Глава шестнадцатая

Мы ехали целых четыре часа, а потом бросили грузовик в Рено. В идеальном мире мы доехали бы на нем прямо до Лодая, остановившись только раз, чтобы дети сбегали в кусты и размяли ноги, но военная маркировка машины выдавала ее принадлежность. Кто-то обязательно бы нас заметил.

Сенатор Круз договорилась, что из Орегона в Рено привезут старый междугородний автобус и оставят где-то в черте города. Она предупредила, что этим контактом сможет воспользоваться только один раз: бывший губернатор штата, в прошлом ее одноклассник, был осторожен и никогда особо не ввязывался в дела Федеральной коалиции, за что Грей и оставил его на должности.

Мы с Заком помогли детям спуститься, и я не могла прогнать с лица улыбку, глядя, как все они, казалось, хотели покружиться в лучах теплого солнечного света. Роза вылезла одной из последних, проигнорировав Зака и вверив себя моим рукам.

– Порядок? – спросила я. – Как ты?

Она потянулась и помахала руками. Я тоже ей улыбнулась, чтобы девочка поверила, что все сложится хорошо. Этому я научилась у Кейт.

И пока мы выгружали из грузовика ящики с едой и лекарствами, складывая их в багажное отделение автобуса, я гадала, что бы подумала обо всем этом Кейт. Когда я увижу ее снова, я обязательно постараюсь объяснить ей, как сильно она изменила меня. Я хотела верить, что, если я ощущаю все это, если я вспомню ее лицо и сосредоточусь на нем, она каким-то образом сможет почувствовать, что я о ней думаю – что я ее не забыла.

Что я приду за ней.

Лиам подвел Элис к автобусу, не обращая внимания на то, как члены команды переглядываются между собой, когда они проходят мимо. Перебросившись с ней еще несколькими негромкими словами, он вернулся к своему мотоциклу и объяснил Заку, что собирается ехать следом за нами.

Я протянула руку Розе, которая с благодарностью приняла ее. Зак залез на водительское сиденье и вывернул шею назад, пересчитывая детей, чтобы убедиться, что все сели. Дети теснились на сиденьях и на полу. Потом, немного освоившись, те, кто постарше, принялись возиться с вентиляцией и настройками освещения.

– Держите шторы закрытыми всю дорогу, – предупредила я их. – До места, куда мы направляемся, еще три или четыре часа езды.

– Где это? – спросил один из них.

– Кали-фор-ния! – пропел Гэв, отстукивая ритм на спинке переднего сиденья своими толстыми пальцами. – Поедем уже!

– Ремни безопасности! – напомнил Зак и завел автобус. Затем, сообразив, что в его распоряжении громкая связь, повторил команду по микрофону. – Все пристегнули ремни безопасности! Добро пожаловать в транспортную компанию «Пси». Меня зовут Зак, и я буду вашим водителем в этой невероятной поездке навстречу свободе. Если вы выглянете из окна – но, конечно, не делайте этого, потому что Руби только что вам запретила, – можете показать Неваде средний палец на прощание.

В ответ на это кое-кто из детей даже выдавил улыбку. Я показала Заку большой палец, и он ответил тем же. Автобус дернулся вперед, и мы снова отправились в путь. И я снова заулыбалась, окрыленная собственным облаком счастья. Я не спускалась на землю ни на секунду, пока не посмотрела на Розу.

Она села у окна, подтянув ноги к груди, натянула на них рубашку и уткнулась лицом в колени.

– Роза, – окликнула я девочку, коснувшись ее спины. В лагере она была не более, чем номером на кармане рубашки: 92229. Я хотела, чтобы она услышала свое имя. Чтобы почувствовала себя человеком.

– Тебе не следовало приходить, мы еще не готовы. Мы еще сломаны.

– Нет, – быстро ответила я, – вовсе нет. Вы просто другие, вот и все.

– Нам сказали, что хорошие – те, кто умер, – проговорила девочка, и я заметила тонкий шрам, пересекающий ее левую щеку: узкую розовую линию, которая закручивалась в спираль. Такой шрам мог появиться, только если кто-то специально вырезал его на ее коже. – А мы – плохие, и никогда… никогда не выйдем оттуда. Но никто никогда ничего не делал, чтобы нам помочь. Я хотела… я хотела, чтобы меня исправили, все мы хотели, мы делали все, что нам говорили, но этого было недостаточно.

– Если тебя заставили так себя чувствовать, то это они – плохие, – возразила я.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, почему слова нашлись так легко. Клэнси. Получается, и я говорю то же самое, что пытался сказать мне он? Я неловко переминалась с ноги на ногу, пытаясь сосредоточиться на воспоминаниях о Кейт и о том, как она успокаивала меня после того, как я сбежала из Термонда.

– Самое важное, что ты когда-либо делала, – ты научилась выживать. Ты не должна была находиться в том лагере и не заслуживала этого. Не позволяй никому заставлять себя думать и чувствовать по-другому.

– Ты тоже была в таком, да? – спросила Роза. – Ты выбралась, и все стало лучше?

– Становится, – сказала я. – Твоя мама помогает нам.

Вот оно. Одна едва заметная, дрожащая улыбка.

– Она носит свой красный костюм?

– Красный костюм? – повторила я.

Роза кивнула, наконец, откинувшись на спинку сиденья.

– Мама всегда надевала этот темно-красный костюм, когда собиралась на дебаты или на важное голосование. Она говорила, что он отпугивает этих белых старперов, которые постоянно пытаются ее заткнуть и заставить помалкивать.

– Нет, – ответила я, – но знаешь что? Думаю, он ей просто больше не нужен.

Девочка растопырила пальцы, разглаживая свои форменные шорты.

– А ты точно… ты уверена, что она захочет… я хочу сказать, я бы поняла, если она не захочет меня видеть. Я была с бабушкой, когда они пришли. Мама никогда не видела меня после того, как я стала ущербной – то есть изменилась.

– Она хочет видеть тебя. – Слова нашлись в том уголке моей души, куда я не рисковала заглядывать с того времени, как я вышла из Термонда. – Сильнее всего на свете. Неважно, на что ты способна, неважно, что говорили тебе те люди в лагере. Она там, и она ждет тебя.

Это были правильные слова. Потому что они выходили из меня с болью, из того места, где когда-то их погребла.

Я поняла это, потому что это были те самые слова, о которых я мечтала, представляя, как кто-то говорит их мне и бабушка находит и спасает меня.

Роза повернулась ко мне.

– Спасибо, что пришли за нами.

Надеясь, что мой голос не выдаст меня, я ответила:

– Всегда пожалуйста.

– Вы собираетесь освободить и других детей? – спросила она. – Не только нас?

– Всех, – заверила я ее, а потом тоже прислонилась головой к спинке сиденья и закрыла глаза.

Только так я могла сдержать слезы. Теперь это не была некая возможность, которую мы обсуждали. Мы сделали это. Мы сможем повторить это снова в Термонде. Мы сможем сделать так, чтобы этот момент стал реальностью для всех. Для каждого ребенка.

В соответствии с инструкциями Коула Зак заехал на автобусе прямо в гараж. Дети, которые остались на базе, уже ждали нас, откатывая в сторону большие ворота, которые мы раньше все время держали закрытыми и запертыми. Сенатор Круз и Коул стояли внутри немного поодаль. Женщина замерла, скрестив руки на груди. И хотя издали она казалась безмятежно спокойной, я видела, как побелели костяшки ее пальцев. Я отодвинула шторы и отодвинулась, чтобы Роза тоже могла ее увидеть. Должно быть, сенатор в ту же секунду заметила дочь, потому что женщина уже бежала к дверям автобуса. Девочка бросилась в объятия матери с верхней ступеньки, и они обе чуть не свалились на землю.

Остальные дети старались не смотреть на эту сцену. По пути в Калифорнию мы рассказали им, что произошло в Лос-Анджелесе. И знание о том, что родители многих были связаны с Федеральной коалицией или просто жили в той местности, их не утешало.

– Но мы поможем вам их найти, – пообещала я. – Если сенатор Круз не знает точно, где они, мы попытаемся отыскать другие нити, которые приведут нас к нужной информации.

Коул стоял, не сходя с места, кивал участникам группы, выходившим из автобуса, хлопал их по спине и с гордостью поздравлял их, по мере того как они выходили и собирались вокруг него. У его ног лежал рюкзак, но он не касался его, пока Лиам и Элис наконец не вышли из автобуса. Я догадывалась, что сейчас произойдет, но, честно говоря, я сама пребывала в тихом бешенстве, чтобы попытаться это предотвратить.

Он подал знак сенатору Круз. По-прежнему прижимая Розу к себе, женщина сказала:

– Итак, следуйте все за мной. Мы обеспечим вам теплый душ, новую одежду и сытный обед. Подходит?

Лиам и репортер из «Рупора» тоже направлялись к нам, но тут им дорогу заслонили дети из Оазиса, которые устремились мимо, привычно выстроившись в цепочку. Они шли за сенатором к тоннелю, а навстречу им неслись Зу, Хина, Майк и Кайли. Они смешались с группой детей, которые в ожидании нашего прибытия стояли на белом полумесяце, нарисованном на бетонном полу.

Когда большая часть детей уже ушла, Коул нагнулся, чтобы поднять рюкзак, и бросил его Лиаму, который, поймав его, даже присел под его весом.

– Я взял на себя смелость, – начал Коул, и в его голосе звучал лед, – упаковать твои вещи. Тебе здесь делать нечего. Забирай свой маленький мотоцикл и вали домой.

– Я никуда не пойду. – Лицо Лиама стало жестким, когда он пихнул рюкзак обратно в сторону брата. – И я только начал. Ты не можешь заставить меня уйти.

Коул иронически усмехнулся, но вместо него ответила я. Слова мгновенно сложились в моем сознании, и рот будто наполнился желчью:

– Нет, но я могу.

Я увидела, как мечется взгляд Зу, которая смотрит то на Лиама, то на меня, потрясенно приоткрыв рот. Но это было ничто в сравнении с той болью, которую я ощутила, увидев, как Лиам стиснул зубы, как побледнело его лицо и как в его глазах зажглось ужасное, безмолвное разочарование. Как он смеет вести себя так, будто на самом деле предатель – я? Он провернул все это у меня за спиной. Я чувствовала, что у него есть какой-то секрет, но не думала, что такого масштаба. Я не думала, что он будет рисковать безопасностью и жизнью всех детей, находящихся здесь.

И почему? Потому что Коул не принял его идею? Он не понимал, как здесь все устроено. Он ушел из Лиги, сбежал. Он слишком рано все бросил, чтобы наконец прозреть: огонь надо тушить огнем.

– Ты действовал у меня за спиной, – сказал Коул, и теперь его слова уже пылали огнем, – и каким-то образом связался с «Рупором», когда я приказал тебе этого не делать и выразился совершенно ясно. Ты был достаточно глуп, чтобы отправить по электронной почте конфиденциальные файлы, рискуя, что боты Грея отыщут их и отследят источник. Ты лгал мне, что собираешься встретиться с той другой группой детей, а вместо этого встретился с «Рупором», впустую потратив наш бензин и наше время. Ты прервал операцию в активной фазе и подставил под угрозу каждого ребенка, который в ней участвовал, включая самого себя и тех, кого мы спасали. И, помимо всего этого, Лиам, ты привлек гражданское лицо. Я действительно надеюсь, что с твоей точки зрения оно того стоило, потому что, когда ты уберешься отсюда, она останется здесь, где мы сможем держать ее надежно запертой, пока все не закончится.

– Простите? – Элис сделала шаг вперед, ее карие глаза сверкали. Она пробормотала, обращаясь к Лиаму: – Ты говорил, что он взбесится, но настолько…

– Реальность такова, – закончил Коул и протянул руку. – Отдайте свой фотоаппарат.

Она отшатнулась, вцепившись в камеру, которая теперь была надежно спрятана в ее сумке.

– Слушай внимательно то, что я скажу, – процедила она, – потому что понимать это нужно буквально: только через мой труп. Думаешь, я тебя боюсь? Я пережила бомбардировку Вашингтона, освещала восемь бунтов в крупных городах, в том числе в Атланте, где убили моего оператора и моего жениха. Так что давай, попробуй, козел.

– Ладно, дорогуша, – протянул Коул. – Можешь оставить его себе. Пусть мягкий, нежный свет цифрового экрана составит тебе компанию, когда мы запрем тебя в твоей новой комнате и выбросим ключ.

– Это…

Лиам вытянул руку, останавливая ее. Но она не отступила, и ее матовая кожа ничуть не побледнела.

– Ты прав, – сказал он. – Я действовал у тебя за спиной и узнал, как связаться с «Рупором». Я встретился с Элис и ее командой, но только после того, как я нашел Оливию и Бретта. И я сказал им не возвращаться, пока я не буду уверен, что здесь меньше шансов быть убитыми, чем выживая снаружи в одиночку. Я скачал файлы на флешку, чтобы подтвердить «Рупору» свои слова – я никогда их не посылал. А знаешь почему я все это сделал? Потому что, что бы ты там ни говорил в Лос-Анджелесе, это вообще не похоже ни на демократию, ни даже на попытку начать с чистого листа. Ты игнорируешь идеи, высказанные другими, отдавая предпочтение своим собственным, и ты ни разу не выслушал то, что я пытался сказать, хотя ты ничего не знаешь о том, как мы жили и через что мы прошли. Ты любишь сражаться, но некоторые из нас – нет.

– Не лучший аргумент, – пожал плечами Коул, показав рукой на команду, – учитывая, что сегодня все прошло чертовски отлично.

– Он говорит правду, – подтвердила Элис. – Мы никогда бы не попросили его о таком риске, как пересылка файлов через интернет. Он только принес распечатки и только несколько страниц, чтобы доказать свою связь с Лигой. Или как там вы на хрен себя сейчас называете.

Лиам резко выдохнул.

– Мы можем использовать материалы, которые Элис засняла сегодня, и передать ее контактам подборку для публикации, чтобы они ее распространили – информацию, которая содержит важное сообщение. Которая что-то доказывает. Даже хотя бы то, что людям нечего бояться нас, детей. Ты этого не понимаешь. Неважно, сумеем ли мы спасти всех детей, запертых в лагерях, и снести каждую чертову решетку и стену между ними и нами. Если мы не повлияем на то, как люди думают о нас, куда нахрен денутся потом все эти дети?

Коул скрестил руки на груди.

– Пока, Лиам.

Я уже повернулась, собираясь последовать за Коулом в тоннель: у меня голова разрывалась от гнева, который уничтожал последние пятна света в моем сердце, но тут вмешался чей-то голос.

– Если он уйдет, то и я.

Это была Зеленая, девочка, которую я видела несколько ночей назад, та, которая нарисовала полумесяц на шлеме Лиама. Тот момент, когда я спросила, кто это – «она», наконец приобрел смысл. По этому символу Элис узнавала его во время их встреч.

– И по какой причине? – задал вопрос Коул.

– Я прикрывала его. – Она отбросила назад свои темные волосы. – Я знала, что он собирается встретиться с Элис, и никому не сказала.

– И я, – сказала Люси, заламывая руки так, что они покраснели. – Я соврала о припасах, которые он никогда не приносил, и я правда не хочу сражаться, простите.

– Аналогично, – сказала Кайли. – Но прощения не прошу.

– И я, – вклинилась Анна, одна из Зеленых, которая добралась сюда из Лос-Анджелеса. – Это я показала ему, как получить доступ к файлам и скачать их.

Рядом со мной Зак почесал голову и посмотрел в потолок.

– Думаю, я показал ему, как он может, если понадобится, отыскать контакты.

– А я спросил сенатора Круз, как она связалась с кем-то из «Рупора», – добавил еще кто-то из Зеленых. – Так что, думаю, и я пойду?

– И я тоже, потому что…

Коул поднял руку, призывая Сару замолчать.

– Ладно… Боже, Спартак, я понял. Вы меня убедили.

Он посмотрел на меня. Я приподняла плечо, предоставив ему самому решать. В этот момент я не могла доверять своему здравому смыслу, и, по правде говоря, если все они стремились саботировать нашу атаку на Термонд, мне было бы совершенно не жаль, если бы они ушли и поселились где-нибудь в безопасном месте, подальше отсюда, в особенности если Гарри выполнит свое обещание и обеспечит нас обученными солдатами.

– У вас есть один шанс, – сказал им Коул. – Докажите мне, что это работает так, как вы ожидаете, и мы внесем изменения в наш план, но… – Его голос зазвучал резче, когда дети у нас за спиной начали восторженно переговариваться. Я подошла ближе к нему, рассчитывая использовать Коула в качестве щита, прикрывающего меня от правды, которая теперь стала очевидной: большинство из них, если не все, знали, что замышляет Лиам, и никто из них не собирался посвящать в это меня.

«Должно быть, они думали, что ты получаешь по заслугам, – прошептал голос в моей голове, – за то, что держала их в неведении, избавляясь от агентов».

Но разница была в том, что я делала это исключительно чтобы их защитить. Коул был совершенно прав: Лиам прервал тщательно спланированную операцию и ввел неизвестную переменную, и это могло кончится плохо для нас всех, включая детей, которых мы пытались спасти. Новая волна гнева окатила меня.

– Но, – продолжил он, – вы все останетесь здесь и не сможете ни на каких основаниях покидать Ранчо без разрешения. Это касается и тебя, Морковка.

Элис покраснела, услышав прозвище, и непроизвольно коснулась рукой своих рыжих волос.

Коул шагнул к ней и понизил голос. Я знала этот взгляд – то, как он прикрывал глаза, то, как широкая дружелюбная улыбка скрывала его неприязнь. Только его тихий, хриплый голос:

– Если ты выдашь наше местоположение кому-то из «Рупора», я узнаю.

Элис наклонилась к нему, скрестив руки на груди, и вызывающе подняла бровь.

– Нет, не узнаешь. Но в мои планы смерть детей не входит. В отличие от твоих.

– Эй, – предостерегающе окликнула ее я.

Лиам определенно говорил ей что-то обо мне, потому что она наконец отступила.

– Все в порядке, все довольны? Все остыли? – Коул кивнул, и, повинуясь его сигналу, остальные тоже закивали. – Отлично. Давайте вытащим припасы из автобуса и разложим все как надо. Кто-то должен рассказать мне о том, какие рожи были у СПП, когда они вас увидели.

Это сняло напряжение, и Гэв, то и дело разражаясь смехом, рассказал о том, как один из солдат СПП, возможно, обделался (или нет), когда осознал, во что влип. Зу попыталась поймать меня за руку, когда я проходила мимо нее, но, по правде говоря, я просто хотела побыть одна – мне было наплевать, если это ранит ее чувства, мне было наплевать, что она беспокоилась обо мне, и я не хотела делать вид, что довольна этим результатом. Распыляться значит терять время. Это означало, что будет еще больше погибших детей, которых я не успею спасти.

Я хотела спросить у Нико, нет ли у него каких-то новостей о Кейт и о том, не проявились ли Вайда и Толстяк. Еще я хотела хорошенько обдумать, как попасть обратно в Термонд.

Я избавилась от избытка энергии, пробежавшись по тоннелю от гаража до Ранчо. Недовольство и разочарование рассеивались с каждым ударом ботинок по бетону. Я быстро прошла через кухню, мимо мисочек с макаронами и сушками, которые дети из Оазиса прихватили по пути, чтобы съесть в большой комнате. И тут я, наконец, услышала, как он окликает меня по имени.

Я не замедлила шаг, не позволяя себе смягчить броню гнева, которая окружала меня. Лиам бежал, пытаясь догнать меня.

– Руби! Я хочу поговорить с тобой!

– Поверь мне, – ответила я, – не хочешь.

Я продолжала бежать по коридору, но тут он схватил меня за руку и развернул лицом к себе. Я уставилась на него, стараясь не обращать внимания на напряжение, на щетину на щеках и подбородке, и видела, какие яркие у него глаза, на мгновение мое тело застыло в растерянности, разрываясь между стремлением – поцеловать его или убить.

Я высвободила руку и толкнула дверь, ведущую на лестницу.

– Ты злишься, потому, что я не сказал тебе, или потому, что понимаешь, что я прав? – потребовал ответа Лиам. – Похоже, что причина и в том, и в другом.

– Думаю, Коул довольно неплохо обрисовал тебе множество причин, по которым на тебя стоит злиться, – огрызнулась я, поворачивая на первую лестничную площадку. Он наступал мне на пятки, пытаясь загнать меня в тот же темный угол, где я однажды без предупреждения поцеловала его. И почему-то это только злило меня еще сильнее, будто он делал это специально.

– Я прав, Руби, – сказал он, снова взяв меня за запястье.

– Коснись меня еще раз, – предупредила я его, – и ты пожалеешь.

Лиам отпустил мою руку и отступил.

– Пожалуйста, выслушай меня…

– Нет, – бросила я. – Сейчас я даже смотреть на тебя не хочу!

Улыбка Лиама стала насмешливой.

– Потому что я посмел спорить с Коулом, который никогда не ошибается, никогда и ни в чем?

Я резко повернулась к нему и толкнула его в грудь обеими руками.

– Потому что ты был в сантиметре от того, чтобы оказаться на прицеле у Зака! Потому что ты мог умереть, и я бы никак не смогла этому помешать! Потому что ты не подумал, как следует, и все, над чем мы работали, могло пойти прахом…

Его глаза сверкнули синим пламенем, и он притянул меня к себе.

Он поцеловал меня.

Он поцеловал меня так, как я целовала его в том лесу, на краю лагеря в Ист-Ривере. В темноте нас окружал запах сырой земли, пыли и кожи. Резкими – отчаянными – движениями его руки касались моих волос, а мои пробирались под его куртку.

Он поцеловал меня, и я позволила ему это сделать, потому что знала, что это в последний раз.

Я оттолкнула его, чувствуя, как разрывается мое сердце и холодный воздух заполняет пространство между нами. Лиам прислонился к стене, пытаясь перевести дух. Я боролась с глупейшим желанием усесться на ступеньки и расплакаться.

Он прерывисто вдохнул.

– Анна сказала… она сказала, что Нико тайно работает над каким-то вирусом. Она думает, что это для атаки на Термонд. Но нужно будет, чтобы кто-то проник внутрь и установил его, прежде чем можно будет начать атаку. – Его голос звучал бесцветно. – Ты случайно не знаешь ничего об этом?

Я отвела взгляд.

– Боже, Руби, – тихо сказал он.

Он давал мне возможность признаться ему во всем, рассказать об атаке на Термонд, но ничто, и уж точно не он, не заставило бы меня отказаться от этого плана. Мне не нужно было его одобрение.

– Тебя убьют, – проговорил он, и в его словах послышался гнев. – И ты это знаешь. Там знают, кто ты и на что ты способна. Ты собираешься захватить весь лагерь? Взять их под контроль, как Клэнси в Ист-Ривере? Тебе не дадут уйти из лагеря живой, а тебе вообще все равно, да? – вскрикнул он с досадой и потер лицо рукой. – Думаю, мне даже не нужно спрашивать, кто подбросил тебе эту идею. Руби, он – не один из нас! Нет, а ты по-прежнему на его стороне, ты рассказываешь ему то, чем всегда делилась со мной. Расскажи мне, что случилось, расскажи мне, как сделать, чтобы все между нами стало по-прежнему. Я не понимаю, как мы поссорились. Я не понимаю, почему он так влияет на тебя!

– Я не обязана ничего тебе объяснять.

Я почувствовала, как по моей спине расползается капелька льда, когда я произношу эти слова – и неважно, сколько в них на самом деле правды.

– Раньше объясняла, – напомнил он. – Знаешь, почему я не рассказал тебе об Элис и о «Рупоре»? Я сто раз собирался. Я почти рассказал тебе той ночью, в гараже, но я остановился, потому что в последнее время… в последнее время было неважно, что именно я говорю. Вы с Коулом все равно думаете, что это неправильно, глупо или наивно. К черту, я до смерти устал от этого слова. Я не дурак, и я не слепец. Я могу обеспечить нас едой, я могу починить каждую чертову отвалившуюся трубу, я могу позаботиться о том, чтобы все машины были на ходу, я могу нам найти один подлинный кадр, который покажет, что мы продолжаем делать добро в мире, где и так уже достаточно насилия. Но этого недостаточно. Меня даже в расчет не берут. Он – нет. А теперь и ты тоже.

Я ничего не сказала. Ничего не чувствовала. Не существовала.

– Я пытаюсь думать о том, что будет после – как мы будем жить дальше, когда все это закончится. Вот о чем мы говорили раньше. Я не хочу, чтобы будущее этих детей было запятнано болью, сожалениями и кровью. Я не хочу этого и для тебя. Мы можем сделать хорошую работу – мы можем заставить весь этот чертов мир увидеть, что мы – хорошие дети, попавшие в хреновую ситуацию. Пожалуйста… Руби, пожалуйста. Коул собирается толкнуть тебя к самому краю пропасти.

Еще несколько секунд я смотрела на него, давая его словам отзвучать, вырасти, заполнить меня там, где уже все почти отмерло. «Подумай о девочках, – напомнила я себе, – бокс номер 27, Сэм». Все эти тысячи детей, которые остались там, когда я выбралась. Лицо Эшли, мертвые глаза, которые смотрят на меня, и обвинение, которое я читаю в их взгляде. Где ты была? Почему ты не пришла раньше?

– Если это причиняет тебе хотя бы половину той боли, которую ты причиняешь мне, – сказал он, – тогда… тогда просто убей меня. Я не могу этого выносить. Скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь!

Я могла принести в жертву все это, то, чего хотела больше всего, ради них, и все равно это была бы неравная сделка. Я задолжала им больше, чем любовь. Я задолжала каждой из этих девочек свою жизнь. Они должны были знать, что я чувствовала сегодня, когда мы выехали из Оазиса. Мы найдем лекарство, даже если это будет последнее, что мне удастся сделать в этом мире, и оно будет ждать их, когда они окажутся на свободе. Они узнают, что такое истинная свобода. Не потому, что смогут избавиться от пугающих способностей, которые превращают их в уродов. А потому, что смогут делать выбор, в котором им отказывали годами. Они смогут отправиться куда угодно. Быть с теми, кого они любят.

В конце концов, неважно, что случится со мной – теперь я понимала, что имел в виду Нико, когда говорил о возможности что-то исправить. Я не могла вернуться в прошлое и изменить то, что уже случилось с ними, но я могла изо всех чертовых сил позаботиться о том, чтобы они сами отвечали за свое будущее. Оно того стоит. Потерять это… кажется, оно того стоит. Будет стоить однажды.

Но пока просто было больно. Будто меня разрывает на части. Повисшая тишина обозначила, что все кончено, и я поняла, что Лиам тоже это почувствовал, даже если был слишком упрям, чтобы себе в этом признаться. Говорить было больше нечего. Я повернулась и пошла вверх по лестнице.

– Я буду рядом! – крикнул он мне вслед. – Когда ты решишь, что хочешь найти меня.

Проглотив болезненный комок в горле, я сказала, не оборачиваясь:

– Не утруждай себя ожиданием.

Я уже поднялась по лестнице и открывала дверь, когда он ответил:

– Может, и не буду.

Дверь захлопнулась за мной с тихим щелчком. Я позволила себе скорчиться, боль раздирала меня, когда я зашла в ближайшую спальню и рухнула на кровать. Я стискивала кулаки, потом отпускала, стискивала и отпускала, пытаясь избавиться от невыносимого напряжения, услышать свое дыхание вместо жутких хриплых всхлипов. Смеющиеся голоса доносились по коридору из большой комнаты, заглушая крик в моей голове.

Не знаю, как это случилось, но мое зрение затуманилось. Когда оно, наконец, прояснилось, я стояла внутри кабинета Албана, понятия не имея, как там оказалась. Когда я повернулась, в дверях возникли две фигуры, плечом к плечу, с одинаковым выражением беспокойства на лицах. Они обменялись взглядами, в которых будто заключался целый разговор.

– Итак… – начала Вайда, – что мы пропустили?