Я прожила в Коломне около пяти лет, из них четыре года почти ежедневно общалась с Алексием. Конечно, как и у любого человека, у Алексия были свои немощи, чудачества и еще много чего, что у людей вызывало, мягко говоря, удивление, а иногда и раздражение. Меня же всегда поражало спокойствие, с каким он относился к людям, его выдержка и терпение. На его месте я бы уже сто раз отбрила собеседника и все такое, а он нет, мягко и тактично выслушивает. В большинстве случаев я тоже на него наезжала и пилила его. Например, меня очень раздражало, когда мы вместе собирались на источник в село Андреевское (это недалеко от Коломны), обозначали время моего приезда за ним, а он оказывался еще не готов и ожидание его могло затянуться от получаса до сорока минут. У него, видите ли, была тяжелая ночь, «он боролся», поэтому еле-еле встал утром.

После тяжелой духовной ночи начинался у Алексия сложный день со мной, потому что я назидала его всю дорогу, твердя, что он не экономит мое время.

Надо сказать, что Алешка вел почти монашеский образ жизни, постился практически постоянно. Иной раз скажет мне: «Надюш, давай рыбки поедим!»

Мог съесть яичко на Пасху, а так он очень скромно питался. Иногда я думала: «А ест ли он вообще?!»

Одевался он проще простого, его внешний вид для меня всегда был испытанием. Рубашечка чистая, брюки почти со стрелками, но вот свитер — это прямо достояние всего его состояния! Свитер был настолько рваный и изношенный, что походил на рыбацкую сеть, весь растянутый, облинявший.

Спустя уже много лет, вернувшись в город по месту прописки и пройдя определенный духовный путь, я поняла значимость его слов, его свитера и вообще всего его поведения, в котором он, как истинный воин Христов, принимал на себя удары от врага рода человеческого в виде наших обвинений, претензий и всего, что только может быть. Через несколько лет я ощутила такую ситуацию, что люди, которые соприкасаются с ним, даже с виду очень спокойные и уравновешенные, начинают вести себя как-то странно.

Алексий сыграл в моей жизни и жизни Арсения очень большую роль. Уезжая из Коломны, я понимала, что покидаю дорогого мне человека, ставшего таким близким и родным, наставника в этой суетливой гонке под названием «жизнь».

Отношения Арсения с Алексием сложились очень быстро. Несмотря на то что Сеня мог общаться только жестами, Алешка вполне его понимал и даже дал мне возможность посещать катехизаторские курсы при Коломенской семинарии. Уроки проходили по субботам, детский садик Арсения не работал. Алексий, понимая значимость для меня этих курсов, вызвался сидеть с Сеней. Занятия на курсах продолжались три часа.

Арсений в возрасте четырех-пяти лет очень любил купаться в ванне, он и сейчас любит, но тогда это было для него огромной потребностью.

В очередную субботу я привела Сеню к Леше, оставила поесть, попить и сменную одежду, а сама уехала на занятия.

Телефон мой — в беззвучном режиме, приходит сообщение: «Надя, он попросил попить. Пока я ходил на кухню за водой, он разделся донага и залез в ванну. Что делать?!»

Уезжая, я забыла предупредить Лешу, что у Сени новая «фишка» и он купается везде, где есть вода.

Сеня купается так, что можно залить всех соседей; я поняла опасения Алексия и написала: «Выключи свет, и он вылезет сам».

Это был один из способов вытащить сына из ванны.

Алексий очень любил Сеню, говорил с ним на языке, понятном только им двоим!

Была весна, в садике начался карантин из-за ветрянки. Арсения ветрянка не обошла стороной, наравне с другими детьми он заболел. Сначала высыпание было небольшим, несколько прыщиков. Я надеялась, что мы переживем ветрянку в легкой форме, как когда-то со старшим сыном Колей, но мои надежды не оправдались. К концу третьего дня Арсений был весь зеленого цвета, я мазала уже не каждый прыщик, а просто все тело, при этом температура поднималась под сорок. Он почти не ел, так как весь рот тоже был усыпан ветряной оспой. Приход участкового врача немного меня утешил: мол, форма тяжелая, но скоро все пойдет на убыль.

В один из вечеров (время близилось к девяти) у Сени повысилась температура, он лежал на диване без движения. Дав ему лекарство, я ждала снижения температуры, нервно измеряя ее каждые пять минут.

Мы с Сеней жили в Коломне одни на съемной квартире, и самыми близкими людьми были Алексий, отец Роман, отец Владимир, а также прихожане храма, где я трудилась просфорницей. С Алексием была особая духовная связь, он чувствовал меня на расстоянии, и в этот раз он тоже почувствовал, что я скорблю. Он позвонил, поинтересовался, как Сеня. Я разрыдалась. Мне было страшно, что такая высокая температура и он, мое дитя, лежит пластом, не ест, только пьет.

Уже через пятнадцать минут Леша был у меня. С его приходом мне стало легче. Он помазал освященным маслом Сеню, дал ему водички из своей сумки, и мы стали ждать снижения температуры.

Сеня лежал весь зеленый и мирно спал, мы сидели возле него. Измерив в очередной раз температуру, приняли решение вызвать «скорую».

«Скорая» приехала быстро. Доктор, мужчина лет пятидесяти пяти, очень серьезный, добрый и внимательный, осмотрев сына и узнав, сколько дней он уже болеет, дал надежду, что скоро все пойдет на спад, но нужно подождать! Сделав укол, намазав язык и рот, доктор уехал.

Температура спала, Сеня уснул.

Я продолжала жаловаться, что такой ветрянки, наверное, ни у кого больше не было, а только у моего мальчика. Алексий был спокоен, впрочем, как всегда, повторяя только одну фразу доктора: «Надо подождать!»

Время близилось к часу ночи, но мы все еще проверяли температуру и сон нашего болящего. Убедившись, что малыш спит и температура больше не поднимается, я успокоилась, и Алексий пошел домой. Как сама я уснула, не помню.

Утром Арсений был более бодрый, попил йогурт. Температуры не было. Мальчик мой, слава Богу, пошел на поправку!

Коломна, Рязанская область, а в ней село Пощупово, — эти места навсегда останутся в моей душе и памяти.