График работы холодильника

Капитана Беричева назначили исполняющим обязанности начальника отдела безопасности. Он хотел этого. Работать в зону он попал из армии, где мечтал о генеральском звании, но часть, в которой он служил, попала под сокращение, а делать что-либо, кроме как командовать и подчиняться, он уже не мог.

Гражданская жизнь по этой причине не заладилась. Команды давать было некому, а что страшнее, было неясно, что делать, потому что и ему никто и ничего не приказывал. Жена ворчала и приводила в пример его армейских корешей, которые устраивались охранниками в торговые центры и на автостоянки. Кормильцы, говорила она.

Николай Беричев тоже хотел быть кормильцем и пошел во ФСИН.

Место ему нашлось в ИК-13, в Тагиле, где он жил и собирался жить, этот город он любил, а другие не видел.

Зона эта — для бывших сотрудников разных органов, что вселяло надежду. Николай любил армейские порядки и надеялся встретить здесь бывших, но все-таки служак.

Реальность разочаровала. Большинство зэков в зоне оказались обычными мужичками, когда-то давно отслужившими срочную службу во внутренних войсках. Они уже все забыли, и порядку их надо было учить заново. Еще были совсем невоенные — помощники судей и прочие гастролеры. Они смотрели испуганно и готовы были делать все, что он скажет, но делали плохо, без огонька. А Беричев любил армейский бессмысленный задор, чтобы взял лопату и побежал. Куда — неважно.

Но самыми неприятными оказались бывшие опера, следователи и разные прокуроры. Они бояться не хотели, а некоторые даже не умели, делали все в точности и аккуратно, но видно было, что строем они никогда не ходили и перестанут сразу, как он отвернется. Хорошо, что этих было мало.

Николай старался. И дослужился до и. о. начальника отдела. Оставалось убрать две эти буквы.

Должность усилила его страсть к армейскому регулированию всего и вся. Он измерял высоту бордюров и заставлял их белить. Листья, лежавшие на асфальте, вызывали в нем ярость. Отряд, шагавший нестройно, приводил в истерику.

Он начал читать тюремные инструкции. Это было зря, фсиновские инструкции выполнять бессмысленно, они написаны не для того, они — традиция, чтобы всегда было за что наказать и сотрудника, и зэка.

Беричев наткнулся на приказ об утверждении графиков работы электроприборов в отрядах и прочел его.

Наутро он пошел по баракам. Все оказалось хуже, чем можно было представить. Графики имелись только для стиральных машин. Без графиков работали микроволновые печи, чайники, телевизоры, о графиках никто не слышал, и это было возмутительно.

Завхозы были вызваны и задания даны. Арестанты сели за графики. Завхозы из назначенных недавно ругались. Каждый чайник и каждая лампочка в зоне куплены сидельцами, оплачены их матерями и женами. Факт, что это воспринимается как должное, раздражал. Но сделать было ничего нельзя. Да и не так уж это сложно — установить время работы электроприбора.

За исключением холодильника. График работы холодильника составить сложно.

В обещанный день Беричев пошел по отрядам.

— Что это? — спрашивал он у очередного завхоза.

— Холодильник, — говорили ему.

— Почему без графика?

— А как? — отвечали ему вопросом.

— Есть приказ, — говорил он.

— Так не может холодильник работать два часа в сутки. Сгниет все.

— Я сказал.

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Так и заявим: Беричев сказал, пусть гниет.

— Кому?

— Ну кто на обход придет.

Это был коллапс. На обход каждую неделю по пятницам выходил начальник колонии. Большой, грузный мужчина, он внешне был антиподом подтянутого и спортивного Николая, был он антиподом и по сути: жесток к подчиненным и крайне жесток к арестантам, а солдафон Беричев жестокость не приветствовал.

Гниющие продукты начальник бы ему не простил.

От барака к бараку настроение капитана падало. Сделать что-либо с графиком работы холодильников было невозможно. А самое скверное, что добрые коллеги уже с утра доложат начальнику о том, как он попал впросак — дал указание, которое зэки не выполняют. И смеются. А что смеялись, сомнений не оставалось.

В бараке предпоследнего в его невеселом рейде отряда Беричев увидел работающие холодильники и аккуратно написанные графики на их дверях. Завхоз — бывший старый сибирский мент — был спокоен. Беричев подошел к графикам. Прочитал. Засмеялся. Громко и по-настоящему весело. Он увидел спасение. График работы холодильников был безупречен: с понедельника по воскресенье включительно. И главное — график имелся. И ничего не собиралось гнить.

— Как догадался? — спросил он завхоза.

— Сижу давно, — просто ответил тот.

Эта ли история дошла до начальника, а может быть, что-то еще. Однако факт, что принимающие решения поняли: нет в Беричеве той истинной вертухайской подлости, без которой нельзя быть начальником отдела безопасности в колонии для бывших ментов. Да и в любой другой. Он не стал начальником отдела, не станет и майором ФСИН, его уволили, и мне кажется, что это хорошо для него.

Когда человек уходит с зоны, неважно, уволенный сотрудник или освобожденный арестант, — это хорошо.

Армия подходила ему, но ее у него отняли, в зоне он старался, но зона его не приняла. Все куда-то пристраиваются, и он не пропадет. Не думаю, что он о ком-то из зэков переживает.

Но точно знаю, что зэки его вспоминают без злобы.