Книга: Должность во Вселенной. Время больших отрицаний
Назад: Пролог Три происшествия во Вселенной
Дальше: Часть II Вселенная напоминает о себе
Книга первая
Время красть
Когда приходит воровской час, то и честный человек ворует.Н. Лесков. Грабеж
Часть I
После Шаротряса
Глава 1
Совещание на проходной
Нет такого забора, в котором не было бы дыры.1-й закон развитого социализма
1
Было что-то фатальное в том, что именно люди, на которых дрейф в небе галактик то ли фантома М31, то ли самой М31 не произвел бы столь оглушительного впечатления, как на прочих, работники Катаганского НИИ НПВ, ничего не знали об этом. Даже астрофизик Любарский, что уж совсем нехорошо; впоследствии ему будет очень неловко. В самом деле, во-первых, им было известно, что пространство может быть неоднородным, а благодаря этому качеству – управляемым полями; во-вторых, поднимаясь в кабине ГиМ в Меняющуюся Вселенную в Шаре, они видывали и не такое; могли приближаться к галактикам, смещаться в стороны, удаляться.
Тем не менее так. Не ведали. В самые последние дни это было чем оправдать, но до этого… Главным была заполненность их умов исследованием МВ плюс уверенность, что в Большой Вселенной ничего подобного быть не может; там все стабильно.
Да и вообще: много ли мы уделяем внимания тому, что выходит за границы прямых интересов и обязанностей? Будь то даже Вселенная. «Хватит и одной, зачем нам две!» Наш мир – то же корыто, хоть безусловно более обширное и затейливое, чем у хрюшек.
А в последние дни, после обрушившихся на институт бед: крушение системы ГиМ, гибель Корнева, Шаротряс, едва не обрушивший башню, и напоследок смерть Валерьяна Вениаминовича – сотрудникам и вовсе стало не до внешних событий. Теперь и в свою (!) Меняющуюся Вселенную они не могли подняться: не на чем.
(Впрочем, насчет внешних событий – не совсем верно. Одно происшедшее в эти недели было крайне важно и для института: крушение великой страны, в которой они жили. Важно в простом деловом смысле: какая она ни была, эта страна, на нее можно было положиться и в больших делах, и в большой беде. Помогла бы, поддержала. А теперь – это становилось все яснее с каждым днем и с каждым событием развала СССР – положиться было не на кого. Только на самих себя.)
И хоть прибыли на совещание «отцы города», в том числе и Виктор Пантелеймонович Страшнов, много ждать от них не приходилось. Во-первых, они были уже не в прежнем качестве; тот же Страшнов теперь частное лицо, обладавшее высоким авторитетом просто потому, что всюду находились его протеже и ставленники. Во-вторых, их явно больше, чем все иное, беспокоило, не грядут ли еще беды и неприятности от Шара.
2
348-й день ШараДень текущий: 16,4669 сентября, или 17 сентября, 11 час 12 минНа уровне зоны: 17 сентября, 22 час 25 мин
…добела раскаленное острие башни
вонзалось в тьму Шара,
в ней мощно жила иная Вселенная:
рядом – и недостижимо далеко,
в их власти – и властвовала над ними.
В помещении коменданта Петренко на проходной стол стоял буквой Т, как у больших начальников; правда, был он из струганых досок и, скорее, напоминал топчан. Петренко, сидя во главе стола, давал накачку вахтерам, уборщицам, сантехникам – своей команде, раздавал инвентарь и указания. Углы помещения заполнял этот инвентарь: лопаты, швабры, совки. Единственное новое, что Петренко внес в интерьер, – это фотографии Пеца и Корнева в траурной рамке на стене.
Сейчас на шатких стульях здесь восседала элита НИИ и элита города. Друг против друга. Больше негде было, зона завалена обломками, искореженной, как после бомбежки, техникой; путь к башне закрыт.
Начисто смел Шаротряс и спиральную подъемную дорогу.
От города присутствовали мэр Катагани, еще недавно краевой комсомольский вождь, ныне банкир – румяный, пышноволосый; Страшнов был при нем вроде эксперта по Шару. По обе стороны от них расположились начальники краевых служб безопасности и охраны порядка – два генерала.
От института были Любарский, Буров с перевязанной, как у партизана, головой и левой рукой в косынке (он сам занял главное место под фотографиями Пеца и Корнева), Мендельзон (уже закуривший ароматную сигару), Юрий Зискинд, Валя Синица в строгом костюме, Анатолий Андреевич, Малюта, Иерихонский, начплана Документгура, сам комендант, военпред Волков.
Несколько позже, когда разговорились, вошел – через внутреннюю дверь, со стороны зоны – кудлатый рослый Миша Панкратов. На него не обратили внимания. Только Толюн удивленно поднял брови.
Совещание было долгим и сумбурным; выделим мы из него лишь важное для дальнейшего повествования. Наиболее значимо было разбирательство о том, что Бор Борыч, попыхивая сигарой, авторитетно определил как явления последействия – после Шаротряса то есть. Релаксация объема НПВ, взбудораженного этим событием. С выпячиваниями НПВ и звуками. Они наблюдались всю ночь.
И потом еще кадровые дела. Самые увлекательные.
– Но почему Шаротряс-то произошел? – наседали отцы города.
(Замечательно то, что главного о Шаре, что в нем Меняющаяся Вселенная, ни одни ни другие за пределами НИИ, включая и ученый мир, не знали. И в самом институте большинство людей тоже. Дело было не только и не столько в запрете Пеца – в натуре каждого человека. Даже вот Ястребов Герман Иваныч, который на крыше башни дневал и ночевал, сам аппаратуру для исследования МВ делал… а вот не воспринимал. И Бор Борыч Мендельзон, можно сказать, «ученый в законе», хоть и знал, но – не признавал.
Здесь был интеллектуальный водораздел. «Могий вместить да вместит». И оказалось, что большинство не смогли. Не вмещалось. Даже если и знали факты, воспринимали как-то так – приземленно, под свой размер: вот есть кинотеатр «Космос», пивная «Спутник», гостиница «Галактика»… ну и в Шаре что-то в этом роде. Вселенная в кавычках. Игрушечная. Даже то, что из этой «игрушечной» чуть не вырвалась звезда, которая испепелила бы все и вся, не прочистило мозги.)
3
Из сидящих здесь ниивцев только двое достаточно внятно представляли, что произошло вчера: Буров и Зискинд. И что могло произойти. Но и они глядели на значительные президиумные лица городских деятелей с сомнением: не стоит им правду говорить, не дойдет. На кой этим прожженным карьеристам еще одна Вселенная – да к тому же в зоне их ответственности? Им и обычная-то без надобности.
И Виктор Федорович изложил все обтекаемо. Мол, что ж,
и в обычном мире бывают тайфуны, смерчи. Глубины Шара изучены недостаточно, хотя делаем все, стараемся. Вот оттуда и пришло. Корнев первым обнаружил, пытался предотвратить. Валерьян Вениаминович тоже что-то знал, поэтому и объявил «учебную эвакуацию». Но специфика работ в Шаре такова, что все разнесены не только в пространстве, но и по времени, сутки ведь за тысячу часов длятся; собрать всех и объяснить все непросто…
– Да, – вступил Иерихонский. – Валерьян Вениаминович, видимо, это и имел в виду, когда задал мне три дня назад расчет блуждания метапульсаций. Так что расчетную дату крайнего выпячивания их он знал.
– Метапульсаций? – поднял брови Страшнов.
– «Мета» по-гречески значит «пере», то есть чрезмерные, – пришел на помощь Любарский. – Глубины Шара пульсируют, мы это наблюдаем. Бывают и чрезмерные пульсации… то есть метапульсации. Происходят они не на том же месте, смещенные, блуждающие. – («И пусть меня ударят, если я хоть что-то соврал», – подумал Варфоломей Дормидонтович.)
– Ага, – сказал Страшнов, поглядев на мэра.
– Ну так что? – спросил тот.
«Вот именно», – подумал Панкратов, наблюдая сцену из своего угла.
– Что – «что»? – в тон ответил Любарский.
– Есть ли гарантия, что это не повторится? – спросил мэр. – Получается, что от Шара, следовательно, и от вашего НИИ – опасность городу и его жителям. Моим избирателям. Оказавшим доверие.
Он со значением воздел брови.
– Сделаем все, что в наших силах, – баском пообещал Буров. – Ведь врасплох нас не застало. Вовремя эвакуировались, никто не погиб. Кроме… – Он поглядел на фотографии Пеца и Корнева в рамке, вздохнул. – Проникнем глубже в Шар, возьмем под контроль это явление.
– Как теперь в него проникнешь, – вздохнул военпред Волков. – Мы вон в зону и башню пройти не в силах, в свои помещения, – здесь сидим.
4
День текущий: 16,4829 сентября, или 17 сентября, 11 час 35 минВ зоне: 17 + 0 сентября, 22 час 25 минНа уровне К144: 17 + 69 сентября, 12 час
Миша Панкратов тоже посмотрел на фотографии в траурных рамках на стене.
– Пец, что с ним случилось? – негромко спросил он у сидевшего рядом Толюна.
– Нету. Кровоизлияние в мозг. Вчера в половине шестого. Здесь, в самый разгар событий, – глухо молвил тот. И в свою очередь поинтересовался: – Ты из зоны пришел, сверху? Пройти можно?
– Да… – рассеянно сказал Миша, думая о своем («Как там мои?»). Он здесь уже десять минут, на уровне К144 минуло больше суток.
Смерть Пеца – это была неожиданность и удар. К гибели Корнева (который оскорбительно пренебрег его новшеством) Панкратов отнесся спокойно, не пошел на похороны; а Вэ Вэ, который позавчера (господи, как давно, почти полгода физических!) вник в это дело, оценил и поддержал, – его Миша рассчитывал застать живым, рассказать о своих проблемах и о том, что у него получается. Ради этого и спустился, знать не знал ни о каком совещании.
Пеца нет, кругом разгром, рассчитывать не на кого – только на себя. Ну, еще на Алю… и Дусика Климова? «„Двое умерло, двое родится – а все в дело годится“, – вспомнилась вдруг Мише фраза из Гоголя. – Ничего, прорвемся».
Глава 2
С чего начинается цельность
Быть патриотами – удел провинциалов. Удел метрополий внушать им это чувство с выгодой для себя.К. Прутков-инженер
1
День текущий: 16,4849 сентября, или 17 сентября, 11 час 38 мин 20 секНа уровне К24: 17 + 11 сентября, 15 час
…сразу за проходной они оказывались не на Земле –
чем выше, тем космичней.
– А эти явления последействия долго еще будут продолжаться? – напирал, набычив на Бурова крутой лоб, генерал СБ. – Тоже хорошего мало, и людей нервирует. Особенно вой. Да и исчезновения, пропажи. Это, знаете…
– Обуздаем, – так же твердо пообещал Виктор Федорович (он понятия не имел, о чем речь и что они такое, но решил держаться тона всеведения). – Понимаете, ведь любая большая система после встряски долго релаксирует.
– А что было-то? – поинтересовалась Люся Малюта. – Я вчера ночь провела возле Шара, ничего не видела.
– Так это вы, наверное, не с той стороны находились… – Генерал достал блокнот, надел очки. – Было следующее. В двадцать три часа двадцать минут из нижней части Шара в сторону реки Катагань выпятился светящийся вырост, конец которого как бы шарил по местности. Попавшие в него предметы уменьшались и тоже начинали светиться. А когда вырост их оставлял, становились темными и нормальных размеров…
– Ну, это в НПВ в порядке вещей, – сказал Буров.
– Вырост был длиной триста-четыреста метров, – продолжал генерал, строго покосившись на него. – Явление наблюдали несколько минут. После полуночи, в ноль сорок три и в час двенадцать, были замечены еще два выроста. Эти были длиной до километра, светились ярко-голубым светом, как прожекторные лучи, но, – он поднял палец, – изгибались. Первый протянулся к дебаркадеру на реке, второй, что появился позже, в сторону поселка Ширма. У дебаркадера вырост накрыл пятитонный грузовик с мешками цемента; тот засветился, уменьшился и поднялся в воздух… – Генерал укрепил голос; в комнате стало тихо. – Так грузовик переместился в сторону Шара и вверх. Потом вырост погас, а машина упала на пустырь у ограды примерно со стометровой высоты. Натурально разбилась и загорелась… Появления и исчезновения выростов сопровождали взрывные и воющие звуки. Далее… – Он перелистнул страницу в блокноте. – Под утро, в пять двадцать две и в пять тридцать восемь, в ту же сторону из низа вашего Шара выскочили… воющие светлячки. Тройные. Звук был пронзительно-высокий, со скрежетом. Носились несколько минут, потом исчезли в Шаре. Есть еще заявление о пропаже в тех же местах мотоцикла марки «Иж», но не проверено. Может, просто угон. – Генерал закрыл и спрятал блокнот.
– В Таращанске Шар не такое выделывал, – сказала Малюта, чтобы как-то смягчить впечатление, и указала на Васюка. – Вот наш Анатолий Андреевич фотографировал тогда, какие он беды натворил и сколько. Объект серьезный.
– Насчет звуков это ясно – перекачка, – вступил Мендельзон. – А вот с выростами НПВ такой длины действительно интересно. Что-то новое там во взбулгаченном неоднородном пространстве. Это моя парафия, краевые явления. Я этим займусь.
– Против того, что творилось вчера, это пустяки, – добавил Зискинд. – И падало, и взлетало, и ревело, и рвалось. В жизни подобного не видел…
«Елки-палки, так это же…» – чуть не сказал Панкратов, но сдержался. Ему было что сказать о «выростах» и «явлениях последействия». Даже о воющих тройных светлячках…
Если бы выступал кто-то из своих, он бы так и сделал, внес ясность. Но речь вел генерал, глава местной службы безопасности – той, что в разные времена именовалась ВЧК, ГПУ, НКВД, МВД, МГБ, КГБ, – и здания, в которых эти учреждения размещались, все дружно считали самыми высокими – потому что из них завсегда Сибирь была видна.
Правда, времена не те – но охранка все равно охранка, люди с этого живут и этим самоутверждаются. Не тот случай, чтоб зря ляпать языком.
2
Разговор между тем свернул в иную сторону. Геройский вид Бурова, рука в косынке, поведение его как лидера – все это некоторых озадачило, других подзавело и повернуло присутствующих к животрепещущей теме – не то что какие-то «выросты», а кто теперь будет главным?
Этот вопрос прямо поставила Люся Малюта. И начался скандал.
– Как кто, – сказал Любарский. – Валерьян Вениаминович вчера назначил Виктора Федоровича исполняющим обязанности главного инженера. Это было при мне. Да и кому теперь, как не ему?
– Ну, здрасте! – пророкотал Иерихонский. – Валентин Осипович, вас же назначил Пец исполнять обязанность главного вчера… Это было при мне. Что же вы молчите!
– Да… – Лицо Вали Синицы пошло красными пятнами. – Это было в пятнадцать двадцать пять в кабинете Корнева… моем теперь, собственно. Видеозапись должна сохраниться.
– Какие теперь видеозаписи, доберись до них, – вздохнул снова Волков.
И пошло-поехало. Никто не остался в стороне.
– Значит, Валерьян Вениаминович уже тогда был не в себе, – молвил Мендельзон, пыхнув сигарой. – Назначил одного, потом забыл и назначил другого.
– Во-первых, нехорошо так о покойном, – строго взглянул на него поверх очков Документгура, – а во-вторых, на поверку-то выйдет, что Валерьян Вениаминович провидчески поступил, да! Видно, чуял кончину, это бывает. Ведь лишились мы двоих. И уважая волю Пеца, ясно, среди кого нам искать директора и главного инженера. Виктора Федоровича как человека авторитетного в научных и технических делах надо главным. А заместителя по общим вопросам кандидата наук Синицу – директором.
Малюта всплеснула ладонями:
– Ну, Василиск Васильич, вы сейчас тоже не в себе: Валю Синицу директором НИИ НПВ!
– Но он же заместитель, это нормальная практика! – сказал Иерихонский.
– Зам по общим вопросам это старший куда пошлют, – поддал военпред Волков с другого конца стола. – Это несерьезно.
Выделились два лагеря. Причастные к исследованиям стояли за Бурова и начисто отвергали Синицу. Деятели административно-снабженческие поддерживали Валю. Два претендента холодно и зло взирали друг на друга.
3
«Сидят среди развалин после непонятного сверхсобытия, ничего не понимая, делают вид… – и вот, набрели, о счастье, на тему, доступную с мезозоя. Вместо „ага!“ и „ну и что?“ могут произносить слова и фразы… Зло берет».
– Знаете, это такая пещера, что слушать тошно! – послышался из угла около двери молодой сильный голос; и было в нем столько уверенного возмущения, что все повернули туда головы. Это заговорил Миша Панкратов. – Руководство, единоначалие… оно и в обычном мире, в однородном, ныне отдает пещерой, а уж у нас… Вы все прекрасно знаете, что в силу нашей специфики, растянутого на тысячи часов дня и громадности дел, руководил не директор и не главный инженер, а тот, кто в это время находился на командном уровне К-двадцать четыре. Где кабинеты и координатор. Да и то, если честно, не руководил, а сводил концы с концами, принимал ответственные решения. Да и те выше уровня К-двадцать четыре часто перерешивали сами исполнители. Пец же и Корнев были не просто руководители, а естественные лидеры. Это разные вещи. Один как незаурядный теоретик, если хотите, мыслитель НПВ, другой как столь же незаурядный практик. Их на эти посты выдвинула сама жизнь. И направляли они дела не административно, не волевыми решениями, а идеями, знаниями и замыслами… – Он перевел дух, осмотрел всех. – Можно ли кого-то из присутствующих назначить или избрать Валерьяном Вениаминовичем Пецем и Александром Корневым? Ясно, что нет. Других таких не будет. По-моему, лучше вообще отказаться у нас от понятий «директор» и «главинж» – создать координационный совет. Обсуждать проблемы будем все вместе… а решать и делать будут те, кто наверху. Вот и все.
Речь произвела неприятное впечатление. Не резкостью – все говорили резко, – а правотой. И тем, что говоривший был молод.
– А сколько времени вы работаете у нас, молодой человек, – спросил Бор Борыч, – не знаю, к сожалению, вашего имени-отчества. Да и фамилии тоже.
– Я Михаил Аркадьевич Панкратов, – четко представился Миша. – Работаю в НИИ после окончания радиофакультета Ленинградского политеха с марта, в лаборатории МВ. Это пять «нулевых» месяцев. С учетом участия в эпопее ГиМ, которая отняла у каждого верхнего не один год… а вы, Борис Борисыч, кстати, поднимались к нам только критику наводить… мой реальный стаж побольше вашего. Это тоже специфика НПВ.
– Да-да, – Любарский решил поддержать своего подчиненного, – Михаил Аркадьевич много и успешно работает наверху.
– Ну все равно, – вступил Документгура, – скромней надо бы, здесь не мальчишник. И высокие гости.
Панкратов и сам досадовал, что влез в разговор, да и вообще что пришел сюда, тратит нижнее время. «У меня наверху дела куда важнее этого трепа. За полчаса здесь там прошли полтора суток. И как-то там мои?..» Он поднялся – рослый, кудлатый, плечистый. Поглядел на начплана, улыбнулся всем:
– Ну, по признаку скромности, конечно, нужно назначать директором Валю Синицу. А я зашел сюда так, посмотреть… Пойду, извините.
И вышел во внутреннюю дверь, в зону.
4
День текущий: 16,4891 сентября, или 17 сентября, 11 час 44 мин 15 секНа уровне К144: 17 + 70 сентября, 10 час
…пока Миша сидел на совещании, там минули сутки.
– Ну и подчиненные у вас, Варфоломей Дормидонтович! – бросил Документгура Любарскому.
– А это тоже специфика верха, – огрызнулся тот. – Там у нас, знаете, самостоятельность в цене.
– Самое интересное, что он прав, – сказала Малюта. – Не только о руководстве в условиях НПВ, но и о Бор Борыче.
– Почему же вы не сказали это при нем? – спросил Любарский.
Под этот диалог поднялся со своего места Толюн – и тоже вышел через внутреннюю дверь. Без слов. Его проводили глазами.
Его поступок тоже отдавал чем-то вселенским.
– А ваше какое мнение, Виктор Пантелеймонович? – повернулся начплана к Страшнову. – Подбирали нам руководителей тогда, помогите и сейчас.
Тот прижмурил набрякшие веки, усмехнулся:
– Я нынче частное лицо, здесь вроде эксперта, какая от меня помощь. Да и тех не я подобрал, а сама жизнь, парень правильно сказал. И насчет совета тоже. Выбирайте на альтернативной основе, как сейчас принято, кого сочтете нужным.
На том и порешили. Главным инженером на альтернативной основе утвердился Буров. Директором избрали Любарского (несмотря на его протесты). Создали и предложенный Мишей координационный совет с правом для каждого члена его принимать самостоятельные решения наверху. Ни Панкратова, ни Васюка в него, разумеется, не включили.
Валя Синица как был, так и остался замом по общим вопросам; старшим куда пошлют.
…И был эпизод. Небольшой, коротенький, но многое определивший далее. Вновь избранные директор и главный инженер воспользовались ситуацией и обратились к присутствующим городским властям с просьбой о помощи. Сами, мол, видите, в каком мы положении. Неплохо бы и финансово-экономически поддержать, да и технику для разборки завалов прислать. Буров даже напомнил, как всем миром год назад обуздали Шайтан-Шар – при высоком содействии Виктора Пантелеймоновича Страшнова; вот и сейчас бы…
На что власть в лице мэра, выбираясь из-за стола, отреагировала так:
– Финансово… техникой… всем миром!.. Будьте благодарны, что на первый случай не наложим на вас штрафные санкции.
– За что?! – в один голос спросили Любарский и Буров; да, кажется, не только они.
– Найдем за что. Город переполошили, имущество исчезло и повреждено. Вот у меня где ваш Шар! – И румяный комсомольский вождь, ровесник Бурова, ныне банкир и мэр, постучал себя ладонью по полной белой шее.
Страшнов молча двинулся к двери; он более не был властью.
Впечатление было настолько сильным, что никто кроме коменданта Петренко не пошел провожать высоких посетителей к их лимузинам (что, конечно, тоже было ошибкой). Все остались в комнате и ошеломленно смотрели друг на друга.
– Сволочь какая… – растерянно сказал главинж Виктор Федорович; у него по-мальчишески кривились губы. – Вот у него где наш Шар!.. – Он тем же жестом постучал себя по шее. – Вошь сановная. Он даже не знает, что там!
– Н-да! – крякнул Волков. – Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят. А прощать-то нельзя. Да и допускать творить такое тоже бы…
Люся Малюта рассмеялась звонко и зло:
– Что, мальчики, получили… помощь?!
– Ясно. Полагаться нам надо только на самих себя, – сделал верный вывод новоиспеченный директор и озабоченно потер лысину. – М-да… Как говорил Людвиг ван Бетховен: «Человек, помоги себе сам!»
– Во! Предлагаю лозунг: «Ниивец, помоги себе сам!» – оживился Буров.
– И другим тоже, – молвил Мендельзон.
– Что другим тоже?
– Лозунг дополнить надо: «помоги себе сам – и другим тоже». Ничего, если это не по Бетховену.
На том и порешили. Но лозунги не развесили, забыли, заморочились. Было не до рекламы.
Впрочем, и без этого эпизода ниивцы, как избранные, так и обойденные, понимали, если не словесно, то чувствами: эти взаимодействия и налаженные отношения с властями, с внешним мирком – не то, мура. Лишняя трата нулевого времени.
Потому что незримо присутствовали – и на совещании, и вообще здесь – два покойника: Пец с его тезисом, что мир НПВ суть более общий и мощный, первичный случай действительности, и Корнев, который возглашал и делами утверждал необходимость решать проблемы именно так, используя ускоренное время, обширные пространства его – и поля. Это было посерьезнее любого начальства. Их мир был куда крупнее, чем у того «вождя».
И немногословный уход с совещания в зону, в мир неоднородного пространства-времени, в первичку сначала Панкратова, затем Толюна весил больше мелких решений здесь – на обочине, на проходной.
Нам с вами, читатель, так же придется применяться к этой НПВ-ситуации. Это ведь именно потому, что в медленном течении времени, на однородной обочине, удалось развернуть повествование о совещании в комендантской каморке. Едва ли не протокол: кто что сказал, да что ему ответили, какое у кого было выражение лица…
Потому что прочие дела в Шаре сейчас замерли. А дальше – нет, не выйдет. Урывками о крупном, эпизодиками про сложное, вплоть до одной фразы – иначе не охватим. И счет, счет времени.
Не времени – времен!
Да и замерло ли там все? Ну-ка вперед…
Глава 3
Старания молодого Панкратова
(Рождение в грозе и буре)
Самое близкое к Божественному творению мира – роды,созидание и творчество.Из Книги сутей
1
День текущий: 16,4905 сентября, или 17 сентября, 11 час 46 мин 22 секНа уровне зоны: 17 + 0 сентября, 23 час 32 минНа уровне К144: 17 + 70 сентября, 15 час
…сразу за проходной они оказывались не на Земле –
чем выше, тем космичней.
Космично светилось то,
что обычно темно.
Космично звучали
искаженные голоса, гул, лязги и рыки машин…
Но сейчас здесь ничего не звучало.
…Всего за полчаса участия Миши в этом совещании там прошло трое суток; да еще многие часы за время спуска и подъема. «Оно мне надо было – туда лезть!» – с досадой думал он.
Да, попыхивающий душистой сигарой Мендельзон принадлежал к элите, мог осадить; и те, что приехали в длинных черных машинах с охраной, тоже. И тем не менее сейчас от проходной к аркам башни пробирался по обломкам и завалам – где-то перепрыгивая, где-то даже подтягиваясь на руках, – подлинный хозяин ситуации в НПВ, в Шаре. Реальный лидер – хотя до самого конца без официального статуса. Главное – он знал это.
…Все началось с того, что их выгнала квартирохозяйка, Александра Владимировна.
Сперва то, что Аля за недели на ее глазах из стройной миловидной молодки разбухла в даму на последнем месяце беременности, подвигло ее потребовать двойную плату. А сегодня, когда Миша попросил отсрочить это до получки, нервы ее окончательно сдали:
– Ничего не надо, уходите. Идите в Институт акушерства и гинекологии, куда хотите, у меня сердце, у меня давление – я этого не вынесу. Так не бывает. Может, вы инопланетяне. Отправляйтесь обратно на свою тарелочку или в свой телевизор!
Александра Владимировна была остроумная женщина.
Собрали чемодан, ушли. Не в телевизор – сюда. Благо путь от поселка Ширмы близкий, через пустырь. Миша поддерживал Алю.
Верх башни был особой территорией. Сразу и Земля, и космическая станция, летящая в иной Вселенной. Главное, что здесь можно было исполнять космического масштаба дела – при надлежащем обеспечении. Надежность и обилие обеспечения раскрутили еще при создании системы ГиМ и дальше поддерживали. Коммунизм на четыреста мест, по выражению покойного Корнева.
Четыреста мест имела гостиница «Под крышей», сотворенная к первой и, увы, последней Всесоюзной конференции по проблемам НПВ. Затем стараниями Адольфа Карловича Гутенмахера в «Подкрышии» наполнили бассейн, возник и тренировочный зал с аппаратурой, сауна плюс римская терма, искусственный солярий. Компьютеры в каждом номере, библиотека. Автономная энергетика – ибо перебой электричества даже на малые доли секунды внизу мог обернуться бедой, гибелью для поднявшихся в кабине ГиМ.
Этаж над гостиницей занимала лаборатория МВ. Вместе с ней то, что именовали просто «верх» (а его обитателей «верхними», вкладывая в это понятие отнюдь не только геометрический смысл), охватывало пять последних этажей под крышей, от уровня К142 до К150. Здесь были мастерские, лабораторные стенды, чертежный зал – все для работы.
И всегда – запас продуктов для бесперебойного качественного питания. Бесплатного, только готовить самим. Пец и Корнев сломили сопротивление бухгалтерии и снабженцев: платить людям не можем по их трудам, так пусть сама работа-жизнь здесь – многосуточная, как правило, – будет им и удовольствием, и вознаграждением. Чтобы не отвлекались.
Так и было.
Секунда земного времени здесь составляла две с половиной минуты.
Коммунизм был и в незапираемых дверях всех помещений и отсеков. Правда, от иной специфики: при больших К, невзирая на все метрономные ухищрения, людям трудно было совпасть по времени – так пусть пришедший раньше хозяина гость не мается в коридорах.
Здесь могли наполненно жить и насыщенно трудиться. Единственное «но»: легко можно было отвыкнуть от Земли. И от того, частью чего она является, – от Большой Вселенной.
Поэтому Миша и отклонял прежние приглашения Александра Ивановича решить свои жилищные проблемы здесь. Отдыхать отдыхали, имели свой номер люкс. Но оставаться жить… А теперь вот пришлось.
2
347-й день ШараДень текущий: 15,5801 сентября, или 16 сентября, 13 час 55 минНа уровне К148: 16 + 85 сентября, 20 час
…Жизнь была чудом – и она была жизнь.
Когда поднялись в номер, Аля прилегла. Миша ушел на два этажа ниже в мастерскую-лабораторию к своим НПВ-концентраторам. Там и застал его директор в свой последний подъем наверх.
Если бы знали эти двое, что встретились последний раз, они нашли бы, о чем поговорить помимо этого изобретения. Но будущее неведомо, даже близкое.
Когда была объявлена «учебная эвакуация», Миша поднялся в их люкс, запер дверь. Улыбнулся жене:
– Мы с тобой эвакуировались раньше всех. – Подсел к ней. – Как я тебя в роддом-то повезу? Никого не будет. Пока вызову машину, пока приедет… Нужно заранее спуститься вниз?
– Какой еще роддом! Там грязно, возможен сепсис, и плати всем за все… Здесь и рожу. Ты поможешь. Умел делать, сумеешь и принять. Интересный вы народ, мужики. То от этого места за ноги не оттянешь – а когда приходит самое-самое, для чего это природой и придумано, норовите в сторону. Роддом!..
– Ну, Алюнь, разве я против? Тебе видней. Как скажешь.
– Во! Я в воде рожу, в бассейне. Помнишь, мы видели. И я читала. Мишунь, это идея.
Аля в свое время пленила его сердце тем, что была заводная девчонка, студентка. Такой она, несмотря на брюхо, пятна на лице и тяжелую поступь, оставалась и сейчас.
3
День текущий: 15,4829 сентября, или 16 сентября, 17 час 35 мин 20 секНа уровне К144: 16 + 105 сентября, 132 час
…добела раскаленное острие башни
вонзалось в тьму Шара,
в ней мощно жила иная Вселенная:
рядом – и недостижимо далеко,
в их власти – и властвовала над ними.
Они прожили наверху изрядно, освоились, работали и отдыхали; забыли о предупреждении…
…и тем оказалось неожиданней, что тревога, объявленная как учебная, была настоящей. Да еще какой!
Так и довелось Михаилу Аркадьевичу в самый разгар Шаротряса, среди колышущихся стен, осыпающихся с них плиток и штукатурки принимать роды. Аля стонала и командовала. Этих впечатлений Миша никогда не забудет и никому о них не расскажет; ничего неприличней он в жизни не видел. Но и в разверстом неприличии родов была святость.
…Особенно запомнились глаза Али, выражение муки от раздирающей тело боли и вместе – счастья. Она рожала, становилась Матерью – разделялась на две жизни. Вверху и за стенами башни колыхалось пространство, в Меняющейся Вселенной протогалактические облака свертывались в вихри, выделяли из себя звезды – тоже рожали их?.. – а здесь ее тело выделяло новое живое тело.
Первее материнства нет ничего во Вселенной. Недаром слово материя того же корня.
Это произошло на третий К-день после их подъема. Внизу шел все тот же восемнадцатый час 16 сентября – и неясным оставалось, чем он закончится. Поднимавшийся среди грохота к энергощиту с перебитой ключицей Буров спасал не только Шар с башней, но и их тоже.
Похоже было, будто и Шар намеревался что-то родить. Звезду.
Внизу вытянулся у стены на проходной холодеющий труп Пеца.
Роды в бассейне, в теплой колышущейся среде тоже были как-то соразмерны судорожным колыханиям пространства окрест от попыток Шара выделить из себя звезду. Сына – красный мокрый комок – Панкратов выхватил из воды сразу, не дал наглотаться. Сын заорал. Панкратов перенес Алю и его, завернув в одну простыню, в номер, уложил на кровать, облегченно думая, что все позади. И ошибся.
– Ой!.. Миш, Мишечка… опять! – Аля приподняла голову с мокрыми волосами; в глазах мука и счастье. Тело ее выгнулось. – Ох… снова. Ой, мамочки!..
Через четверть часа появился второй пацан. Этот на суше.
К такому повороту событий Миша не был готов.
– Все? – не слишком ласково спросил он жену, укладывая второй комок, скользкий и орущий, рядом с первым. – Ты уверена?
– Иди к черту, – прошептала та бледными губами. – Обмой.
Обмыв младшего, Михаил Аркадьевич включил на компьютере табло времен, выделил и зафиксировал нужные даты. Старший – для которого имя было давно придумано и согласовано: Димка, Дмитрий Михайлович – появился на свет в 17 часов 56 минут 34 секунды Земли 16 сентября (16 + 107 сентября, 15 часов 10 минут по уровню К144). Младший, имя которому еще предстояло выбрать и вписать в файл, родился на уровне К146 в 17 часов 56 минут 37 секунд Земли, или того же 16 + 107 сентября в 15 часов 20 минут по времени своего уровня.
По крупному, все произошло в триста сорок седьмой день Шара, между восемьсот восемьдесят первым и девятьсот шестидесятым шторм-циклами Меняющейся Вселенной на пятьсот девяносто девятом миллионе сто семьдесят девятой тысяче шторм-циклов от таращанской беды.
Теперь Миша и Аля иными глазами смотрели на табло времен, на числа, сопутствовавшие им всюду. Особенно на дни за знаком «+». На нижних уровнях к каждому земному прибавлялись единицы, на средних десятки, на верхних к вечеру до полутора сотен; пять месяцев.
…Конечно, наиболее полно они добавлялись к времени служения материалов и оборудования в башне. Оставленные невыключенными лампы или приборы могли сгореть. В испортившемся холодильнике пропадал весь запас. И так далее.
Что же до людей, то дни, недели и месяцы за знаком «+» для них оставались, как правило, в категории возможности. Можно было провести наверху земные календарные сутки, заниматься долгими исследованиями, выполнить большую работу – и, как на блюдечке, назавтра поднести коллегам могучий результат. Но жить, конечно, все предпочитали в «нулевом времени», на родимой Земле. В Катагани.
И вот теперь супругам Панкратовым и их детям предстояло жить эти «+»-дни, недели, месяцы всерьез. Наравне с материалами и оборудованием. Как на космическом корабле.
4
В 18:03 Земли Виктор Буров достиг уровня 7,5, взломал щит регулятора натяжения канатов, повернул пакетники – и все успокоилось. Рев перекачки сменился тишиной; оседала пыль.
На этом уровне (старом координаторном) было 16 + 5 сентября, 15 часов 11 минут.
Наверху, в гостинице, пришло условное утро 16 + 108 сентября, 7 часов. Новорожденные, впервые покормленные мамой, спали. Намаявшиеся Миша и Аля тоже – и не восприняли, что снизу перестал доноситься гул, прекратились скрипы и пошатывания стен.
Стоит заметить, что в сравнении с тем, что творилось внизу, воздействие Шаротряса здесь было очень умеренным. Колыхания пространства растягивались в К раз и во столько же ослаблялись. Разрушений не было. Даже освещение не мигало.
Но Миша решил осмотреть, все ли в порядке. Начал с мастерской на 146-м уровне. Прихватил там цилиндрик НПВ-концентратора, прибор для него. Поднялся на крышу, сел в пилотное кресло от кабины ГиМ – обдумать положение.
В этом кресле сутки назад сидел и размышлял Пец – для Миши он был еще живой.
Глава 4
Рождение Ловушек
Вечный вопрос: что лучше – быть непризнанным гением,или признанной посредственностью?К. Прутков-инженер
1
День текущий: 15,7545 сентября, или 16 сентября, 18 час 6 мин 35 секНа уровне К150: 16 + 113 сентября, 4 час
…Жизнь была чудом – и она была жизнь.
Вверху, над головой, неспешно накалялся, проходя оттенки от буро-сиреневого до бело-голубого, вселенский шторм; он казался близким – да до недавних пор и был таким. Миша сам не раз поднимался в МВ. Но сейчас мысли и чувства его были далеко не горние, не вселенские – самые что ни на есть земные. Состояние как у молодого волка: его самка принесла детенышей, теперь надо бегать, искать, добывать и приносить им пищу, защищать их, свое логово. Лапы и клыки, клыки и лапы; пощады никому.
Только усилием воли Панкратов сдерживал себя, чтоб тотчас не броситься что-то искать и делать. Надо было все хорошенько обдумать.
Лампочка на шесте осветила какой-то темный предмет неподалеку. Он присмотрелся: дохлая ласточка. Жертва НПВ.
…Немало их устраивали себе гнезда в стенах башни – повыше, повинуясь инстинкту. Высиживали птенцов при К100-150 очень быстро. А далее ускоренное время столь же быстро все завершало. Пищу-то надо искать внизу, в зоне (К2) или на пустыре (К1). В однородном мире время поиска плюс доставка в гнездо соизмеримы со временем питания и переваривания пищи птенцами. А здесь – нет. Выбивающиеся из сил родители не успевают находить, приносить, кормить; птенцы дохли. Затем дохли надорвавшиеся ласточка-папа и ласточка-мама.
«И со мной так выйдет, если стану суетиться по животному отцовскому инстинкту. Затем и с выводком моим тоже, с Алей… Нет, надо иначе».
Но вот что: побоку это все. Громада материала подпирает, нависает и давит. Прочтите, пожалуйста, о подобных переживаниях персонажей в других книгах: как выжить в неблагоприятных условиях, выкормить детей и тэ дэ и тэ пэ. Об этом много пишут. Мы же здесь сосредоточимся на том, о чем в других книгах не пишут.
…Если без обиняков, то последовавшему вскоре созданию Ловушек и развитию соответствующего направления институт обязан (и будет обязан, как говорят в простом социуме, по гроб жизни) не столько Мише Панкратову, сколько родившимся близнецам. И еще, вероятно, квартирохозяйке Александре Владимировне. А вдобавок и общей ситуации: развалу великой страны, краху социализма с его, что ни говори, заботой о трудящихся – и заменившему все это повальному шкурничеству.
И может быть, даже той же дохлой ласточке.
Но главное, конечно: двойня родилась. На одного-то все было рассчитано на самом пределе. А тут на тебе…
Сам Панкратов как автор НПВ-концентраторов что – ну, ему нравилось незримыми лучиками К-пространства бесшумно дырявить куски бетона, доски, пластмассу. Что-то вроде гиперболоида инженера Гарина для непроводящих тел. Все и могло пойти по такому направлению, для строительных работ (выемки, туннели), даже для ваяния; удалять лишнее, чтобы выделить скульптуру.
Созидательное, словом, направление.
А вышло – в духе обстоятельств и времени – хватательное.
2
День текущий: 15,7552 сентября, или 16 сентября, 18 час 7 мин 15 секНа уровне К150: 16 + 113 сентября, 6 час
Вверху были свет и быстрота,
внизу – медленность и сумрак.
Началось оно на крыше с того, что Миша взял один свой цилиндрик, в котором, он знал, еще сохранился НПВ-заряд, присоединил регулирующий прибор, задумчиво повернул рукоятку. Из цилиндрика выпустился незримый лучик, только и заметный тем, что шест с лампой за ним изломился да часть бетонного поля собралась линзой. «Хорошо бы с Хрычом обстоятельнее потолковать об этом… заодно и обо всем прочем». Он не знал, что Пец уже мертв.
Потом так же бездумно он направил цилиндр на трупик ласточки – и она будто встрепенулась. Что такое?.. Чуть крутнул рукояткой напряжение: трупик с раскинутыми крыльями уменьшился, сместился ближе… Миша еще чуть повернул регулятор. Трупик птицы еще более съежился, чуть засветился малиново – и таким малиновым крестиком пополз к нему, когда он повел цилиндриком чуть вниз.
Суть предельно проста, вдруг понял Панкратов. Она даже не физическая – геометрическая. Да, НПВ в форме шара – маленького шарика, упрятанного в цилиндрик, – может содержать большие физические объемы с высокими К, но толку от этого чуть. Вон и над головой Шар – с вселенными. Но если шарик сей… да и любой – полями или как-то еще вытянуть в веретено (по-ученому, в эллипсоид вращения), то он черт знает как далеко может протянуться. Если даже обыкновенный надувной взять, с молекулами воздуха, да расположить эти молекулы веретеном, в линию – и то хоть до Луны.
А в кончике НПВ-веретена то самое К-уменьшенное пространство. Оно же и в К раз ускоренное время. И его физически ой как много. И если дотянуться, им многое можно покрыть, уменьшить, втянуть в свой цилиндрик – взять. И вообще черт знает что еще наделать.
Зафиксированные катаганскими службистами «выросты» из Шара в роковую ночь, поднимавшие грузовик и что-то сделавшие с магазином в Ширме, были не «явления последействия» имени Б. Б. Мендельзона, а их, супругов Панкратовых, дальнейшая работа. С присоединившимся Климовым, но о нем позже. К ним многие потом постепенно присоединились.
3
…И как изменилось сразу их положение, когда Миша вернулся в номер, разбудил Алю, рассказал ей идею, подтвержденную открытием с ласточкой. Та тотчас включилась – и вперемежку с кормлением-купанием-пеленанием моталась с мужем то на крышу, то в мастерские, то к кульману в чертежном зале, то сидела за компьютером.
– Алюнь, тебе не рано? – придержал ее Миша. – Лежала бы, все-таки двоих произвела.
– Я из воронежских, Мишечка, – ответила жена. – У нас в роду баба, если родила не вовремя, например в жнива, чувствует свою вину и на следующий день с серпом и младенцем в подоле топает на поле. Вот и я так.
– А твоя-то в чем вина?
– В том и вина, что двоих. При наших достатках…
Миша ее обнял.
В сущности каждая Ловушка была та самая система ГиМ, но обращенная не во Вселенную, а к близким земным предметам: не те дистанции, не те размеры. Соответственно, и поля для регулирования неоднородного пространства требовались здесь не в миллионы вольт, а самые малые, батареечные. И электроды не на полкрыши, а тоже малюсенькие, как в электронной лампе или транзисторе. Миша их смастерил.
Аля помогла хорошо. Сразу обнаружилось: тот Мишин регулятор напряжения груб, таким только ломать да дырявить. А чтоб манипулировать пространственным веретеном да с большими К, нужна точнейшая дозировка напряжений. До микровольт.
– Мостовая схема! – подсказала Аля. И сделала. Теперь уверенно меняли дистанцию, длину НПВ-веретена (-языка, -луча, -иглы… не в названии счастье, оно придет потом) метр за метром. Можно было подкрадываться к намеченному месту и объекту малым поворотиком рукоятки на градус.
Теперь очень кстати пришлись «+»-дни, в обрез хватило их, чтобы сделать все как следует – в промежутках обхаживая близнецов, отдыхая, питаясь и любя друг друга. К 23 часам 20 минутам Земли 16 сентября, ко времени, когда зеваки окрест заметили первые «выросты» из Шара – будущие «явления последействия», по Бор Борычу Мендельзону, – услышали их рокот, таких дней для них минуло тридцать.
Главное же, Миша и Аля теперь были в своем праве: не прихлебатели, не бомжи, выселенные хозяйкой и приткнувшиеся здесь, – полноценные верхние НПВ-работники НИИ. Они делают такое, пред чем все ахнут, и вправе не только использовать все и расходовать все, но и опорожнять окрест доступные холодильники. Это тоже делали.
Глава 5
Приобщение Климова, Бурова и других
Если тебя вымочил дождь, радуйся, что не укусила собака. Если укусила собака, радуйся, что не бешеная. Если вымочил дождь и укусила бешеная собака – покажи себе пальчик и радуйся просто так.К. Прутков-инженер, афоризмы на «Если»
1
День текущий: 15,8354 сентября, или 16 сентября, 20 час 3 минНа уровне К2 (зоны): 16 + 1 сентября, 16 час 5 минНа уровне К148: 16 + 123 сентября, 15 час
…На Земле были сумерки и ночь после Шаротряса; в городе продолжалось соответственное ему помрачение умов. А здесь, на уровне лаборатории МВ и прилегающих мастерских двое инженеров (потом трое) разворачивали работу. К утру за К-месяцы успели многое.
Миша, помня о проблеме дальнейшего выживания, в ночных, более совершенных испытаниях вторым после грузовика у дебаркадера «взял» продуктовый магазин в Ширме. Дотянулся, обволок… И не уронил, доставил на крышу. В этом магазине они, живя у Александры Владимировны, часто делали покупки, он знал, что там есть. Удобно брать, когда знаешь, что берешь. А то действительно, хватанешь коробку с вывеской, а внутри ничего.
Так что и холодильники восполнили, и морозилки. А помещение, деревянную коробку с толевой крышей, сбросили в зону, в завалы после Шаротряса.
Брали сей магазин, как и грузовик с мешками цемента пред ним, уже не первоначальными цилиндриками, их емкость оказалась мала, а новой Ловушкой-термосом. Вид был жуткий, серебристая колба от литрового термоса прибинтована клейкой лентой к неструганой доске, а поперек нее что-то вроде ружейного приклада… и от всего этого провода к схеме регулировки. Тем не менее это была целево и грамотно сделанное устройство. Даже не просто Ловушка-термос, а – термос с оптическим прицелом.
И действовали уже втроем. Потому что в этот первый «+»-месяц произошла встреча с Дусей Климовым, Евдокимом Афанасьичем, первооткрывателем дрейфа фантома М31 – его и в лаборатории МВ иногда называли Дусей Мечниковым (по тому персонажу из «Двенадцати стульев»).
Он и обогатил устройство оптикой.
2
Климов тоже решил не поддаваться на «учебную эвакуацию», затаился на двадцатом уровне. Когда начался Шаротряс, быстро понял, что вверху безопаснее, да и интереснее. Поднялся – и встретились.
(Об этом, даст бог, далее поведаю подробней… Впрочем, не даст, не будет подробностей, не стоит обманывать себя; не до них. Да и черт ли в тех подробностях, в живописании словесном? Это писательская натура тянет.)
Встретились – вот что важно; в НПВ-пустыне времен и пространств. И важно то, что, войдя в курс Мишиной затеи, он внес и свой вклад. Астроном и астрофизик, Климов не мог позволить себе шарить вслепую ни по небесам, ни по окрестным местам – в рассуждении, где что плохо лежит. Оказалось, что, если обволочь концентрированный НПВ-луч (для хватания) лучом слабым, размытым с К2-3, то он играет роль световода. Так открыли НПВ-оболочку. Осталось приспособить оптику.
– Слушайте! – разнеженно говорил Миша, когда они втроем за бутылкой кагора (из того магазина) отмечали первый успех в их люксе рядом с посапывающими близнецами. – Мой НПВ-язык, Алюнина мостовая схема и ваша, Афанасьич, К-оптика для Ловушек – это же как три источника и три составные части марксизма!..
– Всегда! – бодро сказал Климов, поднимая свой стакан.
3
День текущий: 16,0944 сентября, или 17 сентября, 2 час 16 минНа уровне К150: 17 + 14 сентября, 4 час
Вверху были свет и быстрота,
внизу – медленность и сумрак.
Вскользь помянутый генералом СБ исчезнувший «Иж» тоже взяли они, нашарив НПВ-лучом у столба на пустыре. Это уже на второй К-месяц работы. Для проверки еще одной идеи: реактивный НПВ-транспорт. На основе эффекта «перекачки».
Сняли колеса, повыдергивали амортизаторные пружины, слили бензин из бака. В заднюю вилку с цилиндрами поместились две Ловушки-сопла да в передней вилке укрепили одну; все при К100 – внутри вмещалось в сто раз больше воздуха, чем полагалось по геометрическому объему. При надлежащих полях, естественно. А если их ослаблять, воздух вырывался вовне – вот и реактивная струя.
Михаил Аркадьевич был мотоциклист, хотя своей машины не имел. Только мечтал накопить на покупку. Сделали все на совесть: управление Ловушками на руль, регулировка полей теми же поворотами рукоятей газа и сцепления. Сначала проверили тягу на стенде, потом на крыше: Миша в седле, Климов и жена ассистируют… и уже там пришлось всем конопатить себе уши ватой. Потому что звук был жуткий: пронзительный вой на высоких тонах – это генерал правильно описал. Даже внутри сжималось.
«Как пять тысяч мартовских котов», – по определению Али.
Хотя он и повис над крышей на «Иже» без колес, потом полетал около башни и над пустырем – для самоутверждения и проверки, за ним это проделал и Евдоким Афанасьич… но на том и закруглились. Ясно, что с таким звучанием летать можно на реактивном самолете на больших высотах, но не на мотоцикле над городом. Собьют или арестуют.
«Тройные светлячки» это и были три реактивные струи из сопел; сжатый в сотни раз теплый воздух светился.
Устройство обозвали «ведьминой ступой», Ловушки сняли для других целей, остальное поместили в чулан при мастерских на сто двадцатом уровне.
4
Все это вспоминал сейчас Михаил Аркадьевич, пробираясь через завалы в зоне к входной арке, прыгая с обломка на обломок. От прихода вчера с беременной женой (даже не знали твердо, на каком она месяце, запутались в неоднородном пространстве-времени) по сей момент он провел в НИИ четыре месяца. Прожил, проработал, достиг – пока прочих отвлекал и морочил Шаротряс.
И близнецы – второму дали имя Сашка, Александр, в память Корнева; Аля настояла (ладно, пусть, в общем-то, мужик был что надо, дай боже и нашему Сашке таким стать) – настолько же выросли; узнают, тянутся, чтоб на ручки взял.
Теперь Михаил Аркадьевич Панкратов был другой человек.
«Что бы там ни решали, хозяевами в Шаре будут не они. Надо мною, во всяком случае».
День текущий: 16,4966 сентября, или 17 сентября, 11 час 55 минНа уровне К144: 17 + 71 сентября, 12 час
Добела накаленная игла башни
при подъеме тускнела и ширилась,
но тьма над ней оставалась тьмой.
За четверо прошедших наверху за время отсутствия Миши «+»-суток произошло только одно интересное событие: Дуся Мечников, он же Евдоким Афанасьевич Климов, взял с луга за рекой четырех гусей. Домашних. Паслись там, щипали травку. Больше для того, чтобы проверить дальность и точность попадания НПВ-языком, но и ради гусятинки тоже.
Так впервые обнаружился эффект, впоследствии названный ОО-РР (остричь-обрить, разуть-раздеть) и используемый в определенных случаях как режим НПВ-воздействия. Применительно к бедным птицам это выглядело так, что из Ловушки они выпали будто ощипанными, без единого перышка. От их метаний барьерный слой НПВ-языка, своей крутой неоднородностью разделявший на крупицы, в пыль любой непроводник, так обошелся с их «одеждой», с перьями и пухом. Клювы тоже были раздроблены. Бедные ощипанные гуси не могли даже гоготать, хрипло стонали. Их пришлось поскорее прикончить.
– Гуси, между прочим, – это амплуа Паниковского, а не Дуси Мечникова в том классическом романе, – ворчал Миша. – И то проходит там как мелкое занятие. Что это вас потянуло на гусекрадство? Нам надо быть, самое малое, Бендерами, а уж никак не Паниковскими.
– Амплуа… какие мы слова знаем! Амплуа… – со вкусом повторил Климов. – Точность захвата в несколько метров на дистанции километр – вот мое амплуа. Там была целая стая, а я взял четырех с краю.
– Миш, значит, тушеную гусятинку есть не будешь – из этических соображений? – спросила Аля; она разделывала птицу. – С луковой подливой. И жареную печеночку с картошкой из принципа тоже не станешь, да?
– Ну, я этого не сказал… – Миша сглотнул слюну.
5
День текущий: 16,5050 сентября, или 17 сентября, 12 час 7 минНа уровне К144: 17 + 72 сентября, 17 час
…огненное острие башни
вонзалось в тьму Шара,
в нем мощно жила иная Вселенная,
рядом – и недостижимо далеко,
в их власти – и властвовала над ними.
К этому времени наверх взобрался и Васюк-Басистов. Тоже по обломкам, пешком на стопятидесятиметровую высоту; лифты бездействовали. Труд немалый. Познакомился с близнецами, которые уже умели улыбаться, с похорошевшей после родов Алей; затем и с Ловушками. Наиболее его привлекла возможность, искривляя НПВ-луч, исследовать разрушения в стенах башни и в зоне.
Картина внизу, в полутьме, была жуткая: висящие на прутьях арматуры бетонные куски стен… завалы внизу… Институт выходил из строя надолго; в новых социальных условиях, может, и навсегда.
И Толюн прорек:
– Мы же теперь сможем расчистить зону.
Следующие земные часы, «+»-многодневные, трудились вчетвером. Главным было образовать НПВ-зарядочную станцию на крыше из остатков оборудования системы ГиМ и сделать Ловушки-хранилища, чтоб складывать в них все, что соберут, НПВ-схроны. Задачи были новые и интересные, никто не стоял над душой, все было под рукой, времени хватало – работа шла споро.
Во второй половине этого дня, текущего с крыши башни, в обезлюдевшую зону опустились светящиеся голубовато «выросты» – и принялись собирать, захватывать, втягивать также голубеющие от их прикосновения, уменьшающиеся в искорки обломки бетона и арматуры, искореженную технику.
Делалось это столь быстро и бесшумно, что единственный видевший все человек, комендант Петренко, думал: то ли ему это снится, то ли он сошел с ума; даже не стал звонить начальству.
Если бы сие наблюдали сотрудники отдела Мендельзона (краевых НПВ-явлений), то они, вне всякого сомнения, истолковали бы видимое в духе гипотезы своего шефа о «явлениях последействия Шаротряса». Но поскольку из-за завалов доступ в свое помещение в башне был труден, они сочли за благо на работу в сей день не выйти. И ничего не увидели. А жаль.
На следующее утро Петренко показал очищенную зону Бурову: так, мол, и так, на моих глазах все ушло вверх. Как, почему – не ведаю. Будто оправдывался.
6
349-й день ШараДень текущий: 17,3941 сентября, или 18 сентября, 9 час 27 мин 30 секНа уровне зоны: 18 сентября, 18 час 55 мин
Так к новому направлению присоединился Виктор Федорович.
Хуже того, вышло, что вторым «подопытным» после гусей, на которых открыли и опробовали эффект – впоследствии названный ОО-РР, – оказался в освоении и испытании его именно новоиспеченный главный инженер.
Он – новая метла, которая чисто метет, герой Шаротряса и прочее – завелся, увидев очищенную без его ведома зону, взмыл наверх, чтобы узнать, распечь, снять стружку и привести в чувство. Новациями его не возьмешь, душу не тронешь, он сам мастер новаций. Хорошо, конечно, что расчистили, одной проблемой меньше. Но почему без него решили и действуют?! И куда все дели, там же много ценного…
На уровне К110: 18 + 43 сентября, 16 час
(мастерские для НПВ-схронов)
…Жизнь была чудом – и она была жизнь.
Показать, куда дели собранный в зоне хлам, можно было единственным способом: поместить Виктора Федоровича в ту же Ловушку типа «ящик». В НПВ-хранилище, НПВ-схрон с К50. Потому что выпростать все из него в комнате на 149-м уровне было некуда.
Повороты ручек – из «ящика» выступило прозрачное, заметное только по искажению предметов, облачко и втянуло уменьшающегося Бурова. Он там начал светиться и растерянно-быстро сучить ручками-ножками. А когда через полминуты выпустили (при К50 он провел там, мечась и брыкаясь во тьме и неизвестности, полчаса), он сел на пол – голый, беленький, без шевелюры и бровей, только на правой руке ЧЛВ на металлическом браслете, – смотрел на Панкратова и Климова широко распахнутыми глазами, блаженно улыбался и тянул:
– Ми-ишкааа… что-о-о это-о-о?
Потому что Буров все-таки был Буров: прежде всего инженер-исследователь, а уж потом главный или еще какой-то.
Дали прикрыться, одели во что нашлось, потом объяснили.
– Ребята, это же решение тысячи проблем!
Виктор Федорович сразу настолько включился в проблему, что за время пребывания наверху в этот же день 18 сентября успел обрасти волосами и бровями.
Так он стал пятым в этом деле. Впрочем, по вкладу своему скоро опередил других, сравнялся с Панкратовым. Буров был Буров.
Что же до криминальной стороны нового направления – а она отчетливо проступала за «явлениями последействия», – то Виктору Федоровичу хорошо запал в душу тот жест мэра. Да и что творилось вокруг, он видел и понимал. Не тот случай, чтобы чистоплюйничать и воротить нос.
И других присоединяли осторожненько, по одному и по мере необходимости.
…Создававших и испытывавших Ловушки и далее всегда можно было отличить от прочих по общему признаку: или вовсе нет волос на лице – даже бровей и ресниц, – или чуть отрастают. Тот самый эффект ОО («остричь-обрить»), но обращенный против них самих. Работать с крутыми барьерными НПВ без того, чтобы ловушечный язык не задел, не лизнул, невозможно – вот и… Спецодежду покрыли металлическими лаками, на головах каски – а с лицами просто беда. Сочинили экранные сетки, вроде противомоскитных, только из проволочек, но какая же в них работа! Вот «верхние» и выделялись безбровостью и тюремной стрижкой. А о такой роскоши, как усы и борода, им не стоило и мечтать.
Глава 6
Дневник Любарского за 18–20 сентября
От людей во Вселенной требуется ум и тонкость.Грубости и безумия в ней и без них достаточно.К. Прутков-инженер
Катагань: 18 сентября, 14 час 25 мин
I
Сегодня утром похоронили Валерьяна Вениаминовича. Рядом с Александром Ивановичем. И как-то наспех. Будто не всерьез…
Так уж получилось. То ли оттого, что вторая смерть последовала слишком быстро за первой, а там все израсходовались с эмоциями; то ли драма Шаротряса всех подавила… Из городской «элиты» прибыл один Страшнов.
Ну, бог с ними. У меня лично впечатление, что Валерьян Ве-
ниаминович как-то не совсем умер; телом – да, кровоизлияние в мозг. Но идеями своими, мыслями, всем сотворенным здесь, Шаром предсказанным, Вселенной открытой (при моем участии) – нет. И это надолго.
II
Для меня это тем более важно, что со вчерашнего дня я директор НИИ. Выбран на альтернативной основе, в конкуренции с Валей Синицей – в духе времени.
Никаких иллюзий, почему выдвинули и поддержали именно меня, Бармалеича, доцента-расстригу с мягким характером, у меня нет: чтоб каждый делал, что хотел. Ну-ну…
Наиболее прав все-таки Миша Панкратов: здесь хозяин не человек с титулом, не коллектив даже руководящий (создали и та-
кой: координационный совет) – а само НПВ. Мир неоднород-
ного пространства-времени с собственной Меняющейся Вселенной в глубине.
И Пец не был особенно хозяином; только и того, что мог завестись, круто обойтись, вышибить в двадцать четыре часа. И Александр Иванович при всей его активности и напоре тоже. Решения и дела навязывали проблемы, а они все шли от НПВ, от осознания возможностей неоднородного мира. Валерьян Вениаминович шел впереди по осмыслению. Этого надо держаться и мне.
Позаботиться о памятнике; лучше, наверное, общий. Основоположникам. Обсудить с Зискиндом.
III
Между тем положение настолько серьезное, что неясно: что я принял под свое руководство – институт или бывший институт, ныне бездействующие развалины?.. Башня парализована и полуразрушена, зона завалена. Помощи ждать неоткуда, финансирования тем более – нам уже преподали урок. Проникнуть в лаборатории и мастерские и то теперь проблема.
Система ГиМ, венец нашего творчества, разбита при падении Корнева.
Пец начинал с нуля, а я, похоже, с отрицательных величин.
Тут не до философских осмыслений, надо крутиться и выкручиваться. А я этого сроду не умел.
Катагань: 18 сентября, 16 час 35 минНа уровне К24: 18 + 18 сентября, 15 час 40 мин
I
Предыдущую запись я сделал в своем номере в гостинице «Под крышей» на 144-м уровне; он у меня есть, как и у каждого, работающего на верхних уровнях, – «верхнего». И более обитаем, чем мое земное пристанище на Пушкинской, в квартире вдовы Пеца, Юлии Алексеевны.
Эту делаю в директорском кабинете.
По земному счету минуло 2 часа 10 минут. По верхнему, «подкрышному», – более десяти суток. Для меня, поскольку я мотался вверх-вниз и наружу, – меньше. ЧЛВ отсчитали четверо суток; по ритмам телесных отправлений: питание, сон, т. д. – тоже так.
II
Но главное: вскрылась глубинная причина гибели Корнева и Пеца (именно глубинная, не для следователей). Да пожалуй, что и Шаротряса. Тем более что Валерьян Вениаминович сам задал Иерихонскому рассчитать прогноз; тот сделал, указал время. И выдворил людей из башни Пец именно поэтому. Знал, знал!.. Так почему? Потому что приговорил. Институт свой приговорил. И Шар.
III
Вскрывает сие записанный ретроаудиоавтоматом Бурова разговор Пеца и Корнева 16 сентября в просмотровом зале моей лаборатории после той их малость скандальной встречи. В последние часы жизни Александра Ивановича. Особенно его монолог, откровение о первичном смысле цивилизации, да и вообще о разумной жизни – как разумно-безумной приправы космических процессов.
Эти записи дал мне Васюк, лучший друг Корнева; он их первый прослушал. Их многие еще будут слушать, вникать – для некоторых это будет духовный Шаротряс. Я сам еще прихожу в себя.
Под видом одного – другое, да еще какое другое-то! Не мы делаем – с нами делается. Разумная активная жизнь как согласованное помешательство на своих потребностях в масштабах планеты для исполнения мировых процессов… славно!
(Впрочем, я – астроном, астрофизик и причастен к этому меньше других. Мой предмет исследования – настоящий мир. Большой. Вселенная. Наша фирма веников не вяжет, как говорит Дуся Климов.
Так что, может быть, правильно выбрали именно меня директором; хоть и не из тех побуждений. Ничего.)
Эти выводы сразили их автора, Корнева. (Он был даровитый деятельный человек, но в плане философском – слабак, я это замечал. А глубокое мышление требует не меньшего бесстрашия, чем идти под пули.)
От них же – а еще больше, пожалуй, от смерти Александра Ивановича – растерялся и Валерьян Вениаминович. И в минуту слабости решил: да пропади он пропадом, этот Шар!
Так все и получилось: в самые критические минуты и секунды здесь не оказалось никого, кто бы знал, что делать.
Потом Пец все-таки овладел собой. Затем и ситуацией. Успел.
IV
Нашел Бурова, Зискинда – последних, кто был с ним, – расспросил. Да, примерно так и было. И этот финт с назначением двух главных инженеров – тоже от растерянности. Но Виктор Федорович вел себя молодцом; прощаю ему за это все прошлые выпады в мой адрес. И будущие.
Но главное, теперь мы это знаем. Болезни без диагноза не лечат.
А эту запись я делаю в «пецарии», кабинете 2 Валерьяна Вениаминовича на уровне 122. Сюда он уединялся поразмышлять вне времени (на 122-м уровне это так). Здесь компьютер, раскладушка, стол, кипятильник для чая, стакан, заварка (чай цейлонский), начатая пачка вафель и… и всё. Табло времен на стене; они у нас всюду. Сейчас оно темно, Людмила Сергеевна еще восстанавливает свою киберсеть.
А без табло – как при свечах или лучине.
Да и вид из широкого окна – во тьму, ни на что, как везде на верхних уровнях. На само пространство и немножко на время.
I
…И похоже, именно здесь я принимаю у Пеца настоящие дела. В глубинном плане: дела-мысли. Он мне говорил, что продолжил работу над своей теорией. «В октябре ахну докладище – закачаетесь». М-да… Здесь много дискет с текстами и формулами, надо вникать. Творческое наследие.
II
Теперь он мой, кабинет 2. Был «пецарий», стал «любарий». И компьютер мой. На нем, а не в тетрадке отныне поведу дневник.
Продолжение дневника на дискете:
350-й день Шара и 601.813.314 шторм-цикл миропроявления в МВДень текущий: 18,5468 сентября,или 19 сентября, 13 час 7 мин 23,73 сек в КатаганиНа уровне К122: 19 + 66 сентября, 17 час 15 мин
I
Такая запись означает, что Малюта запустила координационную сеть времен и контроля. Засветились табло времен – и радуют глаз так же, как вспыхнувшие после перебоя с электричеством лампочки в домах.
НПВ-цивилизация продолжается. Оживаем.
II
В институте не так и много произошло за эти дни, не успело: верх пока почти вне игры. Но кое-что есть:
…чудесным образом расчистилась зона! Какие-то приспособления Миши Панкратова, я еще не разобрался, этим занимается Витя Буров… пардон, Виктор Федорович, главный инженер. (Он, если его не попросить, ничего не расскажет, мы и раньше не очень ладили.)
Главное, нашлось НПВ-решение проблемы. Свое. По Корневу. И не понадобится ваша техника, господин мэр. (Меня до сих пор жжет стыд за эту сцену: просили, унизились… мы, из более серьезного и мощного мира! Перед кем?.. И получили пинок в зад. И поделом. Впредь наука.)
Как бы то ни было, народ уже проникает в свои лаборатории и мастерские, начинает действовать, работать – в ускоренном времени и обширных пространствах. А коли так, то все наладится.
III
Зискинд рассказал о последних минутах и последних словах Пеца: «Любарск… он знает».
О чем, что? Я много чего знаю. Что он имел в виду?..
Что-то глубинное и очень важное, раз перед смертью вспомнил. Может, ответ здесь, в его дискетах?
IV
Вникаю в дискеты.
(…самое великолепное: В. В. Пец, директор многотысячного уникального НИИ, клокочущего небывалыми делами и проблемами, отметал их все, запирал кабинет, уходил сюда и занимался теорией. Да какой!
Главная работа была здесь.
Все правильно, Вениаминыч. Пока на вопрос Саши Корнева: «Все эти мальчики с голубыми, синими, серыми, карими, черными… но непременно одухотворенными глазами, со способностями и мечтой, с энергией и умением… мы-то с вами что такое? С нас начинаются экспоненты необратимого изменения мира… каждый выдает что-то новое, открывает дороги-возможности, по которым устремляются толпы жадных дураков…» – нет ответа, мысль должна быть впереди дел. Обязана!)
V
И все же, все же – это его «Любарск… он знает». Что знаю-то, Вэ Вэ?! Я много чего знаю.
День текущий: 18,5879 сентября, или 19 сентября, 14 час 6 мин 25,16 секНа уровне 122: 19 + 82 сентября, 6 час 58 мин603.253.223 шторм-цикл миропроявления в МВ
Через земной час от предыдущей записи.
I
Я ретрю, оглядываюсь назад, а в НПВ все делается быстро. Время вообще не склонно ждать копуш и тугодумов, а ускоренное в десятки и сотни раз тем более. Решениями мне за всем не угнаться. Остается мыслью. Директор-философ, он же летописец. Пимен в келье с компьютером и дискетами на 122-м уровне, милое дело!
II
Итак, вот что я прохлопал: НПВ-Ловушки. В чем они проявили себя. Только в деле, к которому я не знал, как подступиться: полной расчистке зоны от обломков и искореженной техники.
– Я ни при чем, это само вчера как-то… – сказал комендант Петренко, встретив меня утром на проходной для доклада.
Обломки и лом голубели, светлели и уносились, по его словам, ввысь. Как в небеса. А ведь там их было на сотню самосвалов, не меньше.
Это знак того, насколько это направление развилось и далеко пошло. И еще пойдет. Насколько далеко и куда?..
III
Но самая суть, по порядку.
Первое. Способ найден молодым да ранним Мишей Панкратовым: электрополевое сосредоточение НПВ с высокими К в малых объемах. НПВ-концентраторы, НПВ-конденсаторы. С последующим выпусканием неоднородного пространства-времени – с помощью регулировки полей – в виде луча или языка в нужную сторону.
Сначала луч/язык предназначался, чтобы дырявить бетон и прочие непроводники; это он исполнил еще до Шаротряса, я видел образцы. Но далее обнаружилось, что выпущенным НПВ-языком можно захватывать предметы и помещать их внутрь концентратора. Отсюда и слово «Ловушка»: раз – и дотянулся, раз – и взял, раз – и нет!
От них, от их работы произошли и все те «выросты» в ночь после Шаротряса, «явления последействия». А Бор Борыч-то!..
IV
…По теории, по замечательной теории Пеца, в которую я сейчас вникаю, – ничего особенного, пустяковый эффект. В основном есть Пространство – сверхплотная сверхупругая среда; вещественные тела в нем как пена на воде. Почему бы потоку или струе такой среды не делать с телами все то, что вода делает с пеной? А заодно и упаковка-уменьшение в К раз, если это НПВ.
…И полевое управление от той идеи Пеца – Корнева, от которой пошла система ГиМ…
(ДЕЛОВОЕ: Проверить, насколько восстановима система ГиМ! Срочно!)
…затем и мои пространственные линзы, синхронизаторы Бурова и поисковая НПВ-автоматика Люси Малюты. Можно сказать, что НПВ-Ловушки это система ГиМ, только обращенная не к звездам-галактикам, а к земным предметам.
Но вот в том-то все и дело, что к земным. На земле все – чье-то. Это такой поворот!
Второе. Миша и Аля Панкратовы в Шаротряс были здесь, наверху. И Аля, которая ходила на сносях, родила. Двойню. Мальчишек. Им уже по несколько месяцев (в «Подкрышии» же), и они умеют улыбаться. Сам видел.
Почему я написал «Второе»? Первое. Нулевое, черт побери! В НПВ родились люди, что может быть первичнее? Да еще в Шаротряс, в грозу и бурю.
И в силу обстоятельств они будут здесь жить. Шекспир писал: «Мир должен быть населен!» Уточню: НПВ-мир тоже. Так что я за.
И Зискинд, помнящий бурю споров вокруг его Шаргорода, из-за которой он ушел, а теперь вот вернулся, тоже за.
(ДЕЛОВОЕ: Миша – парень самолюбивый, благодеяний не примет; но все-таки предложить им занять «квартиру» на уровне К7,5, в бывшем кабинете Валерьяна Вениаминовича и приемной. Он пустует. А то на уровне К144 слишком уж круто.)
