Дробилка

Отряд, в который определили Фарида, располагался в бараке напротив медсанчасти. Раньше в нем жили ВИЧ-инфицированные, потом отдельный загон для них отменили, людей повелели условно считать людьми и распределили по отрядам.

В этот барак отправили жить работяг из цеха по размельчению шин. Распределяли сюда тех, кто не умел вообще ничего и возможностями устроиться потеплее не обладал.

Фарид был из таких. Родом из небольшого приуральского городка, он успел окончить школу и отслужить во внутренних войсках, а с работой не сложилось. Родители, почти пенсионеры, помыкались с ним несколько лет, но тут подоспело уголовное дело за пакетик спайса, и их сын поехал этапом в Тагил.

В карантине он честно сказал, что ничего не умеет и денег у семьи нет, но от работы отказываться не стал. Тогда он еще не знал, что в зоне работа работе рознь.

Приезжавшие с проверками в колонию уполномоченные по разным правам писали в справках, как здесь все хорошо устроено для всех двухсот работающих из двух тысяч сидельцев. Они переживали, эти проверяющие, о том, что надо бы и других устроить, ведь труд исправляет.

Они заходили в огромные швейный и литейные цеха, заглядывали на столярное производство, косились на гараж, где был автосервис, смотрели на линию пеноблоков и проходили мимо шинной гряды, за которой прятался цех с дробилкой. Никто из них никогда не задавал себе вопроса, как же с этим хозяйством управляются двести человек?

А они и не управлялись. В ворота из жилой зоны в промышленную в свободные от проверок дни текли толпы, работали в зоне не меньше тысячи человек. Двести рабов относительных и восемьсот полноценных.

Фарид попал в последние.

Ангар с измельчителем шин стоял у края промзоны и как бы не существовал. По документам такого производства не существовало, никто не брал истертые шины из горы у ворот цеха, не тащил их к станку и не просовывал внутрь дробилки. Бедолаги, попавшие в этот цех, числились неработающими.

В цехе было холодно летом и жутко холодно зимой. И всегда сыро. Старый металлический ангар, куда ушлый местный коммерсант по договоренности с хозяином засунул свое «производство», дабы сэкономить на труде и аренде помещения, продувался ветрами и заливался дождями. Это коммерсанту ничем не грозило, никакие надзирающие сюда не заходили, а чернорабочих на зоне в избытке — вышел один из строя, дадут свежего.

Фарид быстро привык и к холоду, и к сырости. Научился греться о кружку с кипятком. Через пару месяцев привык к грохоту дробилки, а главное — к жуткому виду двух вращающихся внутрь роторных валов, которые за несколько секунд затягивали и растирали в порошок поднесенные шины.

Но к последнему привыкать было опасно.

Инструкция запрещала работать в перчатках: торчащий из протертых шин корд цепляет за них и утягивает руки в дробилку. Холод заставлял людей плевать на инструкцию.

Инструкция по той же причине запрещала брать шины руками, только специальными огромными щипцами. Люди снова плевали на инструкцию, потому что щипцами много не накидаешь, а ШИЗО за невыработку плана никто не отменял.

Фарид не хотел в ШИЗО, и ему было холодно. Поэтому он работал в перчатках и бросал шины в дробилку руками, наблюдая, как валы перемалывают резину.

Однажды к вечеру, когда сил уже осталось ровно на то, чтобы умыться и дойти до барака, он, бросив очередную шину, увидел, как ротор затягивает чью-то руку. Внезапно ударившая боль бросила тело назад. На правой кисти не хватало указательного пальца. На его месте торчал небольшой белый обрубок.

Фариду повезло, этап в больницу, что в ИК-2 Екатеринбурга, был на следующий день. Травму привычно оформили как неосторожную. Ну попал случайно неработающий зэк на какое-то производство, полез куда не надо было, пусть радуется, что в ШИЗО не закрыли. Сутки он прослонялся по палате медсанчасти, глядя в окно на свой барак и страдая от боли — из обезболивающих был только анальгин.

Фарида этапировали в тюремную больницу в Екатеринбурге. Привезли его обратно через две недели, под вечер. О том, каково было в больнице, он рассказывал мало, но этого и не требовалось, ее знают и боятся все окрестные зоны. Всесильные козлы, туалет три раза в сутки, часовая прогулка — Фарид был рад вернуться.

Никто не удивился и тому, что из плохо зажившей культи торчал обрубок. Не такие из той больницы приезжали.

На привычном месте Фарид быстро уснул, а утром его отправили на работу — а как иначе, по документам-то он был излечен.

Работать он не смог, обрубок не давал. Это было полбеды. Неработающего сидельца увидел безопасник. Аргумент в виде обрубка пальца он воспринял как вызов, и на следующий день Фарид уже находился в ШИЗО.

В ШИЗО было поначалу тяжело, но тепло и не надо было работать. Мучила лишь музыка — она гремела с пяти утра и до отбоя, так воспитывают злостных. Чтобы не спали и поменьше говорили. Одна колонка при этом ставилась в вентиляционную трубу, чтобы грохот стоял одинаковый во всех камерах.

Фарид привык и к этому. Выучил наизусть диск с русской попсой — другого вертухаи не слушали — и стал ее ненавидеть.

Зато зажила культя, и через месяц Фарид вернулся в барак.

В бараке все было по-прежнему, ничего не изменилось и в цехе. Фарид перезнакомился с новыми каторжанами, здесь они менялись быстро, стал работать как старожил, научился управлять и больной рукой. Скидок ему не делали. Не он первый, будут и за ним такие. Да и какие могут быть скидки вылеченному за счет государства зэку на несуществующем производстве образцовой колонии?

Так прошел еще месяц. Произошло то, чего боялся Фарид, а иное было бы случайностью. Когда он уставал, больная рука двигалась, как чужая, корд шины зацепил-таки неловко сидевшую на культе перчатку и втянул руку Фарида в дробилку. В этот раз ему оторвало половину кисти.

Был его день рождения. Маме он позвонить не смог. Он сделал это позже, из больницы. Мама молчала. Сын, бывший в тюрьме рабом, вернется домой инвалидом.

До этого нет дела ни тюрьме, ни ее начальнику, ни коммерсанту, на которого работают бесправные зэки, ни уполномоченным, для которых их нет, ни прокурорам, для которых Фарид — просто травмированный по собственной неосторожности осужденный.

Стоит дробилка, вокруг суетятся зэки, это насекомые — они иногда ломают лапки, а иногда дохнут, но их не жалко, потому что их много и их легко поменять.

Так будет, пока живет эта игра и пока в нее играют.

Но даже другую тюрьму надо заслужить.