нет ни золота, ни других богатств, – без выражения произнес Газван. – Я много раз об этом говорил.
Владыка слабо хохотнул.
– Из тебя бы вышел сторожевой пес… Нет, я не об этом, успокойся. Все, что я хочу, – это зрелище.
– Зачем?
– Затем, что так хочу я! – повысил голос Азас. – Ты забываешься, колдун! Пользуешься, что я такой же вояка, и думаешь при мне можно болтать, что вздумается! Это после твоих замыслов… после поездки на восток я превратился в развалину.
Чародей молчал. Он действительно рисковал и, должно быть, продержался эти годы из-за упрямства. Верховный частенько ходил по краю – но, странное дело, не сейчас.
Произошедшие с Царем Царей перемены сбивали с толку. Тот был немолод и когда надел маску, но тогда Азас был высок и статен. Теперь же черные одежды, за которые он получил свое прозвище, висели на нем мешком. По-прежнему умные глаза выцвели и утонули в морщинах. Хрупкие, словно у птицы, пальцы отчетливо дрожали, но впились в четки, будто те удерживали владыку на этом свете.
«Э, брат… ты ушел куда дальше меня», – мелькнула мысль. Как же так сложилось? И почему так быстро? Титьки Исаты… неужто все так плохо?
– Зачем, зачем, зачем… – говорил владыка. – Чего он хочет, этот вздорный старик? Что он задумал? Хитрость в том, что старик не обязан отчитываться перед колдуном. И я не стану это делать.
И в самом деле – зачем? Ведь не ждет же он, что столичная беднота, разинув рот, выпялится на дворцы и миражи, как при ас-Джаркалах? В лучшем случае чародеев освистают, в худшем же… прольется кровь. Слишком долго жрецы вещали, что колдуны спят с ночной мглой и рожают демонов.
– …никто не скажет, что Азас-скупердяй лишил народ зрелищ! – меж тем закончил Царь Царей. Его пальцы не столько перебирали, сколько терзали четки.
Газван прищурился. Нет, узурпатор мог ослабнуть телом, но не разумом. Он все понимает, старый шакал. Может, ему и нужна кровь?
– Жрецам это не понравится. В конце концов это их праздник.
– Оставь их мне. С каких это пор тебя волнуют святоши?
– Толпа придет в ярость, – продолжал стоять на своем Газван. – Ни я, ни вы не хотим лишней крови. Надеюсь, во всяком случае. Я бы…
– Довольно! Сделай так, чтобы ее не было, – резко перебил Азас. – Кто из нас главный колдун, ты или я? Твоя власть не стоит медяка, если ты не можешь удержать свою же свору!
Может, он и заработал уважение царя неприступностью, но за годы Газван научился чувствовать, когда пора отступать. Прежде владыка грохнул бы рукой по столу и рявкнул, и это значило бы, что для себя он все решил. Теперь Азас лишь подался вперед, стиснув костлявые, по-детски крохотные кулаки.
– Как прикажете, лучезарный, – помедлив, согласился Первый. – Крови не будет.
– Я знал, что ты это скажешь…
Тонкие губы повелителя растянулись не то в улыбке, не то в гримасе. Царь Царей откинулся обратно на подушки, словно враз лишившись сил.
И это то, из-за чего… нет. Ради таких бесед не встречаются без охраны с главным врагом. И Первый не ошибся.
– Есть и еще кое-что… – наконец проговорил Азас.
Царь Царей шумно выдохнул и, отвернувшись, уставился в пространство – туда, где за Районом Садов, за заливом, в жарком мареве над кварталом иноземцев дрожал силуэт Караккской башни. Повелитель пожевал губами, нахмурился, но выдавил немногим больше, чем в первый раз:
– Не о жрецах и не треклятых праздниках. Обо мне.
– Вы имеете в виду наших целителей? – решил помочь чародей, но узурпатор вздрогнул.
– Нет. Боги! Разумеется, нет. Я беспокоюсь о сыне.
«Берегись!» – напомнил себе Газван. Азас мог выглядеть дряхлым стариком, но это был тот же человек, что благословил резню, а после говорил о неуправляемом гневе толпы.
– С мальчиком что-то случилось?
– С ним… все хорошо, – проговорил Царь Царей. – Если боги будут милостивы, он станет почти взрослым, когда наденет маску. Это его тринадцатое лето. В любом случае… даже если немощь сведет меня в костер… с ним все будет хорошо, – повторил он. – Я хочу поговорить о его обучении.
На сей раз Азас не стал томить чародея и выложил:
– Мне нужно, чтобы его образованием занялся маг.
Нет, мир не перевернулся с ног на голову – хотя на долю мгновения именно это почудилось Газвану. Целую вечность на балконе царила странная, пугающая тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра, да еще движением газовых занавесей. Вездесущий, исходящий отовсюду шепот листьев смеялся над растерянностью чародея.
– Разжевал? – насмешливо спросил Азас.
– Разжевал. Но будь я проклят, если что-то понял!
Царь Царей вновь отвернулся, разглядывая раскинувшееся за Районом Садов море.
– А тебе не нужно понимать. Ты же не ждешь, что я буду объясняться колдуну? – Владыка бросил на мага быстрый взгляд. – Считай, что я хочу узнать врага в лицо.
Щелк… щелк… Четки были сделаны из отшлифованного граната, и в свете полуденного солнца казались застывшими каплями крови.
Газван бы дорого заплатил, чтобы узнать, что творится на душе у владыки. Он даже рискнул бы и проник в сознание Азаса, если бы не знал, что это невозможно. Он сам – и поколения Первых до него – вкладывали силу в талисманы, которые столько же поколений царей носили, не снимая.
На мгновение Газван подумал, что в семье узурпатора проснулся Дар. Яйца Шеххана, вот это была бы насмешка судьбы! Но нет, о малыше Ианаде двор знал все, и тринадцать лет – уже слишком поздно. Что это, ловушка, как полагал Ханнан? Завидев последний костер, Азас решился искупить грехи?
Нет. Узурпатор так же ненавидел, а еще более – презирал Дар и его носителей.
Все эти годы, кажется, целую бездну лет – Первого подмывало спросить прямо и без уловок: за что царь так ополчился на магов? Должно быть что-то еще, какая-то разумная причина. Что-то кроме религии и воспитания. Давняя потеря или, может, детский страх… Казалось, если бы они поговорили – нет, им уже не примириться, но, по крайней мере, они бы друг друга поняли.
Газван уже решился и набрал в грудь воздуха, когда в дверь покоев постучали.
– Ну что? Так – понятно? – отрывисто спросил Царь Царей.
– Более чем.
– Тогда вот мои условия, – Азас говорил быстро, тяжело опершись на перила, словно боялся, что уже этого не скажет. – Никто не должен знать. Я поставил в известность, кого нужно, и если я что узнаю о тебе… а я узнаю… в Круге найдутся колдуны и помоложе. Ты понимаешь, что твои же псы меня поддержат.
Да, Газван понимал. Это оставалось тайной лишь для магов из удаленных обителей, таких, как Ханнан.
– Второе. Через пять дней ты подашь список подходящих колдунов, простого рождения, но не голодранцев. Не пострадавших от войны. Я увижу каждого и можешь поверить, я вызнаю их подноготную.
– Не сомневаюсь.
Губы владыки сложились в кривую усмешку.
– А я знаю, что не сомневаешься. Наверное, потому-то мы и столковались тогда… В день, когда я только вошел в этот город.
Азас откинулся на подушки и махнул рукой.
– Это все. Если ты понял, то можешь идти.
Казалось, разговор выпил из него все силы: Царь Царей даже опустил веки, словно не желая больше видеть мага.
Газван уже поднялся, когда владыка окликнул его.
– Колдун?.. – бросил он. Зерна четок застучали особенно громко. – Видят боги, я борюсь с хворью и твердо намерен выбраться. Но если я окажусь слабее, я хочу сказать… ты самый порядочный из всех вас. Я хочу, чтобы ты знал. Мне даже жаль, что боги тебя прокляли.
Старый маг смотрел на него сверху вниз. Похвала от Царя Царей? Клыки Мертвого бога, слышали бы чародеи Сакара!
Так и не найдя, что ответить, он просто развернулся и молча пошел прочь.
Ее звали Джерима. Как звон тяжелых ожерелий, как голос ветра в занесенных песками развалинах. Ее кожа была едва ли много светлее жженого миндаля, а волосы – цвета каштанов, что осыпаются с вековых зарослей вдоль столичных каналов. Сама она говорила Газвану, что в ней течет кровь кочевников-саридов. Конечно, он ей не верил, но есть ли разница, кем были ее предки?
Они встретились задолго до войны, а тогда семьи в Круге складывались втрое чаще нынешнего. Она была чуть-чуть приземиста, с немного слишком громким голосом, а смех ее порой звучал грубовато. Но Газвану нравились эти «слишком» и «немного», и когда Джерима рожала и отдувалась шумно, с хрипом – как животное – он наконец-то понял, что такое близость.
Он потерял их. И ее, и сына. Оба пали жертвами войны: в первые дни, в сезон бурь. В неясных сумерках мокрый ветер свистел в оголенных ветвях, трепал тростниковые навесы на крышах и бросал пригоршни косого дождя в лицо.
Нет, все же это был не дождь…
Асма, робкая полноватая ученица, ходившая у него в служанках, стряхнула с пальцев еще несколько капель и отставила чашу.
– Прошу прощения, мудрый! – тут же потупилась она. – Вы так стонали во сне…
Газван прикрыл глаза рукой и мысленно выругался. Проклятье! Ему нельзя проявлять слабость: ни перед кем в Круге, даже перед ней. Сейчас – особенно нельзя.
– Приготовь ванну, – выдавил он. – И погорячее. Чтоб обжигала.
Может, кипяток прогонит из костей холод той осени? Девица не тронулась с места.
– Это советник, мудрый. Прибыл посыльный из Железного двора. Вас ожидают во дворце.
Ах, Бездна! Кажется, они все сговорились против него.
– Когда? Когда ожидают?
– Где-то через звон…
Асма бросила взгляд в окно, и старый маг поступил так же. Солнце стояло высоко, выше, чем ему хотелось. В небе над обителью стремительно сновали ласточки.
– Да, через звон. Собирается коллегия, вас ожидают вместе со всеми.
Единственная известная ему коллегия состояла из жрецов, но это вовсе не имело смысла. Что ж, придется выяснить, увидев собственными глазами.
Когда он выбрался из постели, едва слышно кряхтя и ругаясь, Верховного уже ждал умывальник с горячей, как он хотел, водой и скромный завтрак. Газван к нему даже не притронулся. Подлинный завтрак бледно мерцал и наполнял воздух гулом в соседней комнате.
Доковыляв до кабинета, Верховный сложил руки на неровной друзе хризолита и застыл. Идти никуда не хотелось. Можно часами стоять так, чувствуя, как сила покалывает пальцы.
Хороший маг откладывает на потом, чтобы позже, когда возникнет нужда в серьезном деле, под рукой было больше, чем может вместить хрупкое тело. Когда-то Газван славился своей силой… Увы, теперь то могущество тратилось на твердый шаг, на не слишком сонную память и на то, чтобы не ломило суставы. Молодежь в Круге ворчала, что Первый засиделся на своем посту. Знали бы они, насколько – его бы вышвырнули из башни уже назавтра. Да нет – сегодня. Где-то ближе к вечеру…
Когда Газван, слабый и полный дурных предчувствий, вошел в Палату Бесед, где Царь Царей распекает чиновников, коллегия уже заждалась.
– Первый-в-Круге не значит первый во всем, – у дверей приветствовал его князь Семеди.
Это был жесткий, говорили даже, жестокий человек, с грубыми чертами лица. Он поддержал восстание еще юношей, и теперь вошел в самый возраст, чтобы руководить Железным двором.
– Путешествие по городу небыстрое занятие, – просто ответил чародей. Можно сделать ответный выпад, но зачем ему перепалка? Коротко кивнув, Газван направился туда, где оживленно беседовали два других советника: Золотого и Бумажного дворов.
Мауз из казначейства был щедр и на улыбку, и мягкое слово, но оттого, как ловко он вертелся при дворе, Верховному становилось не по себе. Одевался толстяк так, что рябило в глазах, и думал только о монетах, но лучшего союзника у мага не было.
– Наш старый друг Газван… – Советник развел руки, будто собираясь заключить его в объятия. – Вы заставили нас беспокоиться, все ли с вами в порядке.
Первый нахмурился, не понимая, и Камран из Бумажного двора пояснил:
– Я говорил Маузу, что в город съехалось слишком много народу, больше, чем в прошлые годы. Многие из дальних провинций, от них можно ожидать всего.
– Камран хочет сказать, неотесанные крестьяне считают магов бесами, – толстяк ухмыльнулся и коснулся локтя вельможи. – Мой дорогой советник… То, что люди съезжаются к празднику, значит, что их мошна потяжелела. Когда люди сыты и довольны, они не нападают на носилки. Особенно если знают, что в них сидит демон.
Сухой и чопорный Камран выразился бы иначе, но не стал перечить.
– В городе полно Черных Братьев. Уверен, они предотвратят волнения, – вежливо ответил Газван.
– Скорее, подавят, – раздался тихий женский голос. – Кнутом подавляют, а не предотвращают.
Его обладательница сидела в тени на укрытой ковром скамье, Верховный ее поначалу не приметил. Единственная, кто имел отношение к коллегиям, жрица Усира лишь недавно сменила при дворе желчного старого ревнителя. Газван не слышал о ней ничего худого, но так и не разобрался, друг она ему, враг – либо ни то, ни другое.
– Мертвый бог воплотился в вас… – Он замялся, почтительно коснувшись лба.
– Неджра, – улыбнулась она. – Не терзайте память, я приехала из Гиллу Тхан. Мы ни разу не встречались.
– Теперь, когда все поздоровались, мы можем начать? – Похоже, Семеди привык здесь распоряжаться, и Газван внес разлад в местные порядки.
– Усопший… – начал Камран, но князь с раздражением его прервал:
– У Усопшего дела в городе.
– Либо он не различил, где сон, а где явь, – хохотнул Мауз. – Представьте, ему может сниться наша компания!
Юмор советника никто не оценил, но тот продолжал посмеиваться в бороду, пока все рассаживались.
Чародей давненько не был в этой комнате и в этом обществе – и не сказать, чтобы соскучился. Во всяком случае, это была не Палата Прошений, подавлявшая, кажется, даже узурпатора. Здесь было по-своему уютно: мягкие сиденья вдоль стен, ковры, а посредине, в тонкой чеканки жаровне, безмолвно перемигивались угли. Что магу действительно нравилось – так это фрески: тут отплясывали толстые сановники, там лев загнал жреца на дерево, а вот медный богатырь из детских сказок улепетывал от кого-то за спиной у Неджры.
Заказавший эту прелесть не мог к ним присоединиться – выложенный подушками помост Царя Царей пустовал.
– Думаю, нужно просветить Верховного, куда он попал, – первым подал голос Мауз. – Из башни слоновой кости плохо видно, как копошатся простые смертные.
Газван сжал зубы. Что же, это не последний укол за сегодня, просто ужалил на удивление больно. Заключение окончилось лет семь назад, но и сейчас маги не были полностью свободны в передвижениях.
– Я поясню, – вызвалась жрица.
Неджра наклонилась вперед и отбросила за спину свесившиеся на грудь косички. Чародей вдруг понял, что она немолода. Даже он затруднился бы определить ее возраст – хотя полагал, что она подошла к рубежу пятого десятка.
– Вы ведь видели, что лучезарный хворает, – она сделала неопределенный жест рукой. – Цари прошлого на его месте выбрали бы соправителя. Это нередко помогало, но…
– Мы в Круге тоже ведем хроники, – кивнул Газван.
– Тогда вы знаете, как часто это приводило к войнам, – усмехнулась жрица. – Царь Царей… назовем это «суеверен». Владыка намерен поправиться и не готов делить маску, как будто уже вступил в костер. Но и приказывать, как прежде, и дворам, и храмам, и ложе торговцев – он сейчас не может. Так что он собрал нас и велел решать самим. Так, будто мы – мы четверо – и есть Царь Царей.
– Это и есть коллегия?
– Как жреческая, – объяснил Камран. – В храмах нет владык, кроме богов, и, как и в храмах, мы не приказываем друг другу.
Такое уже было, вдруг вспомнил маг. На заре истории, когда Царство было одним городом, а вместо царя в нем правила горсть чиновников. Как же это называлось? А впрочем – какая разница?
Чародей обвел хмурым взглядом лица. Так, будто мы четверо и есть Царь Царей… Что же, хорошо устроились! И, надо думать, они не ждут поправки узурпатора, но и не спешат ее отдалять, пока еще не притерлись друг к другу. И будут ли отдалять? Слишком дерзко, слишком… безумно было то, что маг подумал. Царству нужен царь. Если он не найдется при дворе – провинция сама вынесет претендента на престол.
Камран прочистил горло.
– Мы отдаем дань тому, что князь Семеди ближайший сподвижник владыки. Госпожа Неджра, по-своему, самая влиятельная из нас…
– А я самый толстый, – махнул рукой Мауз. – Боги, давайте приступать! Мы ведем речи, как на праздничном представлении.
Советник Железного двора обернул лицо к толстяку. В сумраке палаты его глаза блеснули, но было трудно сказать, что выражает этот взгляд. Однако, когда Семеди заговорил, и Мауз, и прочие сразу смолкли. Князь излагал тихо и начал без предисловий:
– Скоро наступит самый важный из храмовых праздников, – последовал легкий кивок в сторону Неджры. – В этом году он совпадает с ежегодными лунными каникулами. И… примерно в эти дни будет семнадцать лет, как лучезарный – да продлятся его годы и прирастет царство! – надел маску. Мы ни разу не праздновали воцарение Азаса Черного. Это нужно исправить.
– Так думаете вы или так пожелал владыка? – спросил Камран.
Газван знал ответ и потому следил не за словами, а за лицами. Он был не силен в придворной науке, но даже он заметил, что Мауз скучает, советник Бумажного двора встревожен, а жрица… по ее лицу ничего нельзя было сказать.
– Это будут грандиозные торжества, – отвечал Семеди, – на них съезжаются люди со всей страны. Поэтому лучезарный хочет напомнить, кому они обязаны. Прошло семнадцать лет: пыль осела, обиды забыты… Уже можно восхвалять себя. И представить подданным наследника.
– И как мы это сделаем? – поинтересовался Мауз. Газван прищурился. Интересно, Семеди знает, что толстяк руководит еще и Ночным двором?
– Об этом лучезарный позаботится сам. Наша задача – устроить торжества.
– И так устроить, чтобы не было смертей, – напомнила Неджра.
– Без смертей не обходится ни один праздник, – поморщился Камран, – в конце концов в столице двести тысяч душ. Но я не скажу, что старые обиды забыты, – советник бросил взгляд на чародея. – Мы же не зря избегали прошлых годовщин.
Камран никогда не был другом магов, церемониться с ним не имело смысла.
– Вы еще ничего не избегали, господин Камран, – произнес Верховный. – Год назад на вашем месте сидел другой. Но если вас так тревожат обиды… Царь Царей желает, чтобы маги участвовали в торжестве.
Все обернулись к князю, даже Мауз – хотя чародею показалось, для него новость и не стала открытием. Семеди медленно кивнул.
– Я пригласил Первого-в-Круге по приказу лучезарного. Царь Царей хочет, чтобы колдуны устроили зрелище для горожан.
– Но это безумие! – возопил Камран. – Это то, чего я боялся. Толпа озвереет! А колдуны… они будут творить магию прямо на площадях, без присмотра!
– Мы коснемся этого позже, – тихо, но твердо ответил князь.
– Вам следует знать, – вставил Газван, – если «творить магию» в обители, ничего не изменится. Стены не помеха чарам.
– Мы коснемся этого позже! – повысил голос Семеди.
Сколько бы судья ни рассуждал о равенстве, князь явно заправлял здесь – и потому дальше все пошло, как по маслу. Скачки на Каменном базаре, сплетенный из миражей дворец посреди гавани, дармовое угощение для бедняков. С юга, из давно потерянных провинций в столицу шествовали четыре слона – а бродяги-неджети уже осели под городскими стенами тремя пестрыми и шумными таборами.
– Ну вот теперь все, – подвел итог Мауз, переведя дыхание. Он торговался, как последний меняла, жирные подбородки тряслись, а перстень, который он крутил на пальце, должен был уже оставить красную бороздку.
– Теперь о порядке, – удовлетворенно кивнул Семеди. – За ним будут следить Черные Братья. К той тысяче, что расквартирована в городе, Царь Царей вызвал из Гиллу Тхан еще две, скоро здесь будет небольшое войско. Нам в самом деле нужно обсудить, как сохранить в столице мир и порядок. Но без Усопшего это будет пустой разговор.
Все важно закивали.
– Я предлагаю собраться завтра, в тот же час. И позабочусь, чтобы Усопший теперь уже был с нами. А сейчас прошу меня простить, достойные, – князь встал. – Болезнь лучезарного добавила мне забот.
Не дожидаясь прощаний, он направился к выходу. Даже сквозь ковер каблуки вельможи издавали глухой стук. Газвану не о чем было говорить с сановниками: коротко кивнув, он также ретировался. Чародей шел быстро, желая поскорей оставить слишком роскошные, слишком чужие стены. Еще один день, полный пустых, бессмысленных разговоров… Яйца Усира, как же он устал! Маг забыл, когда занимался исследованиями или колдовал сам, не поручая чары подчиненным.
Однако, выйдя на светлую, выходящую во второй двор галерею, он остановился. А ведь подумать в самом деле нужно… Что-то происходило во дворце: что-то, что он не столько видел, сколько чувствовал, подобно колдовскому чутью.
Как потоки силы, вдруг отклонившиеся от привычных путей… Это естественно, это происходит каждый день, тысячи мелочей влияют на их течение. Но если сосредоточиться на одной линии, проследить за ней – можно наткнуться на такой узел, что не распутаешь за всю жизнь.
Слишком много несвязанных, отрывочных событий. Азас, решивший вспомнить магов – и намеренный представить своего преемника. Коллегия – и князь Семеди, прибравший весь дворец к рукам. И эта хворь, и торжества, и три тысячи вороненых мечей… Газван понимал, что лучшего выхода обеспечить порядок в столице нет, но при мысли о войске Братьев по спине пробегали мурашки, даже в густом горячем воздухе.
Внизу, в садах, беспечно звенел фонтан. Ему вторили крошечные колокольчики на белых шелковых занавесях, укрывавших галерею от солнца. Из-за неумолчного перезвона чародей не слышал шороха мягких тряпичных туфель.
– Это хорошо, что я тебя нашел, – раздался за спиной низкий голос Мауза. – Мы отправляемся в Золотую палату, секретарь уже ждет.
Аджит? Зачем… о чем это он?
– Вывести магов из обители, устроить зрелище на потеху толпе… – Советник картинно поежился, однако тон его оставался серьезней некуда. – Не думаю, что это умно.
Несколько мгновений Верховный молча смотрел ему в глаза.
– Я боялся, что ты это скажешь, – тихо произнес он.
– Мы идем коротким путем, – пояснил советник, когда стало ясно, что они углубились в нехоженую часть парка. – Им пользуется только Царь Царей… ну или я. Если оно того стоит.
– Что стоит чего? – в первый раз за ползвона разлепил губы маг.
– Дело нарушенных запретов. Ты ведь видел, вход на аллею отмечен знаками.
Газван не видел ничего. К празднику все деревья увешали бумажными фонариками и кистями разноцветных нитей, тем не менее он буркнул нечто утвердительное. Оставалось дивиться, сколько традиций выдумала знать. Титьки Исаты, он впервые вошел во дворец семнадцать лет назад – а остается невежей по-прежнему!
Однако и впрямь – создавалось ощущение, что сюда захаживают только слуги, и то изредка. Сонное гудение пчел лишь подчеркивало тишину этого места.
– Довольно узкая дорожка для царя, – проворчал чародей, придерживая свесившуюся поперек тропинки ветвь.
– Дорожки, которыми ходит царь, всегда узки, – Мауз обернулся и лукаво прищурился. – И еще на них легко оступиться. Давай-ка поживее. Будешь тащиться – и заботы поменяют тебя на другого ишака.
Верховный маг хмыкнул.
От болтовни советника не становилось легче. Все это напоминало дешевую историю из тех, что рассказывают на площадях неджети. В них Газван уже знал каждый поворот – но что прикажете делать, если оказываешься в одной из них? Куда ему до героев базарных рассказчиков! Старому магу не хватало ни мышц, ни здоровья, ни твердолобого упрямства.
Сомнения сопровождали его всю дорогу и стали крепче, когда они пришли. Чародей не заметил, как парк Района Садов сменился садом Золотой палаты: за чередой яблонь мелькнуло крыло знакомых зданий, затем Мауз отворил дверь посреди увитой плющом стены – и они сразу оказались в кабинете.
Аджит… нет, поправился Верховный, Исиат Рахад – поднялся навстречу.
– Боги воплотились в вас, мудрый!
Целитель поклонился, чародей же махнул рукой. Приветствие было в ходу при ас-Джаркалах, когда считалось, что маги – такой же сосуд божественной силы, как жрецы. Теперь фраза звучала как насмешка.
– Ладно, мальчик, я просто рад тебя видеть. Без церемоний.
Аджит улыбнулся в ответ, но ни улыбка, ни новые, вылепленные самим же Газваном черты не изменили строгого выражения его лица.
– Вина? – предложил он. Чародей вспомнил, что еще не завтракал, и покачал головой.
– А я не откажусь, – Мауз грузно прошествовал к столику, где за шеренгой чаш выстроилась коллекция кувшинов.
Верховный тяжело опустился в кресло. Он позволил Аджиту закрыть ставни сперва на одном окне, затем на другом – и лишь затем спросил:
– Ну, что ты там хотел рассказать?
Целитель нервничал. Он не привык на равных говорить с наставником, и его скулы слегка порозовели. Во всяком случае, старик надеялся, что дело в этом…
– Сначала вкратце, чтобы не томить вас лишний раз. Это представление для празднеств Великого Судьи… Это западня! – горячо говорил он. – Она захлопнется, и будет много крови и волнений.
– Царь Царей? – просто спросил Верховный.
– Князь Семеди. Но поверьте, это гораздо хуже! Потому что вторая часть – Азаса уже пару лун ведут в последний костер.
Газван тяжело вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Несколько мгновений было слышно лишь одышку советника.
– Пожалуй, это в самом деле нужно запить, – наконец проговорил маг.
Гранатовое вино заставило кровь быстрее бежать по жилам, но сколько он ни искал, Первый не нашел, что сказать.
– Теперь можно по порядку, – выдавил он после пары глотков.
Вместо Аджита ему ответил советник:
– Я сам недавно узнал о владыке. Согласись, было глупо бить в гонг, не удостоверившись.
– И кто сделает это лучше моего ученика?
– Точно! – Целитель вновь смутился. – Я имею в виду… этим действительно занимался я. Пробраться к Царю Царей не так просто, ушло слишком много времени. И… мне не хватило сил вылечить его самому.
– Его травят по приказу Семеди?
Мауз кивнул поверх кромки чаши.
– Не совсем травят, – замялся Аджит. – Просто есть… разные средства. Одни могли бы исцелить лучезарного, другие подталкивают его к царству теней. Раз в неделю-другую ему дают отступиться от диеты, а в любимую еду подмешивают лекарства, которые губят владыку. Никаких ядов! Лекари думают, что царю все хуже, как бы они ни старались.
– Семеди и… кто еще?
– Князь, Камран, Усопший… Я знаю дюжину имен. – Советник отставил чашу и промокнул губы парчовой салфеткой. – Но я ни в ком не уверен. Наверное, кроме тебя.
– Кишки Усира! Я польщен, – не удержался маг. – Ладно, что там насчет ловушки?
– Если коротко, на Круг спустят Черных Братьев. Ну, это ты и сам понял.
– Зачем?
– Пример владыки заразителен, – усмехнулся Мауз. Однако Верховный нахмурился:
– Что-то не припомню, чтобы князь якшался с ревнителями…
– А дело не в ревнителях. Хочешь удержать власть – придумай большего врага, чем ты сам. Будь я тобой, спросил бы: с чего это Братья начнут резать магов?
Мауз улыбался, словно заготовив сюрприз. Верховный просто поднял брови.
– Это самая пряность в нашем блюде! – Советник даже причмокнул. – Когда представление начнется, вместо миражей вы сотворите огненный смерч. Вот и думай теперь, как это возможно.
Это невозможно, хотел сказать маг, но понял, что спорить бессмысленно.
– Что ты хочешь от меня? – устало спросил он. – Ты чего-то хочешь, верно?
– Хорошей сделки, чего ж еще? – Мауз огладил мягкую, выкрашенную в пурпур бороду. – Ты знаешь, как я их люблю.
Вот уж действительно. Впрочем, Газван не был уверен, что сделки советника так же хороши для его партнеров. Он не торопился вступать в торг, вместо этого вперив в толстяка долгий и мрачный взгляд. Тяжелое солдатское лицо нередко заставляло вельмож нервничать, и Верховный этим пользовался.
И не прогадал.
– Азас ведь говорил с тобой насчет наследника, – первым не выдержал толстяк. – Признайся, что говорил!
Чародей только поднял бровь.
– Боги, я знаю эти твои игры! – Мауз властно взмахнул рукой. – Я знаю, Азас призывал тебя. И все, что он хотел сказать.
Отпираться больше не было смысла. Нехотя Газван разлепил губы.
– Тогда ты знаешь и что на него нашло?
– А ты не понял? Мой бедный, старый, одинокий друг! – Верховный скрипнул зубами, но Мауз даже не заметил. – Это войсковой маг может позволить одного сына, и того ты потерял. Чтоб ты знал, в царских семьях это зовется упадком рода. Я говорил Азасу, но ты знаешь: он упрям, как ишак. Как умерла царица, он только отмахивается.
Газван перехватил заинтересованный взгляд ученика.
– У владыки есть брат, – напомнил Первый.
– Князь ас-Абъязид далеко, и у него дочери. А даже роди они каждая по внуку… Азас готов на все, чтобы на престол сел сын! Он надеялся пару лет подождать, назвать его соправителем и… и мальчик носил бы золотую маску, когда время Азаса настанет. Но болезнь заставила его торопиться. Он заключит сделку хоть с шакалом, хоть с песчаным демоном!
– Поэтому в торжествах участвуют маги?
– Да, именно поэтому. Он слишком долго гнул свое. Нельзя просто отправить наследника колдунам. Приходится отыгрывать назад, позволить магам устроить зрелище… Увы, во дворце тайну не сохранить, а это заставит торопиться уже заговорщиков. Так вот, если хочешь иметь влияние на наследника, если хочешь выжить – придется избавиться от Семеди.
Старый маг потер виски.
– Дай я угадаю… это ведь не сама сделка, так? А сделка в том, что Семеди прибрал к рукам дворец, а ты займешь его место. В обмен предлагая мне помощь.
Полное лицо советника было сама невинность. Бледные, почти прозрачные глаза смотрели открыто и без утайки.
– И что с того? Я был плохим другом Кругу? Хоть раз обманул? Твой собственный ученик меня поддерживает.
– Семеди тоже друг владыке. Что до моего ученика… – Газван бросил взгляд на Аджита. Целитель старался держаться непринужденно, но было видно, что он не знает, куда деть руки. – Мой ученик служит Ночному двору.
– Ночного двора не существует.
Чародей фыркнул.
– Ты ошибаешься, маг, – Мауз не скрывал досады. – Здесь нет чиновников, хлыстов и капитанов. Есть люди, которым я плачу или которые действуют за убеждения. Аджит не больше служит двору, чем ты.
– Ночной двор – это ты сам, – Газван пожал плечами. – Я запомню. Но я по-прежнему не назову твою власть убеждениями. Какой мне прок за нее бороться?
– Ты ошибаешься, – упрямо повторил советник. – Я дал жизнь твоему ученику. Бросил кости, дав тебе создать ему новое лицо. Я рискнул жизнью лучшего помощника, когда твой южный поход пошел наперекосяк…
Верховный прикрыл глаза, спасаясь от настойчивого голоса. Бездна, как же он устал! До дрожи в руках, до полного безразличия. Ему вновь вспомнилась Джерима – и маленькая комнатка, которую они снимали в доходном доме на севере Табры. На мгновение ему страстно захотелось вернуться туда: в тесную, скудно обставленную каморку – лишь бы избавиться от груза решений. Он слишком стар для них. Ему самому не нужно уже ничего, кроме теплой постели и горячей воды, в которой суставы перестают так ныть…
– …и я не понимаю твоего упрямства! – прорвался сквозь воспоминания голос советника.
Маг открыл глаза.
Мауз и впрямь не понимал. Газван не поручился бы, что изучил советника, но казалось, тот раздосадован и не ожидал отпора. Это не давало вельможе покоя… как оса, жужжащая над раздобревшим псом.
– Верховный маг… назовем это «суеверен», – процитировал жрицу Первый. – Ты предупредил меня – просто так, забесплатно – и мне придется действовать. Что бы я ни сделал, ты выиграешь. По-моему, отличная сделка.
Мауз открыл было рот, когда чародей закончил:
– Во всем, кроме одного: творить еще одного узурпатора я не стану.
Советник лишь покачал головой. Аджит переводил взгляд с одного на другого.
– Должно быть, правду говорят, у Первого на все один ответ: мне нужно подумать, – горько усмехнулся советник. – Неудивительно, что твой собственный престол шатается… Иди и думай – но постарайся не заснуть. Чего доброго, проснешься слишком поздно.
Это было оскорбление, но чародей пропустил его мимо ушей. Он поднялся – и едва не пошатнулся. Вино оказалось крепче, чем он предполагал.
– Я рад, что мы друг друга поняли.
– Аджит, проводи нашего друга, – все еще в раздражении бросил Мауз.
Воздух в палате казался тяжелым от напряжения – так что маг полной грудью вдохнул запахи людных улиц. Его паланкин ждал у главных ворот Района Садов, но Верховный понял: если он проведет хоть звон в душных носилках, то сойдет с ума. Слишком много слов сказано. Они теснились в голове и требовали внимания – так же настырно, как чародеи Круга.
В конце концов за паланкином можно и послать из обители!
Базарные навесы расположились даже здесь, у самых стен Района Садов. Торговцы разложили шелка и узорчатые ткани, курения и немыслимо дорогие товары из дальних стран. Продавали здесь и еду: сласти, миндаль, жареные моллюски, а в медной жаровне исходила дымом приправленная медом и горчицей баранина.
Неудивительно, что тревоги живо отступили перед ароматами. Как никогда, Газван радовался, что тяжелая челюсть и крепкое сложение не позволяют заподозрить в нем мага.
– Сколько? – спросил он, ткнув пальцем в начиненную мясом лепешку.
Торговец, человек с острым лицом и таким же острым взглядом, оглядел его с ног до головы.
– Десять медяков для благородного. Мясо нежнее, чем в иных знатных домах!
Газван понятия не имел, сколько стоит снедь на столичных улицах – еду в Круг доставляли большими скрипучими фургонами – но со времен походной юности привык торговаться. К тому же вряд ли в его карманах было много меди.
– Ты много хочешь, – скривился маг. – За лепешку и горсть мидий я дам три медяка.
– Прошу прощения, – поклонился торговец. – Я думал, вы недавно выбились в люди и не считаете деньги. Вы не только благородны, но и благоразумны, господин!
Наблюдая, как ловко тот заворачивает лепешку в лист салата, Газван ухмыльнулся.
Должно быть, боязнь выдать себя сыграла с ним злую шутку – когда торговец поднял взгляд и его глаза округлились, чародей принял это на свой счет. Лишь мгновением позже он сообразил обернуться.
Слишком поздно.
Он успел почувствовать дыхание чужой силы – и шарахнулся в сторону. Погрузившись на мгновение в темноту, маг понял, что машинально совершил Прыжок, притом неизвестно, куда и насколько далеко.
Он услышал сдавленный выдох, шорох и открыл глаза.
Пожалуй, ему повезло. Это была старая конюшня, пустая, грязная и полутемная. Узкие лучи света проникали сквозь щелястый потолок, едва-едва разгоняя мрак. И все же здесь было не совсем пусто: шорох повторился, а колдовское чутье подсказало, что рядом двое, что они испуганы, а один готов схватиться за оружие.
Они зажмурились, когда над головой мага вспыхнул яркий огонек. Пользуясь замешательством, Газван подчинил их сознания, – и застыл, еще не зная, что хочет сделать.
– Спи, – наконец приказал он.
Несколько вздохов он передавал ощущения тяжелеющей головы, и ватной усталости, и легкого сумбура в мыслях – пока не почувствовал, что оба разума погрузились в дрему. Лишь теперь он осмелился подойти поближе.
В свете колдовского огня они напоминали любовников: лица разгладились, а позы были открытые и беззащитные. Слишком много пудры и крема и откровенный наряд говорили, что перед ним дешевая шлюха со своим клиентом.
Верховный выругался.
Это безумие. Он даже не был уверен, что на него напали: вернее, ощущения твердили одно, а разум отнекивался, напоминал, что этого не может быть. Покушение на Первого-в-Круге, под стенами дворцового квартала, да еще при помощи магии… нет, невозможно. Было бы невозможно, если бы это не произошло. А если он ошибся… что ж, он уже наварил варево. С гадюкой и перцем. Эти двое, видевшие его, – не самая большая беда.
В любом случае, отсюда пора выбираться.
Газван быстро нашел приоткрытую, перекошенную на сорванных петлях дверь и оказался в узком проходе меж зданиями. Поодаль, под кривым старым карагачом, высилась груда мусора. По грубому водостоку, прорытому в голой земле, сочилась зловонная жидкость.
Чародей как раз прикидывал, куда податься и что правильней сделать – когда почувствовал взгляд, выискивающий его среди пыльных дворов и закоулков. Кто бы ни напал на него на крохотном рынке, он был не готов довольствоваться попыткой.
«Думай! Думай!» – твердил себе маг. Как назло, в голове царила зияющая пустота.
По меньшей мере, нужно убираться. Должно быть, он сможет укрыться от взгляда, но похоже, что враг чувствует чары, придется обойтись без магии. А еще – нужно понять, что же произошло, то есть вернуться к Району Садов и осмотреться. Это была только задумка, но лучше, чем ничего, и Верховный зашагал прочь, жалея, что уже не в силах перейти на бег.
Праздник еще не начался, но сточные канавы были забиты мусором, а народ в дешевых харчевнях гулял вовсю. Выйдя на залитые солнцем улицы, чародей с сожалением замедлил шаг: ни к чему обращать на себя внимание. Он не чувствовал взгляда, но не мог и отделаться от ощущения, что его преследуют. Он слишком мешкал там, в конюшне. Тому, кто покушается на Первого, не составит труда найти след чар и перенестись на место за пару минут.
Газван отыскал взглядом шпили Круга, а через несколько ударов сердца – и купол дома Усира, так что блуждать ему не пришлось. Однако, когда булыжник мостовой сменился плоскими плитами, маг понял, что дальше идти по главным улицам опасно.
Он свернул наугад, не приглядываясь, – и сразу понял, что поступил правильно. Не успел маг пройти и дюжины шагов, как за спиной раздался властный окрик и шум голосов. Обернувшись, он увидел спешащих мимо конников в черных чалмах. Братья? Видать, на площади царит еще та кутерьма!
Если бы он мог изменить внешность чарами! Чародей свернул в проход меж двумя зданиями, вновь свернул… Знать бы еще, где он находится. То были дворцы, возвещающие богатство владельцев простому люду перед парадным входом. Конторы торговых домов, бани, особняки – с обратной стороны все они на одно лицо.
По всему городу гонги отпели седьмой час, прогудев горсть долгих тоскливых нот. Он и не заметил, как наступил вечер. Летние дни долги, и солнце еще окрашивало розовым купола, но до сумерек осталась пара звонов. Меньше всего Газвану хотелось, чтобы его скитания затянулись затемно.
Однако вскоре он завидел то, что искал, – свернув очередной раз, он оказался в проулке, а впереди замаячили алые стены Района Садов. Над ними виднелся белый зуб Башни Справедливости. Даже этот небольшой просвет между домами был закрыт, перед кордоном Черных Братьев собрались люди.
Затесавшись меж почтенной дамой и оплывшей тушей ремесленника, Газван протолкался вперед и скривился. Там было человек десять воинов, а за ними виднелись еще и еще… целая орава – хоть он не поручился бы, что все они Братья. Увы, ни окружавшего дворцовый квартал канала, ни площади за спинами было не разглядеть.
– Что происходит? – допытывался высокий седой человек. – Что там происходит? Милосердные боги, я спешу!
– Убийство, – одернула его женщина.
– Несчастный случай с благородным, – сказал ремесленник.
Коренастый крепыш, по виду кузнец, прервал начавшийся было спор:
– Братья говорят, колдуны устроили бойню. Полрынка выжжено…
Его слова потонули в гвалте. Среди возгласов и проклятий Верховный услышал предложение сжечь обитель, выпустить бесам кишки, а также изумление тому, что колдуны вообще покинули свою тюрьму.
– Они могли и не выходить никуда, – со знанием дела отметил прыщавый юнец. – Колдовать-то и оттудова можно. Теперь затаились там и…
Но истинные виновники хаоса и не думали таиться. То ли они почуяли его присутствие неподалеку, то ли их поиск вернулся к окрестным кварталам, но Газван вновь ощутил, как зашевелились на голове волосы.
Они были сильны. Он чувствовал это. Наверное, если собрать с десяток не самых слабых чародеев Круга – получится примерно столько силы. Под пытливым взглядом маскирующий его сущность кокон съеживался и корчился.
Зеваки судачили по-прежнему. Кишки Усира, неужели они не слышат? Нет… конечно, нет. Ощущая, как стеснение в груди растет, Газван начал протискиваться прочь. Вот он наступил кому-то на ногу. Задел плечом неожиданно вскрикнувшую женщину… Голова гудела, а щит все таял, таял – так стремительно, что мага тошнило от потери сил.
Нет, он долго не выдержит! Прыжок… Ему показалось, что он услышал крики за спиной, но маг понимал, что это самообман. Еще Прыжок. На сей раз он знал, куда переносится, и запутывал след, бросаясь из одной части города в другую. Гавань, Старый город, задворки знакомой лавки у моста Отрубленных Голов… Один раз маг почти свалился на моложавого мужчину в потертой одежде. Он лишь коснулся плеча горожанина, погружая того в сон, и побежал.
Сколько он плутал так? Чародей утратил счет времени и не вслушивался в голоса храмовых гонгов. Он Прыгал, уходил с места Прыжка, еще раз переносился… чем дальше, тем реже применяя магию и чаще передвигаясь на своих двоих. Пусть только попробуют его найти! Да, любой Прыжок можно отследить… Но на это требуется время – время, которое он потратит на то, чтобы уйти подальше. В городе, где проживает пара тысяч магов, попробуй отследи каждый всплеск силы!
Еще Прыжок – и снова путь по темным, умолкшим с наступлением ночи захолустьям… Уже и ноги начали подводить его, а живот скрутило так, словно он не ел несколько дней.
Десятый вечерний звон застал его в саду брошенного особняка на севере столицы. Отсюда было равно далеко до Круга, до Района Садов и до места последнего Прыжка. Он отдыхал… если это можно так назвать. Последний час старик едва ковылял, и теперь осел наземь, нащупав в темноте корягу и привалившись к ней боком.
А он и не знал, что в городе есть такие места… Интересно, кто здесь жил? Наверное, ему пора бы возвращаться в Круг. Он не мог Прыгнуть прямиком внутрь, из-за купола силы над обителью, а переноситься в окрестности, чтобы войти пешком… Нет, нельзя, нельзя! Чего доброго, перехватят. Но и тянуть время толку нет. Чем дольше он медлит, тем теснее враг оцепит обитель.
Мысли были вялые, бессвязные и вязкие, Газван даже не пошевелился, чтобы встать. Спутанные заросли тамариска казались тысячей рук, что тянулись к луне. Ветер тоскливо скулил в покинутом саду, как сонм плакальщиц, и высохшие деревья тоже стонали и скрипели, словно бы вторя ему.
Невдалеке треснула ветка. Тихий звук: то ли ветер, то ли выдох…
Сжав зубы, Газван тяжело поднялся и пошел на шорох. Глупец! Конечно, в столице есть и заброшенные особняки, и запущенные сады, но сколько нищих, бродяг, а то и кого похуже облюбовали их для себя?
Как глупая девица, он едва не вскрикнул, запнувшись о невидимый во мраке тюк. Обругал себя, ткнул ногой и осторожно опустил руку, чтобы пощупать. Тюк был мягким и скользким, словно дохлая кошка. Газван вздрогнул, отдернув руку. Затем нагнулся и пощупал еще. Волосы, линии лица, борода… у него под ногами валялся человек. Нищий, если верить заскорузлой одежде.
Забрел сюда сам?.. Уже был ранен, болен – и издох здесь, где таился маг? Как бы там ни было, он засиделся. Безмолвно ругаясь и моля богов – Газван и сам не знал, о чем – старик вновь заспешил прочь.
Похоже, боги вняли ему, просто для разнообразия. Когда лужайка, на которой он провел ползвона, исчезла в вихре силы и реве пламени, он был уже достаточно далеко. Газван побежал. Деревья толкали его из стороны в сторону, корни цеплялись за подол кафтана. Наконец, он растянулся на земле среди затрещавших кустов и пополз, продираясь сквозь заросли. Покрытые росой ветви царапали лицо и хватали за плечи.
Времени не было: он понимал, какой след силы, чувств и самого своего существа оставляет за собой.
Конечно, маг знал, что далеко он не уйдет. Газван даже не разглядел как следует своих преследователей. Колдовское чутье подсказывало, что они здесь, близко, но в чересполосице тьмы и лунного света он не увидел бы собственных ног.
Какого беса?.. За сутки в небо над столицей выбросили столько силы, что маг средней руки мог лишь грезить о таком могуществе. Это был единственный выход, и бояться его так же глупо, как печалиться о недопитом вине, проигравшись в кости.
Его пальцы помнили прикосновение липкой, еще теплой плоти. Схватившись за воспоминание, маг потянулся через старый сад, через чужую и до странности чуждую магию к оставшемуся позади телу.
Всю жизнь ему внушали отвращение к тому, чтобы черпать силу из живых созданий, а прикосновение к мертвому вызвало еще больше брезгливости. Это было похоже на людоедство… Но он сможет. Если даже Ханнан смог – мягкий, вежливый Ханнан, который слова поперек не скажет, – то он обязан справиться. Ведь он солдат. Когда-то был им…
Подавив тошноту, Газван жадно зачерпнул теплящуюся в теле силу, пропустил ее сквозь себя, через умножающие чары браслеты – и бросил в сжимавшееся кольцо. Раз, другой, третий… Он не облекал чары в пламя или порывы ветра, но все равно оказался не готов к оглушительному треску. Валы магии катились во все стороны, как круги на воде.
Верховный не сразу открыл глаза. Равнодушная луна холодно взирала с чистых небес. Ни единой ветви не заслоняло неба: на десятки локтей вокруг простирался хаос изломанного дерева и вывороченной комьями земли. Царила такая тишина, что собственное дыхание показалось чародею громким.
Маг поежился от прикосновения неожиданно прохладного ветра. От мысли о том, чтобы задержаться и поискать, не осталось ли чего от преследователей, к горлу подступала тошнота.
Закрыв глаза, чтобы не видеть созданного им бурелома, чародей Прыгнул.
Верховный вошел в Круг через восточный вход, именуемый также Песьим: через него когда-то уходили на войну служащие в войске чародеи, а неподалеку виднелся обветшавший алтарь Шакала Пустыни.
Газван не стал карабкаться по лестницам. Едва миновав защитный купол, он перенесся прямиком в свою гостиную – и с удивлением обнаружил, что комната залита мягким светом лампад, а в кресле устроился Ханнан, листая книгу.
– Ты?!
Он так устал, что возглас оказался приглушенным хрипом. Чародей оторвал взгляд от строк – спокойный и сдержанный. Как и всегда.
– Я, – отвечал Ханнан. – Я знал, что рано или поздно вы вернетесь, но предположил, что вы не будете знать новостей.
Он помедлил прежде, чем закончить: должно быть, искал слова, но выглядело так, будто он выдерживает драматическую паузу.
– Царь Царей при смерти, – объявил чародей. – Власть теперь в руках мальчишки.
В стенах обители не было нужды изображать скорбь. Однако Первый-в-Круге догадывался: вскоре он и впрямь начнет скорбеть по узурпатору.
