Неудавшийся блатной

На воле Виктор находился в тени своего старшего брата. Тот был джигит. Семья большая, кавказская, младшему сложно проявить себя.

Когда брат взял его «на дело» — очередной угон тольяттинской поделки («Ничего, растем, брат, скоро крузаки перебивать будем»), Виктор впервые почувствовал себя счастливым. Он готовился стать серьезным человеком. Накануне долго чистил старенький ПМ, вставлял в обойму и вынимал, рассматривая зачем-то на свет имевшиеся в наличии патроны, восемь штук. Больше пока не было, да и эти брат выдал в приливе щедрости вместе с надоевшим «макаровым». Говорить ему об этом элементе боевой готовности Виктор не стал, поостерегся, тот мог запросто лишить шанса проявить себя. Промысел подобный в тех местах обычен, отработан до мелочей и стрельбы в штатном режиме операции не предусматривает.

Все шло, как запланировали. Планов было два — один у Викторова брата, второй у оперов, что ждали его с нукерами в засаде у присмотренной «Приоры». Сработал второй. Когда брата начали вязать, Виктор, сидевший за рулем в ожидании, достал пистолет, передернул затвор, вышел и прицельно с двадцати метров, как долго представлял себе, положил обойму в набегавших врагов.

Шесть выстрелов оказались исключительно удачными и ушли в никуда, но две пули попали цель — аккурат в лобовое стекло мирно стоявшего «Гелендвагена». Этот «Гелендваген» еще год назад был застрахованной московской игрушкой, потом стал предметом кражи, а затем, переместившись южнее по стране, объектом мужской гордости.

Час назад на нем приехал домой прокурор района.

Виктор продолжил битву в рукопашном варианте, был жестко избит и долго отлеживался в тюремной больнице.

Пистолет, выстрелы и битва Виктора впечатлили следователя и прокурора. Материально это выразилось в том, что вместо банального угона в деле появилась организованная группа, разбой и применение насилия в отношении представителей власти. К чести сказать, прокурор благородно отказался заявлять о повреждении его имущества — «Гелендвагена», который вовсе и не его, это все слухи.

Суд прошел быстро, отмерили всем по семь общего и выше. Виктор гордо не признал вину и готовился к сроку, впереди была блатная карьера, однозначно. Единственное, что его смущало, — это то, что брат при первой встрече в суде в клетке, прямо при конвоирах выдал ему шикарную затрещину мастера спорта по вольной борьбе, от которой неделю болел затылок, предупредил, что это аванс, а остальное выдаст в зоне.

Как не поверить, оснований для сомнений не было.

Но не случилось. Вдруг выяснилось, что Виктор не может ехать на общую зону, ибо служил срочную во внутренних войсках. Когда это обнаружилось, его перевели в камеру к бывшим сотрудникам. Это был страшный удар. Карьера блатного рухнула, не начавшись. Уважаемые статьи в приговоре стали ни к чему — он сам неожиданно стал ментом.

Кривая этапа месяц вела его транзитными хатами в Тагил. В пути он успокоился, привык жить в новом статусе, смотрел и слушал, вдали от брата проснулась природная хватка и хитрость. Увидел, как живут бээсники при бабках, и твердо вознамерился заиметь деньги и жить так же. План был ясен, и, когда его через неделю пребывания в зоне пригласили опера, он спокойно ответил согласием на сверхсекретный, но всем известный вопрос, не пребывая в сомнениях ни минуты — все им было решено загодя.

На каждой зоне есть «должности» для зэков, он стремился к цели и очень скоро стал тем, кем хотел, — завхозом отряда, по сути ему вверили в бытовое управление сотню человек.

Теперь он с наслаждением устанавливает запреты, мелкие, но очень неудобные, вроде графика пищевой комнаты, — ему нравится ощущение власти. Обзавелся прикентовкой, приятно, когда рядом ходят верные друзья, которые, правда, раньше были верными друзьями кого-то свергнутого, но это неважно.

Друзья делают черную работу — убеждают роптавших, но хотят есть, они все бедолаги и передач не получают. Он тоже был из таких, но признаться в этом нельзя, а ближний круг требует пищи каждый день. Подобные варяги — существа исключительного обоняния и легко сбегают от ярла на запах съестного за соседним столом, забыв о вечных клятвах.

Виктор понимает это и знает, что делать. Люди в отряде разные, но самые лучшие — новые люди. Они пряники, зона их пугает, они готовы с благодарностью звонить домой и шепотом просить жен и матерей перевести денег очень хорошему человеку на карточку, чтобы тут «все было нормально».

Говорящие «нет» тоже бывают, и живут они потом спокойно, какой смысл наказывать строптивца и создавать шум, если новые пряники идут потоком. Главное правило — не создавать шум и не привлекать внимания — Виктор усвоил накрепко.

Люди любят мифы о зонах, все знают, что там человека сначала жестоко убивают и, чтобы убили не насмерть, семья должна залезть в долги и отдать последнее неизвестно кому.

Виктор стал этим неизвестно кем, что дало ему бюджет с одной статьей расходов — передачи.

Он растолстел, стал вальяжен, уверился в исключительности. Мысль о том, что вся его подноготная и антология успеха в рабочем режиме, как тысячи других антологий марионеточных «активистов» по всей стране, наблюдается операми, ему не приходит. Не трогают его лишь потому, что он может собирать деньги и держать людей в страхе.

На него жалуются, бывает и такое, люди, заплатившие требуемое, часто становятся ненужными, про обещания, данные им, забывают, и они пытаются искать правду.

Иногда в зону приходит прокурор и вызывает Виктора.

Но жалобы от зэка в зоне редко что-то значат.

Важнее людям при погонах другое: Виктор эффективен как сборщик.

А ему важно, что он сыт. Раз уж блатная жизнь не сложилась.