«Рассказывают, что, когда наступил час появлению на свет Бобринского, Василий Шкурин, давний поверенный и рачитель тайн его матери, решился зажечь собственный дом где-то на конце Петербурга, дабы отвлечь посторонних лиц на пожаре и тем выиграть родильнице минуты для разрешения от бремени».
«Никто не оспаривает у вас вашего капитала… Хотя, по вашим же словам, капитал этот слишком значителен; но вы согласитесь также, что долги, оставленные вами в чужих краях, превышают много этот капитал, и что не будь вы под опекою, давно бы издержаны были и проценты, и капитал. Совершенно справедливо, что в вашем возрасте люди не бывают под опекою, и, если вы отданы под опеку, это несомненно сделано на тот конец, чтобы вам не лишиться того, что иначе было бы вами растрачено в других местах, и это бы случилось уже, если бы не была учреждена опека… Я вовсе не сержусь на вас, но я боюсь вашего разорения, и всё сделанное имело единственною целью воспрепятствовать оному. Без сомнения, досадно, что вышеизложенные доводы вас не убеждают, и вам кажется, что к вам несправедливы, тогда как стараются помешать вашему разорению».
«У вас доброе сердце; вы умны и одарены бодростию духа… Вы любите справедливость и уважаете истину. Вы принимаете горячее участие в общественном благоденствии… В сущности, вы бережливы, но небрежете порядком и часто действуете без оглядки… Я послала вас в Ревель… Я очень хорошо знаю, что Ревель не то что Париж или Лондон; но вам полезно пожить так. Придите в себя и несколько поисправьтесь и вам будет лучше…».