Глава 3
8–9 февраля, Иоаннесбург
– Ваше высочество, господа министры. За последнюю неделю в Рудлог перешло почти сто пятьдесят тысяч беженцев из Инляндии и Блакории, – говорил Тандаджи, – нужно быстрее решать вопрос с их размещением, иначе начнется гуманитарная катастрофа. Дело осложняется тем, что из-за вторжения под Лесовиной и Мальвой появились беженцы из числа местного населения. Часть из них едет к родным, но большинству неоткуда ждать помощи, кроме как от государства.
– И это не предел, – добавил Игорь Иванович Стрелковский. – Судя по данным моих агентов из Инляндии и Блакории, нам нужно ждать не меньше миллиона беженцев. Часть из них транзитом идет в Йеллоувинь, Бермонт и даже в Пески – из Инляндии по побережью Рудлога и по старой дороге вдоль моря у Милокардер.
– Хочу указать, – снова заговорил Тандаджи, – что в Пески бегут не только из Инляндии: после открытия портала в Мальве позавчера началось массовое перемещение в сторону гор и жителей городов юга Рудлога, тех, что отрезаны армией иномирян от центра. Люди напуганы, ваше высочество.
Ярослав Михайлович Минкен
Принц-консорт Байдек, в отсутствие жены вынужденный по регламенту согласовывать все решения правительства, повернулся к премьер-министру Минкену.
– Ярослав Михайлович, что скажете?
– Министерству чрезвычайных ситуаций отданы все указания, ваше высочество, – ответил премьер, так же недосыпающий с момента начала войны, как и все они. – Работа идет, организуются палаточные городки, ищем помещения, налаживаем питание. Но число беженцев катастрофически увеличивается с каждым днем, нам не хватает ресурсов, дело осложняется тем, что сейчас зима. Все военные, которые раньше помогали МЧС, задействованы на войне и на зачистке кладбищ. Ситуация, думаю, выправится, но пока очень тяжело. Предлагаю заслушать доклад министра по чрезвычайным ситуациям…
Байдек кивнул, министр зашуршал бумагами – и в этот момент раздался телефонный звонок. Принц-консорт бросил взгляд на экран, поспешно нажал на кнопку:
– Да?
Окружающие видели, как резко просветлело его лицо.
– Ее величество проснулась, – объяснил он, поднимаясь. – Прошу меня извинить, я должен уйти. Доклад я просмотрю позже.
Вслед за Байдеком вышел и Тандаджи, нагнал его – принц-консорт шел, едва не срываясь на бег.
– Два слова, – проговорил тидусс, поравнявшись с северянином. – В Мальве ситуация критическая, Мариан. Уже понятно, что там не получилось так же успешно блокировать нападающих, как на Севере. Сейчас враги разделились на два направления. Одна часть идет в сторону Иоаннесбурга. А вторая – к Инляндии. Они подойдут со стороны побережья к Дармонширу, полагаю. А там…
– А там монастырь, где находится Алина, – хмуро проговорил Байдек.
– Именно, Мариан. Пока они не трогают монастыри и храмы Триединого, но не хотелось бы рисковать. Минимум две недели у нас есть, быстрее до побережья они даже галопом не дойдут. Но нужно что-то решать.
– Хорошо. Зайду к тебе вечером, обсудим, – принц-консорт опять ускорил шаг, свернул к выходу из дворца, а Тандаджи возвратился на совещание.
Королева Василина, очнувшись в той же палате, в которой она находилась после коронации, долго приходила в себя, вспоминая все, что случилось. Тело затекло, и она ворочалась, вздыхая от боли и сжимая пересохшие губы. Игла капельницы ощущалась неприятно, очень хотелось посетить удобства и пить. И, главное, увидеть Мариана и детей.
Через минуту после пробуждения в палату зашла медсестра, захлопотала вокруг королевы: сняла капельницу, растерла руки и ноги, помогла пройти в уборную и переодеться. Когда Василина вернулась, ее уже ждали врачи и виталисты.
Мариан появился к концу осмотра, после которого был вынесен вердикт: ее величество совершенно здорова, но ей требуется покой и никакого перенапряжения. Появился одновременно с горячим обедом, цепко окинул ее взглядом, улыбнулся в ответ на слабую улыбку и сам расслабился, терпеливо сел ждать, пока их оставят одних.
– Я проспала все на свете, – пробормотала Василина ему в плечо, когда палату наконец покинули посторонние и муж переместился к ней на койку, крепко прижал к себе. – Неделю спать, подумать только.
– Сон – не самое удивительное, что с тобой случилось, – Байдек нашел в себе силы отпустить ее, пересел на стул за столиком, где стоял обед. – Поешь, василек, и Зигфрид перенесет тебя в наши покои. Дети скучают.
– Они здесь? – обрадовалась Василина, зачерпывая густой ячменный суп.
– Да, – северянин поколебался. – Решил перенести их сюда.
Королева замерла с ложкой во рту.
– Что-то случилось?
– Ешь, милая, – настойчиво проговорил Байдек. – Сначала обед. Потом все расскажу. Твое здоровье сейчас важнее всех проблем.
Василина послушно съела все до последней крошки и, держась за крепкую руку мужа, перешла в Зеркало, открытое прямо в детскую. Обняла мальчишек и Мартинку – дочка с боевым криком «ня» доползла до мамы и вцепилась в нее. Посмотрела на невозмутимого мужа, наблюдающего в окно, как выгуливают щенят, подаренных Кембритчем, и с грустью поняла: никуда ей не хочется выходить отсюда, не хочется слушать о проблемах, пусть их решит кто-то другой, только не она! А ей нужно только вот так сидеть с детьми, и говорить с ними об их детских радостях и горестях, и читать им сказки, и не думать больше ни о чем.
Мариану то и дело звонили, до Василины доносились приглушенные отрывки разговоров, и с каждым звонком она понимала, что не получится отсидеться. Что происходит нечто ужасное. С трудом оторвалась от детей, поцеловав каждого, вздохнула и направилась в свои покои.
Там, пока она мылась и расчесывала запутавшиеся за время сна кудри, муж рассказал обо всем, что творится в Рудлоге. Василина смотрела в зеркало, рвала расческой волосы и почти чувствовала, как начинает болеть спина – от страха, от тяжести того, через что предстоит пройти.
– Детей я забрал сразу после открытия портала на Севере. Симон обещал проследить, чтобы домочадцы тоже перебрались сюда, если будет хоть малейшая угроза нападения. Я настаивал, чтобы все перешли сразу, но они отказались. И матушка с тетей тоже.
Василина так дернула волосы, что на глазах появились слезы, и Мариан подошел, отобрал расческу, стал разбирать ей волосы по прядям.
– Ты справишься, – сказал он понимающе и погладил ее по плечам. – Я с тобой, Василина. Не знаю как, но ты же смогла закрыть портал.
– В том-то и дело, что я и сама не знаю как, – молодая королева умоляюще посмотрела на мужа. Голос ее был слабым. – Что тогда с землетрясениями, что с порталом – меня как наваждение вело какое-то. Зов. Это не слова, а будто тянет кто-то, подталкивает, подсказывает, что делать. Но ты думаешь, я сейчас способна сделать дыру в земле и вызвать лаву? Я понятия не имею, как это получилось! Я чувствовала потребность подойти к этой дыре, понимаешь, как будто телом ее ощущала, а сейчас я ничего не чувствую!
Руки, крепкие, надежные, гладили по плечам, и Василина закрыла глаза, прижалась мокрым затылком к животу мужа. Как всегда, он придавал ей уверенности. И спокойствия.
– В любом случае сейчас вокруг порталов такие бои, что туда не пройти, Васюш, – сказал Мариан, прекрасно понимая ее состояние и прижимая крепче. – Нам придется пробивать тебе проход, и я точно не пущу тебя, пока не буду уверен, что это безопасно. А если ты опять что-то почувствуешь… прошу, только скажи мне. Я не буду больше тебя останавливать. В твоих родовых материях я бессилен, но хотя бы могу хоть немного защитить тебя, жена моя.
Василина улыбнулась – тревога понемногу отпускала, – снова взялась за расческу.
– Я хочу поговорить с Иппоталией, Мариан. Она наверняка сможет подсказать что-то.
– Сам хотел тебе это предложить, – согласился он.
Море из высоких окон дворца Иппоталии отливало грозовым синим и медленно катило высокие валы на берег, ветер порывами гнул зеленые деревья к земле. Василина, еще слабая после продолжительного сна, сидела на широкой террасе рядом с царицей, похожей сейчас со своей бритой головой и фиолетовыми одеждами на духа мести, а не на себя прежнюю – нежную, чарующую, улыбающуюся. Мариан находился рядом.
Неподалеку играли внуки и внучки Талии. Василина, по предложению царицы, взяла и своих детей, и взгляд правительницы Маль-Серены то и дело становился мягче и теплее, когда она смотрела на наследников двух государств, дружно пытающихся поделить одну всем нужную лошадку.
– Твоя аура стала куда больше, королева, – заметила Иппоталия, – но силы пока не трать, пусть восстановятся, а то надорвешься. Тебе бы огнем подпитаться.
– Я боюсь. И не знаю как, – призналась Василина просто. Она читала записи предков и знала, что никто из них не опасался огня. Кто-то из далеких воинственных Рудлогов считал необходимым подпитываться на погребальных кострах поверженных врагов из тех, что бились яростно и умирали с честью, кто-то любил гулять рядом с вулканами, кто-то привечал огненных духов во дворце. Но она понятия не имела, как вызвать духа, да и предки делали это давно. Сейчас она способна не обжечься от огня в камине или вот как у провала – пройти по раскаленной земле, но все это выяснялось случайно. И пробовать Василина боялась. Мало ли, насколько разбавлена ее кровь? Она даже не старшая дочь.
– Тебе просто нужно сделать один шаг, – ласково посоветовала царица. – Я не покажу тебе, Василина, как обращаться с огнем, но я скажу про себя: когда я в воде, я становлюсь водой и познаю ее суть. Самое трудное – возвращаться обратно. Тебе просто нужно попробовать, а дальше кровь сделает свое дело. Но ты ведь не за этим пришла?
Иппоталия выслушала рассказ о странном наваждении, заставляющем молодую королеву делать что-то, чего она не понимала. Вздохнула.
– Бедные девочки, – повторила она сказанное когда-то. – Ничего вы не знаете. То, о чем ты говоришь, королева, очень похоже на голос стихийного духа, что держит с твоей помощью землю Рудлога.
Василина наморщила лоб, пытаясь вспомнить: что-то подобное она уже слышала.
– В каждой стране, где правят потомки Великих Стихий, – продолжала царица, – есть помощник нам, и, отдавая ему свою кровь на алтарях, мы даем ему силы. А он дает нам. И питает Стену, и сдерживает стихии. Огромный дух, что сутью своей растянут под всей страной. Старый дух, мощный.
Раздался вопль – старшая внучка отобрала у Василя лошадку и торжествующе подняла ее над головой. Наследник огненной крови мужественно боролся со слезами и желанием стукнуть девочку. Две правительницы улыбнулись.
– Алтарь – это место подпитки стихийного духа нашей земли, – объясняла Иппоталия. – У меня – подводный. У тебя – горный. У Хань Ши, полагаю, тот самый Колодец. У драконов – Терновник. Про Бермонт и Инляндию не знаю, Василина, – медведи хорошо хранят секреты, а уж от Белых чего-то добиться… Гюнтер, – от царицы плеснуло болью и горечью, – как-то обмолвился, что знает: старый алтарь Гёттенхольдов где-то в пещере в горах. А про Белый алтарь Инляндии он не говорил даже мне. Хотя я знаю, что они оба с Луциусом им пользовались.
Голос царицы становился тише, она смотрела на внуков, и губы ее бледнели. Василина с неловкостью коснулась руки Иппоталии, погладила. Валы на море поднимались все выше, и все чернее становилась вода.
И тут Василина вспомнила: точно, Ани упоминала об этом в письме после своей свадьбы и потом, когда они встретились, передавала ей слова Нории об алтарях и связанных с ними стихийных духах. Но ведь…
– Я не знала, что они могут вот так обращаться к нам, – призналась королева.
– Могут, если есть острая необходимость, – морская царица с усилием повернулась к ней, приходя в себя. – Мне шепчет, когда от огненного материка Туна идут гигантские волны и требуется унять их. Нужно просто услышать.
– И как научиться слышать? Как понять и заставить помогать? – с отчаянием спросила королева. – Если только с его помощью я могу закрыть переходы? Может, пойти снова к алтарю? Дать еще крови?
Талия покачала головой, обняла подбежавшую младшую внучку – ту самую, что привела к ней Василина по обнажившемуся дну моря.
– Послушай меня: старые духи капризны и неподвластны управлению, дорогая. Они непостижимы: слишком могущественны и при этом зависимы от нашей крови; древни, как первопредки, но развитием не разумнее маленьких детей. Думаю, сначала тебе нужно набраться сил. Пусть аура твоя запылает во всю мощь. Подчини огонь, королева. Не бойся его. Ты же не боишься своего отражения? А станешь сильнее – и снова начнешь чувствовать и свою землю, и голос стихийного духа. Мне жаль, что я не могу помочь тебе закрыть провалы, – там недостаточно воды, чтобы переход захлебнулся. Это остается твоей задачей, Василина. Но осторожнее, – Талия посмотрела на бушующее море. – Когда ты переступишь эту черту и земля начнет чувствовать тебя, будь уверена, что ты достаточно владеешь собой, чтобы не вызвать вспышкой эмоций извержение вулкана или землетрясение.
Маленькая Нита что-то лепетала, дергая бабушку за край хитона, и Иппоталия задумчиво посмотрела на нее.
– А ведь тебе не у меня нужно спрашивать совета, – сказала она. – Я в сложных ситуациях обращаюсь к Великой Матери, и если она может помочь, то помогает. А если не может – это бывает чаще, – все равно всегда откликается, говорит, что решение за мной, и хотя бы дает свое благословение.
Василина смутилась.
– Мне праотец не откликается, – очень тихо сказала она, опустив глаза. – Не отвечает на молитвы и просьбы.
Внучка царицы стала настойчивей, полезла Иппоталии на руки; та строго сказала на серенитском: «Нужно подождать, пока я договорю», – но малышка не слушала, цепляясь за Талию и что-то настойчиво вереща. Затихла, только устроившись у нее на коленях, прижавшись к бабушкиной груди и рассматривая Василину блестящими серыми глазами.
– Что же, – с удивлением и сочувствием проговорила царица и погладила внучку по голове. – Если родители не откликаются, детям только и остается, что не просить, а требовать внимания.
Василина, вернувшись во дворец, аккуратно уложила прикорнувшую на руках Мартинку в кровать, тихо вышла из детской спальни в коридор. Мариан как раз закрывал дверь игровой – он сдал мальчишек под присмотр няне.
Впереди были вечернее военное совещание, встреча с премьером Минкеном, обсуждение заявления пресс-службы: нужно было сообщить народу, что ее величество проснулась, и при этом как-то объяснить, почему она не способна закрыть оставшиеся порталы. Да и оповестить сестер, что Василина пришла в себя, нужно было обязательно. Но королева, шагая рядом с Марианом в их покои, думала не об этом. Она, растревоженная словами Талии, размышляла о записях Седрика – тех самых, что нашли младшие сестры в шахматном столике. В них говорилось, что в тот самый зал, где принял он наказание за бесчестие от Красного праотца, в трудные моменты приходили Рудлоги, чтобы провести обряд, взять на себя обет и попросить о помощи. Что обеты эти снимали плату за помощь с бога и клали ее на плечи просящего. И что, даже если бог по какой-то причине не вмешивался, там, в огненном святилище, где лежит нетленное тело первопредка Иоанна, воздух и так пропитан благословением, а ответы легко приходят на ум. И что обязательно нужно приходить поклониться праотцу, показать сыновье смирение и почтение.
Сама она только раз ощутила касание божественной силы – на коронации. После Василина исправно, как полагается королеве и главе огненного дома, посещала по праздникам Храм Всех Богов, отстаивала службы, молилась, но никогда не чувствовала такого согревающего, блаженного отклика, как когда корона опустилась на ее голову. Скорее даже она ощущала, что от статуи Красного в Храме веет холодом. Тепло шло только от изваяния Матери-Богини, но так было всегда, с самого детства. Мать-Вода любит женщин, и каждая может получить ее благословение.
Заходила Василина недавно и в семейный храм – но и там она чувствовала себя неуютно, будто праотец был недоволен ее присутствием. А если совсем честно, то ей хотелось вжать голову в плечи и убежать, потому что становилось страшно.
А в прошлой жизни, до переворота… Ани говорила, что на малой коронации в семейном храме тело ее вспыхивало белым пламенем, было очень щекотно и тепло, и она чувствовала, что божественный прародитель рода доволен, и слышала его слова: «Благословляю» и «Сильна, дочь моя, сильна», похожие на гул мощного пламени. От нее тогда так фонило силой, что у сестер волосы наэлектризовывались и разряды пробегали по телу, а еще в первый же день после малой коронации у нее в руках за обедом расплавилась серебряная вилка. И мама рассмеялась и сказала, что в свое время она после такого же обряда расколола мраморную ванну, просто опустившись в воду. Вода ушла паром, а ванна от жара треснула.
И от мамы Василина, бывало, ощущала отголоски такой же силы – после посещения Храма Всех Богов и почему-то после очередных родов. Но королева Ирина никогда не говорила, что общалась с первопредком.
Однако говорил же он с Ани! И с Полиной в усыпальнице своего воплощения, и с Игорем Ивановичем! А вдруг с ней тоже поговорит? Она столького не знает и не умеет, но самое главное – возможно, праотец подскажет, как взаимодействовать с алтарным духом?
– Обвал коридора к усыпальнице очень серьезный? – спросила она у Мариана, когда, скинув платье, в котором была у Иппоталии, направилась к гардеробной – взять строгий брючный костюм к совещанию. Немного закружилась голова, и Василина оперлась ладонями о столик с зеркалом, тяжело вздохнула, стараясь делать это неслышно, чтобы Мариан не понял и не уложил ее в кровать.
– Там осела земля, все очень рыхло. Даже расчищать опасно, – тут же отозвался муж. Зашел в гардеробную, нахмурился, глядя на Василину, – она сама в зеркале видела, что очень бледная. Он уже переоделся в военную форму и застегивал пуговицы на кителе.
– Необходимо расчистить, Мариан, – попросила королева. – На самом деле нужно было сразу этим заняться, но я побоялась тревожить бога… а сейчас мне придется туда спуститься…
Она тревожно посмотрела на мужа, но Байдек не стал отговаривать или запрещать. Он слышал их разговор с царицей. Кивнул хмуро.
– Я понимаю. Я распоряжусь, василек. Но когда расчистят, я пойду с тобой.
Василина слабо улыбнулась. Она и не сомневалась. И хорошо – потому что у нее даже при мысли о походе в усыпальницу ладони от страха становились влажными. Это для Поли приключение, а для нее – преодоление себя.
Василина накинула на себя блузку, вытащила из-под воротника светлые локоны. Мариан встал позади, поцеловал ее в шею, посмотрел в зеркало – блузка была распахнута, ткань едва прикрывала грудь в кружеве белья, тонкую талию.
– Плохо себя чувствуешь?
Василина не стала врать.
– Да.
– Я могу сам сходить. Отдохни.
– Нет, – тяжело сказала она. – Я хочу понимать, что сейчас происходит.
Мариан задумался: видно было, как ему тяжело выбирать между здоровьем жены и необходимостью присутствия королевы на совещании.
– Я позвоню Зигфриду, – сказал он наконец. – Пусть даст тебе что-нибудь укрепляющее. У него точно должно быть.
Несколько дней назад, Пески
Ангелина
Трудно жить, когда разрываешься пополам. Когда ты уже принадлежишь другой стране, другому народу, и именно он уповает на тебя, но боль за Рудлог, который навсегда останется твоей родной землей, не отпускает ни на мгновение.
И помочь-то с имеющимися ресурсами никак. Нет у тебя ни оружия, ни солдат, да и людей не хватает. Даже дорог, чтобы быстро добраться до Рудлога, нет – только старые, по которым тянется в Пески пока еще тонкий ручеек беженцев. Не просить же Нории отправлять драконов на бои с инсектоидами – самих драконов осталось совсем немного, и именно твой род виноват почти в полном их исчезновении. Не имеешь права ты просить. Даже при том, что неохотно, со скрипом, но тебя начали признавать и склонять головы уже из уважения не к твоему супругу – к тебе самой.
Для драконов война с Рудлогом закончилась чуть больше полугода назад, и те, кто спаслись из горы, все еще оплакивали своих родных и детей. Не могла Ангелина требовать от них вступить в новую войну.
Слава богам, что проходы в другой мир не открывались в Песках. Потому что противопоставить армии захватчиков нечего. Но нужно было думать, как быть, если проход все-таки откроется.
– Не волнуйся об этом, Ани-эна. Я не чувствую возмущений стихийных потоков помимо тех, что бушуют еще с нашей свадьбы, шари, – сказал Нории, когда стало известно, что в Рудлоге после закрытого у Иоаннесбурга перехода открылся еще один, на Севере.
Работы было много и становилось еще больше, но иногда они откладывали бумаги или встречи и просто приходили друг к другу – как Нории в этот раз, – чтобы обсудить текущие дела и побыть рядом.
– Пока мы надежно защищены от любых переходов брачным выбросом силы, – говорил он, – тут просто не найти точки устойчивости. И сила эта не скоро развеется. Если же что-то начнется, я почувствую, поверь. И найду возможность закрыть переход до того, как появится армия нападающих.
– А в Рудлоге не можешь? – поинтересовалась Ангелина.
Владыка Владык покачал головой.
– На своей земле я могу вызвать подземные воды или повернуть реку, Ани. В Рудлоге земля принадлежит огню, она не откликнется мне так, поэтому нужно, чтобы рядом с порталом был большой водоем. Но земля в Рудлоге должна откликнуться твоей сестре. Василина способна справиться, шари. Она становится сильнее, я вижу это.
– Только она пока спит. – Ани отложила список вопросов, которые нужно было обсудить с йеллоувиньскими промышленниками, поднялась, подошла к мужу – он привычно остановился у окна, глядя в сад. – Я знаю, что не имею права просить тебя, – сказала она, вставая рядом и вдыхая свежий запах травы и цветущего эльвиэля. – И я не буду, Нории. Мы не можем рисковать тобой. Твое дело – поить Пески и держать эту страну.
– Нашу страну, Ангелина, – пророкотал он, всматриваясь в нее. Ани не отвела взгляд.
– Да, – твердо проговорила она. – Но я не могу не тревожиться за Рудлог, муж мой.
– Я понимаю, – дракон взял ее за руку, погладил брачный браслет. – Если Василина не сможет закрыть проход, она способна поделиться со мной силой, шари. И тогда я попробую, обещаю тебе.
Ангелина опустила голову, крепче сжала пальцы мужа. И ничего не сказала.
Все-таки она по-прежнему оставалась дочерью своей страны. Но в Песках теперь было и ее сердце, и ее будущее, и она всеми силами пыталась прорасти здесь.
Неужели такова ее судьба – всегда разрываться между двумя странами, между двумя своими семьями?
Через несколько дней после этого разговора из дворца Рудлогов от Мариана пришел посыльный с известием, что Василина проснулась. И утром следующего дня Ани навестила сестру.
– Ты только что разминулась с Мариной, – с улыбкой сказала королева, обнимая ее. Горничная споро разливала чай по чашкам, в гостиной пахло родным и простым рудложским хлебом с маслом и вареньем. Иногда Ани очень скучала по привычным продуктам, по родному языку – в Песках она старалась говорить на языке Песков. И даже собиралась пригласить себе повара из Рудлога, но за горой более важных дел все время забывала это сделать.
– Марина обещала прийти в Истаил, – сообщила Ангелина, опускаясь в кресло. – Увидимся. Как ты, Василина?
Королева потерла бледные щеки и вздохнула.
– Тебе ответить как есть или как я должна?
– Как есть, – как можно мягче проговорила Ани.
Правительница Рудлога намазала солнечно-желтым маслом сладко пахнущую булочку, откусила кусок – и Ангелина взяла себе тоже. Пахло невыносимо вкусно.
– Я растеряна, – Василина печально пожала плечами. – Я ничего не понимаю в войне, Ани, я едва удерживаюсь, чтобы не рыдать над сводками, и чуть в обморок не падаю от фотографий и съемок с места боев. Но я должна это видеть и понимать. Мне жалко всех, кто находится там, мне снятся эти чудовища, и я просыпаюсь, умирая от страха. Все вокруг смотрят на меня и ждут, что я пойду и закрою переходы, как сделала это под Иоаннесбургом, а у меня нет сил и нет понимания, как это сделать. И самое главное, даже если бы я понимала – мне не пройти сейчас ни к одному из переходов. Там тысячи этих огромных стрекоз и муравьев, Ани. Даже если меня прикроет Александр Свидерский или Алмаз Григорьевич – мы вчера почти ночью обсуждали это с ними, – даже если меня снова осенит, как вызвать лаву из недр, их щиты не выдержат выплеска энергии при открытии вулкана. И нас сожрут.
– Нории тоже говорит, что ты способна закрыть провалы, – Ангелина смотрела на потерянную, поникшую сестру и понимала, что она была бы в такой же растерянности. Только никто бы об этом не узнал.
– И Иппоталия так говорит, – Василина ожесточенно вгрызлась в булочку. Прожевала. – Да я и сама знаю, что могу. Вопрос только – как?
Она пересказала разговор с морской царицей, помолчала немного, сделала глоток чая и с горечью проговорила:
– Ты бы точно нашла выход, Ани.
– Я знаю не больше тебя, Василина, – спокойно ответила Владычица. – А сейчас ты точно и более сильная, и более знающая, чем я. Я могу только дать совет, милая. Есть вещи, которые можем сделать только мы. И как ни хочется спрятаться за чьей-то спиной, отложить, понадеяться, что кто-то другой решит проблему, – мы знаем, когда все зависит только от нас. Ты всегда искала опору, Васюш. Но сейчас не получится укрыться. Думай, поднимай архивы, хроники, записи наших предков, ищи способы научиться управлять своими способностями. Скоро Королевский совет – поговори лично с каждым из монархов. Используй все возможности. Ты права и в желании спуститься в усыпальницу, и навестить алтарь – пробуй все, что придет тебе в голову.
– Ты думаешь, я слишком зависима? – тихо спросила Василина.
– Да, Васюш, – без уверток проговорила Ани. – Но ты такова, ты не можешь стать другой. Просто сейчас тебе нужно выйти из зоны комфорта. Справишься – и снова сможешь спрятаться за спину Мариана, – Владычица улыбнулась, глядя на расстроившуюся венценосную сестру. – В этом нет ничего плохого, Вась, – наоборот, очень хорошо, когда есть на кого опереться. У тебя преимущество передо мной: я только-только начинаю это понимать. И еще, – она вспомнила и безумный полет на Четери, и пульсирующую в такт затихающего сердца землю Песков, и свой мысленный крик о помощи. – Мне откликнулся наш божественный прародитель, Василина. После малой коронации это случилось один раз… когда я была в отчаянии и молила о помощи. Поэтому он точно слышит нас. И я уверена, что ты сможешь дозваться его, милая. Кто же, если не ты?
Они поговорили еще немного. Ани сообщила, что Нории постарается помочь закрыть переход, если у Василины самой не получится.
– Спасибо, – королева улыбнулась, понимая, кому она этим обязана. – Все равно нужно для начала обезопасить окрестности, иначе мы просто не сможем туда подойти. Но я рада, что появился запасной вариант, Ангелина.
Старшая Рудлог заглянула к племянникам, обняла малышку Мартину, успела поздороваться с зашедшим в детскую Марианом, но не стала задерживаться и вскоре ушла в Истаил.
Мариан почти на бегу – его ждал министр обороны – сообщил жене, что разбор завала к усыпальнице Иоанна пока не начался. Специалисты оценивают сложность работ, и, по их мнению, земля там слишком неустойчива, поэтому придется либо укреплять проход бетоном, как в метро, либо пытаться пробить новый. И что это в любом случае займет слишком много времени. Королева, проводив сестру, тоже направилась на совещание – и снова пришлось ей просматривать страшные кадры военных действий из Мальвы: чудовищ-насекомых, убитых людей, пожираемых ими, осиротевших детей. Это все произвело такое тягостное впечатление и так усилило чувство вины за собственное бессилие, что Василина попросила секретаря отложить встречи, назначенные после обеда, накинула шубку, взяла ароматических масел для жертвы и в сопровождении охраны направилась в сторону кладбища, к семейному храму.
На улице было пасмурно и очень холодно, крупный снежок падал на лицо, оседал на светлых кудрях ее величества, а она шагала по расчищенным дорожкам торопливо, боясь передумать. Страшно было не ощущать рядом Мариана, страшно, что и сейчас ей не откликнутся, не помогут, и тогда сомнение, что она пустая, неправильная королева, занявшая чужое место, перерастет в уверенность.
Справа вставало семейное кладбище, вдалеке, за усыпальницами, поднимались крутыми склонами старые курганы Рудлогов, и Василина замедлила шаг, удивленно пригляделась: показалось ей, что под хмурым зимним небом разливается от них красноватое сияние. Или это были отблески большого города?
Подул теплый ветерок, принеся с собой дождевые брызги и запах цветущего шиповника. Из-за черных деревьев показались золотой купол и красные стены Соколиного храма: окошки на разной высоте, охраняющие вход лепные каменные соколы, пятно зеленой травы вокруг огромной наковальни, искореженной ударом чудовищной силы. Зеленую полянку окружали высокие обледеневшие сугробы. Охранники остановились на границе снега и травы, зашептали молитвы, и Василина, кивком разрешив не следовать за собой, коснулась черного металла наковальни, что была высотой ей по грудь. Пальцы закололо, согрело, и королева, немного осмелев, сняла шубку, оставшись в тонкой блузке и брюках, и направилась к тяжелым дверям.
Внутри было тихо, сильно пахло каленым металлом, имбирем и шиповником, растущими у статуи Красного Воина. Горели плоские свечи – значит, служитель тоже был здесь. И точно: он появился из подсобки, приложил руки к груди в знак приветствия.
– Могу я помочь вам, ваше величество?
– Я сама… спасибо, – Василина открыла бутылочку с гвоздичным маслом, и в храме сразу запахло резко, почти агрессивно. Служитель тихо скользнул обратно за дверь. – Приветствую тебя, отец, – чувствуя, как ее одолевает робость, прошептала королева и вылила масло в чашу у ног статуи из красноватого металла. Скрестивший ноги Вечный Воин смотрел на нее равнодушно, положив тяжелую руку на молот, – и Василине казалось, что сейчас сорвет он оружие с колен и замахнется в гневе, чтобы дочь не смела мямлить и трястись как заяц. – Я пришла к тебе просить о помощи.
Имбирное масло из второго флакона потекло в чашу.
– Сейчас война, – пробормотала королева, опускаясь на колени, – ты и сам это, впрочем, знаешь.
Каменный пол был теплым.
– Я знаю, что у меня благодаря твоей крови есть сила остановить иномирян, но я не знаю, как ею пользоваться. Научи, пожалуйста, научи!
Она коснулась ног статуи, склонила голову, проводя по горячему металлу пальцами, – и вздрогнула, уколовшись шипом шиповника. Выступила кровь, испачкав изваяние. Затрепетали свечи.
– Знаю и то, что ты не можешь просто так помочь, – немного увереннее продолжила королева, хотя даже от такого отклика она трепетала посильнее огня свечей. – Я готова принести и исполнить обет… любой, мой господин, какой нужен тебе. Только помоги и подскажи, что делать.
В храме похолодало, и Василина съежилась. Сейчас как никогда захотелось, чтобы Мариан был рядом.
– Я что-то сказала не так? – спросила она с отчаянием. В храме становилось холоднее, королева задрожала: ощущение давящего неодобрения усилилось так, что плечи заболели. Она подняла голову, заморгала: в храме одна за другой гасли свечи, статуя погружалась во мрак, и даже дневной свет за окнами, казалось, померк. Ее точно не хотели здесь видеть. И Василина, перебарывая желание сбежать, тяжело выдохнула. – Ну что же мне делать? – прошептала она, холодея от собственной дерзости. – Куда мне еще пойти, если даже ты не хочешь мне помочь?
Свечи продолжали гаснуть, и королева, чувствуя себя маленькой и жалкой, потерла ладонями глаза, поднялась и направилась к выходу. Открыла дверь – металл ручки показался обжигающе холодным, – заморгала от резанувшего глаза дневного света. В голове чуть посветлело.
Ей все равно нужно получить ответы. И никто не может это сделать, кроме нее. Можно, конечно, сбежать отсюда и успокоить себя тем, что сделала все возможное, снять с себя ответственность. Но там, во дворце, ее дети, и, если она не справится, враги рано или поздно придут и за ними. Там Мариан, который всегда прикроет ее и отдаст жизнь, чтобы жила она, – а ей всего-то нужно получить немного знаний. Вокруг страна, скованная войной, и далеко на Севере и на Юге умирают за нее солдаты, а чудовища из другого мира убивают женщин и детей…
– Я не хотела этой короны, – Василина уткнулась лбом в мерзлую дверь, – я не хотела этой ответственности. И не хочу. Но я принимаю ее, отец мой.
Она захлопнула дверь и, повернувшись, шагнула в темноту. Статуя Красного Воина едва заметно светилась – то ли от света из окон, то ли сама по себе.
– Мне нужны ответы, – сквозь зубы, дрожащим голосом говорила Василина, обходя храм. – Дай мне их, прошу.
Огонь откликнулся на движение пальцев неожиданно легко – и королева склонилась, зажгла первую из потухших свечей. Свечи стояли на полу и в чашах, заполненных песком, – и одна за другой они загорались от крошечного огонька, полыхающего над сложенными щепотью пальцами ее величества.
– Как мне закрыть переходы? – еще загоревшаяся свеча. – Как услышать и приручить стихийного духа алтаря? – еще одна. – Где мне взять знания, утерянные моей семьей? Как угодить тебе? Ответь!
Статуя молчала. Страх и отчаянная решимость внутри вдруг уступили место горькой обиде, а та, едва вскипев злыми слезами, вдруг вылилась в оглушающую ярость.
– Ответь же! – крикнула королева, вытирая ладонью глаза. Лазурные зрачки Красного Воина мерцали, и она сжала кулаки. – Отец! Ты же слышишь меня! Потом можешь наказать за непочтительность, но сейчас дай ответы!
Молчание. Василина, сжав ладонь на очередной зажегшейся свече, застонала от отчаяния и бросилась прочь из храма. Но к дворцу она не пошла. Под изумленными взглядами охраны ее величество сняла сапоги, носки и голыми ногами стала в заледеневший сугроб. Поморщилась от холода и опустилась на колени напротив дверей в храм.
– Уходите, – приказала она, – и не смейте меня трогать.
Отвернулась и тихо забормотала слова молитв, посвященных Красному Воину.
Охранники, отойдя из зоны видимости ее величества, разделились. Один остался наблюдать – тихо, чтобы не мешать, – второй побежал к принцу-консорту.
Мариан Байдек тут же поспешил к храму: не нужны ему были милости бога, и супругу он обязан был увести оттуда. К чертям такие жертвы и обеты, справятся они и без них.
Он уже шагал к королеве через травяную поляну, когда Василина, бледная от холода, посмотрела на него странно посветлевшими глазами и одними губами произнесла: «Пожалуйста, нет».
Мариан остановился: душу словно рвали пополам, но супруга смотрела с таким отчаянием, с такой мольбой, что он не смог увести ее, как нужно было. Вместо этого развернулся и ушел обратно во дворец. Проверил детей, отдал указания няне, сообщил Тандаджи, что некоторое время ее величество будет отсутствовать, и вернулся к храму. Снял ботинки и опустился рядом с женой в снег. И взял ее за руку. Хоть так помочь, согреть, поддержать.
Тандаджи, выслушав от охранников о действиях королевы и принца-консорта, с каменным лицом достал из второго ящика стола папироску и закурил. Сотрудники Зеленого крыла принюхивались и спешно делали вид, что ничего не чувствуют и характерный запашок дурман-травы им показался.
А вот Игорь Иванович Стрелковский к коллеге заглянул, посмотрел на расслабленную тидусскую улыбку, способную вызвать оторопь и у разъяренного льва, и открыл окна.
– Рыбки замерзнут, – укоризненно сказал Тандаджи. Покосился за окно – день уходил в вечер, и вставал там настоящий трескучий мороз – и потянулся за второй папироской.
– Не увлекайся, – предупредил Игорь, – еще работать.
– Мне это не помешает, знаешь же, – с благодушной улыбкой сообщил тидусс. – Сделай лучше кофе, Игорь Иванович. Или, может, нам тоже пойти в сугробе постоять? Дел-то других никаких нет.
– Мы с тобой простые смертные, – серьезно отозвался Стрелковский, включая чайник. – Так что нам остаются земные дела, Майло. А ее величеству оставь божественные. Не просто ведь так она померзнуть решила. Что-то отдаешь, что-то получаешь. Такова суть обетов. Обеты силу богам дают, руки им развязывают.
– А ты за свое молчание что-то получил? – поинтересовался Тандаджи, сверкая белоснежными зубами. Смуглое лицо его при этом оставалось каменным, и тем более жуткой казалась широкая улыбка.
Игорь задумался. Долго думал: уже и чайник закипел, и кофе растворился в чашках, и даже по глотку они сделать успели.
– Я ничего не просил, – сказал Стрелковский в конце концов. – Но получил обратно свою душу. Не сразу. Ради нее пришлось приносить жертвы и Люджине. Но я снова живой, Майло. А теперь, – он допил кофе, поморщился от горечи и встал, – нужно работать.
Тидусс кивнул и затушил папиросу в пепельнице.
Василина простояла на коленях возле храма всю ночь, упрямо шепча молитвы. Ушел священник, жестом благословив ее, менялись вокруг охранники, на Иоаннесбург опускались тьма и мороз, а королева все просила, требовала помощи. Но ответом ей было все то же молчание, только окна святилища мерцали от свечей внутри. Мариан молчал, сжимая ее руку, и она до паники боялась, что он умрет от холода, – и усиленно отдавала ему тепло, чувствуя, как саму ее мороз пробирает до самого сердца.
Что они вынесли в эту ночь, сколько раз каждый из них доходил до отчаяния не за себя – за другого, желая подняться и увести супруга прочь от верной смерти, – никому, кроме них двоих, неизвестно. Но они оставались на месте.
Под утро взвыла метель, засыпав их ледяной крошкой и пытаясь прогнать порывами ветра. Байдек дрожал крупной дрожью, сжимая ладонь до боли, но королева уже почти ничего не чувствовала: она замерзала, и ее клонило в сон, и казалось, что вокруг тепло-тепло.
«Зачем мучаешь девочку?» – слышала она укоризненный, журчащий водой голос – и кто-то ласковый смотрел на нее, улыбался сочувственно.
«А?! Какова?! – громыхало в ответ почти с гордостью, и Василина сердито поджимала губы. – Еще немного, еще…»
Что «еще» – она не поняла: сознание ее покинуло, и королева повалилась на снег.
Мариан, выросший на Севере и к холоду привычный, продержался немногим дольше, чем супруга. Мороз давно требовал перейти во вторую ипостась, но он сдерживался, потому что Василине было куда труднее. Он тоже молился, но, если честно, мало почтительного было в его словах к Вечному Воину. Одни вопросы. Как может воин и мужчина допустить, чтобы женщина упрашивала его о помощи? Байдек слышал шепот супруги, слышал и ее вопросы – и понимал, зачем она это делает. И тоже спрашивал. Как можно не откликаться своему ребенку? Зачем нужны подобные испытания?
Дрожь в конце концов перешла в судороги, а когда Василина, скользнув по его плечу замерзшей щекой, упала, Мариан взревел и все-таки обернулся в медведя. Подхватил супругу за блузку, потащил к храму, рыча и огрызаясь от страха за нее. Кое-как открыл дверь, затянул Василину внутрь, в тепло. Полизал ледяные ноги, ворча в сторону невозмутимой статуи Красного. Потрусил на улицу, схватил шубку жены с наковальни – его ощутимо ударило током от святыни, и он снова рыкнул раздраженно. И, кое-как укрыв замерзшую супругу, начал вылизывать ей шею, лицо, тыкать мордой, тереть меховыми лапами ноги и руки, ворча, поскуливая и выжидательно поглядывая на изваяние Воина.
Василина задрожала, поджимая ноги к груди и хватаясь за шкуру медведя, – и Мариан лег рядом, накрывая ее лапами, обхватывая так, чтобы не раздавить. Она застонала, согреваясь, но не проснулась. Уткнулась в него и задышала сначала часто, затем ровнее и ровнее, пока не ушла в нормальный спокойный сон.
Королева проснулась от красных всполохов под веками. Сильно болели мышцы ног и спины, будто затекли, и она потянулась со стоном, потерлась лицом о мех, привычно вжалась в мужа – сколько раз она засыпала с ним так, когда он был в медвежьем обличье.
Очень хотелось спать, но красные всполохи стали чаще, да и Мариан напрягся, зарычал едва слышно, подминая ее под себя. И Василина, неохотно разлепив глаза, выглянула из-под огромной лапы и ахнула.
Под куполом шестиугольного храма плясали десятки огненных бабочек, а от огоньков свечей отрывались и поднимались ввысь еще и еще. Выглядело это как пламенный снегопад наоборот.
– Искрянки, – прошептала она, – помнишь, Полина о них рассказывала? Маленькие огненные духи. Они для меня неопасны, Мариан.
Байдек недовольно мотнул носом, но от супруги отполз, поднялся на лапы, скаля зубы. В этой ипостаси огонь его пугал.
Одна из «бабочек» опустилась на плечо ее величества, вторая – на протянутую ладонь, осыпая ее искрами. Искрянки едва заметно потрескивали, как дрова в печи. К потолку поднялись еще с десяток крылатых малюток – и вдруг они все сорвались с места, облетели стайкой статую Воина и вылетели в распахнувшуюся дверь. И зависли там, в утренних сумерках, освещая красным мерцанием сугробы и явно чего-то выжидая.
– Надо идти за ними? – недоуменно спросила Василина, оглядываясь на изваяние божественного праотца. Статуя молчала, и королева поднялась, зашагала к выходу. Вперед метнулся Мариан, зарычал на нее, останавливая у порога, и, пока она пыталась сообразить, чего он хочет, дотрусил до сугроба и вернулся с ее заледеневшими сапогами. Надеть их оказалось очень трудно.
Затем Василина рядом с мужем бежала за стайкой огненных духов – те, задевая ветки деревьев, которые загорались и тут же тухли, неслись к зданию. Двери дворца тоже открылись сами собой – и бабочки, пугая придворных и гвардейцев, полетели по первому этажу и остановились перед дверью в подвал, по которому спускались в подземный ход Стрелковский с Полиной.
Уже было понятно, куда они летят, – и королева пробежала за ними по подвалу, нажала на рычаг, опускающий пандус в подземелье, потопталась перед вертикальной «шахматной доской», вспоминая, какие панели использовала Поля…
Искрянки нетерпеливо разделились, показывая нужные панели, и Василина нажала на них, обрадованно хлопнула в ладони, когда проход открылся, – и опять остановилась, потому что Мариан зарычал и пошел вперед.
Около засыпанного хода к подземной усыпальнице Иоанна суетились инженеры, стояли какие-то механизмы. Люди застыли, увидев летящих духов и бегущего за ними медведя, ринулись прочь. Василина, тяжело переводя дыхание, остановилась у завала – чтобы увидеть, как искрянки одна за другой проходят сквозь осыпавшуюся землю, оставляя за собой небольшие оплавленные норки. Через пару минут все духи пропали.
– И это все? – расстроенно спросила королева. – Это знак, да? Что я все-таки должна пойти вниз?
Подошел Мариан, сочувственно потерся о ее плечо огромной башкой, и она вздохнула, обняла его.
– Пойдем наверх. Что делать. Придется ждать, пока разберут завалы.
Он чуть присел – и королева, поколебавшись, на глазах застывших работников забралась на него верхом. И закрыла глаза.
– Во всяком случае, он ответил, – пробормотала она шепотом. – Хотя бы так. И, кажется, я поняла, чего он от меня хочет, Мариан.
Муж недовольно фыркнул, потрусив по подземному ходу обратно.
– Смелости, – сказала Василина ему в шерсть. – Я ведь такая трусиха, Мариан. Наверное, ему стыдно за меня.
Медведь обернулся, как-то ухитрившись достать языком до ее щеки. И взгляд его красноречивее любых слов говорил, что он думает о боге, требующем от мягкой и нежной Василины смелости.
