10. Его легко подставить
В самом что ни на есть унизительном наряде – больничной рубашке – Агата лежала на койке с подвижной спинкой, застеленной крахмальным бельем, в небольшой палате при отделении неотложной помощи.
За прошедшие полтора часа она была внимательно осмотрена, потыкана, помята и пощупана – и прошла все проверки безупречно, хоть левую лодыжку и пришлось забинтовать из-за небольшого растяжения связок. Встревоженный врач, с которым она была знакома по работе в аптеке, предложил оставить ее на ночь для наблюдения, однако решение оставил исключительно за ней самой…
Она отказалась.
Только что наступила полночь – предполагаемый конец долгого, памятного и утомительного дня, – однако Агата ощущала странную бодрость: мысли были четкими, энергия била ключом. Этой ночью спать она будет мало.
Более того, в этом состоянии ясности в комнатушке отделения неотложной помощи она мысленно собрала кусочки убийств из реальной жизни, примерно так же, как делала это при создании вымышленных убийств. Реальная жизнь оказалась одновременно и проще, и сложнее ее творений…
Инспектор Гриноу гадал, почему серия убийств была прервана – почему не было жертвы в среду? Ответ был до боли простым: курсант летного училища Гордон Камминз в ту ночь был на пожарном дежурстве: в среду он не мог выбраться из расположения части для своих мерзких развлечений.
И хотя чисто теоретически, но на основе верной информации Агата точно знала, как именно Камминзу удавалось обходить журнал записи увольнений, – и это объясняло бы явно ложные показания, которые дали его соседи.
Она надеялась, что ошибается.
Ее улики были в лучшем случае косвенными – и она сама с собой спорила относительно своих выводов. «Как такой милый мальчик, спасший ей жизнь, может оказаться свихнувшимся на сексе убийцей?» Он записал ей адрес казармы левой рукой – ну и что? Неужели любой левша в Лондоне должен оказаться под подозрением?
Скорее всего найденные вчера на месте последних убийств отпечатки пальцев обеспечат убедительное подтверждение вины курсанта (или его оправдание) – как только великий Фред Черрилл их обработает. Проведенная сэром Бернардом экспертиза тоже либо докажет его виновность, либо устранит подозрения. Ей можно просто расслабиться либо здесь, на удобной больничной кровати, либо дома, в своей квартире, и предоставить полиции выполнить ее работу. Она же все-таки не Джейн Марпл и тем более не Эркюль Пуаро. Но даже Пуаро предоставлял всяким инспекторам Джэппам действовать и не рисковал собой.
И тем не менее ей необходимо было знать. То чувство, которое кошку сгубило, продолжало ее покусывать. Аналитическая часть ума жаждала доказать виновность парня, а сентиментальная часть души женщины, чью жизнь он спас, обеспечивала страстное желание убедиться в его невиновности.
К счастью, никто из театра к ней не заехал. Она строго наказала шоферу передать празднующим премьеру в «Савойе», что с ней все в порядке, но она не желает, чтобы ее каким бы то ни было образом беспокоили этой ночью. Ей необходим отдых, а они могут посетить ее завтра, если захотят, – когда она окажется дома.
Скорее всего режиссер, продюсер и другие участники постановки в эту минуту забились в какой-нибудь кабинет шикарного ресторана, позабыв про закуски (но не про коктейли) и гадая, что им теперь делать. Пьеса явно имела успех, судя по реакции зала, да и она сама видела критика «Таймса», уходящего с улыбкой на своих обычно безжалостных устах. Однако, поскольку театр пострадал от взрыва бомбы, пьеса и актеры оказались бездомными, как тот несчастный сброд, случайно вызвавший взрыв.
Она попросила дать ей халат, и именно в нем – зеленом фланелевом облачении – выскользнула из отделения, направившись на верхний этаж, где располагались отделение фармакологии и аптека. Довольно абсурдно она накинула шубу поверх халата и больничной рубашки – тщательно выбив из меха как можно больше пыли и грязи – однако бросила разорванное и испачканное вечернее платье, радуясь, что больше не придется одевать его.
Ее собственные ключи от аптеки лежали в сумочке, оставшейся под тоннами обломков на месте театрального фойе. Она собиралась найти кого-то из больничных рабочих, которые отперли бы ей дверь, однако искать не пришлось: там работала уборщица.
Она обменялась вежливым приветствием с уборщицей, спросившей:
– А где ваш песик, миссис?
– Спит дома! – жизнерадостно ответила Агата. – И, конечно, гоняет во сне по лужайке кроликов.
Уборщица сказала:
– Хороший он, этот Джеймс! – и принялась подметать пол, вроде и не заметив странного наряда Агаты.
В тесной комнатке при аптеке (которая и сама была отнюдь не просторной) Агата прошла к своему шкафчику, который никогда не запирался.
Именно сюда Агата, придя на работу, вешала пальто, переодеваясь в белый халат – но еще она держала там запасные блузку и юбку (на случай, если в аптеке что-то вдруг прольется), пару удобных туфель и пару гольфов из черной шерсти. Поскольку сейчас она была босая, то два последних предмета туалета оказались особенно кстати.
На верхней полке шкафа лежали три экземпляра нового романа с Пуаро: она старалась держать их под рукой, потому что время от времени кто-нибудь из коллег или пациентов выпрашивал у нее книжку.
Зажав под мышкой экземпляр «Зла под солнцем», она вышла из аптеки более или менее одетой: шуба поверх блузки и юбки и, как и ожидала, увидела за матовым стеклом лаборатории сэра Бернарда свет.
Она заглянула в хаотично заставленное образцами в пузырьках и банках помещение.
– Опять работаете в неурочное время?
Ужасно похожий на Шерлока Холмса сэр Бернард в лабораторном халате, устроившись у стола с микроскопом, держал в руках большеглазый противогаз, похожий на маску для Хеллоуина, рассматривая его через лупу.
Он резко вскинул голову и отозвался:
– Вы что это встали с кровати, юная леди? Я как раз собирался спуститься проверить ваше состояние.
Она подошла к нему. На предметном стекле, готовом отправиться под микроскоп, лежала маленькая горка чего-то похожего на песок.
– Имейте в виду: меня признали совершенно здоровой… Я надеялась, что вы подвезете меня домой, но, похоже, вы не закончили работу. Что у вас здесь?
Он продемонстрировал очкастый противогаз:
– Мне его прислал Гриноу: противогаз входит в экипировку военных летчиков. Мужчина, который может оказаться нашим Потрошителем, уронил его, когда потенциальная жертва оказала ему сопротивление.
Еще одна черная метка для парнишки: неужели Камминз мог оказаться настолько невнимательным, настолько недалеким? У нее стало складываться впечатление, что эта коллекция улик неестественно хороша: не может ли оказаться так, что его подставляют?
Хмурясь, она спросила:
– Когда это произошло?
– Вчера вечером, насколько я знаю. То есть в четверг вечером. Сейчас формально уже суббота.
Сделав это типичное для него педантичное замечание, сэр Бернард поднес лупу к поверхности маски, чтобы Агата смогла рассмотреть. Она посмотрела – и ничего примечательного не увидела.
А вот эксперт заметил:
– Я нашел на ткани нечто в высшей степени интересное.
– И что же это? – поинтересовалась она, поскольку он явно ожидал от нее вопроса.
– Песок! Я собирался сравнить его с песком и частичками строительного раствора, собранными в бомбоубежище, где было найдено тело той Гамильтон.
Она задумчиво нахмурилась:
– А можно найти владельца противогаза?
– Несомненно: внутри есть номер военно-воздушных сил. Я говорил с инспектором… похоже, он работает круглые сутки… и он намерен связаться с вашим другом Глэнвиллом, чтобы по номеру определить фамилию.
Она рискнула улыбнуться:
– Возня в песке – это очень далеко от вскрытия, Бернард.
– Агата, судебная экспертиза только начинается с медицины. Наука – это наука… Могу я кое-что предложить?
– Конечно.
– Почему бы вам не взять мою машину? Я могу доехать до дома на поезде, когда закончу.
– Вы очень добры. Надеюсь, я не слишком вас затрудню…
– Глупости. – Тут он посмотрел на нее внимательно. – Это предполагает, что вы в состоянии вести машину. – Он чуть выгнул бровь, и только хорошо знакомый с ним человек распознал бы тень улыбки. – Мне очень не хотелось бы, чтобы с моим «Армстронгом-Сиддли» что-то случилось.
Она ухмыльнулась – совершенно открыто, по-лошадиному показав зубы:
– Понимаю, Бернард. Вы ведь так его бережете! – Она картинно повела рукой, указывая на себя. – Сотрясений и переломов нет. Небольшое растяжение – левая лодыжка. В остальном все в порядке.
– И вы хотели бы попасть домой и уснуть в своей постели? Вас можно понять.
Она ушла с ключами от автомобиля – и гений даже не догадался, что она приходила к нему именно с этой целью.
Агата с гордостью считала себя психологом-самоучкой. Она была уверена в том, что ее друг приедет в больницу, чтобы за ней присмотреть и чтобы не тратить времени даром, чем-то займется в лаборатории.
А стоит сэру Бернарду увлечься работой, и он не сможет ее бросить – даже ради того, чтобы подвезти пострадавшую подругу домой из больницы…
У Агаты была собственная повестка дня – и первым ее пунктом отнюдь не значилось возвращение в квартиру на Лаун-роуд, чтобы свернуться там в постели.
Вообще-то именно этот пункт должен был там стоять – она это понимала. Раз нашелся противогаз с личным номером пилота, виновность или невинность курсанта Камминза вскоре будут определены инспектором Гриноу и его подручными. В ее дальнейшем участии нет никакой необходимости: она гражданский наблюдатель, которому, как подсказывал здравый смысл, следовало удалиться за кулисы, причем поскорее.
Позже она станет размышлять над этими событиями, пытаясь сообразить, стала бы она вести себя столь же необдуманно, если бы незадолго до этого чудом не избежала смерти. Сейчас же она просто шла вперед, осуществляя свои намерения.
Сент-Джонс-Вуд изменился с тех пор, как она жила здесь с первым мужем. В 1918 году, когда Агата с Арчи только переехали в Лондон, район составляли большие старомодные дома с обширными садами. Сейчас местность заполонили большие кварталы уныло-современных многоквартирных зданий, которые заменили собой многие из прежних домов, особенно те, что были поменьше.
Адрес, который дал Агате Камминз, привел ее на Вайсрой-корт, между Эджмонт-стрит и Таунсенд-стрит – к особенно крупному образчику современных безликих строений, заполнивших этот район: семиэтажному зданию, облицованному желтым кирпичом. Это реквизированное военно-воздушными силами под казарму здание явно строилось лишь несколько лет тому, и его холодно-административный вид Агате не понравился.
Оставив машину на улице, Агата – с совершенно невоенным видом в своей шубе и экземпляром нового романа с Пуаро под мышкой – направилась к зданию, которое монолитом высилось в лунном свете. Войдя, она оказалась в вестибюле из того же кирпича, на стенах которого висело несколько патриотических плакатов: «Вперед! Крылья победы!», «Не рассказывай никому – даже ей!» и «Гитлер предупреждать не будет! Всегда носи противогаз!». («Какая ирония», – пронеслась мысль.)
Пара показавшихся Агате до боли юными дежурных в форме военно-воздушных сил играли в карты за столиком у двери. Оба посмотрели на Агату с любопытством, и один из них встал, спросив:
– Вам помочь, мэм?
– Я навещаю племянника, – объяснила она.
– В этот час, мэм?
– Только что добралась до города на машине… ужасные проволочки. Он сказал, что ляжет поздно. Я нарушаю какое-то правило? Время посещений закончилось?
– Мы тут особо строго правил не придерживаемся, по крайней мере в уик-энд. Как его зовут, мэм?
– Гордон Камминз.
– О! – отозвался дежурный с улыбкой. – Граф!
«О, господи!» – подумала она, а вслух сказала:
– Извините?
– Да ничего, мэм – просто прозвище, которое парни дали вашему племяннику… Я не уверен, что курсант Камминз дома, мэм. Почти никого сейчас здесь нет, знаете ли. Вечер пятницы. Вы зашли в пустой дом.
– Я говорила с ним по телефону. Думаю, он меня ждет.
– Номер комнаты знаете, мэм?
– Конечно. 405.
– Тогда идите наверх, мэм.
Дежурные вернулись к картам – кажется, это была та самая новомодная игра «джин рамми», а она поехала на лифте на четвертый этаж.
Квартиры располагались одна против другой вдоль центрального коридора, на манер гостиницы. Из-за кирпичных стен и кафельного пола создавалась та же атмосфера больницы или чего-то подобного, что казалось вполне подходящим для здания, реквизированного под казарму, но наверняка угнетало бывших обитателей.
Дежурные оказались правы: в коридоре было пусто. Незаметно было субботних вечеринок или карточных игр, за дверями не орало радио. Военнослужащие явно десантировались на Пикадилли.
Она надеялась, что ей не придется возвращаться в вестибюль и просить, чтобы кто-то из дежурных отпер ей дверь, и ее надежды сбылись: когда на стук никто не ответил, она взялась за ручку и обнаружила дверь незапертой. Что и неудивительно: все-таки это была казарма, хоть и высокого уровня.
Скучно-современная квартира представляла собой гостиную, за которой располагались кухня и две маленькие спальни. Дверь одной открывалась на кухню, вторая выходила в гостиную, при которой оказалась и ванная. В гостиной почти вплотную стояли четыре койки, а в тесных спальнях было по одной. Обитатели гостиной явно были вынуждены держать свои вещи в казенных сундучках, а вот в крошечных спальнях (скорее даже чуланах) обнаружились конторки: видимо, раньше здесь сдавали меблированные квартиры.
Спальня при кухне, откуда легко было попасть на пожарную лестницу, принадлежала Камминзу (по крайней мере, так решила Агата). В основании для такого вывода опять-таки заключалась ирония: на конторке лежали две стопки дешевых изданий ее романов.
По крайней мере, хоть это оказалось правдой: Гордон действительно был ее поклонником.
Ей даже не пришлось открывать ящики конторки, чтобы найти то, что она искала: около одной из книжных стопок, рядом с множеством корешков с ее именем, лежали явные сувениры убийств: дешевый гребешок с выломанными зубцами, авторучка, женские часики.
Хотя для подтверждения этого понадобятся измерения и методы судебной экспертизы, глаза Агаты говорили ей, что эти предметы соответствуют пятнам, обнаруженным ею в пыли на месте убийства в квартире Жуаннэ.
Наклоняясь ближе и щурясь, она подумала, что в часах есть нечто странное: на их задней стороне что-то было…
Она подняла дешевые часы, перевернула их и увидела странно обрезанный кусок пластыря, наклеенного там для удобства владелицы. Форма обрезка соответствовала кусочку, которого не хватало в рулоне пластыря, найденном Гриноу в ящике запыленного туалетного столика квартиры Жуаннэ.
И, наконец, недорогой посеребренный портсигар с инициалами «Н.У.», по-видимому, указывал на призрак актрисы Ниты Уорд. Этот убийца оказался хомяком – не самое лучшее свойство при его интересах.
– Какой приятный сюрприз…
Вздрогнув, она повернулась и увидела хозяина – или, вернее, владельца – этих дьявольских сувениров: юношески красивого курсанта Гордона Камминза. Он стоял с пилоткой в руке, с перекошенной улыбкой, а зеленовато-голубые глаза смотрели на нее, не мигая.
И внезапно она, наконец, узнала его: Стрелок!
Улыбающийся голубоглазый Стрелок ее детских кошмаров, который возвратился, чтобы преследовать… и, возможно, предостерегать… ее в эти последние ночи.
До чего же он похож на Арчи!
– Ох, простите меня, пожалуйста, – сказала Агата, поворачиваясь спиной к конторке и широко улыбаясь хозяину комнаты. – Я ехала домой из больницы, мне совершенно не спалось, и я подумала: не заехать ли и не оставить вам здесь вот это в качестве сюрприза…
Она показала экземпляр «Зла под солнцем», после чего положила на конторку у себя за спиной.
– Боюсь, что я еще ее не подписала, но мне хотелось поблагодарить вас по-настоящему. Я думала, что вы проведете ночь с миссис Камминз.
Курсант закрыл дверь. Он остался рядом с дверью, но спальня была настолько маленькая и тесная, что они все равно оказались довольно близко друг к другу.
– Я подумала, – добавила она, – что вы вернетесь, найдете книгу у себя и будете… приятно удивлены. Но вы ведь уже сказали, что это приятный сюрприз, да? И я надеюсь, что это правда.
Он ничего не ответил, по-прежнему молча крутя в руках пилотку.
– Ну… наверное, мне надо уходить, – сказала она. – Боюсь, я была неправа… Вторглась вот так в вашу спальню.
– Нет, – отозвался он, наконец, – я рад вас видеть… Вечер закончился рано. Все слишком тревожились из-за вас… из-за взрыва в театре… чтобы продолжать веселиться.
– А!
– Джанет была расстроена и предложила мне вернуться в казарму. Неподходящая ночь, чтобы праздновать, правда?… Вы меня подозреваете?
Прямота, с которой был задан вопрос, подействовала на нее как удар тока, но она постаралась не показать этого, быстро проговорив:
– Нет. Но, боюсь, полиция подозревает.
Он присел на край кровати, стоявшей вдоль стены против конторки. Его немигающие глаза смотрели в никуда.
– Но я не виноват. Надеюсь, вы мне верите.
– Ах, Гордон, конечно! Вы ведь все-таки мой спаситель. Мой рыцарь.
Он встретился с ней взглядом, и его улыбка стала какой-то сморщенной:
– Если его поймают… этого Потрошителя… он ведь не станет таким же знаменитым, как тот, первый, да?
– Боюсь, я не понимаю…
– Ну, тот первый Джек… Его так и не поймали. Он оказался слишком хитрым – так можно подумать. Но против него не действовали сэр Бернард Спилсбери и эти современные следователи, так ведь? Отпечатки пальцев и все такое.
– Да, это так. Тогда все было очень примитивно.
– А если бы новый Джек убил знаменитость, все было бы иначе.
– Боюсь… боюсь, я вас не понимаю, Гордон.
Он пожал плечами. Улыбка была все такой же мальчишеской, обаятельной:
– Ну, вот представьте себе, что Потрошитель убил бы вас, миссис Маллоуэн. Миссис Кристи. Какие были бы заголовки: дьявол, убивший королеву детективов. Это вошло бы в историю.
– Наверное. Если бы вы были виновны. Но я уверена, что вы невиновны.
Его взгляд стал напряженным:
– Уверены?
Она села рядом с ним на кровать и ласково потрепала по руке.
– Конечно. Вы же умный паренек, Гордон. Разве такой стал бы разбрасывать всюду улики? Эти вещи на конторке… не имеющие никакой ценности предметы: расческа без зубцов, авторучка, дешевые часы.
Он задумчиво хмурился:
– Значит, вы это видите? Что меня подставили?
Она улыбнулась и сжала руки, хлопнув в ладоши.
– Вот именно. И я знаю, кто это сделал и как это сделано.
Все еще хмурясь, он кивнул и с жаром попросил:
– Пожалуйста, скажите мне!
– Противогаз ведь нашли, знаете ли – полиция. С номером, который скорее всего укажет на вас, Гордон. Я что-то не вижу противогаза ни здесь, ни при вас.
– Да. Его украли несколько дней назад.
– Так я и знала! – Она заговорщицки подалась вперед. – Эти улики подбросили, Гордон. И чьих это рук дело?
– Чьих?
– Я вам скажу, хоть мне и невероятно грустно. – Она с тяжелым вздохом понурилась. – Мой «друг» и ваш «благодетель»… Стивен Глэнвилл. Кому, как не ему, с его связями в Министерстве военно-воздушных сил, добраться до ваших личных вещей, незаметно войти и подбросить эти улики?
– Но зачем это Глэнвиллу?
– Он известный бабник, наш Стивен. И хотя и отрицал это, но, несомненно, имел интрижку с Нитой Уорд. И он мог… мне безумно неприятно это вам говорить, ведь это сделает вам больно, Гордон… мог положить глаз на вашу прелестную жену.
Глаза у курсанта вспыхнули:
– На Джанет?
– Боюсь, что да. Он ошивался на репетициях, когда заметил ее… Мне кажется, она не давала ему повода для тех идей, что у него явно возникли в отношении нее, так что умоляю вас: не вините и не укоряйте ее. Но если вас устранить…
– …у него будут развязаны руки! – закончил за нее Камминз, гневно сузив глаза.
– Мне достаточно было увидеть вашу славную жену, – продолжила Агата, – чтобы все про вас понять, Гордон. Когда в вашей жизни есть такое милое, желанное существо, вам ни к чему сомнительные прелестницы Вест-Энда.
– Я ее люблю. Джанет чудесная. Я ни за что не стал бы делать ей больно.
Она снова сжала его пальцы:
– Тогда вам надо отстаивать свою невиновность. И я вам помогу, Гордон. Я стану вас защищать. Вместе мы разоблачим эту ужасную подтасовку и восстановим ваше доброе имя.
Он посмотрел на нее почти с любовью:
– Вы чудесная, миссис Маллоуэн. Вы… вы словно персонаж одной из ваших книг.
– Как и вы, Гордон. Как и вы.
Тут дверь распахнулась, и на пороге возник инспектор Гриноу с револьвером в руке. Такое оружие выдавалось только в том случае, когда служащий полиции видел в нем жизненную необходимость – и Гриноу явно ее увидел. При виде Агаты глаза его округлились, но взгляд тут же сделался жестким. Он направил на курсанта оружие, а у него за спиной появились еще два следователя, тоже вооруженные.
– Вставай, Камминз, – приказал инспектор. – Руки на голову… Едешь в кутузку!
Курсант устремил взгляд на Агату:
– Скажите ему, миссис Маллоуэн! Скажите ему, что я не виноват.
– Я поделюсь с инспектором всеми подробностями, – мягко отозвалась она. – Не сомневайтесь. Идите мирно, милый, и это будет говорить в вашу пользу.
Инспектор и следователь втиснулись в комнатку. Один надел курсанту наручники, а инспектор объявил уже по всем правилам:
– Вы арестованы за нанесение тяжких телесных повреждений Грете Хэйвуд… Уведите его.
Двое повели Камминза к выходу, когда он еще раз обратился к Агате:
– Обязательно скажите ему! Обязательно!
– Скажу, – заверила она его с улыбкой. – Непременно.
Когда они остались одни, инспектор спросил:
– Что вы, к дьяволу, тут делаете и что тут вообще происходит, Агата?
Не обратив внимания на первый, она ответила сразу на второй вопрос:
– А, я убедила его, что верю в его невиновность. – Она показала инспектору сувениры убийств на крышке конторки. – Я сказала ему, будто уверена, что его подставил Стивен Глэнвилл, подбросив эти улики – и другие, как противогаз… Полагаю, вас сюда привел номер на маске?
– Да. Вот почему мы арестовали его только за нападение на ту проститутку, Грету Хэйвуд. Но мы достаточно скоро перейдем к обвинениям в убийствах. А почему именно Глэнвилл?
– Бедняга Стивен с его женолюбием… он был убедительным подозреваемым. При его положении в Министерстве военно-воздушных сил вполне можно было подставить паренька.
– Какая неимоверная чушь!
– Да, конечно же, – весело согласилась Агата.
– Да ведь Камминз прекрасно знал, что Глэнвилл этого не делал! Почему же ваши слова убедили его?
– Важно было то, что ему это показалось хорошей защитой… и его адвокат в свое время может попытаться использовать эту версию. Мне нужно было убедить его в том, что я считаю его невиновным и готова защищать ценой собственной жизни… Возможно, вы еще не слышали, Тед, но этот безумец спас мне жизнь совсем недавно, когда театр обрушился.
Инспектор со вздохом кивнул:
– Я уже в курсе. Видимо, он решил, что вы у него в долгу.
– У меня нет перед ним никакого долга: он подумывал убить меня в качестве последнего эффектного жеста. Но я его от этого отговорила.
– Господи! Как вам это удалось?
– Право, инспектор, это было просто. Пареньку нравятся мои работы. – Она указала на стопки книг. – Он – поклонник… Можно мне кое-что вам показать?
Она увела пораженного инспектора на кухню.
– Поскольку имеется изолированная спальня и пожарная лестница вот здесь, любые показания его соседей, которые скажут, будто видели, как он идет спать, веса не имеют.
– Это так, – согласился инспектор, разглядывая лестницу. – Вот только как нам обойти проклятые журналы увольнений?!
Она рассмеялась – искренне и весело:
– Ох, инспектор, именно поэтому я и начала подозревать нашего курсанта. Я ведь была замужем за военным летчиком первой войны, так что хорошо знакома с журналами увольнений и тем, как мужчины покрывают друг друга, тайком отправляясь навестить возлюбленных или жен… необязательно в этом порядке.
– Вот дьявол, я о таком и не думал… А ведь чертовски очевидно… прошу прощения за резкость.
– Это старинная уловка всех войсковых подразделений, инспектор. Ах, они станут суетиться и стенать, когда вы начнете это доказывать: скажут, что казарма выйдет из-под контроля, если разоблачить эту практику. Но поверьте мне на слово: так называемый журнал увольнений – подборка вранья… У вас не найдется ручки, инспектор?
– Кажется, да, – ответил он, и извлек искомый предмет. И с ухмылкой на бульдожьем лице добавил: – Даже две, считая ту, что Камминз забрал из квартиры Жуаннэ.
Она села за кухонный столик, заставленный посудой и, расчистив немного места и поставив подпись на титуле, написала на форзаце: «Гордону Камминзу: читателю, которого мне никогда не забыть. А.К., Сент-Джонс-Вуд, 1942».
С улыбкой вручая книгу ошеломленному инспектору, она сказала:
– Позаботьтесь, чтобы мистер Камминз ее получил, ладно?
