5. Частные дела в общественном месте
Агата сама подсказала, что стоило бы уже сегодня опросить всех, кто присутствовал на прослушивании Ниты Уорд.
– Я не считаю их подозреваемыми, – сказала Агата инспектору Гриноу, пока они вдвоем сидели в крошечном кафе и пили кофе и чай соответственно. Она испытала странную неловкость, используя термин «подозреваемые» вне страниц литературного текста. – По крайней мере, один мой коллега был и раньше знаком с бедняжкой, а остальные имели с ней непосредственный контакт.
– Мне бы хотелось, чтобы вы меня сопровождали, – сказал инспектор.
– Не уверена, что это разумно – будут ли мои друзья столь же откровенны в моем присутствии?
Гриноу скривил губы в невеселой полуулыбке:
– Это вы точно подметили, миссис Маллоуэн.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы называли меня Агатой.
Ухмылка стала теплой и широкой, превратив бульдожье лицо в нечто симпатичное.
– Хорошо… Агата… если вы окажете мне честь, называя Тедом.
– Тед!.. Какое чудесное имя… или мне стоило бы сказать «погоняло» из уважения к вашей профессии? Такое жизнерадостное имя для следователя отдела тяжких преступлений.
Инспектор чуть подался вперед, сузив глаза.
– Вот что я по этому поводу думаю: при вас они расслабятся. Ваше присутствие будет вроде как успокаивать. А после каждого опроса мы могли бы обмениваться впечатлениями, так сказать…
Она кивнула:
– Кажется, я вас понимаю. Если в какой-то момент мое присутствие из успокаивающего станет затрудняющим…
– Тогда я опрошу их еще раз, позже и один. Несколько более официально.
– Значит, этот опрос будет проходить неофициально?
– Абсолютно, Агата. – Он снова ухмыльнулся, однако на этот раз без всякой теплоты. – Мы ведь не думаем, что кто-то из ваших театральных друзей – Джек-Потрошитель, верно?
– Нет. Особенно дамы.
Инспектор Гриноу выгнул бровь:
– Ну, никогда нельзя сказать наверняка.
Она посмотрела на него с любопытством, хмуря лоб:
– Разве у этих убийств не сексуальный мотив?
– Необязательно. Во всех трех случаях ограбление было частичной целью: предыдущая жертва принесла своему убийце фунтов восемьдесят.
Агата не отступалась:
– Однако зверские удары, нанесенные в район половых органов мисс Уорд…
– Ревнивая женщина с такой задачей легко справилась бы.
У писательницы округлились глаза:
– Сомневаюсь насчет «легко»… А что сэр Бернард говорит относительно сексуального насилия?
– У первой жертвы были признаки полового акта, однако без ссадин, которые обычно сопровождают изнасилование… Я могу говорить об этом прямо, Агата?
– Можете? Иначе я сочту себя оскорбленной.
Он жестом подозвал официантку, чтобы заказать еще чаю, а когда та ушла, сказал:
– У нас три жертвы, и все три женщины. У второй – школьной учительницы из бомбоубежища – не было признаков недавних половых контактов. Полагаю, при вскрытии мисс Уорд… миссис Оутли… сэр Бернард их обнаружит.
Агата снова кивала – на этот раз очень медленно.
– Кажется, я вас понимаю, инспектор.
– Тед.
– …Тед. Первая и третья женщины в силу своей профессии имели половые контакты в ближайшем прошлом. Вне зависимости от преступления, совершенного в их отношении.
Инспектор тоже закивал:
– Я бы предположил, что наш Потрошитель имел «нормальный» акт с жертвами номер один и три, после которого (возможно, охваченный какой-то неестественной яростью против женщин) их задушил.
«Не мог ли это, – задумалась Агата, – быть человек, после оргазма испытывающий чувство вины или даже отвращения? Чувство замаранности… либо в отношении себя, либо оплаченной партнерши, что и ввергло его в неуправляемую ярость?»
Она сказала:
– Значит, вы все-таки считаете, что это сделал мужчина.
– Скорее всего. Но не забывайте, Агата: одна из теорий относительно первого Потрошителя из Уайтчепела, которую опровергнуть не удалось, заключалась в том, что это был не Джек, а Джилл.
Агата невольно улыбнулась:
– Джилл-Потрошитель? А разве это не абсурдно?
– На самом деле – нет. Медицинские навыки, наблюдавшиеся у Потрошителя начала века, вполне могла иметь акушерка.
– Судя по тому, что я увидела, – отметила Агата, содрогнувшись, – наш нынешний Потрошитель, будь он Джек или Джилл, не обладает никакими хирургическими умениями.
– Вынужден согласиться. И возникает вопрос: почему убийца перешел к увечьям? То есть – если мы действительно имеем дело с одним и тем же преступником.
Агата понимающе приподняла брови и сделала глоток кофе.
Инспектор снова подался вперед:
– Если у вас есть какая-то мысль, Агата, то прошу поделиться. Я бы не сидел с вами за разговорами посреди расследования убийства, если бы не относился к вашему содействию серьезно.
– Вы слишком добры… Если бы я высказала конкретное мнение, боюсь, мои предубеждения стали бы слишком заметны.
– Я это учту.
Теперь вперед подалась Агата:
– Что изменилось с момента первых убийств?
– Это гораздо более варварское…
– Нет. Я неточно выразилась. Что изменилось между первыми двумя убийствами и совершением этого зверства?
Инспектор задумчиво нахмурился, но потом покачал головой:
– Ничего в голову не приходит. А что вы имели в виду?
– Газеты. А именно – желтая пресса.
Инспектор выпучил глаза:
– Ну надо же! Вы правы. Пресса назвала нашего парня новым Потрошителем.
– И как наш Потрошитель отреагировал на такое внимание? Он… или, принимая во внимание ваши сомнения, Тед, она… решили соответствовать данному прессой именованию.
Бульдожье лицо побледнело:
– Не может быть… Убийца продемонстрировал ненависть к женщинам и в первых двух убийствах, а затем просто стал смелее, дав волю собственной мании, а не в ответ на газетные вырезки!
Агата пожала плечами.
– Я замечала, что определенный сорт нарушителей закона наслаждается шумихой. Несомненно, эта череда убийств – первый «значительный» поступок, который этому несчастному индивидууму удалось совершить.
– Несчастному? – Он сдвинул брови в неприятном удивлении. – Право, Агата, вы же не относитесь к тем сочувствующим, что считают негодяев «бедными жертвами» наследственности и окружения…
Она сделала еще глоток кофе:
– Я готова считать, что подобные нашему Потрошителю «созданы» такими… рождены с неким уродством, словно появились на свет слепыми.
– Это никак не оправдывает…
– Их следует жалеть, – заявила она, прервав собеседника (что делала крайне редко, однако ее твердый взгляд на этот вопрос требовал выражения). – Но не щадить.
Он тихо засмеялся, и морщины меж бровями разгладились.
– Ну, я рад слышать это от вас. Потому что этот негодяй как никто заслуживает виселицы.
Она пожала плечами:
– Я не против повешения. Что еще делать с теми, кто запятнан ненавистью и безжалостен? Для кого жизнь других людей ничего не стоит.
– Миссис Маллоуэн… миссис Кристи. Я не ожидал, что вы такая.
– Вы читали Мильтона, инспектор?
– В школе.
– Насколько хорошо вы его помните?
– Ну, примерно как все, наверное.
– Сатана захотел величия, помните? Он захотел власти – захотел стать Богом. В нем не было любви, не было… смирения. Он выбрал зло.
Инспектор снова покачал головой:
– Трудно поверить, что газеты, прославляющие подобных Потрошителю, могли как-то подвигнуть его…
– Очень жаль, что газеты пишут дурные отзывы о художниках, а восторги приберегают для преступников.
Это позабавило инспектора, и, допив чай, он попросил, чтобы Агата назвала ему имена тех, кого им предстояло опросить сегодня (по возможности, высказав свое мнение о них). Так она и сделала – а он сосредоточенно делал записи.
Генеральная репетиция ее пьесы была назначена в театре «Сент-Джеймс» в два часа дня, и Агата считала, что беседы инспектора с продюсером Бертрамом Моррисом, режиссером Айрин Хелье-Моррис, помощником по сцене Френсисом Л. Салливаном и секретарем Джанет Камминз можно будет уместить в паузы. Тогда останутся только Стивен Глэнвилл и муж Джанет, летчик, которых сегодня в театре не будет.
– Мы могли бы позвонить Стивену, – сказала Агата, – и договориться о встрече в Уайтхолле у него в кабинете или уже в нашем квартале после работы.
– Любой вариант подойдет. Очень мило, что вы это предложили. – Инспектор встал: – Я расплачусь по счету, пока вы будете ему звонить, если не возражаете. О, – и, может, вы спросите у доктора Глэнвилла, как лучше найти этого курсанта? Раз уж он его начальник.
В кафе был городской телефон, которым Агата воспользовалась. Похоже, Стивен в Министерстве военно-воздушных сил был важной персоной, потому что пробиваться к нему пришлось через служащую коммутатора и двух секретарей.
– Что за странное совпадение! – сказал Стивен. – Эта женщина стала следующей жертвой… Ужасно. Какая трагедия!
Слова Стивена звучали не слишком убедительно, но этого следовало ожидать: когда умирает кто-то едва знакомый, новость воспринимаешь абстрактно, без эмоций, которые вызвала бы потеря близкого человека.
– Откровенно говоря, дорогая, – продолжил тем временем Стивен, – я не думаю, что смогу сказать твоему инспектору хоть что-то полезное.
Агата не стала напоминать ему, что разговор с полицией, ведущей расследование убийства, не является добровольным, а сказала лишь:
– Но, может, вы все-таки с ним поговорите? Ради меня. Ведь, в конце концов, именно я стала причиной этого осложнения.
– Каким это образом?
– Ну, опознав эту девицу.
– В четверть седьмого будет удобно?
– Будет. Вы зайдете ко мне домой?
– Конечно. Что-то еще?
– Вообще-то да. Инспектору Гриноу понадобится побеседовать с мужем Джанет Камминз. Вы могли бы выяснить, когда и как это лучше устроить?
– Хорошо. Инспектор хочет поговорить с юным Камминзом сегодня или мне передать эти сведения на нашей встрече в шесть пятнадцать?
– Думаю, второе вполне подойдет. Мы большую часть дня проведем в театре, наверное.
На деле же вышло так, что опрос проводился не в театре. Во время генеральной репетиции не нашлось места – начиная с партера и заканчивая гримерными – которое можно было занять. Даже в канцелярии постоянно шли телефонные переговоры, связанные с пятничной премьерой.
Агата предложила пойти в «Золотой лев» по соседству. Узкий уютный паб мог похвастать отделкой из красного дерева, внушительными полками со спиртным позади стойки и сложным витражным окном, которое закрыли щитом, чтобы уберечь и витраж, и посетителей.
Менеджер – маленький человечек с большой самоуверенностью – знал Агату в лицо: несколько месяцев назад она надписала ему экземпляр «Восточного экспресса». Кроме того, он был расположен к театру, поскольку представители этой профессии были в его пабе завсегдатаями.
Вот почему договориться использовать обеденный зал второго этажа (в половине третьего ланч уже закончился) оказалось очень просто. Узкая винтовая лестница находилась в дальней части паба и была густо завешана фотографиями и рисованными изображениями актеров и актрис, дававших представления в соседнем театре на протяжении последней сотни лет.
Инспектор Гриноу и Агата устроились за столиком на четыре персоны – ближайшим к лестнице.
Френсиса Л. Салливана – высокого и довольно массивного актера, которого Агата знала как Ларри, – пригласили первым. Как помощник режиссера он легко мог ненадолго уйти из театра во время генеральной репетиции.
– В основном, – сказал Ларри, баритон которого оставался звучным даже в самом непринужденном разговоре, – меня пригласили поработать с дублершей инженю: замену пришлось провести в самый последний момент. Эта новая девица еще не приходила. Ее только-только оповестили.
Инспектор сидел напротив, а Агата сбоку, спиной к стене. Гриноу дал ясно понять Салливану, что разговор неофициальный, и когда Ларри спросил, нельзя ли ему выпить пива, пока они беседуют, инспектор дал разрешение.
– Так печально, – продолжил актер, отпив из кружки, – я разговаривал с мисс Уорд на сцене и за кулисами. Она молилась об этой роли. Именно так сказала: «молилась».
– Она была ей настолько важна? – отозвался инспектор.
– Да. Она рассказала, что сделала неплохую карьеру – до войны. Якобы играла в нескольких ревю – и, конечно, у нее была неплохая роль в «Годах для танцев».
Агата сказала:
– С Айвором Новелло? О, а я на них была.
– Я тоже, – согласился Ларри, – и помню ее там. Она неплохо себя показала… Но эта пьеса оказалась из тех, что с приближением войны сильно пострадали.
– Когда я была на этом представлении, – вслух вспомнила Агата, – зрителей было так мало, что Новелло вышел к рампе и пригласил людей с галерки перейти на свободные места вниз.
Ларри кивнул, так что его второй подбородок стал похож на зоб.
– Бедняжка сказала, что скатилась до работы в «Ветряной мельнице».
– Ее выступления там я не видела.
Инспектор непринужденно поинтересовался:
– А как насчет вас, мистер Салливан? Вы ее в «Ветряной мельнице» видели?
Рука, поднимавшая кружку с элем, застыла на полдороге к уже широко открывшемуся рту, глаза под тяжелыми веками полностью открылись. Подобная немая сцена не прибавила актеру обаяния.
– О, нет, – сказал Ларри, – я на такие зрелища не хожу. Видите ли, инспектор, я благополучно женат.
– Мне кажется, немало благополучно женатых нередко оказываются в «Мельнице».
– Ну, – заявил Ларри, – я не из их числа.
– А вам не показалось, – осведомился инспектор, – что, когда мисс Уорд упомянула, что танцевала обнаженной, она вас… приглашала?
Массивный актер моргнул, став похожим на ошарашенного филина:
– Приглашала… в каком смысле, сэр?
– Мистер Салливан, эта Уорд была проституткой.
Как ни странно, это никак не смутило актера.
– Я так и понял. Ужасно, просто жалость – но некоторые молодые девицы, даже вполне респектабельные актрисы прежде, сейчас бедствуют… А в городе полно военных… ну и…
– Вы вчера занимались с нею?
Он со стуком поставил кружку.
– Что?.. Инспектор, мне это что-то перестает нравиться. Агата, скажите инспектору, что я – уважаемый деятель театра. Да я же Пуаро играл, господи!
«И не слишком хорошо», – подумала Агата, но вслух проговорила:
– По-моему, инспектор не собирался намекать на что-то нехорошее, Ларри.
– Конечно, нет! – подтвердил инспектор. – Но ведь вы сами, мистер Салливан, дали понять, что вас попросили поработать с новой дублершей. Ведь мисс Уорд вчера выбрали в качестве дублерши?
– Ну, ей не сообщили об этой удаче, – объяснил актер. – Кажется, наш режиссер рассматривал кандидатуры мисс Уорд и еще кого-то. О том, что выбрали ее, было бы объявлено сегодня.
– Не хотел вас обидеть, мистер Салливан, – жизнерадостно успокоил его следователь. – Но вы ведь понимаете, что я должен был предположить, что вчера вечером вы могли заниматься вместе.
– «Заниматься вместе»? Это надо понимать иносказательно?
– Заниматься ролью. Поскольку до премьеры осталось всего несколько дней… Мне казалось, что вы, люди театра, трудитесь в самое странное время.
– Это так, – подтвердил Ларри с утрированным достоинством.
– Кстати, – сказал инспектор, – вы не могли бы сказать мне, где были вчера вечером? Как вы его провели?
Его глаза снова широко открылись – и он посмотрел на Агату, словно взывая о помощи:
– Это начинает звучать так, словно я – подозреваемый.
Агата с улыбкой пожала плечами:
– Я тоже ответила на этот вопрос, Ларри.
Он посмотрел на нее умоляюще:
– Агата… Как вы можете участвовать в этом? Скажите ему, что я счастлив в браке. Неужели вы и правда думаете, что я мог бы предать мою дорогую Данаю?
По правде говоря, она так не думала. Она считала Ларри милейшим человеком, а любовь красивой жены Данаи, которая была значительно моложе его, наверняка удовлетворяла все то, что этот толстяк мог пожелать в романтическом плане. Она с удовольствием вспомнила, как гостила у этой пары в загородном доме, в Хэслмире, в графстве Суррей, – стоявшем на фоне каштановой рощи («неплохой фон для детектива», – подумала она, беря эту мысль на заметку и спешно возвращаясь в реальность).
Однако жена Ларри была далеко, а Ларри жил в городе. Кроме того, театральный народ, как бы Агата ни обожала их, принадлежал к особой породе людей и кое-кто из весьма утонченных его представителей был настоящим мартовским котом в плане морали и сексуального поведения.
Она не думала, что Ларри попадает в эту категорию, однако не слишком удивилась бы, узнав, что ошибается.
– Ларри, – мягко проговорила Агата, – если вам будет спокойнее говорить с инспектором без меня…
– Нет. Нет! – Мужчина замотал головой. – Мне совершенно нечего скрывать. Я поужинал с друзьями в отеле «Савой» – могу дать список… а потом остаток вечера был один, у себя в номере.
– Именно там вы находились между одиннадцатью вечера и, скажем, двумя часами ночи?
– Да.
Инспектор ничего не сказал. Агата догадывалась, какие мысли бродят у следователя в голове: такое алиби по сути не было алиби. Незаметно выскользнуть из отеля в середине ночи (и вернуться обратно) было совсем не трудно.
Инспектор записал имена сотрапезников Ларри (компания состояла из шести людей, связанных с театром, считая самого Ларри) и поблагодарил актера за помощь.
Переволновавшийся Ларри протянул инспектору руку и, обменявшись рукопожатием, сказал:
– Я совершенно не хотел вас обидеть. Прошу прощения, если показался слишком настороженным. Вы просто застали меня врасплох.
– Ничего страшного… Да! Мистер Салливан!
Актер застыл на лестнице, подняв ногу. Агате он показался похожим на вспугнутого в лесу оленя. Бедняга.
– Вы не могли бы направить к нам мистера Морриса? Он дал понять, что к этому времени освободится.
– Безусловно. С удовольствием. До свидания, инспектор.
– Да свидания, мистер Салливан.
Берти Моррис, как всегда, был одет безупречно: темно-серый костюм прекрасно сочетался с более светлым серым галстуком и кремовой рубашкой. Красивые черты лысеющей круглой головы были серьезными, и голос звучал не менее серьезно.
– Я был бы рад помочь вам, инспектор, – сказал он, – но я почти не знаком с этой женщиной. Ужасная трагедия. Так грустно.
– Насколько я понял, мистер Моррис, – уточнил инспектор, – именно вы пригласили ее на прослушивание. Значит, вы должны были ее знать.
– Я и правда знал. – Обращаясь к Агате, Берти вежливо спросил: – Мне можно курить?
– Конечно.
Он достал золотой портсигар и, закуривая, сказал:
– Я видел мисс Уорд в «Годах для танцев». Она хорошо вела диалог.
– И она была хороша собой.
– Безусловно.
– Вы знаете, что она… танцевала в «Ветряной мельнице».
– Многие девушки вынуждены идти на такое, инспектор. Не мне вам рассказывать о суровой реальности Лондона. Это прискорбно. Я надеялся дать ей… шанс.
– Значит, личного знакомства у вас не было. Вы просто запомнили ее по той пьесе.
Берти выпустил дым так, чтобы не попасть на Агату. Она обратила внимание на то, что руки у него изящные, чуткие. Он надел несколько колец, одно с бриллиантом. Строгость военного времени одежды Берти не коснулась.
– Я был знаком с мисс Уорд – немного. Неофициально.
Агата посмотрела на инспектора и сказала:
– Берти, если вам будет проще говорить без меня…
– Нет. Мне нечего скрывать. – Его круглое лицо пересекла напряженная улыбка, похожая на разрез. – У меня репутация человека, который… скажем так… тесно общается с танцовщицами и актрисами. Она преувеличена, но не совсем не заслужена.
Инспектор Гриноу подался вперед:
– Каковы были ваши отношения с мисс Уорд?
– Я бы сказал, «отношения» – чересчур сильно сказано. На прошлой неделе я случайно столкнулся с мисс Уорд на Пикадилли. Мы вместе провели вечер. Ужинали. Танцевали. Я услышал рассказ о ее нынешнем положении. Она попросила меня иметь ее в виду, если в одной из постановок что-то подвернется.
– Когда именно на прошлой неделе?
– Кажется, в среду. Моя жена вела репетицию, а у меня закончился долгий день подготовки к премьере. И я решил провести вечер сам по себе.
– Ясно. И этот один… совместный вечер с мисс Уорд… был единственной ночью, которую вы с ней провели.
Берти сверкнул глазами:
– Я не сказал «провел с ней ночь». Мы ужинали и танцевали во время затемнения. Просто недолгая встреча двух друзей, которые давно не виделись.
– Значит, до этого вы были знакомы.
– Мимолетно. Симпатичная девушка в театральной среде. Наш мир тесен. Вроде как семья.
– Значит, вы не пошли к ней тем вечером.
– Конечно, нет!
Инспектор сделал кое-какие пометки, после чего спросил:
– А вчера вечером вы не общались с мисс Уорд?
– Нет. Мы с женой ужинали в нашем клубе «Будлз»: он очень близко от нашей квартиры на Парк-плейс. Мы провели тихий вечер вместе: оба совершенно вымотались на работе. Можете спросить у Айрин: она подтвердит.
Гриноу так и сделал.
Миссис Моррис – измученная, без макияжа, но все равно красивая, хоть и строгой красотой, со сбившимися коротко стриженными темными волосами – сидела перед ними в белой блузке и темных брюках, словно только что ехала верхом и упала с лошади.
– У меня всего десять минут, инспектор, – объявила она властным контральто. Пусть она и выглядела усталой, но оставалась воплощением самообладания. – У нас сейчас антракт.
«Убийства случаются ежедневно, – сказала сама себе Агата, – а вот премьеры – штука редкая».
– Мы можем поговорить коротко, – пообещал инспектор. – На данном этапе.
Айрин вздохнула:
– Я не хочу быть бесчувственной. Однако я эту женщину не знала. И видела всего один раз – вчера, когда она прослушивалась и показала себя весьма пристойно.
– Она получила роль?
– Да. Но ее еще не уведомили.
– Кто этим занимается?
– Джанет позвонила бы. Секретарь моего мужа.
– Кстати о вашем муже, миссис Моррис… или вы предпочитаете обращение «мисс Хелье»?
– Миссис Моррис годится. У меня актерский псевдоним, точно так же как миссис Маллоуэн публикуется под… как это называется?.. под авторским именем. И кстати, о моем муже… продолжайте.
– Он сообщил нам, – сказал инспектор невыразительно, – что был знаком с мисс Уорд, немного.
– Да… Могу я одолжить сигарету?
– Конечно, – ответил инспектор.
Он достал пачку из кармана и дал закурить, используя спичку из коробки «Золотого льва».
– Почему, – задала риторический вопрос Айрин, – мы говорим «одолжить сигарету», хотя знаем, что едва ли вернем ее?
Инспектор затушил спичку. Айрин затянулась, задержав дыхание и смакуя, и величественно выпустила дым.
– Мой муж – любитель милых юных созданий… хотя, насколько я поняла, мисс Уорд не была ни милой, ни особо юной… Хотя и моложе меня. Однако, как я понимаю, быть убитой рискует любая шлюха, так ведь? А она ведь была шлюхой… Агата, это звучит жестоко?
– Это звучит реалистично.
Айрин кивнула:
– Спасибо. Я именно реалистка – в том, что касается Берти. Я не обращаю внимания на его интрижки. Это – одна из привилегий продюсера. Кастинг на кушетке – так это называют американцы. А Берти, ну… ему нужно подкреплять уверенность в себе. В юности он был стройным, и его великолепное лицо привлекало женщин, словно мед. Теперь, когда он облысел, потолстел и постарел… что дурного в том, если время от времени его «эго» будет умаслено? Если только тут ничего серьезного.
– Вы были готовы, – проговорил инспектор медленно, – … пригласить в качестве актрисы в пьесу, которую вы ставите… женщину, у которой, как вы знали – или серьезно подозревали – была связь с вашим мужем?
– Связь? – У нее вырвался резкий смешок. – Жизнь Берти связана только со мной. Я его любовь и свет в окошке. Не сомневаюсь, что в последнее время он чувствует себя несколько заброшенным, поскольку я занята постановкой, так что вечер с какой-нибудь Нитой Уорд не стал бы для меня сюрпризом.
– Как вы провели прошлый вечер?
– Наша квартира находится на Парк-плейс – вы сами какое-то время жили по соседству, Агата… За углом как раз «Ритц», прямо напротив «Будлз». Там мы вчера вечером ужинали. Потом провели спокойный вечер дома. Выпили немного вина. Послушали музыку по радио. Посидели у огня… Ужасно романтично.
Инспектор не отступался:
– А ваш муж мог выйти из дома потом, ночью? После одиннадцати или после полуночи? Когда вы заснули?
– Я очень долго не засыпала. Наверное, часов до двух. И это все миссис Маллоуэн виновата.
Агата подалась вперед, прижимая ладонь к груди:
– Я виновата, Айрин?
Айрин выпустила дым из носа и с царственной улыбкой прикрыла сонные глаза:
– Целиком и полностью. Я читала ваш новый роман – «Зло под солнцем»? Вы просто обязаны мне сказать, дорогая, с кого написали ту актрису. У меня есть догадки… Что-то еще, инспектор?
– Нет. На данный момент – ничего… Вы не пришлете к нам миссис Камминз?
– С удовольствием.
Когда она ушла, Гриноу повернулся к Агате:
– Как по-вашему, она могла бы выгораживать мужа?
Агата задала встречный вопрос:
– А по-вашему, он мог бы выгораживать жену?
Тот испустил тяжелый вздох:
– Моррис говорит, что просто «столкнулся» с мисс Уорд на Пикадилли. Вы этому верите?
– Да.
– Как он и выразился, театральный мир тесен. Семья.
– Да. Причем допускающая кровосмешение.
Инспектор выпучил глаза.
Черноволосая Джанет Камминз говорила охотно, но сказать могла мало что.
– Я занималась с мисс Уорд после прослушивания, – сообщила она. Синие глаза за стеклами очков смотрели открыто и довольно наивно, – и разговаривала с ней по этому поводу раз пять-шесть.
– А до этого вы не были с ней знакомы?
– Нет.
– Насколько я понимаю, в ваши обязанности входит сообщить ей, что она получила место во втором составе.
– Это так. Перед тем как мы вечером ушли из театра, мисс Айрин сказала мне, что выбрала эту Уорд. Я должна была ей позвонить завтра утром. То есть сегодня.
– И вы позвонили?
– Да. Часов в десять. Ответил полисмен. Я сказала, что у меня есть для мисс Уорд новость, а полисмен ответил, что мисс Уорд нездоровится.
«Неплохое преуменьшение», – подумала Агата.
Инспектор продолжал:
– А вы не знаете, был ли ваш муж знаком с Уорд?
– Гордон? Не думаю. Мне он об этом ничего не сказал.
Инспектор бросил быстрый взгляд на Агату, показав, что его посетила та же мысль, что и ее: даже если пилот узнал девицу, которую увидел на сцене, вряд ли он сказал бы об этом жене.
Неловкую паузу заполнила Агата, спросив:
– Джанет, вам часто удается проводить вечер с мужем? Он ведь расквартирован здесь, в Лондоне.
– Время от времени, но в последнее время – нет. Я была занята из-за постановки, вечерами у нас много работы, я совершенно выматывалась.
Инспектор спросил:
– А как насчет вчерашнего вечера? Вы с мужем были вместе?
– Нет. Мы это обсудили, но я была совершенно без сил. Последние дни перед премьерой очень тяжелые. Мы думали, не пойти ли куда-то сегодня, но у Гордона дежурство.
– В чем оно заключается?
– Оставаться дома и быть наготове, если понадобится.
Агата увидела, как заработала мысль инспектора: он сможет прямо этим вечером поговорить с курсантом Камминзом.
– Что-то еще, инспектор? Мне надо бы вернуться.
– Нет, это все, вы нам очень помогли, миссис Камминз. Спасибо.
Когда они остались вдвоем, инспектор спросил:
– Как вам все это, Агата? Вы заметили в наших опрашиваемых что-нибудь странное?
Она покачала головой:
– Право, не знаю. Очень непривычно общаться с моими друзьями и коллегами так, словно они – подозреваемые в одном из моих сюжетов.
– Я не уверен в том, что они подозреваемые. У нас тут серийный убийца и несколько жертв. То, что мы слышали сегодня, могло бы стать основой для подозрений, если бы единственной жертвой была Нита Уорд.
Агата кивнула:
– С другой стороны, Тед, все, с кем мы говорили, явно читали хоть часть газетных публикаций о первых убийствах… ту самую разжигающую любопытство чушь насчет Потрошителя, о которой мы говорили.
– Это верно. Но что вам здесь кажется важным?
– Ну… я не решаюсь говорить…
– Пожалуйста, скажите!
– Вам это покажется глупым… Идея прямо из моих книг.
– Мне ваши книги нравятся. Проверьте меня.
– Я вот что подумала… Если кто-то хочет совершить убийство и оставить его нераскрытым… то не самым ли лучшим способом будет спрятать его среди серии убийств, совершенных безумцем?
Он чуть прищурился, кивнув, явно принимая ее предположение серьезно или, по крайней мере, сделав вид.
– Американцы называют таких преступниками-имитаторами.
– Правда? – оживленно переспросила Агата, записав это в блокнот.
В крошечной гостиной Агаты инспектор сел в мягкое кресло, хозяйка устроилась на жестком, а Глэнвилл расположился на диване, закинув обе руки на спинку и вытянув ноги, явив воплощенную непринужденность.
– Со всем моим уважением, инспектор, – сказал Стивен, откровенно веселясь, – этот ряд вопросов говорит о том, что моя добрая приятельница ввела вас в заблуждение.
Агата резко выпрямилась:
– О чем это вы?
Стивен рассмеялся:
– Она, несомненно, представила меня каким-то престарелым Казановой, постоянно переходящим от одной любовной победы к другой.
Хмурясь, инспектор возразил:
– Ничего подобного она не…
– Ох, я не хотел вас задеть, инспектор… да и вас тоже, Агата. Но я – человек женатый, и у меня было несколько неразумных связей.
Агата встала.
– Я, наверное, уйду в библиотеку, пока вы с инспектором продолжите…
– Чепуха! – возразил Стивен, взмахом руки приглашая ее сесть… – Я не поставлю в неловкое положение никого, кроме себя, а я очень редко испытываю неловкость, как вы могли заметить.
– Я просто спросил, – отметил инспектор, – были ли вы знакомы с Нитой Уорд.
– А я хотел указать на то, – ответил красавец профессор, – что, несмотря на кое-какие грешки, я вовсе не обязательно должен знать каждую продавщицу, хористку или шлюшку города Лондона… Нет, я видел мисс Уорд только один раз, вчера в театре. И я едва обратил на нее внимание.
– А вечером…
– Я был дома и читал про Одиннадцатую династию. Агата, если только вы найдете время прочитать папирусы Хенанахта, то обязательно передумаете.
Инспектор бросил взгляд на Агату, и та со вздохом пояснила:
– Стивен выкручивает мне руки на предмет романа, где действие происходит в Древнем Египте.
Стивен весело проговорил:
– Ужасное алиби, инспектор, я понимаю. Я был один. Боюсь, что труппа «Ветряной мельницы» вчера не выезжала к частным лицам.
Инспектор попытался возмущенно выпрямиться, однако мягкое кресло этому воспротивилось:
– Сэр, это дело серьезное. Право же, мне не нравится ваше фривольное отношение.
Улыбка Стивена поблекла:
– Прошу прощения. День был долгий, и – я нисколько не желал бы унизить покойную мисс Уорд – мне пришлось решать проблемы жизни и смерти, связанные с войной и нашими молодыми людьми, которые рискуют жизнью. То, что вы пожелали втянуть меня в это просто из-за моей «репутации» – полная нелепица, и вместо того, чтобы оскорбиться, я решил посмеяться.
Инспектор, у которого день тоже был долгим, встал, кивнув:
– Я вас понял… У вас была возможность навести справки относительно курсанта Камминза?
Стивен тоже встал, доставая небольшой сложенный листок из внутреннего кармана пиджака.
– Вот адрес, где расквартирован Камминз, и фамилии нескольких старших офицеров. Вы могли бы застать его сегодня: он на пожарном дежурстве.
– Его жена нам сказала. Я так и сделаю.
Агата также поднялась с места. Она встала между мужчинами, взяв каждого за руку, словно добродушный рефери.
– Я предоставлю вам провести разговор самостоятельно, инспектор, – сказала она. – Боюсь, что на сегодня с меня хватит расследований.
– Понятно, миссис Маллоуэн.
Неожиданно взяв на себя роль хозяина, Стивен объявил:
– Я провожу инспектора Гриноу до машины, дорогая.
И, взяв за локоть, он повел его к двери и вывел на улицу.
Остановившись в дверях, она смотрела, как за невысокими кирпичными столбами ворот совершенно серьезный Стивен Глэнвилл беседует с Гриноу. Лицо у того тоже было серьезным, хотя это был явно вежливый обмен фразами, а не спор.
Когда следователь уехал на своем «Остине», Стивен вернулся на крыльцо.
– Ваше поведение, – сказала она, – было просто возмутительным.
– Мне не на что было ориентироваться: мне не приходилось бывать подозреваемым в убийстве.
Она прочла на его лице следы усталости от жизни, которую он сейчас вел: проблемы Уайтхолла, сложности жизни вдали от семьи, – и поняла, насколько фальшивым было его недавнее легкомыслие.
Она внезапно догадалась, о чем он говорил с Гриноу: несомненно, снова выдвигал аргументы против участия Агаты в расследовании.
– Вы и правда обо мне беспокоитесь? – спросила она, тронув его за рукав.
Сверкнула дьявольская полуулыбка:
– Осторожнее: помните, какой я мошенник с дамами… Может, поужинаем в местном ресторане, дорогая? Сегодня блюдо дня без карточек – печеная треска с фрикадельками из дикой моркови.
Агата поморщилась.
– Тайное оружие Гитлера, – проворчала она.
Однако захватила пальто и пошла с ним.
