Глава 16
Рокко посмотрел с сомнением на Лизу:
– Уверена?
– Да, – вздохнула та с таким видом, будто готовилась прыгнуть в огонь преисподней.
– Пути назад уже не будет, Лиза. Как только ты это выпьешь…
– Я знаю, Рокко. Я все для себя решила. Мне не нужно пути назад. Сегодняшняя ночь показала мне, кто я есть, и теперь я хочу показать это Фабиано.
Рокко грустно кивнул:
– Ну… Тогда – за Рику! За то, чтоб она выкарабкалась из Ластера живой, невредимой и замужем за каким-нибудь наиблагороднейшим синьором!
– За Рику!
Два наполненных игристым вином бокала звякнули друг о друга. Лиза, морщась, выпила свой до дна, Рокко остановился на четверти. Укоризненно посмотрел на «собутыльницу»:
– Это ж вино. Им наслаждаться положено. А ты глыщешь, как самогонку.
– А есть самогонка? – спросила Лиза, утирая выступившие слезы. Тут же чихнула – пузырьки газа попали в нос. А чихнув, засмеялась.
– Куда тебе самогонки, – задумчиво протянул Рокко. – Тебе, по-моему, уже вообще довольно.
Лиза с возмущением стукнула бокалом по столу:
– Давай еще!
– Потом стыдно будет, – честно предупредил Рокко.
– Зато до сих пор не было! Хоть узнаю, что такое. Мне лучше – смерть, чем этому Фабиано ввериться! Каков мерзавец! А помнишь, как он на ремонт дороги собирал? А? Так ведь и не отремонтировал ни Диаскола! Сам теперь, дурень, этой же дорогой и мучается! Наливай, а то прямо с бутылки пить стану!
Рокко потрясенный напором и энергетикой Лизы, наполнил ее бокал, подлил себе и твердо решил пить больше, чтобы бедную монахиню совсем уж не унесло в такие дебри, откуда возврата нет.
– В работный дом пойду, – выдохнула Лиза, ополовинив еще один бокал. Рокко услужливо подвинул ей грушу, которой та и захрустела. – Там, говорят, вообще ни сна, ни роздыху – только упирайся, шей-стирай. Ну и ладно! Когда работы много – времени думать нет. А несчастья все – они от думаний. Так вот живешь-живешь себе, в грязи по ноздри, ничего-то вокруг не видишь, а помыслами – с Дио. И счастье такое на душе, Рокко. И хорошо так… А потом увидишь, что у этой свиньи толстозадой в церкви напрятано, да еще шкура эта медвежья, и ковры, видите ли… Вот тут-то разом все счастье заканчивается! Ну что смотришь? Плохая из меня монахиня, да?
– Офигительная, – честно признался Рокко. – Других таких отродясь не встречал. Я их вообще не встречал, честно признаться, но представлял как-то иначе.
Лиза всхлипнула, допила вино. Рокко, спохватившись, опустошил свой бокал, налил по-новой.
– Вот и все так говорили, – причитала Лиза. – Ты, говорят, красавица, нашла бы себе мужа, зачем тебе этот монастырь… А я, дура, уперлась… Все с верой своей. А разве может быть Дио, коли у него в церкви такое устроено, скажи?!
Рокко представил себе, «какое» в данный момент устроено в церкви и содрогнулся. Дио, должно быть, очень крепко спит или же конкретно сейчас смотрит в какую-то другую церковь. А зря. Глянул бы на Гиацинто взором своим огненным. Припугнул бы жречонка.
– Скажи, Рокко. – Голос Лизы стал вкрадчивым. – А ты когда-нибудь был с девушкой?
Рокко вздрогнул. Глаза Лизы как-то по-особенному поблескивали, отражая искорки носящихся вокруг блуждающих огней. «Дожились, – с тоской подумал он. – Это ж где мне теперь силы да воли набраться? У меня и веры-то никакой нет, одна только порядочность врожденная… Эх, Рокко… Говори правду! Твоя правда – она кого хошь отпугнет. Судьба твоя такая, благородный ты рыцарь».
– Многие десятки раз, – признался Рокко. – Мы с Гиацинто ездили в публичный дом в Дируоне. Аргенто не знал, Фабиано – тем паче. Личины сменим – и айда.
Рокко приготовился к выплескиванию вина в лицо, пощечинам и воплям, на худой конец – к холодному презрительному взгляду. Но глаза Лизы только еще сильнее засверкали. Она подалась вперед, будто готовясь выслушать интересную историю.
– И как?
– Что – «как»? – нервничал Рокко. – Ну… По-разному, по-всякому. Тебе-то что за интерес? Ты парня расспрашиваешь! Хочешь узнать, так девчонок спрашивай. Хотя, где тебе таких девчонок найти – вопрос, конечно.
– А у меня и времени нет никакого, – вздохнула Лиза. – Девчонок искать. Прилетит сейчас Фабиано, увидит меня пьяной… Разорется! А я и скажу, что в работный дом собираюсь. И все. И матери никаких денег, и вообще все впустую. Вся жизнь, все восемнадцать лет! Ради чего? Только вот тогда себя человеком почувствовала, когда подонком этим вертела, как хотела. Так что ж, призвание мое – в проститутки идти, в тот публичный дом?
– Ну зачем же сразу… – пробормотал Рокко. – Не обязательно.
– А куда? – Лиза прикончила залпом очередной бокал, и Рокко долил остатки. – Скажи, милый ты мой Рокко? Когда вся жизнь моя, все призвание – в прах рассыпались. Нету ничего! Сижу тут одна… С тобой… Пьяная…
Уронив лицо в ладони, Лиза принялась рыдать. Рокко допил свое вино, потом – вино Лизы и, скрепя сердце, подошел к ее стулу. Наклонился, обнял за плечи.
– Ты, конечно, пореви, это дело хорошее, – тихим, успокаивающим голосом сказал он, – да только ничегошеньки страшного с тобой пока не случилось. Тут главное придумать, как опасности избежать, а призвание – потом отыщется. Я вот первое попавшееся выбрал, к Аргенто в пасынки пошел. Ни разу не жалею. Да, бывают у нас разногласия, и впахивать приходится. Но ведь и деньги зарабатываю, и себя уважаю, и Аргенто, как бы ни чудил, а добрейшей души негодяй. И ты обязательно найдешь, куда приложиться. Только от Фабиано тебя отобьем как-нибудь. Он же обмолвился, что меня заставит ритуал проводить – я и проведу. Перенесу тебя куда-нибудь…
– На двенадцать часов назад, ага, – хихикнула сквозь слезы Лиза, и Рокко уловил в этом хороший знак.
– Ну, не обязательно… Я сейчас Несси растолкаю, она вроде знает, где еще такие шкафы есть. Можно будет договориться. Да что ж мы время-то теряем?! Фабиано вот-вот приедет! Обратно-то он быстрее доберется, не так и снежит.
Рокко дернулся к лестнице, будить Ванессу, но Лиза удержала его за руку.
– Ты обо мне не волнуйся, – сказала она. – Мы ведь… Мы ведь думать хотели, как Рику вызволить. А я… Рика? – вздрогнула она. – Это ты?!
Рокко рывком приблизился к столу, наклонился. Вдвоем, щека к щеке, склонились над блюдом, через которое прослушивали разговор Фабиано с Выргырбыром. Помещение осталось тем же – каменные стены, черный шкаф. А вот вместо Выргырбыра оказалась живая и настоящая Энрика в красивом платье, а из-за плеча ее настороженно выглядывала незнакомая девушка в короне.
– Лиза? – воскликнула Энрика. – Рокко?! Как же здорово снова вас видеть!
Радовались бурно, но недолго. Рокко взял ситуацию – вернее, Лизу, – в свои руки, осторожно прикрыв ей рот.
– Рика, – деловым тоном начал он. – Доложи обстановку. Где ты, как ты, что вообще с тобой происходит? И где Выргырбыр?
– Гуггенбергер? – переспросила Энрика и посмотрела вниз. – Тут. Сесилия его канделябром треснула, хорошо если не убила. А я вот-вот принцессой стану, представляешь? – Тут она показала на корону девушки, которая уже перестала бояться и заулыбалась. – А потом меня дракону скормят. Нильс в темнице, его казнить хотят! А твой шарик – он меня ненавидит!
Рокко терпеливо слушал, кивал, а когда Энрика остановилась вдохнуть, заговорил быстро и четко:
– Значит, так, Рика. Я сейчас иду наверх будить Ванессу. Она обмолвилась, что, может, сумеет вытравить метку. Ты ищешь у Выргырбыра серый порошок. Сразу не рассыпай, мне покажешь! Там разные могут быть. Твоя Сиси-ли-я читать умеет?
– Нет, – хором ответили Энрика и Сесилия.
– Ладно… Значит, я буду говорить, а она – повторять.
– Постойте! – Лиза оторвала ото рта ладонь Рокко. – Рика, ты в монастыре?
– В чем? – вытаращилась на нее Энрика. – Ах, да! Лиза, нет никакого монастыря! Фабиано заманивает девушек в замок, чтобы они становились женами Вдовствующего Принца, чтобы их жрал дракон!
– Дракон? – встрепенулся Рокко. – Речь о проклятии, я правильно понял?
– Ну да, тут все подробно описано, – подняла здоровенную книгу Энрика.
– Ясно. Не вздумай выходить за принца!
Энрика нахмурилась:
– Почему? Если я вернусь с кольцом…
– Рика, это проклятие! Вернувшись с кольцом, ты приведешь за собой дракона, и он уничтожит Вирту. Ты будешь обречена, понятно?
– А сейчас я что – не обречена?! У меня церемония через полтора часа, а я еще даже ножей не украла!
И снова вмешалась Лиза:
– Нет монастыря? Совсем-совсем?
– Никакого монастыря, – сказала Энрика, с жалостью глядя на подругу. – Тут даже в Дио никто не верит. Вся эта глупая вера сделана только ради того, чтобы таскать принцу новых невест и любовниц. Гуггенбергер пытался принца хоть от любовниц отговорить, так его плетьми высекли. А Фабиано просто наняли за деньги, понимаешь? Я сама сразу не поверила.
– Я верю, – мрачно сказала Лиза. – Я уже всему верю.
Рокко поднялся со стула:
– Ладно, девочки. Сплетничайте. Я пошел в логово дракона.
Рокко бегом взобрался на второй этаж, на цыпочках прокрался мимо спальни колдуна и постучал в дверь к сестре.
– Эй, Несси! – полушепотом полупрокричал он. – Проснись! Ты одета? Войти можно?
– Не одета, можно, – послышалось с той стороны.
Рокко толкнул дверь, сунулся внутрь и тут же, ругаясь неприлично, выскочил обратно.
– Дура! Спросил же, как человека!
– Я тебе по-человечески и сказала!
– Хоть укройся!
– Жарко!
– Окно открой!
– Замерзну! Ладно, Диаскол с тобой, дева застенчивая. Халат накинула. Заходи.
Рокко повторил попытку. Ванесса стояла посреди своей заваленной платьями комнаты в халате и зевала.
– Ну? Чего случилось?
– Рика, – выдохнул Рокко. – На связь вышла. Из Ластера. Готовимся ее перемещать. Ты мне нужна, чтобы снять метку!
Лицо Ванессы приняло обеспокоенное выражение.
– Эй, постой-постой, не так быстро. Я сказала: «может, сумею». Это не значит, что наверняка получится!
Рокко обессиленно опустился на пол, подперев спиной дверь.
– Вот стерва… Как же ты мне жизнь-то улучшила! – простонал он, колотясь затылком о дверь. – Ну и что теперь делать, а? Лиза, Рика, Рика, Лиза…
– А Лиза-то чего? – спросила Ванесса.
– Да вон, пьяная сидит, в монахини не хочет. И монастыря никакого нет, как выяснилось.
– Звездец, – охарактеризовала ситуацию Ванесса. – Ладно, слушай сюда. Помнишь тот пузырек, замедлитель волшебства?
– Потратил, – махнул рукой Рокко.
– Да ты совсем ополоумел?! – завопила, вцепившись в волосы, Ванесса. – Я ему помогаю, чем только можно, а он все мосты пожег и радуется! Ладно, – тут же успокоилась она. – Тогда так. Отправляйся к ней, женись, и вместе – обратно.
Рокко всесторонне обдумал план и нашел его блестящим:
– Только порошок-то закончился!
– Так ведь Фабиано подвезет.
– И что? Думаешь, он согласится на такое?
Ванесса со значением поглядела на брата и подмигнула:
– Ну а я-то тебе на что? Подстерегу, украду, задержу. Все, что хочешь, ради твоего счастья, даже и не сомневайся.
Рокко, вскочив на ноги, схватил сестру в объятия:
– Несси! Ты – лучшая, хоть и дура дурой!
– Пусти, – засмеялась та. – Все, ладно, пошел вон отсюда, дай одеться. Надо подумать, чем свекра отвлекать, заклинания подготовить.
Рокко вылетел из комнаты, сбежал по лестнице вниз и обнаружил, что стол окружает целое море слез, и потоп не думает заканчиваться. Пришлось добираться вплавь.
– Что такое? – попытался он перекричать бушующий шторм.
Ревели все трое: Лиза, Энрика и Сесилия.
– Рокко! – воскликнула Энрика, вытирая слезы передником Сесилии. – Я не смогу его бросить.
– Кого – «его»? – Рокко уже сам чуть не плакал.
– Нильса! Он… Он такой несчастный, там, в цепях! Скажи, ты знаешь какое-нибудь волшебство для освобождения узников?
* * *
Бесчувственного Гуггенбергера привязали к стулу и, по совету Рокко, крепко забили ему в рот яблоко. Повозиться пришлось изрядно, и Энрика начала нервничать. Это церемония через час начнется, а когда Нильса казнят – вообще неизвестно. Может, уже…
– Может быть, – сказала на бегу Сесилия, когда они покинули неуютную берлогу колдуна, – я и смогу выкрасть ключи. Есть там один стражник – так вот, он ко мне неровно дышит. И, как я слышала, с утра уже потихонечку отмечает. Да чего там, многие рано начинают. Все на нервах, из-за дракона этого.
Сесилия держалась за живот, так что со стороны казалось, будто ей стало очень-очень плохо и она пуще всего мечтает добежать до отхожего места. На самом же деле под одеждой она прятала ту самую книгу. Рокко повелел во что бы то ни стало ее украсть.
– А мне что делать? – спросила Энрика, всецело доверившись служанке.
– Вы пока в моей комнатке посидите, если не сочтете за…
– Не сочту!
Скоро, впрочем, Энрика поняла, что поторопилась. «Комнатка» Сесилии была еще меньше «каморки» Рокко. Даже непонятно, зачем было в столь огромном замке делать такое маленькое помещение. Еле-еле помещалась койка, окна не было, а под потолком висел колокольчик, очевидно, приводимый в действие «снурком».
– Ложитесь! – Сесилия отбросила покрывало. – Я вас укрою.
– А если кто зайдет? – спросила Энрика, уже забираясь в постель. – Что мне сказать?
– Простоните что-нибудь несчастное, – посоветовала Сесилия. – Подумают, что болею. Да и не зайдет никто, разве слуги, если вас искать будут. Вы им пискните, что больны, да где вы – не знаете. Они и отстанут. Да я быстро!
И, заботливо укрыв Энрику, Сесилия выскочила.
Энрика закрыла глаза. Теперь осталось только ждать. Вот самое сложное – ждать! Когда ничего уже сделать нельзя, лишь надеяться на кого-то. Как пережить эту страшную пытку?
Вскоре выяснилось, что пережить пытку довольно просто. Бессонная ночь, постоянная беготня и чувство страха подточили силы Энрики. Минуты две спустя она, чувствуя себя в тепле и уюте, провалилась в глухой сон.
Ей снился огромный зал и залитая светом сцена, посреди которой она стояла, почему-то с завязанными глазами, и играла на золотой скрипке реквием принцессы Леонор Берглер. Играла и плакала, потому что не было ни мгновения, чтобы сорвать повязку, увидеть лица людей, для которых старается. Это вдруг стало очень важным – увидеть их лица. Под повязкой глаза Энрики были раскрыты, но ее окружала тьма.
Тьма вдруг наполнилась винным смрадом и шепотом:
– Ах, драгоценная моя Сесилия! Как долго я ждал подходящего момента, чтобы я был достаточно пьян, а вы в полной мере беззащитны…
Энрика распахнула глаза, и сердце ее пропустило несколько тактов. Сознание сделалось ясным в мгновение ока. Это, видимо, и был тот самый стражник, который неровно дышит к Сесилии. Теперь он, – что грустно, – неровно и вонюче дышал на Энрику.
– Уходи! – пропищала она. – Мне плохо!
– Да! – в тон ей пропищал шарик из кармана платья. – Мне плохо, но ты можешь сделать мне сильно-сильно хорошо!
– Для того я и здесь! – воскликнул стражник и сорвал с Энрики одеяло. – Сколько же времени я копил свою черную страсть, чтобы выплеснуть ее…
Тут запас красноречия иссяк, и стражник, мерзко хрюкая, подмял под себя Энрику. Она попыталась кричать, но рот ей закрыли смердящим поцелуем. А что хуже всего, нижняя половина стражника медленно, но верно приближалась к желаемому.
«Надо было идти в работный дом!» – мелькнула ни к селу ни к городу мысль.
Энрика вцепилась зубами в нижнюю губу стражника. Тот невнятно завопил, рванулся. Энрика разжала челюсти, и тут же распахнулась дверь.
– Здесь эта нерадивая служанка? – заканючил противный голос, принадлежащий высокому стройному мужчине в лиловом одеянии, но даже отдаленно не напоминавший мужской. – О, да здесь сама фрау Маззарини!
Стражник – молодой, небритый, помятого вида мужчина, – с ужасом смотрел на Энрику, зажимая руками кровоточащий рот.
– Гюнтер Броцман, – представился лиловый. – Церемониймейстер его величества. Скажите, вам удалось сохранить невинность до брака?
– Удалось, – пролепетала Энрика, ощущая во рту тошнотворный вкус крови.
Церемониймейстер поглядел на стражника с жалостью:
– Болван и неудачник. Эй! Казнить его!
В комнатенку ворвались два стражника, схватили своего бывшего коллегу и вышвырнули наружу. Через узенькую дверь выволочь его бы не получилось, за раз мог пройти лишь один человек.
– Я не хотел! – вопил стражник. – Я думал, там Сесилия, клянусь!
– Он правда не хотел! – вскочила Энрика.
– Больше он уже никогда не захочет, любезная фрау, – улыбнулся церемониймейстер. – Учитывая то, на что он покусился, перед смертью его оскопят. А вы, пожалуйста, идите со мной, время начинать репетицию.
Энрика отползла к дальнему концу кровати.
– Нет-нет, простите, я… Мне дурно, давайте подождем еще немного!
– Нет времени ждать! – Церемониймейстер всплеснул руками. – Эй, дамы! – Он пощелкал пальцами. – Подготовьте фрау Маззарини, ее служанка куда-то задевалась. Платье пока оставьте, расчешите этот кошмар у нее на голове и сделайте, умоляю, что-нибудь приличное из этой зареванной мордочки! Принцесса должна выглядеть красиво, задавать тон всему королевству!
Теперь в комнатку влетели две стройные, но очень сильные дамы. Они были в платьях. Одна – в красном, другая – в голубом. На Энрику смотрели как на кусок дерева, из которого предстоит выточить произведение искусства.
– Нет! – только и взвизгнула Энрика, когда ее вырвали из постели. – Ой! – пискнула она, упав в жесткое кресло.
Кресло покатилось – оказалось на колесиках. Церемониймейстер толкал его сзади, а молчаливые дамы, с невообразимым проворством семеня задом наперед, колдовали над Энрикой. Одна быстро, ни разу не дернув, расчесала волосы, другая промокнула салфеткой лицо и слой за слоем наносила на него какие-то мази, порошки – Энрика отчаялась во всем этом разобраться. Кисточка у ресниц, казалось, порхала сама собой.
– Церемония предельно простая, фрау Маззарини! – разливался соловьем церемониймейстер. – Вам только и понадобится, что стоять, пока играет музыка, а на определенном такте идти к центру зала, к трону. Там его величество возьмет вас за руки, и вы обменяетесь словами ритуала. Не удивляйтесь, слова прозвучат непривычным для вас образом, его величество не упомянет Дио, ведь он в него не верит. Последними он произнесет следующие слова: «доколе смерть не разлучит нас». Тогда вам нужно будет сказать лишь одно слово: «Согласна!» Могу надеяться, что вы поняли?
– Поняла, – невнятно произнесла Энрика, потому что стоило ей открыть рот, как дама в красном принялась работать над ее губами.
«На что я теперь похожа?» – мысленно ужаснулась Энрика.
– Все так говорят, – сказал церемониймейстер. – Однако почти каждая принцесса замирает с открытым ртом, где не надо, или вместо «согласна» говорит «да». Я не сомневаюсь в его величестве Класене, ведь он человек опытный, потому даже на репетиции присутствовать не будет. Но с вами, фрау Маззарини, мы прогоним церемонию не меньше десяти раз! Бутафорская корона готова? – прокричал он, когда ноги Энрики врезались в двери тронного зала, распахивая их.
– Так точно, герр Броцман! – проворковала подбежавшая девушка, которой Энрика не видела. Заметила лишь подушечку с точно такой же короной, как… Как…
– Сесилия! – завизжала Энрика, пытаясь вскочить.
Ее удержали. Она и сама тут же поняла, насколько глупо себя ведет. Но все это не шло ни в какое сравнение с бегающей по замку служанкой в короне принцессы.
* * *
Нильс пребывал в спасительном забытье и, в общем-то, не жаловался на судьбу. Но внешний мир, жестокий и беспощадный, решил, что ему еще рано на покой. Он ворвался в сознание лязгом и скрежетом, такими настойчивыми и неотвратимыми, что волей-неволей пришлось открывать глаза.
– Ну, на этот раз я точно сошел с ума, – пробормотал Нильс.
Служанка в короне принцессы перестала мучить напильником прут решетки и посмотрела на Нильса.
– О, проснулись? – воскликнула она и помахала напильником. – А я вас спасаю.
– Да, я так и понял, – кивнул Нильс. – Это, видимо, и есть ваш гениальный план? Его Энрика придумала, или вы?
Девушка с удесятеренным усилием накинулась на прут и, чтобы пересилить звуки, уже не говорила, но кричала:
– Я спрятала госпожу Энрику, а сама хотела выкрасть ключ. Но тот парень, который мне мог помочь, куда-то потерялся. Ключ я не нашла. Пришлось забраться к слесарям и стащить напильник. Но ничего! Сейчас, еще немного…
Нильс прищурился, пытаясь в неверном свете свечей разглядеть плоды трудов служанки. Ну да, прут в месте трения уже начал блестеть. Значит, еще три-четыре недели, и можно надеяться.
– Рика, наверное, притягивает к себе таких же, – пробормотал он.
Служанка вновь остановилась, делая вид, будто прислушивается, а не устала.
– Я говорю, корона почему на тебе, чудо ты старательное? – спросил Нильс погромче.
Служанка вскинула глаза и ахнула:
– Корона! Вот же ж дура-то… Надо было спрятать.
И она тут же переместила драгоценность в карман передника, несколькими движениями в чем-то как будто закопала. До Нильса донесся запах апельсинов.
– Почему корона не у Энрики? – не отставал Нильс.
– А потому! – закричала служанка, скрежеща напильником. – Она без вас спасаться не желает! Мы через блюдечко с ее друзьями говорили – господином Рокко и госпожой Лизой. Они там порошок какой-то ждут, чтобы господин Рокко попал сюда и женился на госпоже Энрике, а потом вы все втроем сможете улететь домой! Только я с вами буду проситься, а то тут погибнет все…
– Лиза? – удивился Нильс. – С Рокко? А она разве не в монастыре? Лиза Руффини?
– Какая-то такая Лиза, да, – махнула рукой служанка и украдкой вытерла пот со лба.
Это простое движение, очевидно, что-то в служанке нарушило, потому-что из-под подола выскочила толстая книга и углом стукнула по ноге.
– Ай! – завопила девушка, прыгая на другой ноге. – Да за что же мне столько страданий?!
– Что за книга? – спросил Нильс.
Служанка, морщась от боли, подняла книгу и принялась пихать обратно под подол. Нильс деликатно отвернулся.
– Какая-то страшная книга, – поясняла служанка. – Там всякие ужасы написаны, про то как на родине госпожи Энрики какой-то толстый жрец девушек обманом на съедение дракону отдает нашему. Я сама толком не поняла, но эта самая Лиза должна была выйти замуж за принца в нынешнем году. Но вместо нее сюда попала Энрика, да и та не туда, куда полагается. И теперь – вот.
Сказав «вот», она вернулась к пруту. А Нильс, сжав правый кулак, дернул цепь. Впервые с момента заточения – дернул. Браслет резанул руку, но это чувство неожиданно принесло удовлетворение. Нильс боролся. Слабо и бессмысленно, но – боролся. И само это осознание придало ему сил.
– Кто писал книгу? – спросил он, когда служанка выронила напильник.
– Герр Гуггенбергер, мы его там связанным оставили, – гордо сообщила девушка. – Я его канделябром приложила – любо-дорого. А его, кстати, друзья госпожи Энрики так смешно называют: Выргырбыр! И ведь знаете, правда похоже…
– И он написал, что Фабиано поставляет ему принцесс? – перебил Нильс, ощущая, как его голос начинает звенеть от злости.
– Ну да, я же говорю!
Нильс зарычал. Схватившись за цепи руками, он подтянулся на них, напрягая все мышцы. Нет, не разорвать… Но его обязательно отстегнут. И тогда, даже если вокруг будет сотня вооруженных стражников, он покажет, чего стоит Нильс Альтерман.
– Уходи, – сказал он служанке.
– Ну уж нет, я обещала – я вас освобожу! – возразила та.
– Ты не слышишь? Сюда идут. Беги! Книгу эту спрячь как следует, передай госпоже Энрике. И скажи ей… – Тут Нильс заколебался. – Скажи, что даже если ничего не выйдет у Рокко, я не стану ее убивать. Скажи, что я встану между Фабиано и ней.
Служанка, уронив слезу, с гулким стуком ударила себя по укрепленному книжкой животу:
– Я ничегошеньки не запомнила, герр Альтерман! Скажу просто, что вы ее любите!
И убежала.
– Постой! – закричал вслед Нильс. – Нет, я не… А, ладно.
Он вновь обмяк на цепях, приберегая силы и заодно притворяясь изможденным узником. Но внутри – и Нильс чувствовал это отчетливо! – цепи, сковывающие его могучее сердце, осыпались ржавым прахом.
Шаги приближались. Уже доносятся обрывки разговоров. Кто бы это мог быть? Но вот один голос прорезался четче, и Нильс узнал Адама Ханна. Но чей же второй голос? Как будто тоже смутно знакомый.
Первыми, держа факела, вошли стражники. Фенкеля среди них не было, и Нильс даже предположить боялся, хорошо это или плохо.
Потом перед решеткой остановились другие стражники, эти целились в Нильса из винтовок, и тот встревожился: а ну как просто здесь и расстреляют?
Вслед за ними, в своей необъятной шубе, в поле зрения вплыл Адам Ханн. А рядом с ним, смеясь над какой-то веселой шуткой, остановился облаченный в парадную мантию принц Торстен Класен.
– О, Нильс! – воскликнул он, будто встреча состоялась случайно на прогулке. – А мы с Адамом как раз судили-рядили, каким бы этаким образом вам половчее расстаться с жизнью!
Нильс смотрел в глаза Адаму Ханну и не видел в них ни единой искорки смеха. Даже всегдашняя улыбка покинула его губы.
– Ну что? – спросил Нильс. – Отомстил, а легче не стало?
– Закрой рот, Нильс, – поморщился Адам.
– А с чего бы это? Сам ведь говорил, я не умею сопли размазывать, и все попытки выглядят фальшиво. Так вот сейчас я говорю с тобой прямо.
Адам прищурился. Видимо, что-то в голосе Нильса его заинтересовало, но принц Торстен счел нужным вмешаться:
– Видите ли, герр Альтерман, дело не в том, чтобы научить вас правильно разговаривать. Речь про то, чтобы заткнуть вас навсегда. Ну чего вам стоило сидеть спокойно в Вирту? Нет, понеслись в Ластер, убивать мою любимую невесту. Как будто здесь без вас некому ее убить!
И принц рассмеялся визгливым смехом, который быстро перешел в сдавленное хихиканье. Адам досадливо поморщился, косясь на своего спутника.
– В каждом слове так и слышится скорбь по Леонор, да? – усмехнулся Нильс.
– Закрой. Рот, – скрежетнул зубами Адам.
– Да брось! – Нильс подобрался на цепях. – Это ты ее любил, Адам. Ты до сих пор скорбишь по ней так, будто она умерла вчера! А этот подонок… Да ему наплевать! Ты посмотри, он смеется!
Торстен рванулся вперед, вцепился руками в прутья и зарычал, как зверь, раздувая ноздри.
– Замолчи! – велел он совсем другим голосом. – Ты знать не знаешь, каково мне, Альтерман! Представь себя на моем месте! Ни умереть, ни вымолить прощения. Снова и снова предавать смерти невинных дев. У меня был выбор: сойти с ума или научиться смеяться. Знаешь, похоже, я прошел где-то посередине.
Принц снова начал хихикать и медленно опустился на пол. Адам придержал его за локоть.
– Ну-ну, ваше величество, – пробормотал он. – Держитесь…
Нильс не отводил глаз от гримасничающего лица принца.
– Прощения? – переспросил он. – За что? Колдуна, который наслал проклятие, так и не нашли, верно? Да и не было никакого колдуна. Я смотрел заключения Гуггенбергера, хотя мне и не полагалось. Откуда же взялся дракон? Чем вы так прогневили судьбу, Дио, Диаскола?
– Я не знаю! – заорал Торстен. – Я пятнадцать лет задаю себе этот вопрос каждую минуту! Я задавал этот вопрос дракону, но не слышал ответа! Проклятие поразило меня ни за что. Но я держу этот удар. Я стою один, и в лицо мне веет ветер судьбы. Быть может, когда-нибудь, за весь тот ужас, что я терплю, мне воздастся. А вы… Вы, герр Альтерман, однажды утопили в выгребной яме плоды моих усилий. Знаете, чего мне стоило пережить этот год? Когда власть Класена проклинал каждый доходяга в городе? Знаете, каких ресурсов стоило отстроить жилища, выплатить субсидии, вылечить раненых и утешить вдов? Нет, герр Альтерман, вы понятия не имеете. Вам хотелось поиграть в благородного героя. Так и погибайте же, как герой. Стража! Вывести его! Будет буянить – стреляйте в ноги.
Решетку отворили. Четверо стражников вошли внутрь. Двое нацелили винтовки на колени Нильса, двое принялись его освобождать. Одна рука на воле, вторая, теперь черед ног… Напряжение разлилось в воздухе. Стражники ждали неосторожного движения, и Нильс понял, что сейчас не сможет сделать ничего. К тому же здесь Адам, и обе руки он держит в карманах шубы. Мгновения не понадобится ему, чтобы выхватить пистолеты и открыть огонь.
«Ну а ради чего мне беречься?» – скептически спросил себя Нильс. И вместо ответа представил перепуганное лицо Энрики. «Ну помощи же!» – кричала она.
– Руки за спину, лицом к стене, – скомандовал один из стражников.
Нильс подчинился. За спиной руки тут же сковали наручниками с короткой цепью.
– Ну и что, мне отрубят голову? Или повесят? Может, расстрел?
– Интереснее, Нильс, – ответил Адам под аккомпанемент истеричного хихиканья Торстена. – Ты будешь драться с драконом и погибнешь.
Нильса развернули лицом к Адаму и принцу.
– Что? – Нильс переводил взгляд с одного на другого. – Драться с драконом? Чем?
– Голыми руками, – оскалился Торстен. – Какой дурак даст тебе оружие? Мы все хорошо знаем, что ты умеешь с ним делать. Хватит! Тащите его на бойню. Там можно будет снять наручники, но не спускайте с него винтовок.
Под прицелом десятка винтовок Нильса повели мрачным коридором. Каждый раз, как он спотыкался, все замирали, и слышался скрип от скольжения пальца по спусковой скобе. Менее чем в шаге от смерти…
Адам и принц шли сзади, и Нильс решил испытать удачу в последний раз в жизни. Когда-то же эта сука должна улыбнуться и ему.
– Адам, – сказал он, – мне вот что не дает покоя насчет той ночи, когда погибла Леонор. Почему пропала корона?
– Эй, выдайте-ка ему прикладом в затылок, чтоб не разговаривал! – посоветовал принц развязным тоном, но скрыть волнения ему не удалось. Нильс его услышал. Значит, услышал и Адам.
Нильса несильно стукнули прикладом. Стражники понимали, что если его вырубить, то придется тащить, а это дело ой какое нелегкое.
– Каждый год дракон жрет принцессу, но оставляет корону, как насмешку и напоминание. А вот Леонор он съел вместе с короной. Почему?
– Хватит, Нильс, – попросил Адам усталым голосом. – Ты сочиняешь на ходу.
Да, Нильс сочинял на ходу. Но он много думал над всей этой историей, и до своей ссылки в Вирту, и во время нее. Многое казалось странным. Многое стало на место сейчас, после рассказа служанки. И некоторые мысли, некогда оставленные без внимания, теперь поднялись, заострились и полетели к призрачной пока цели.
– А как тебе такой момент: дракон каждый год ест либо одну принцессу, либо разносит весь город, а в первый год сожрал одним махом принцессу и фрейлину. Почему так? Кажется, здесь остались некоторые загадки. Ваше величество, вы никогда об этом не задумывались?
Растолкав стражу, принц выбежал перед Нильсом и, приподнимаясь на цыпочки, чтобы хоть немного поравняться с ним ростом, прошипел:
– Ты, я вижу, не устаешь бередить старые раны? Что ж, герой, я добавлю тебе героизма. Эй, срежьте с него шинель!
Пока стражники кромсали ножами одежду Нильса, превращая ее в черные тряпки на полу коридора, Адам Ханн протиснулся мимо принца и, не оглядываясь, пошел к выходу.
– Адам! – крикнул ему вслед Нильс. – Прошу, хотя бы просто подумай над этими вещами!
Ответом ему послужил хлопок двери.
