Муса ничего не желает мне объяснять, когда мы выходим из дворца. Единственное, что выдает его отчаяние, – это ускоренный шаг.

– Извините, – я толкаю его в бок, сворачивая вслед за ним на незнакомую улицу. – Ваше королевское высочество…

– Не сейчас, – огрызается он. Кроме того, что я хочу у него спросить, есть и более насущная проблема. А именно – как нам отделаться от капитана Элейбы. Король быстро сказал ей несколько слов, а потом она вышла вслед за нами из дворца и теперь следует позади, в нескольких футах. Когда Муса сворачивает в соседний квартал, где дома стоят особенно густо, я готовлюсь воспользоваться невидимостью, подумав, что он планирует напасть на капитана. Но вместо этого он попросту останавливается в каком-то переулке.

– Ну? – говорит он, обернувшись к ней.

Элейба прочищает горло и обращается ко мне:

– Его Величество Король Ирманд благодарит тебя за предупреждение, Лайя, и заверяет, что он всеми силами воспротивится нашествию враждебных духов в его земли. Он принимает предложение Дарина из Серры касательно изготовления оружия и клянется обеспечить убежищами всех книжников города, пока у них не появится возможность обустроить себе постоянное жилье. А еще он хочет передать тебе вот это. – Элейба протягивает мне серебряное кольцо с печатью. На печати изображен трезубец. – Покажи это любому мореходу – и честь обяжет его помочь тебе.

Муса улыбается.

– Я знал, что ты до него достучишься.

– Но наследная принцесса, она…

– Король Ирманд правит Маринном уже шестьдесят лет, – говорит Элейба. – А принцесса Никла… не всегда была такой, как сейчас. У короля нет других наследников, и он не хочет подрывать ее авторитет публичным несогласием. Но он сам знает, что лучше для его народа.

Я не знаю, что на это ответить, и просто глупо киваю.

– Удачи тебе, Лайя из Серры, – тихо говорит Элейба. – Кто знает, может, мы еще встретимся.

– Готовьте ваш город к обороне, – говорю я ей, пока мужество меня окончательно не покинуло. Элейба поднимает свои безупречно выгнутые брови, и я спешу договорить, чувствуя себя идиоткой, что смею давать советы человеку на двадцать лет старше и в сто раз опытнее. – Вы же капитан гвардии, у вас есть власть. Пожалуйста, сделайте для города все, что возможно. И попросите всех своих друзей в Свободных Землях сделать то же самое.

Когда она наконец уходит, Муса отвечает на мои незаданные вопросы.

– Мы с Никлой поженились десять лет назад. Мы тогда были чуть старше тебя, но куда глупее. У нее был старший брат, который должен был унаследовать корону. Но он умер, она стала наследницей, и мы… разошлись.

Он говорит слишком быстро, поместив целое десятилетие в одно предложение.

– Я не упоминал об этом, потому что не видел смысла. Все равно мы много лет как расстались и живем раздельно. Она забрала мои деньги, титул, состояние…

– И твое сердце.

Муса сухо смеется, и его смех отдается эхом от каменных стен.

– И сердце тоже, – соглашается он. – Ступай, переоденься и собери свои вещи. Попрощайся с Дарином. Я встречу тебя у восточных ворот, передам провизию и информацию о своем доверенном лице.

Он, должно быть, видел, что я хочу его утешить, сказать что-то ободряющее, но отворачивается и быстро ныряет в темноту. Где-то через полчаса я уже переоделась, заплела волосы в толстую косу и вернула одолженное мне Мусой платье в его комнату при кузнице. Дарин сидит во дворе с Таурэ и Зеллой и поддерживает огонь, пока женщины покрывают клинок глиной.

Дарин поднимает глаза, когда я подхожу. Увидев мою дорожную одежду и сумку на плече, он извиняется перед товарищами и идет ко мне.

– Дай мне час на сборы, – говорит он, выслушав мой краткий рассказ об аудиенции у короля. – Надо сказать Мусе, чтобы приготовил нам двух лошадей, а не одну.

– Нет, Дарин, ты нужен книжникам. А теперь еще и мореходам.

Плечи Дарина каменеют.

– Я согласился ковать оружие для мореходов до того, как узнал, что ты собираешься уходить. Они подождут. Я тебя не оставлю.

– Тебе придется это сделать, – настаиваю я. – Я должна остановить Князя Тьмы. Если у меня ничего не получится, нужно дать нашему народу возможность сражаться и защищать себя. Зачем нужны все наши страдания, если они не помогут народу книжников, не дадут ему хотя бы шанс выжить в битве?

– Куда ты, туда и я, – тихо повторяет Дарин. – Ты что, забыла наше обещание друг другу?

– Неужели наше обещание значит больше, чем судьба всего народа?

– Ты говоришь, как мать.

– Ты так это произнес, как будто в этом есть что-то плохое.

– Потому что это плохо. Она ставила Сопротивление, народ выше всего. Это было для нее важнее мужа и детей, важнее ее собственной жизни. Если бы ты знала…

У меня на затылке приподнимаются волосы.

– Если бы я знала что?

Он только вздыхает.

– Ничего. Неважно.

– Нет, – говорю я. – Ты уже поступал так со мной раньше. Я знаю, что наша мать не была совершенной. Я слышала разные… слухи о ней, когда бродила по городу. Но она не была той, кем ее пытается представить принцесса Никла. Она не была чудовищем.

Дарин сбрасывает свой кузнецкий фартук на наковальню и начинает лихорадочно собирать инструменты в мешок, упрямо отказываясь говорить о нашей матери.

– Тебе все равно нужен человек, который в случае чего тебя прикроет, Лайя, – говорит он. – Афия не может этого сделать, не может и Элиас. А значит, никого лучше родного брата у тебя нет.

– Ты же слышал Мусу. У него есть человек, который мне поможет.

– Ты знаешь, что это за человек? Его имя? Почему ты так уверена, что ему можно доверять?

– Я не уверена, но я верю Мусе.

– Почему ты ему веришь? Ты его едва знаешь! Как едва знала Кинана. Извини, я хотел сказать, Князя Тьмы. Как ты едва знала Мейзена…

– На их счет я ошибалась, – говорю я. Мой гнев разгорается, но я подавляю его изо всех сил. Мой брат злится, потому что ему страшно, а мне знакомо это чувство. – Но я не думаю, что ошибаюсь насчет Мусы. Да, он раздражает меня, часто действует на нервы, но он с нами честен. У него, как и у меня… у нас обоих есть магия, Дарин. Он единственный человек, с которым я могу об этом поговорить.

– Ты могла бы поговорить со мной.

– После Кауфа я с тобой едва могу поговорить даже о том, что мы будем есть на завтрак, не то что о магии! – как я ненавижу это делать… Ненавижу ссориться с братом. Часть меня желает сразу сдаться, позволить ему сопровождать меня. Мне было бы не так одиноко, не так страшно.

– Если со мной что-нибудь случится, – говорю я, – кто будет говорить с королем от лица книжников? Кто еще на свете знает правду о Князе Тьмы и его планах? Кто поможет мореходам подготовиться к войне, чем бы она ни кончилась?

– О преисподняя, Лайя, прекрати! – Дарин никогда не повышает голоса, и я так пугаюсь, что тут же уступаю. – Я еду с тобой. Это решено.

Я тяжело вздыхаю. Я так надеялась, что до этого не дойдет. Хотя подозревала, что такое может случиться. Мой брат упрям, как осел. Теперь я понимаю, почему Элиас просто оставил записку, когда собрался исчезнуть, а не пришел прощаться. Не потому, что он меня не любил. Наоборот – потому что любил слишком сильно.

– Я просто могу исчезнуть, – говорю я. – И ты не сможешь меня нагнать.

Дарин смотрит на меня с недоверчивым отвращением.

– Нет, ты не можешь так поступить со мной.

– Именно так бы я поступила, если бы знала, что это точно поможет удержать тебя на месте.

– И ты рассчитывала, что я спокойно приму это, – говорит Дарин. – Что я просто так дам тебе уехать, сознавая, что единственный член моей семьи, моя сестра, снова подвергает себя смертельному риску…

– Ничего себе! А то, что все те месяцы ты тайно от меня встречался со Спиро – это нормально? Если кто-нибудь на свете и должен понимать, почему я так поступаю, Дарин, так это ты! – Мной наконец овладевает гнев, и слова сами собой льются наружу потоком яда. Лучше сдержись, Лайя! Не надо! Но я не могу остановиться, это сильнее меня. – На наш дом напали из-за тебя одного. Дедушка и бабушка погибли из-за тебя. Я пошла в Блэклиф из-за тебя. Я получила эту метку, – я оттягиваю воротник, чтобы открылся глубокий шрам в виде буквы К, памятка от Коменданта, – из-за тебя! Я прошла полмира, потеряла верного друга… Пережила то, что мой любимый мужчина теперь навеки прикован к какому-то проклятому миру мертвых. Все это из-за тебя. Так что не говори мне теперь, что я не должна рисковать собой. Просто не смей открывать рот на этот счет.

Я и сама не знала, как много горечи накопилось у меня в душе, пока не начала кричать на брата. И теперь мой гнев взял надо мной власть и изливается из меня водопадом.

– Ты останешься здесь, – рычу я. – И будешь делать оружие. Чтобы наш народ получил шанс уцелеть в бою. Ты должен это делать ради памяти дедушки, бабушки, Иззи и Элиаса! И ради меня тоже. Не думай, что я это забуду!

Дарин беспомощно приоткрывает рот, а я вихрем уношусь прочь, захлопнув за собой дверь. Гнев сам собой несет меня из кузницы в город. Когда я уже на полпути к западным воротам, меня нагоняет Муса.

– Отличная семейная ссора, – сообщает он, появляясь словно из ниоткуда. Ловкий, будто рэйф. – Не думаешь, что перед окончательным уходом тебе стоило бы извиниться? Ты немного… перестаралась.

– Есть на свете хоть какие-нибудь разговоры, которые ты не подслушиваешь?

– Я же не виноват в том, что феи обожают слушать, – пожимает плечами тот. – Хотя и для себя я извлек некоторую полезную информацию – ты наконец вслух призналась в своих чувствах к Элиасу. До этого ты избегала говорить о нем.

Мои щеки заливает жар.

– Мои чувства к Элиасу – не твое дело.

– Не мое. До тех пор, пока он не мешает тебе исполнять обещание, данное мне, – поправляет Муса. – С такой формулировкой я соглашусь, аапан. Пойдем, я отведу тебя к лошади. В седельных сумках ты найдешь карты и провиант. Я разметил для тебя маршрут – строго на восток, через горы. К Сумеречному Лесу ты доберешься недели через три с небольшим, если все пойдет хорошо. Мой человек встретит тебя по другую сторону леса и проводит в Антиум.

Мы уже у западных ворот. На ближайшей часовой башне колокол бьет полночь. Вместе с последним ударом я слышу тихий шелест – звук кинжала, покидающего ножны. Я хватаюсь за оружие, но тут у меня над ухом что-то свистит.

Вокруг слышится сердитый щебет, я чувствую касание крохотных ручек. Я падаю, увлекая Мусу за собой, и над нашими головами пролетает стрела. Еще одна летит в нас из темноты, но не достигает цели, обрушиваясь на землю в полете – спасибо феям Мусы.

– Никла! – яростно кричит Муса в темноту. – Покажись!

Среди теней что-то движется, и из темноты выходит наследная принцесса. Ее лицо искажено от злобы, его едва можно разглядеть из-за гулей, клубящихся вокруг нее.

– Я так и знала, что предательница Элейба тебя отпустит, – шипит Никла сквозь зубы. – Она за это заплатит.

Слышатся звуки шагов. Это приближаются солдаты, которых привела с собой Никла. Они заключают нас с Мусой в плотное кольцо.

– Никла, послушай голос разума, прошу тебя. Мы с тобой оба знаем…

– Не смей говорить со мной! – орет принцесса, и гули радостно купаются в ее боли. – У тебя был шанс, но ты его упустил.

– Когда я опрокину ее, беги, – шепчет мне Муса.

Я еще не до конца осознаю, что он сказал, как Муса минует меня и бросается прямо на Никлу. Тут же вперед выступают телохранители в серебряных доспехах, и видно лишь мелькание тел.

Я не могу просто так позволить людям Никлы схватить его! Одним небесам ведомо, что с ним тогда может случиться! Но если я нанесу удар хоть кому-то из этих мореходов, король Ирманд обратится против нас… Я хватаюсь за рукоять кинжала, но чья-то рука хватает меня и оттаскивает назад, прочь от схватки.

– Беги, сестренка, – говорит Дарин, держащий в руке боевой посох. За его спиной я вижу Таурэ, Зеллу и нескольких книжников из лагеря беженцев. – Мы постараемся, чтобы тут никто не погиб. А ты выбирайся из города и спаси всех нас.

– Муса, и ты… Если они вас арестуют…

– У нас все будет в порядке, – перебивает Дарин. – Ты была права. Мы должны быть готовы к бою. Но у нас не будет шансов, если ты сейчас не уйдешь. Скачи скорее, Лайя. Останови его. Я всегда буду с тобой. Здесь, – он прижимает руку мне к сердцу. – Беги.

И я бегу, как в незапамятный день в Серре, пока голос брата звенит у меня в ушах.

В первые три дня пути я едва останавливаюсь, в любой момент ожидая погони от Никлы и ее людей. В голове моей постоянно вертится калейдоскоп возможных исходов стычки у ворот: мореходы заключают под стражу Дарина, Мусу, Зеллу, Таурэ… Король посылает солдат мне вдогонку… Книжникам отказывают в пропитании или, еще хуже, совсем изгоняют из Адисы, лишают даже временного прибежища…

Но на четвертый день после выезда из города я просыпаюсь до рассвета, потому что меня будит тихий щебет у самого уха. Я так привыкла слышать этот звук рядом с Мусой, что невольно оглядываюсь, ожидая его увидеть. Но вместо этого мне на грудь приземляется свиток, в котором написано всего три коротких слова.

«Мы в порядке».

После этого я перестаю оглядываться через плечо и начинаю смотреть только вперед. Элейба сказала правду – на любой станции курьерской связи служители, едва завидев королевское кольцо, предоставляют мне свежую лошадь и провиант, не задавая вопросов. Это самая лучшая помощь, потому что я очень тороплюсь. Каждый новый день приближает меня к Луне Урожая, то есть к победе Князя Тьмы. Я боюсь, что он сумеет найти подход к Кровавому Сорокопуту и заставит отдать ему кольцо. Кинан освободит гневных джиннов, и тогда мы все пропали.

По пути я размышляю над остальными частями пророчества Шэвы. Слова о Мяснике тревожат меня, но не так сильно, как слова «Мертвые встанут – живых не останется».

Мертвые – это те, за кого отвечает Элиас. Означает ли эта строка, что они вырвутся из Земель Ожидания? А если вырвутся, что за этим может последовать? И что там, в конце пророчества? Все какое-то мутное, кроме слов о том, что «Жена-Призрак падет, плоть Призрака иссохнет». Это как раз совершенно ясно – я должна умереть.

Снова и снова я напоминаю себе, что пророчество – это не то, что высечено в камне. Оно не сбывается буквально.

По пути я встречаю других путников, но плащ с капюшоном и кольцо с королевской печатью надежно охраняют меня от лишних расспросов. Сама я ни с кем стараюсь не беседовать. После недели пути по горам и еще десяти дней спуска в тихую равнину, усеянную деревнями, на горизонте показался Сумеречный лес – синяя полоса под густыми облаками. Так далеко от городов нет курьерских станций, а хутора и деревни остались в стороне от моей дороги. Но я не чувствую себя одиноко. Меня наполняет чувство предвкушения.

Совсем скоро я увижу Элиаса.

Я вспоминаю, как назвала его, когда в сердцах кричала на Дарина: мой любимый мужчина.

Я думала, что любила Кинана, но та любовь была рождена отчаянием и одиночеством, потребностью увидеть себя и свои стремления в глазах кого-то другого.

То, что я чувствую к Элиасу – совсем иное. Это пламя, которое я несу у своего сердца и прижимаю к нему, когда силы мои иссякают. Иногда, в глубокой ночи, я пытаюсь представить наше с ним общее будущее. Но никогда не позволяю себе слишком внимательно вглядываться в эту картинку. Зачем терзать себя картинами того, чего не может быть?

Я думаю, как он мог измениться за те несколько месяцев, пока мы не виделись. Какой он сейчас? Нормально ли он ест? Следит ли за собой? Небеса, надеюсь, он не оброс бородой. Его борода всегда меня раздражала.

Лес тем временем из размытой линии на горизонте превращается в стену деревьев. Их скрюченные стволы мне хорошо знакомы. Даже под полуденным светом солнца Земли Ожидания кажутся мрачными и зловещими.

Я спешиваюсь и отпускаю лошадь пастись, а сама приближаюсь к стене деревьев. Поднимается ветер и зловеще шелестит древесной листвой. Шелест листьев складывается в тихую песню, в печальный шепот.

– Элиас? – зову я. Тишина кажется неестественной. Даже стонов призраков не слышно. Меня одолевает беспокойство. А что, если Элиас не справился, не смог переправлять призраков? Что, если с ним что-то случилось?

Тишина Леса наводит меня на мысли о хищнике, затаившемся в высокой траве в ожидании жертвы. Но по мере того, как солнце склоняется к закату, во мне восстает знакомая темнота, побуждая войти под сень деревьев. Давным-давно я чувствовала эту темноту с Князем Тьмы, когда пыталась добиться от него ответов на свои вопросы. Я почувствовала ее снова после смерти Шэвы, когда думала, что джинны могут навредить Элиасу.

Эта темнота не кажется мне злой. Она – просто часть меня.

Я ступаю под древесный свод, обнажив клинок. Ничего не происходит. Лес очень тих, слышно только птичье пение, да какие-то мелкие лесные зверьки шныряют в густой траве. Призраков нет. Я захожу еще глубже в лес, позволяя внутренней тьме вести меня вперед.

Когда я уже далеко в лесу, тени вокруг меня сгущаются. И я слышу зовущий меня голос.

Нет, не один голос. Слаженный хор множества голосов.

Добро пожаловать в Земли Ожидания, Лайя из Серры, – поют они. – Добро пожаловать в наш дом, в нашу тюрьму. Подойди ближе, еще ближе.