Глава двадцать четвертая

Между ужином и последней сменой, будь то работа в саду, на фабрика или уборка в столовой или в умывальных помещениях, у нас был свободный час. Дети возвращались в свои комнаты, и для перехода из здания в здание каждой группе было выделено свое время. Это означало, что удар по лагерю сработает, только если он будет разыгран правильно до последней ноты. Дети текли сине-зеленым потоком, сосредоточенные на том, чтобы оставаться незаметными и тихими и ничем не нарушить принятый размеренный темп.

Красные. Здесь были Красные. О чем никто из нас не знал. Я никого не могла предупредить. И чем ближе я подходила к боксу № 27, тем больше мне казалось, что все уже кончено.

Лэйбрук проводил меня до хижины, отпер дверь и с внушенной вежливостью придержал ее для меня. Я вошла внутрь, в последний раз посмотрев в его тусклые глаза. Я стерла из его памяти настоящее, заменила воспоминаниями о том, как он избивает меня, тащит по лагерю, заставила думать, что он был таким грубым, каким и хотел быть. Когда он развернулся и ушел в дождь, дверь закрылась сама.

По встретившей меня тишине я поняла, что девочки еще не вернулись. Их должны были перевести с работы на фабрике в сад, и скорее всего, они еще тащились сюда по грязи или стояли у низкого забора, ожидая разрешения выйти.

Бокс – мой дом – был таким маленьким. Один только взгляд – и ты уже видел все. Насыщенное коричневым пространство, разбавленное желтовато-белыми простынями на двухэтажных кроватях. Запах плесени смешивался с запахом немытого тела, и от этого не спасал даже тонкий запах древесных опилок. Через трещины в стенных панелях проникали серебристые лучи света. Ветерок шурша пробегал по хижине, следуя за мной, пока я обходила кровати, чтобы подойти к дальней стене.

Когда я увидела свое старое спальное место, на меня обрушилось знакомое беспросветное отчаяние. Я прикусила губу, чтобы не расплакаться.

Косой дождь просачивался сквозь стену, и матрас уже отсырел. Я медленно подошла к нему и села. А когда я подняла взгляд на нижнюю сторону матраса Сэм, горло мое перехватило. Я провела рукой по пластиковой поверхности, которую обдирала по ночам, когда не могла заснуть.

«Ты оставила их здесь. – Я прижала руку к груди, чтобы убедиться, что мое сердце еще бьется. – Ты оставила их здесь, жить в этом аду».

– Прекрати, – прошептала я. – Прекрати.

Я ничего не могла с этим сделать. Я не могла вернуться и изменить решение, которое я приняла той ночью и проглотила таблетки, которые дала мне Кейт. Оставалось только двигаться вперед.

Хлопнула дверь. Они заходили молча, протискиваясь в узкие проходы между кроватями.

Вошла женщина из СПП и пересчитала их. Потом с легкой ухмылкой, она повернулась и посчитала и меня. И пока она не вышла, заперев за собой дверь, никто не двинулся с места. Но больше всего меня поразила Сэм, которая буквально вилась вокруг меня, и в ее лице читалось подобие надежды.

Ее медовые волосы были небрежно перевязаны лентой сзади, а лицо перепачкано черной грязью. Она выглядела смертельно уставшей, но ее поза, то, как она упирала руки в бока, то, как она выжидательно наклоняла голову, – это была Сэм. Это была настоящая Сэм.

– О боже.

Это сказала Элли, одна из старших девочек. Они с Эшли всегда изо всех сил старались позаботиться о младших. Теперь, когда рядом не было подруги, которая всегда готова была подставить плечо, я с трудом ее узнала. На миг она замерла, а потом бросилась ко мне, перелезая через разделявшие нас кровати. И это было хорошо, потому что сама бы я вряд ли смогла сдвинуться с места, даже если бы захотела. Я готова была лопнуть от счастья, увидев их снова, и все равно страшилась узнать, что они обо мне все это время думали.

– Боже!

Это восклицание повторялось снова и снова. Элли присела передо мной на корточки. Ее зеленая рубашка промокла от дождя. Она взяла мое лицо в свои холодные руки – мягкое прикосновение, которое превратилось в крепкие объятия, как только она поняла, что я и правда здесь.

– Руби.

– Я вернулась, – выдавила я.

Остальные девочки тоже протискивались ко мне, толпясь в проходах, а кое-кто, в том числе и Сэм, просто карабкались через матрасы и спинки кроватей. Ванесса, Мэйси, Рэйчел – все они подходили, дотрагивались до моего лица, пожимали мои руки, которые безвольно лежали на коленях. Не злились. Не обвиняли. Не боялись.

«Не плачь», – приказала я себе, улыбаясь, хотя глаза жгло как огнем.

– Нам сказали, что ты умерла, – сообщила Элли – она все еще стояла на коленях передо мной. – Что это ОЮИН. Что произошло? После того, как тебя забрали той ночью…

– Я сбежала. Все подстроила одна медсестра. Я встретилась с другими детьми, такими, как мы… мы прятались.

Этой сокращенной версии правды хватит – пока что. Мне никогда не приходило в голову спросить у Кейт, могут ли камеры записывать не только видео, но и звук? Но то, как все собрались вокруг меня, уже выглядело достаточно опасным. Нам не разрешалось касаться друг друга.

– Но тебя все-таки нашли? – Это Ванесса, ее темные глаза по-прежнему широко открыты и недоверчиво смотрят на меня. – А ты не знаешь, может, и Эшли тоже забрали, как и тебя? Ты о ней ничего не слышала?

– Что случилось? – спросила я, стараясь, чтобы голос меня не выдал.

– Ее забрали для работы на кухне… может, два месяца назад? – сказала Элли. И в этом не было ничего необычного. Если возникали какие-то мелкие дела или лишняя пара рук была нужна на кухне или в прачечной, туда часто брали старших Зеленых – наверное, считалось, что им можно доверять. – Тем вечером нас в столовую не повели. А Эшли просто не вернулась. Не знаешь, может кто-то помог ей сбежать?

Они все смотрели на меня, и надежда в их глазах была невыносимой. Но как они отреагируют на правду? Что заставило меня ответить: «Я не знаю»? Трусость или доброта?

– А как там? – спросил кто-то из девочек. – Снаружи?

Я подняла взгляд, и с моих губ сорвался слабый смешок.

– Так странно и так… громко. Пугающе, опасно… но там огромный мир, открытый на все четыре стороны, и прекрасный.

Я всматривалась в их лица, изголодавшиеся, отчаянно мечтавшие увидеть что-то по другую сторону ограждения.

– И он почти готов.

– Готов для чего? – спросила Элли.

– Для нас.

Заев хлебом безвкусный суп, который подавали в столовой на ужин, мы снова вернулись в бокс, и за нами, не отставая ни на шаг, размахивая руками, следовал Красный. Бритая голова – под форменной шапкой виднелась темная щетина, его смуглая кожа приобрела землистый оттенок. Глаза парня были пустыми и ничего не выражающими. Во время ужина я избегала смотреть в его сторону, чтобы сердце не сбивалось с ритма. Но я заметила, что Сэм делает то же самое. В какой-то момент Красный остановился у нее за спиной. Она опустила ложку в миску и перестала делать вид, что хочет есть. Но потом я заметила, как она смотрит ему в спину, пожирая его глазами… и удивилась.

Пока что я старалась не думать о том, что происходит сейчас с теми, кто остался на Ранчо. Что они делали? Находились ли они в безопасности. Придут ли сюда? Я не могла позволить этим мыслям отвлечь меня от того, что должно быть сделано здесь. Стоило только подумать о Лиаме, который где-то там, в одиночестве, пытается отыскать своих родителей, чтобы рассказать им о том, что случилось…

Пока мы шли, я переключилась на короткие приятные воспоминания. Смех за обедом. Отсветы костра на улыбающемся лице Зу. Джуд, который от радости сбивает с ног Нико и падает сам, когда одна из их самодельных игрушечных машинок вдруг поехала. Или как Пэт и Томми готовы были целовать землю, по которой ходила Вайда. Драгоценный миг, когда впервые за несколько месяцев я увидела Толстяка и осознала, что он выжил. Расслабленная улыбка Коула, когда он провел рукой по моим волосам. Лиам. Лиам на водительском сиденье, подпевает музыке. Лиам целует меня в темноте.

Сэм искоса наблюдала за мной, ее рот был напряженно сжат, кончики губ опустились. От носа к губе шел знакомый изогнутый бледно-розовый шрам. Но он потускнел, как и вся она. И когда я повернулась, чтобы посмотреть ей в глаза, Сэм отвела взгляд.

Но я знала Сэм. Три года назад я стерла все ее воспоминания обо мне, но я по-прежнему могла читать ее лицо как давно знакомую любимую книгу. Постепенно ей становилось комфортнее рядом со мной, Сэм осмелела. Она задумчиво смотрела на меня своими светлыми глазами, следила за мной с момента побудки в 5 часов утра, в течение всех десяти минут, которые были отведены нам на то, чтобы проглотить овсянку в столовой, а потом шла со мной рядом, когда мы пробирались сквозь холодную утреннюю сырость, чтобы приступить к работе.

Прошлым вечером, когда мы шагали в столовую, а потом обратно, я заметила, что Сэм слегка хромает, но теперь, утром, увидела, что ее правая нога с трудом сгибается.

– Что случилось? – прошептала я, заметив, как Сэм схватилась за край кровати, чтобы не упасть. Когда она спрыгнула на пол, ее щиколотка подогнулась. Я потянулась, чтобы помочь ей заправить кровать – мне простыней никто не дал – и попыталась разглядеть, что же случилось.

В духе своей типичной бытовой жестокости солдат СПП в лазарете выдал мне летний комплект формы: шорты и футболку, хотя остальные были одеты уже в зимнюю – в рубашки с длинными рукавами и штаны. Мешковатая одежда скрывала ее ноги, так что я ничего не рассмотрела.

– Змея укусила, – шепнула Ванесса, когда Сэм прошла мимо, чтобы встать в общую шеренгу. – Не спрашивай. Она не расскажет.

Сад находился в самой удаленной части лагеря, дальше всего от въездных ворот. Электрическое ограждение гудело тихую песню. Когда я была младше, то представляла, что это гудят жуки, целые семьи, которые поселились под деревьями. И от этого почему-то становилось легче.

Наш Красный-сопровождающий оказался тем же парнем, которого приставили к нам прошлым вечером: обритая голова, темные миндалевидные глаза. Сэм вздрогнула, крепко прижала руки к телу и, хромая, зашагала вперед.

«Они забрали из них жизнь», – подумала я, ступив через низкую белую ограду, где мне выдали маленькую пластиковую лопату. Мне немного было известно о том, что с ними делают. Как там Клэнси это называл? Перепрограммируют? Перенастраивают? То, что сделали с сознанием Мейсона, его уничтожило. Может, что-то пошло не так? Парень оказался недостаточно сильным, чтобы пережить это вмешательство.

Сколько Красных были привлечены к «Проекту Джамбори»? Было ли возможно, что… нет. Конечно нет.

«Прекрати, – приказала я себе, – думай о чем угодно еще, только не об этом».

Сотрудник СПП раздал нам тяжелые рабочие куртки, которые было разрешено надевать, пока мы находились в саду. Он посмотрел на номер, написанный у меня на груди, и мне ничего не дал. Десятилетняя, я молча приняла бы наказание, гордо встретив жестокую ухмылку. Но теперь я не обязана была это терпеть. Его ум был как стекло, и все, что мне было нужно, пройти сквозь него, как луч света. Забрав у него куртку, я медленно отошла.

В общем строю я направилась к грудам земли, которые выкопали вчера, и опустилась на колени. Земля расползалась, забивалась под ногти, пока я лопатой пыталась выковырять из нее картофелины. Я стерла с них темную грязь.

Цвет обожженной кожи.

Я прикрыла рот обратной стороной ладони, непроизвольно оглянувшись на троих в красных жилетах, стоявших рядом со входом. Они безразлично наблюдали, как дети из каждого бокса гуськом входят в сад и получают задания.

Мои пальцы непроизвольно стиснули рукоятку лопаты. Я покосилась направо. Сэм только делала вид, что работает, отбрасывая в сторону землю. Нас все еще строили по алфавиту, это не изменилось.

– Давно они здесь? – еле слышно спросила я. – Красные?

Сначала мне показалось, что она меня не расслышала. Я вытащила следующую картофелину и бросила в пластиковый таз у нас за спиной.

– Может, месяца три, – так же тихо пробормотала она. – Точно не скажу.

Я едва заметно выдохнула, чувствуя, как напряжение немного спадает: эти Красные были не из Соутуса. Но это означало, что существуют и другие лагеря, и другие места, где их перепрограммируют.

– Ты… ты не узнаешь никого из них? – прошептала Сэм, наклонившись ко мне, делая вид, что хочет помочь. – Некоторые из них отсюда.

Я не могла рискнуть и посмотреть в их сторону еще раз. Да и смогу ли я кого-то вспомнить? В моей памяти лица Красных из Термонда всегда были скрыты в тени. Как и все, кто был опасен. Но я точно знала, что не знаю того Красного, которого продолжала высматривать Сэм. Каждый раз, увидев его, она вздрагивала и поворачивалась так, чтобы не пересекаться с ним взглядом. Но потом, как загипнотизированная, она снова поднимала на него глаза.

– Ты его знаешь? – прошептала я.

Девушка молчала так долго, что я уже решила, что она не ответит. Но наконец она кивнула.

– Раньше знала? Раньше-раньше?

Сэм с трудом сглотнула и кивнула снова.

Меня затопили сочувствие и жалость, и я растерялась, не зная, что и сказать. Я и представить не могла. Я даже отдаленно не могла представить, на что это похоже.

У нас за спиной, насвистывая какую-то мелодию, прошел солдат СПП, следуя по своему маршруту между грядками. Сад был огромным – только в длину километра полтора, и работы всегда было много. Портативный генератор белого шума, свисавший с его пояса, позвякивал при ходьбе, раскачиваясь в такт его неспешным шагам.

Я рискнула еще раз поднять взгляд и догадалась почему, как только я его увидела, моя кожа покрылась мурашками. Это был тот самый солдат, который следил за работой на фабрике, – тот, который любил прижиматься к девочкам, приставал к ним, доводя их до слез, а затем наказывал, если они хоть как-то ему сопротивлялись. Тогда мне было невдомек, что он делал со мной, с Сэм, с другими девочками – мы просто стояли и молча терпели. Но теперь, теперь я уже понимала, чего он на самом деле хотел, и это будило во мне ярость. Когда он прошагал мимо нас, Сэм застыла. Может, она тоже почувствовала его запах – солоновато-кислый, смешанный с запахом сигарет и средства после бритья.

Я не смогла расслабиться, пока он не оказался в десяти девочках от нас.

– Руби, – прошептала Сэм, заслужив укоризненные взгляды от девочек, работавших на грядке напротив. – Что-то случилось… после того, как ты ушла, я осознала, что со мной что-то не так. С моей головой.

Я буравила глазами землю перед собой.

– С тобой все в порядке.

– Я скучала по тебе, – сказала Сэм. – Так сильно. Но я даже почти не знаю тебя… а потом у меня стали возникать эти переживания, эти образы. Они были как сны.

Я тряхнула головой, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание. Ты не посмеешь. Не сможешь. Если кто-то заметит… если она оплошает…

Сэм отшвырнули от меня и потащили с грядки. Рядом стоял тот самый СППшник и теперь намотал на руку длинные пряди Сэм.

– Ты знаешь правила, – прорычал он. – Мы работаем молча или вообще не работаем.

И только сейчас я увидела, во что превратилась моя подруга за этот год. Прежняя Сэм, та, которая бесчисленное множество раз заступалась за меня, выплюнула бы ему в лицо оскорбление или попыталась бы вырваться из его хватки. Сопротивлялась, хотя бы в малом.

Теперь, пытаясь защититься, она лишь позволила себе поднять перепачканные грязью руки. Отработанное движение. И когда солдат швырнул ее вперед, она распласталась в грязи и замерла. Все мое тело пронизала ярость. И мне было бы мало просто убить этого человека. Я хотела унизить его.

Я послала в его сознание один простой образ – побуждение, которое было достаточно легко внушить.

Его камуфляжные штаны потемнели спереди, пятно расплылось и потекло по ноге. Я отпрыгнула с преувеличенным отвращением, заметив, что на нас обратил внимание еще один солдат СПП, стоявший через грядку от нас. Вздрогнув, первый пришел в себя и медленно, охваченный тягучим ужасом, посмотрел вниз.

– Дерьмо… дерьмо…

– Тилдон, – окликнул его солдат, который продолжал наблюдать за ним. – Статус?

– Дерьмо… – лицо Тилдона вспыхнуло ярко-розовым, он попытался прикрыться, не зная, на что решиться: остаться или попросить разрешения уйти, чтобы разобраться с этой ситуацией.

Дети украдкой посматривали на него и переглядывались. Похоже, он это понял и неуверенными шагами двинулся прочь. Я продолжала контролировать его сознание, достаточно сильно, чтобы, когда я сдвинула правую ногу в сторону, его нога повторила это движение – и он шлепнулся на колени как раз у ворот. Этот сотрудник СПП, Тилдон, решил, что о кого-то споткнулся. Это было последней мыслью, которую я аккуратно внедрила в его голову, прежде чем выйти из нее и уже не смотреть ему вслед, когда он почти бегом помчался в сторону контрольной башни.

«Это было чересчур», – отругала я себя. В следующий раз нужно придумать что-то не столь заметное. Но на этот раз… я ни о чем не пожалею, чем бы это ни обернулось. Я поднялась на затекшие ноги, чтобы помочь Сэм. И когда мы снова вернулись на свои места, глядя на меня, девушка дрожала, будто понимая, что на самом деле произошло.

– Исправь это, – прошептала она, – то, что ты со мной сделала, что бы это ни было. Пожалуйста. Я хочу знать.

Я не могла заставить себя посмотреть ей в глаза, понимая, что увижу в ее лице. С Лиамом было точно так же, верно? Все чувства на месте, но никаких воспоминаний – вот с чем я оставила ее. Неудивительно, что она выглядела такой растерянной и враждебной после того, как я стерла ей память. Должно быть, это оглушило ее. И если я была ей так же близка, что и она мне, это странное чувство, должно было терзать ее каждый день.

Я с мольбой посмотрела на нее и увидела такую же мольбу в ее взгляде. И, как и всегда, она поняла. В ней проклюнулась искорка прежней Сэм. Она нахмурила брови и сжала губы. Это был тот безмолвный язык, который мы вырабатывали годами.

Тот солдат СПП, который наблюдал за той сценой, прикрыв глаза рукой, посмотрел вслед Тилдону, а потом, перешагнув кучу земли, направился к нам. В ожидании того, что надо мной сейчас нависнет его тень, я напряглась.

«Только попробуй, – подумала я. – Только тронь этих детей, и ты увидишь, чем это закончится».

Однако солдат уже шел дальше, патрулируя участок Тилдона. Я задержала дыхание и сунула руку в рыхлую землю, чтобы коснуться пальцев Сэм.

Мы работали все утро и большую часть дня, сделав только небольшой перерыв, чтобы перекусить яблоками и бутербродами, которые нам раздали вместо обеда. Я проглотила свою еду, сжимая ее перепачканными в земле руками, наблюдая за тем, как меняется цвет неба.

И в эту ночь, когда я легла на кровать, надо мной спала Сэм, и я скользнула в ее сознание мягко, как легкий ветерок.

Я вспомнила о том утре, когда я стояла рядом с ней в лазарете, о том, как этикетка на ее плаще царапала ей шею. А еще я вернулась в тот самый момент, когда я по ошибке забрала ее воспоминания обо мне и который невыносимой тяжестью давил мне на сердце. И видеть все это снова было невыносимо.

Теперь эти образы оказались и в ее сознании, и они в точности совпадали с моими. Меня уносило этим потоком, я падала в белые трепещущие картины. Ее воспоминания были невыносимо яркими и при этом слишком зыбкими, чтобы их ухватить. Но как только я увидела нужное, я поняла, что именно я ищу – черный узел, глубоко скрытый за всем остальным. Дотянувшись до него, я дергала этот узел так сильно и не отступила, пока он не развязался.

В каждом воспоминании, которое всплывало вверх, была звезда, а я стояла в центре галактики. Подо мной простирались бесконечные созвездия растерянных улыбок и тихого смеха. Бесчисленные дни, серые, коричневые и черные, которые мы провели, держась друг за друга – потому что больше было не за кого.

Мне казалось, что все это время она спала – ее сознание было таким спокойным и тихим под моими прикосновениями. Но вот бледная рука свесилась с края кровати и потянулась ко мне. От этого знакомого жеста у меня перехватило дыхание, и мне пришлось прикусить губу, чтобы не дать пролиться слезам. Я протянула руку в ответ, и наши пальцы сплелись. Тайна. Обещание.