39

Пока Мари неслась вместе с Ригелем через лес, она приняла решение. Она не знала, что именно послужило толчком, гнев или дарованная Великой Богиней интуиция – ей хотелось бы верить, что и то, и другое, – но она точно знала одно. Ей надоело прятаться. Она не станет пробираться в Племя, как перепуганный вор. Она потребует освободить Ника, и горе тем, кто попытается ее остановить.

Землеступы были миролюбивым народом; они работали на земле и предпочитали тихую, спокойную жизнь. Даже страдающие от ночной лихорадки мужчины редко представляли угрозу для кого-то, кроме себя самих.

Но Мари была Землеступом лишь наполовину. Другая ее половина была родом из Племени. И чем дольше она бежала по тропе, по которой они с Ником шли меньше недели назад, тем сильнее крепла ее решительность.

Тадеус забрал у нее мать.

Тадеус забрал у Ника отца.

Такие, как Тадеус, забрали отца Мари у нее и ее матери.

Тадеус забрал слишком много.

И поэтому Мари и Ригель бежали, не останавливаясь. Когда энергия начала иссякать, ее охватила паника: у нее не было времени останавливаться и отдыхать – она не могла позволить себе даже замедлиться! Дыхание вырывалось у нее из груди неровными толчками, и Мари хваталась за бок, пытаясь унять колющую боль, когда Ригель вдруг замер перед ней, вынуждая остановиться и ее.

– Ригель! – закричала на него Мари, пытаясь отдышаться. – Уйди с дороги! Ты же знаешь, у нас нет времени на игры.

Но хотя молодой пес тяжело дышал и явно выбился из сил, он стоял на месте, глядя Мари в глаза, и вдруг солнечный свет вокруг них как будто замерцал таинственным заревом, и она поняла вдруг, что пытается сказать ей спутник.

– Прости, Ригель. Я поняла! – Мари скинула тунику и осталась в простых конопляных штанах. Она медленно добрела до пятачка земли, куда сквозь ветви величественных сосен пробивался луч вечернего солнца. Мари раскинула руки и уставилась на огненный шар.

– Я приветствую силу, которой жаждет моя кровь!

По телу прокатилась волна жара. Она опустила взгляд на Ригеля. Глаза ее щенка светились золотом; он уже перестал задыхаться.

Боль в боку исчезла. Потом дыхание выровнялось. А еще через секунду усталость после нескольких часов бега испарилась окончательно.

Ее тело пылало жаром и энергией.

Ее разум был чист.

Она сунула тунику в сумку. Не хватало еще прятать кожу, пока солнце в небе – еще наполняет их с Ригелем живительной энергией.

– А вот теперь – побежали, Ригель!

Жрица Луны и ее овчарка почти летели по лесу. Мимо проносились деревья, а в голове у Мари проносились планы.

И вдруг – то ли это действительно был голос Леды, то ли просто эхо из прошлого, но слова зазвучали в голове у Мари так же четко, как если бы ее любимая мама бежала рядом.

– Спасибо, мама. Так я и поступлю.

Приближаясь к платформе для медитаций и тому, что осталось от гордого Древесного Племени, они убавили шаг. Мари бросила взгляд на небо. Солнце почти село, и она чувствовала, как луна терпеливо ждет своего часа. Определив направление ветра, Мари изменила дорогу так, чтобы он дул ей в лицо. Она не собиралась таиться, но и не хотела предупреждать Тадеуса о своем прибытии заблаговременно.

Сначала она почувствовала вонь разложения; потом до нее донеслись пронзительные крики. Судя по звукам, на поляне происходила какая-то игра, и в висках у Мари застучало от нарастающей ярости. Они схватили Ника. И теперь развлекаются, причиняя ему боль.

Настало время для талантов Землеступа. Пригнувшись, они с Ригелем совершенно бесшумно двинулись вперед, пока впереди не показалась платформа для медитаций. Внутри у Мари все вскипело.

Ей не стоило беспокоиться, что Тадеус и его люди ее учуют. Они были всецело поглощены своей жестокой игрой и не замечали ничего вокруг.

Как и показывал ей Лару, Ник стоял на платформе для медитаций. Но теперь на нем не было рубашки. Руки у него были связаны за спиной. Веревка на шее была перекинута через ветку над его головой и натянута так туго, что ему приходится стоять почти на цыпочках, чтобы не задыхаться. Внизу, среди лежанок с безмолвными больными и ранеными Псобратьями, стояли несколько человек – Мари насчитала четырех, с Тадеусом – пять. У каждого был арбалет и полный колчан стрел.

Они по очереди стреляли в Ника.

Мари с ужасом смотрела, как один из них прицелился и выстрелил. Стрела мелькнула мимо Ника, прочертив на его правом плече кровавую борозду, и вонзилась в сосновую кору. Ник не издал ни звука. Он дальше не дернулся. Он просто стоял на цыпочках, уставившись на лес впереди.

Мари услышала поскуливание и на секунду отвлеклась от Ника на овчарку, лежащую у ног Воина, который только что выстрелил. Пока мужчина смеялся и принимал поздравления Тадеуса, пес лежал с несчастным видом и жалобно скулил, не сводя глаз с лица своего спутника. Тут овчарка пошевелилась, словно от боли, и Мари тихонько ахнула.

Она быстро окинула взглядом трех терьеров, лежащих рядом со своими спутниками, которые смеялись и целились в Ника. Они тоже были перевязаны.

Ее внимание привлекло новое поскуливание, и взгляд Мари скользнул к сидящей недалеко от Тадеуса женщине. В отличие от остальных она неотрывно следила за происходящим, и на секунду Мари испытала облегчение от мысли о том, что кому-то в Племени Ник все еще не безразличен. Затем она увидела, кто именно привлек ее внимание. Молодая овчарка кружила рядом с женщиной, жалобно подвывая. Мари не видела на ней ран. С изумлением она узнала Фортину, сестру Ригеля! Тут женщина – очевидно, не кто иная, как Маэва, – шлепнула ее тыльной стороной руки.

– Я велела тебе лежать молча! – прикрикнула Маэва.

Фортина поджала хвост и, прижав уши, плюхнулась на брюхо. Положив нос на передние лапы, щенок продолжал с тоской переводить взгляд с Маэвы на Ника.

К горлу Мари подступила желчь, и она чуть не закашлялась. О, милая Фортина! Мне так жаль!

Уши щенка вдруг встали торчком, а зоркие глаза забегали по деревьям, за которыми пряталась Мари. Она с трудом сглотнула и сосредоточилась. Поосторожнее с мыслями. Щенок, пусть и невольно, может меня выдать. Она еще успеет посочувствовать несчастным псам. Сейчас ей нужно вытащить Ника.

Мари закрыла глаза и мысленно потянулась к Лару, представляя, как себя с Ригелем недалеко от платформы для медитаций. Она добавила к картинке Лару. Ждать пришлось дольше, чем она надеялась, но вот наконец ее коснулось тепло, означающее, что Лару где-то рядом, и несколько секунд спустя альфа бесшумно подошел к ним.

Мари была так счастлива видеть его рядом, живого и невредимого, что обняла его за мощную шею и расцеловала, прижимая к себе и делясь с ним любовью. Огромный пес дрожал, но рядом с Мари и Ригелем немного успокоился. Мари чувствовала, как к нему возвращаются хладнокровие и надежда.

– Все хорошо, – шепнула она, подбадривая его и наполняя любовью. – Мы его спасем. Обещаю.

Мари посмотрела на небо, которое окрасилось в оранжевый, розовый и бирюзовый. Она не видела солнца, но чувствовала, как слабеет его сила, а прохладное величие луны начинает расти.

Мари решительно потянулась в сумку и достала пращу с мешочком отборных камней. Тунику она решила не надевать. Она откинула назад волосы, все еще украшенные перьями сойки; ей нравилось, что они немного отросли и обрамляли лицо буйной массой кудряшек и кос. Затем она, повинуясь внезапному порыву, вылила немного воды из фляги на землю у корней сосны, за которой они прятались, и быстро размешала ее до состояния грязи. Пальцами она нарисовала на груди солнце. Под ним, на гладком, плоском животе, она изобразила луну.

Удовлетворенная результатом, она повернулась к двум псам и представила, как входит в лагерь Племени в сопровождении Ригеля и Лару. Головы у них были подняты, уши и хвосты стояли торчком. Морды застыли в оскале. От всех троих волнами исходила сила.

– Понятно? – прошептала она.

Ригель немедленно занял место по правую руку от нее; Лару скользнул влево. Мари выпрямилась. В одной руке она сжимала пращу. Мешочек с камнями она обвязала вокруг обнаженной талии.

В сопровождении двух овчарок Мари вышла из-за дерева и, не скрываясь, направилась к тому, что когда-то было Древесным Племенем.

– Эй, Николас! Только попроси нас прекратить, и мы прекратим! – потешался Тадеус.

– Да, попроси нас хорошенько – так же, как уламывал свою землерыльскую шлюху! – выкрикнул молодой Охотник по имени Эндрю, и остальные – те, кого Тадеус уже исцелил, – язвительно расхохотались и принялись состязаться в остроумии по поводу Мари.

Ник не ответил. Когда Тадеус обвязал веревку ему вокруг шеи и перекинул ее через ветку дерева, убедившись, что ему придется постоянно напрягать мышцы, чтобы не задохнуться, Ник выбрал точку вдалеке – в зеленом лесу, полном жизни, – и сосредоточился на ней, отказавшись отводить от нее взгляд. Его мысли заняли те, кого он любил: Лару, Мари и Ригель, О’Брайен, Дэвис и маленький Кэмерон, Стая, к которой он так хотел вернуться. Он думал о них – о людях и собаках, которые были его семьей, его друзьями, его будущим. И ждал.

Тадеус был импульсивен и полон злобы. Его люди – особенно четверка, которая явно испытала на себе «лекарство» Тадеуса, – были так ослеплены яростью, что Ник с трудом их узнал. Это были люди, с которыми он рос, люди, которые добровольно следовали за его отцом, люди, которые превратились вдруг в опасных незнакомцев.

Но Ник знал, что гнев делал с людьми странные вещи. Он затуманивал сознание, требовал действий, которые подпитывались хаосом и страхом – а хаос и страх открывали двери ошибкам.

И поэтому Ник ждал, когда Тадеус совершит ошибку, и сохранял ясность ума с помощью медитации, отказываясь участвовать в жестокой игре Охотников.

Мимо просвистела стрела, распоров ему руку. Он не шевельнулся, но боль вырвала его из воспоминаний, в которых Мари лежала рядом, положив голову ему на плечо, а Лару и Ригель свернулись у их ног и крепко спали.

Проклятье, больно! Ник заставил себя сохранять безразличное выражение лица. Он почувствовал, как горит плечо, и с удивлением обнаружил, что, пока он был погружен в мечтания, по его телу прошлось столько стрел, что кровь покрывала его грудь, как жидкая рубаха.

– Да брось, Ник! Раз уж ты не хочешь умолять, может, ты нам станцуешь?

Очередная стрела сорвалась с арбалетного ложа, и Ник стиснул зубы, когда она задела его бок и прочертила на коже новую кровавую борозду.

Заслышав тихое поскуливание, он опустил глаза на собак внизу. Большинство из них молчали. Все, кроме псов людей Тадеуса и щенка Маэвы, Фортины, лежали рядом со своими больными и ранеными спутниками, пытаясь перетянуть их страдания на себя и подпитывая их любовью, силой и надеждой.

Люди Тадеуса отличались от остальных. Их псы были ранены – более того, они были больны. Они с трудом следили за происходящим и явно страдали от боли – боли, которую их спутники совершенно не замечали. Ник никак не мог этого понять. Позволить Лару страдать было равносильно тому, чтобы причинить боль Мари. Но ближайшие соратники Тадеуса, единственные в Племени, кто, казалось, с каждой секундой становился только сильнее, не обращали на страдания своих собак ни малейшего внимания. А Тадеус – Охотник, который только вчера потерял любимого терьера, – ничем не показывал своего горя. На его лице не было ни тени тоски. Ник слышал даже, как он обращается к Одиссею, словно терьер все еще рядом.

Кто-то снова заскулил. Ник окинул взглядом заполненную людьми поляну. Взрослые собаки молчали. Скулила Фортина, которая не так давно выбрала в спутницы Маэву. Несчастная овчарка была здорова физически, но Ник подозревал, что сердце ее разбито.

Маэва шлепнула щенка, и Нику пришлось собрать в кулак все свое самообладание, чтобы не податься вперед, насколько позволяла веревка, и не потребовать оставить щенка в покое. Он позволил себе ненадолго сфокусироваться на Фортине, жалея, что он, в отличие от Мари, не способен общаться с другими спутниками. Он бы сказал щенку: «Беги к Каналу! Найди Стаю! Они тебе помогут!»

И тут случилась очень странная вещь. Несчастная Фортина вдруг подняла голову, оживилась и, насторожив уши, уставилась на лес.

Ник закрыл глаза, нащупывая связь с альфой. «Лару! Беги! Найди Мари у Канала», – мысленно повторил он.

В ответ до Ника донеслась волна уверенности и надежды – такой сильной, что он пожалел, что не может облегченно осесть на пол. Ответ Лару не оставил никаких сомнений. Его пес нашел Мари. Теперь Нику нужно было только придумать способ сбежать.

Вжик! Ник распахнул глаза, когда очередная стрела скользнула по его левому бедру недалеко от свежей царапины, оставленной одной из предыдущих стрел. По бедру вместе с кровью разлилось тепло.

– Может, хватит, Тадеус?

Ник заморгал, пытаясь сфокусироваться. Он опустил взгляд и увидел, как Ралина, Сказительница Племени, с трудом поднимается на ноги, а ее большой пес успокаивающе вылизывает ей лицо.

– Хватит? – Тадеус повернулся к ней. – Хватит? – завопил он, брызжа слюной. – Все из-за него и его шлюхи!

– Так ты говоришь, – сказала Ралина и замолчала, пережидая приступ кашля. Затем она вытерла рот и продолжила: – Но если ты хочешь использовать Ника, чтобы заманить сюда его землерылиху, он нужен тебе живым. Продолжайте стрелять, и рано или поздно один из вас попадет в жизненно важный орган. Что за наживка из него получится, если он истечет кровью?

– Какое мне дело, если он истечет кровью? – ухмыльнулся Тадеус. – Когда он не вернется к своей землерылихе с украденным папоротником, она придет за ним – живым или мертвым.

– Я тебе уже сказал, – прохрипел Ник и оскалился на Тадеуса. – Мари и ее Клан ушли на запад, в Клан рыбаков. Я должен был встретиться с ними на побережье. Она еще долго меня не хватится.

– А я сказал, что я тебе не верю! – выкрикнул Тадеус. – Сомневаюсь, что эта дрянь уйдет без тебя далеко. Я думаю, она гораздо ближе, чем ты говоришь.

– В кои-то веки ты говоришь правду, Тадеус! – Голос Мари, подобно боевому кличу, разнесся над поляной.

Все Племя разом повернулось. Но Нику не нужно было поворачиваться. Ник видел все в подробностях – и знал, что этого зрелища он не забудет никогда.

Мари шагала по поляне в сопровождении Лару и Ригеля. Огромные овчарки скалили зубы и рычали, предупреждая каждую собаку племени: назад – не подходи – она под защитой альфы!

Ее украшенные перьями волосы разлетелись по плечам. На обнаженной груди виднелись солнце и луна, а на коже проступали тонкие узоры в виде папоротниковых листьев, которые сверкали в последних лучах уходящего солнца.

– Взять ее! Но не убивать – пока! – взвизгнул Тадеус.

Эндрю отреагировал первым. Он ринулся к Мари. Неуловимым движением Мари выхватила из сумки на поясе камень, вложила его в пращу и, взмахнув запястьем, метнула камень в Эндрю. Тот схватился за нос и повалился на спину.

С животным ревом Тадеус вскинул арбалет и взял Мари на прицел. Ник в отчаянии закричал, но, прежде чем Тадеус успел выстрелить, его толкнули так, что стрела просвистела высоко над головой Мари и ушла в лес.

Племя взорвалось криками, а Тадеус набросился на Сказительницу – это она с трудом поднялась на ноги и, кинувшись на Тадеуса, сбила ему прицел.

– Ах ты!.. Что ты творишь?

– Что ты творишь, Тадеус? Ты готов убить единственного человека, который способен нас исцелить? Ты и правда на это пойдешь? Хотя твое больное, умирающее Племя рассеялось вокруг в слабости и отчаянии?

– Откуда тебе знать, что она может вас исцелить?!

– Разумеется, могу, – заговорила Мари со спокойной уверенностью, разом заставив Племя замолчать. – Отпустите Ника, и я обещаю, что исцелю всех, кто этого захочет.

– Обещаешь? Ты? Многого стоит слово землерылихи! – оскалился Тадеус.

Мари склонила голову набок, словно раздумывая над его словами.

– Знаешь, Тадеус, мое слово стоит побольше, чем слово некоторых твоих соплеменников. – Она перевела взгляд на Охотников и одного Воина, который стоял с ними, а потом на Маэву, прежде чем продолжить: – Разве не вы клялись своим псам, когда они вас выбрали, что будете уважать и любить их и заботиться о них до самой смерти? – Мари чеканила слова звенящим от негодования голосом. – И что я вижу? Собак, которые страдают от ран, нанесенных их же спутниками!

– Ты не знаешь, о чем говоришь! – рявкнул Тадеус.

– В этом-то и проблема, Тадеус. Я прекрасно знаю, о чем говорю. Я знаю больше, чем эти несчастные, больные мужчины и женщины, которых ты обвел вокруг пальца. Я знаю о болезни свежевателей, которой вы заразились, – знаю, как вы резали своих спутников, чтобы вылечиться.

– О чем это она? – Ралина потрясенно переводила взгляд с Мари на Тадеуса.

– Она лжет, – сказал Тадеус.

Мари повернулась к Ралине.

– Если бы ты не была так больна, то поняла бы сама. Посмотри на этих людей – тех, кто исцеляется на глазах. А потом посмотри на их собак – их бедных изувеченных собак – и скажи, что ты видишь.

– Чтобы закрыть ей рот, необязательно ее убивать, – сказал Воин Тадеуса.

– Но если она лжет, зачем закрывать ей рот? – спросила Ралина, и Мари заметила, как несколько Псобратьев сумели вырваться из болезненного оцепенения и теперь пытались сесть.

– Если она может нас вылечить – пусть вылечит! – сказал молодой Воин, чей пес поскуливал рядом, и, пошатываясь, поднялся на ноги.

– Закрой рот, Ренард! – крикнул Тадеус.

– Ну нет. – Воин медленно, с большим трудом повернулся лицом к Тадеусу. Он указал на старика, который лежал без чувств на подстилке неподалеку. – Отец умирает. Я уже потерял мать. Я сделаю все что угодно, чтобы спасти свою семью – даже пойду за тобой, Тадеус!

Тадеус злобно прищурился на Воина, но, прежде чем он смог ответить, голос подали еще несколько Псобратьев.

– Если есть хоть малейший шанс, что она нас вылечит, не трогай ее! – прохрипел другой Псобрат.

– Пусть землерылиха нас вылечит!

– Дай ей шанс!

– Хорошо! – рявкнул Тадеус, перекрикивая толпу. Его полный ненависти взгляд обратился на Мари. – Давай. Вылечи их.

– Сначала отпусти Ника.

Тадеус рассмеялся.

– А когда я его отпущу – что тогда? Что если ты не можешь никого вылечить? Нет. Не бывать этому!

– Надо было выразиться яснее. Развяжи Ника. Пусть он подойдет ко мне. Тогда я вылечу любого, кто хочет избавиться от болезни. Лишь когда я это сделаю, мы с Ником уйдем.

В глазах Тадеуса сверкнул победный огонек.

– Почему бы и нет? Уверен, у тебя не получится. А когда мы в этом убедимся, мы подвесим тебя рядом с любовничком и вернемся к учебной стрельбе. Эмма! – крикнул он, обращаясь к кому-то на платформе, где стоял Ник, – развяжи Ника. Пока.

Молодая женщина явно была больна и двигалась медленно, словно каждое движение причиняло ей боль. Она подошла к Нику и перерезала веревки у него на запястьях, чтобы он смог ослабить петлю и вытащить голову. С грацией, при виде которой у Мари немного отлегло от сердца, Ник нагнулся, чтобы подобрать свою сумку, но тут по поляне разнесся враждебный голос Маэвы.

– Нет! В этой сумке – похищенные детеныши священного папоротника! Не дайте ему их забрать!

Мари накинулась на женщину.

– Если Ник не возьмет растения, я не стану вас лечить. Никогда. И дело с концом.

– Пусть берет. Эта дрянь все равно не сможет никого вылечить, так что никто никуда и не пойдет.

Маэва начала что-то говорить, но Тадеус уже отвернулся и, казалось, полностью забыл о ней.

Ник перекинул сумку через кровоточащее плечо и поспешно направился к Мари.

Ей хотелось броситься ему в объятия и зарыдать от облегчения. Но еще рано. Они все еще в опасности.

Он остановился перед ней и наклонился, чтобы поприветствовать Лару. Когда Ник выпрямился, их глаза встретились.

– Они сильно тебя ранили? – спросила она.

– Царапины.

– Я заставлю их заплатить за каждую из них.

– Люблю, когда ты читаешь мои мысли.

– Довольно! – Они повернулись и обнаружили, что Тадеус и его люди наставили на них арбалеты. – Давай, лечи! Мне все равно, что думают остальные, – я с радостью избавлюсь от тебя!

Краем глаза Мари заметила, как взгляд Ника метнулся к небу, все еще румяному от заката.

– Помни, – произнесла она слова, которые слышала от мамы, – зримая или незримая, луна всегда здесь. – Она возвысила голос: – Все, кто хочет смыть с себя охватившую Племя болезнь! Склоните головы и положите руки на сердца.

– Подожди! А как же те, кто без сознания, как мой отец? – спросил юный Воин, которого называли Ренардом.

Мари посмотрела на него и нашла ответ в сострадании.

– Я потеряла обоих родителей, – сказала она Воину, зная, что ее слышат по всей поляне. – Я не оставлю тех, кто болен настолько, что не в состоянии принять омовение, хотя я не сомневаюсь, что кое-кто в Племени рад своей болезни. Я обращаюсь к этим людям.

– Некоторые из нас не больны! Мы лучше, сильнее, быстрее! – словно защищаясь, выкрикнул Тадеус.

– Неужели? – Настала очередь Мари холодно засмеяться. – Как по мне, ты очень болен, Тадеус. Но поскольку ты и твои люди не желаете исправлять то, что сотворили с собой сами, я не стану вас лечить. Пусть те, кто верен Тадеусу, подойдут к нему, и лунная магия вас не коснется.

Четверо мужчин, собаки которых страдали от ран на животах, быстро заняли место у Тадеуса за спиной. Затем, гораздо медленнее, к нему присоединились несколько больных Охотников, все еще кашляющих и слабых. Воины вместе с овчарками, которые неуверенно жались к ногам своих спутников, тоже потянулись к Тадеусу, пока Ник не насчитал рядом с Охотником примерно пять десятков человек и почти столько же собак.

Мари кивнула.

– Да будет так. То, что случится с тобой и твоими людьми, которые выбрали гнев и ненависть, будет на твоей совести, Тадеус. Не на моей.

Мари отступила от Ника на шаг. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. И потянулась из глубины своей души к луне. Она повернулась на северо-восток – самую темную часть сумеречного неба – и подняла руки.

На беспокойство не было времени. Не было времени на сожаление, что она знает меньше, чем хотелось бы, – что она не так сильна, как могла бы быть. Всем своим я она сосредоточилась на луне и начала читать заклинание призыва:

Мари не нужно было проверять руки, чтобы знать, что все ее тело начало источать холодный серебряный свет луны. Изумленные лица Псобратьев и испуганные вскрики сказали ей о том, что она знала и так – что луна, все еще скрытая от их глаз, ее нашла.

Мысленно Мари нарисовала очень простую картину. Она представила поляну с платформой для медитаций и больное, умирающее Племя на ней. Потом представила гигантский пузырь вроде тех, что образовывала пена у водопада, вокруг Тадеуса и преданных ему людей, включая Маэву, которая поднялась на ноги и присоединилась к ним в их ненависти. Затем она нарисовала на небе масляную полную луну. От нее на землю серебристым потоком полилась жидкая сила. Поток обрушился на Мари и хлынул на платформу для медитаций из ее раскрытых ладоней, окутывая всех, кто находился вне пузыря Тадеуса.

Серебристый свет нескончаемым потоком вливался в Мари и через нее омывал Племя. Мари стиснула зубы, чтобы те не стучали. Колени ослабли, но она не позволяла себе разорвать связь. Я проводник целебной силы. Магия течет через меня. Через меня – и в Племя. Я проводник целебной силы. Магия течет через меня. Через меня – и в Племя…

Она твердила про себя эти слова снова и снова, пока не почувствовала на плече сильную руку Ника и не услышала его голос:

– Хватит, Мари. У тебя получилось. Племя исцелилось!

Мари, судорожно вздохнув, отпустила картинку, которую крепко удерживала в голове, и серебристый свет потух, как факел, который окунули в воду. Она захлопала глазами и огляделась.

Все Племя пришло в движение. Кто-то смеялся от облегчения. Кто-то рыдал. Молодой Ренард кинулся к отцу, и мужчины крепко обнялись.

– Сработало. – Мари с облегчением улыбнулась Нику.

– А ты сомневалась?

Она повела плечами.

– Ну, Ригель и Лару в этом не сомневались.

– Спасибо. Спасибо тебе.

Мари выглянула из-за плеча Ника и увидела, как к ним приближается женщина по имени Ралина, а взрослая овчарка прыгает вокруг, как несмышленый щенок. Женщина схватила Мари за руки.

– Ты нас спасла!

– Нет, – мягко ответила Мари. – Пока вы слушаете Тадеуса, зараза не оставит Племя.

– Это было грубо, землерыльская ты шлюха.

Тадеус и окружающие его люди подняли арбалеты и прицелились – не в Мари, а в Ника.

– Что ты делаешь, Тадеус? – Ралина загородила собой Мари. – Она вылечила нас, как и обещала. Ты ведь согласился их отпустить!

Тадеус скривился.

– Я не соглашался их отпускать. Я разрешил Нику подойти к ней. И он это сделал.

– Что ты имеешь в виду, Тадеус? – спросил Ник.

– Я убью тебя, а твою шлюху буду держать на привязи. Я собирался убить и ее, но после ее небольшого представления должен признать, что она еще может пригодиться Племени.

Тадеус вскинул арбалет и взял Ника на прицел.

Мари дала волю гневу, который до сих пор подавляла лунная магия, и он наполнил ее, как воздух наполняет легкие. Она отступила от Ралины, притягивая к себе последние лучи солнца, и подняла ладони – так, чтобы видело Племя, – на которых заплясали золотые языки солнечного огня, подпитываемого ее праведным негодованием.

– Если ты тронешь Ника, я убью тебя солнечным огнем.

Тадеус замешкался, переводя взгляд с ее лица на ладони и обратно. Затем его тонкие губы медленно растянулись в язвительной улыбке.

– Ты этого не сделаешь. Ты целительница. Знаю я таких, как вы. Ты поклялась помогать и не вредить. Ты не убьешь ни меня, ни кого-либо еще, потому что дала обет.

Мари выпустила еще немного гнева, и пламя на ладонях, жаркое и жадное, взлетело еще выше, вынуждая Ника и Ралину отступить ей за спину, прикрывая глаза руками. Когда Мари заговорила, она с трудом узнала собственный голос, который теперь гремел раскаленным величием самого Солнца.

– Отчасти ты прав, Тадеус. Единственное, что меня сейчас останавливает, – это то, что я Жрица Луны, которой Богиня поручила лечить, а не убивать. Я не хочу отравлять душу твоей кровью.

– Ты только доказала мою правоту, тупая дрянь!

– Дай мне закончить. Сейчас я не желаю пачкать душу убийством, но если ты хоть пальцем тронешь Ника, Лару или Ригеля, ты будешь иметь дело не со Жрицей Луны, а с разъяренной подругой, с Главой Стаи, с кровью моего отца – той самой кровью, которая позволяет мне призывать солнечный огонь. Но я не буду вашей ручной Жрицей Солнца. Я буду Солнечной воительницей – и я испепелю вас на месте. Ты говорил что-то про обет? Вот мой обет. А теперь прочь с дороги – или умрешь. Решать тебе!

Тадеус прищурился со злорадным пониманием, и на его лице расплылась недобрая улыбка.

– Неужели? А если я скажу, что знаю, кто убил твоего отца, Галена?

Мари почувствовала, как Ник вздрогнул.

– Я знаю, кто убил моего отца. Мама мне рассказала. Она видела все своими глазами. Это был кто-то из твоего Племени – кто-то полный ненависти, совсем как ты.

– Можно сказать и так. Он был из Племени, но оказался куда слабее меня, а потому его с нами больше нет. Но ты можешь спросить его сына. Вот он, стоит рядом с тобой.

Взгляд Мари метнулся к Нику. Тот был бледен и несчастен.

– Мне так жаль, Мари.

– Моего отца убил Сол?

Ник устало кивнул.

– До конца своей жизни он не мог себе этого простить. Он готов был на все, лишь бы искупить вину, – в том числе защитить тебя ценой своей жизни.

– О Богиня! Так он и поступил.

– Прости его, если сможешь, – сказал Ник. – И прости меня за то, что я не хотел, чтобы ты об этом узнала.

Мари ему не ответила. Вместо этого она снова обратилась к Тадеусу.

– Ты и правда думал, что я буду винить Ника в том, что сделал его отец? – Она помотала головой и почти по-собачьи оскалилась. – Но это совершенно бессмысленно – по крайней мере, для всякого, кого еще не поглотили ненависть и гнев. То, что сделал Сол много зим назад, не имеет никакого отношения к Нику, злобное ты ничтожество.

– Умри, дрянь! – В рычании Тадеуса не осталось ничего человеческого. Он перевел арбалет на Мари и спустил стрелу.

До Мари донесся отчаянный крик Ника. Она почувствовала даже, как Ралина делает шаг вперед, как будто собирается загородить Мари собой, но они были недостаточно близко и ничего не успевали сделать. Никто не мог спасти Мари – поэтому Мари спасла себя сама.

Вместо того чтобы нырнуть в сторону, Мари шагнула вперед, и по щелчку пальцев солнечный огонь в долю секунды поглотил стрелу и испепелил ее.

– Ник, Лару, Ригель! Спрячьтесь мне за спину! – закричала Мари. Она повернула голову и встретилась взглядом с потрясенной Ралиной. – Если ты не хочешь уйти с нами – а мы будем тебе рады, – отойди, – сказала она доброй женщине.

– Я не оставлю свой народ. Я им нужна, – покачала головой Сказительница.

– Тогда уйди с дороги! Скорее!

Ралина обхватила своего пса за шею, и они бросились прочь от Мари, Ника и их овчарок.

Призвав все свое живое воображение и способность к концентрации, которую мама развивала в ней с тех пор, как Мари научилась говорить, девушка представила вокруг их четверки золотой купол. Солнечный огонь взвился в небо, обдав их жаром, и языки пламени заплясали по земле в поисках пищи.

Мари едва не потеряла концентрацию. Это ничуть не походило на лунную магию! Как же ей контролировать эту незнакомую силу? Контроль начал ускользать, и до Мари донесся запах паленых волос. Она же сгорит! Они все сейчас сгорят!

Сильные руки Ника легли ей на плечи; сзади раздался его спокойный голос:

– Все хорошо. Ты справишься. Мы справимся. Представь, что он не горит, а защищает.

– Но он такой горячий! Такой злой! – выдохнула Мари, борясь с желанием закричать: «Беги!». Им нужно бежать прочь от солнечного огня!

– Нет, Мари. Это твоя злость. А значит, ты способна ее контролировать, верно?

Смысл слов Ника пробился через завесу паники, и Мари удивленно заморгала. Это же и правда моя злость! Я сама ее выпустила. Я сделала это, чтобы призвать солнечный огонь.

Мари заставила себя расслабить плечи под руками Ника. Сосредоточилась на дыхании – вдох, выдох. Размеренно, глубоко. Ей не нужно отдаваться гневу целиком. Ей не нужно убивать этих людей. Ей нужно только уйти от них подальше.

И тут огненный купол, который уже собирался их поглотить, успокоился. Мари даже смогла разглядеть сквозь него Племя. Охваченные паникой Псобратья метались по поляне. Даже Тадеус и его люди попятились, хотя и продолжали целиться в ее сторону.

– Отлично! – Ник успокаивающе сжал ей плечи. – Просто идеально. А теперь иди вперед. Вглубь старой территории Племени.

Мари медленно зашагала вперед. Огненный щит остался с ней, окружая их четверку и заставляя Племя шарахаться прочь при их приближении. С каждым шагом уверенность Мари росла. Гнев кипел тихо, подчиняясь ее воле, а податливый солнечный огонь, дар отцовской крови, защищал их.

Она не оглядывалась назад, но чувствовала, что Тадеус следует за ними. А еще она чувствовала, что солнце почти скрылось.

– Ник, солнце садится. Я не знаю, долго ли смогу поддерживать щит.

– Ничего. Долго и не нужно. Иди быстрее, Мари. Прибереги для себя немного солнечного огня – помнишь, как ты сохранила крупицу лунной магии, чтобы исцелиться? Когда мы минуем руины города, до Канала будет рукой подать. И нам придется бежать.

Мари стиснула зубы и кивнула. Она коснулась солнечного веретена и, как настоящая ткачиха, представила, как вплетает в жилы теплые солнечные нити. Сила горячей волной прокатилась по ее телу, и Мари перешла на бег. Ник, Ригель и Лару не отставали. Они перепрыгивали через обугленные руины некогда прекрасного города, пока Ник не сжал ей плечо снова.

– Вот он. Мы на месте.

Мари остановилась. Они стояли на краю склона, под которым, сверкая в последних лучах солнца, извивался зеленой лентой Канал. По правую руку склон переходил в широкое ущелье, отделяющее территорию Племени от границы Города-Порта. Мари мысленно потянулась вперед и в ответ на невысказанный вопрос немедленно получила от Кэмми, Капитана и Фалы волну образов Стаи, которая в молчании отвязывала маленькие лодки, и даже нечеткую, мимолетную картинку с Зорой, которая поскальзывается и чуть не окунается в воду с головой, – это явно постаралась маленькая Хлоя.

– Стая справилась! – сказала Мари Нику. – Они уже у воды!

– Тогда пошли скорее к ним. Пора отсюда убираться!

Мари услышала за спиной какой-то звук и, повернувшись, с потрясением обнаружила, что вместо Тадеуса и его приспешников у самой границы огненного щита стоит испуганный щенок овчарки. Он тяжело дышал и стоял так близко к огню, что шерсть у него уже начала опаляться.

– Это Фортина! – закричала Мари. – Что она делает?

Ник помотал головой.

– Никогда такого не видел, но, кажется, она ушла от своей спутницы.

– Вон они! Стреляйте! Огонь стелется по земле! Солнце почти село!

Голос Тадеуса долетел до них издалека через потрескивание голодных языков пламени. У Мари не было выбора. Ей не нравилось то, что она собиралась сделать, но другого способа спастись она не видела. Мари представила в огненном куполе отверстие размером с подросшую овчарку, и щит расступился.

– Иди сюда, Фортина! – закричала она. Собака не колебалась ни секунды. Она метнулась между языками пламени и врезалась в Ригеля.

– Стреляйте! Они похищают мою Фортину! – Донесся до них пронзительный вопль Маэвы, полный злобы и ненависти, которые привели Мари в бешенство.

Мари притянула к себе солнечный огонь так, что перед ней образовалась шипящая колонна пламени, и подумала о Тадеусе – о том, что он отнял у нее и у Ника, о том, что он собирался отнять теперь.

– НИ ЗА ЧТО! – вскрикнула Мари и направила огненный столб – и всю свою злость – в сердце разрушенного города, вынуждая Тадеуса и его людей отступить.

– Скорее! – Ник схватил ее за руку. – Огонь почти догорел. Он скоро погаснет.

Спотыкаясь и падая, они торопливо сбежали по склону. Впереди показалась разбитая дорога, когда на них посыпались первые стрелы.

– Беги, Мари! Беги! – завопил Ник.

Они помчались вперед, но стрелы были слишком быстры. Расстояние до Канала стремительно сокращалось – и тут ночной воздух прорезал тревожный звон сигнального колокола на темной дозорной вышке, которая, подобно безмолвному стражу, нависала над водой.

От отчаяния Мари едва не упала. Они были так близко, что она могла разглядеть Стаю в маленьких лодочках, рассыпавшихся по Каналу. Мари посмотрела на вышку и увидела, как мужчина вместе с маленьким псом бросается вниз по ступеням. Мари собралась с духом, ожидая, что мужчина достанет арбалет и обрушит на них смертельный ливень из стрел, пригвоздив к земле между Племенем и спасительной водой.

Вместо этого он остановился и перекинул через перила большой знакомый гобелен с Великой Богиней, изготовленный ее Кланом. Затем он сложил ладони вместе и закричал:

– Ник! Мари! Чего вы тянете? Быстрей к лодкам!

– Дэвис! – Ник засмеялся и закричал от облегчения. – Это Дэвис!

– Но почему он предупреждает о нас Племя? – Мари с трудом верила, что Дэвис мог так поступить, но он на ее глазах спускался с дозорной вышки, позвонив перед этим в колокол.

– Солнечный огонь! Он предупреждал их не о нас. Смотри!

Мари проследила за рукой Ника и увидела, как от дальнего края ущелья на Древесное Племя надвигается целая армия обнаженных до пояса, расписанных красками людей с трехзубыми копьями.

Позади Мари и Ника раздался крик, и стрелы, разом изменив направление, посыпались на наступающую армию.

– Бегите! – завопил Дэвис, пролетая мимо них.

Мари и Ник больше не медлили. Они побежали за Дэвисом к двум лодкам, которые приготовила для них Стая. Мари удивленно захлопала глазами, узнав единственного человека, который остался на берегу и теперь продолжал дырявить остальные лодки.

– Джексом! Хватит! Полезай в лодку! – крикнул ему Дэвис.

Джексом бросился к Дэвису, а Ник закинул Мари в другую лодку, словно мешок с клубнями стрелолиста. Ригель запрыгнул на один из приготовленных для собак плотов, а Лару приземлился на второй.

– Давай, малышка! – закричала Мари Фортине, которая, дрожа, замерла у воды.

Ник изо всех сил толкнул их лодку и запрыгнул внутрь. Схватив весла, он принялся сражаться с течением, а Зора и остальная Стая подбадривала его криками.

– Ник, подожди! Щенок еще на берегу! – сказала Мари.

– Слишком поздно. Может, она передумала. Я никогда не слышал, чтобы собаки уходили от своих спутников.

– Но она ушла от Маэвы! – закричала Мари.

– Ничего! Я ее принесу! – сказал Джексом. Он выпрыгнул из лодки и двинулся по мелководью к берегу под вопли Дэвиса, призывающего его вернуться.

Джексом остановился в ярде от молодой овчарки. Его голос разнесся далеко над водой:

– Если хочешь быть свободна, пойдем с нами. Я о тебе позабочусь. Обещаю.

Щенок уставился на него, не трогаясь с места.

– Джексом! Я не могу больше ждать! Возвращайся сейчас же! – закричал Дэвис.

И тут что-то в Джексоме изменилось. Он вдруг выпрямился и звенящим от радости голосом воскликнул:

– Фортина! Тебя зовут Фортина! Пойдем, малышка!

Щенок радостно залаял и с разбегу бросился в объятия молодого Землеступа так, что тот едва устоял на своих крепких ногах. Сражаясь с течением, Джексом добрался до лодки и закинул щенка внутрь, а потом ухватился за руку Дэвиса и перевалился через борт. Кэмми встревоженно взвизгнул.

Оказавшись в лодке, Джексом свернулся рядом с овчаркой, обнял ее и прижал к себе, проверяя, не ранена ли она.

Мари изумленно наблюдала за ним и чувствовала все, что чувствовала младшая сестра Ригеля. Богиня великая! Она выбрала Джексома!

– Гребите! Гребите! – донесся издалека голос Зоры. – Скорей! Свежеватели атакуют!

Они похватали весла и принялись сражаться с течением, которое норовило прибить их назад к берегу. Потом лодку вдруг качнуло, и она устремилась вперед.

– Есть! – тяжело выдохнул Ник. – Мы вошли в поток. Мы свободны!

Пальцы у Мари тряслись так, что она выпустила весло. Она обхватила себя руками, словно боялась, что развалится.

Сквозь туман усталости, которая навалилась на нее после призыва солнечного огня, Мари слышала, как радостно кричит Стая, но не могла оторвать глаз от склона. На фоне стены огня, который уже начал чадить и слабеть, возвышалась огромная фигура. Мари подумала, что у нее, наверное, начались галлюцинации, но могла поклясться, что на голове у существа росли гигантские рога.

А потом нарочито медленно фигура повернулась к ней. В безумном приветствии рогатый силуэт вскинул в воздух невероятных размеров трезубец, издал чудовищный боевой клич и повернулся к своей армии, которая хлынула на Племя.

Почувствовав, как по спине растекается холод, она поспешно перегнулась через борт, и ее стошнило от страха в темную воду.

– Что такое, Мари? – спросил Ник, продолжая грести, чтобы догнать Стаю. – Как ты?

Мари вытерла рот рукой. Слова вырвались у нее сами, поднявшись из глубин ее разума.

– Я в порядке, но он… то существо на берегу… Оно меня видело, Ник. Оно смотрело прямо на меня. Я чувствовала его – так, словно кто-то прошелся по моей могиле.

– Кто бы это ни был, он остался позади, – заверил ее Ник.

– Нет, – вырвалось у нее. – Он нас не оставит.

– Тогда мы его встретим. Вместе. Ты не одна. Ты больше никогда не будешь одна. Лару, Ригель! Покажите ей!

Сперва ее охватила волна тепла и силы, исходящая от их спутников, – а потом она почувствовала прикосновение Кэмми и Фортины; наконец Фала, Капитан, Мария, Один, Баст и даже маленькая Хлоя потянулись к ней, и ее затопила такая волна любви, силы и надежды, что страх растворился в них бесследно.

Она поймала взгляд Ника. Ее возлюбленный улыбнулся и мягко сказал:

– И никогда об этом не забывай. Мы с тобой.

Мари знала, что Ник прав. Что бы ни ждало их впереди, они смело встретят любые испытания – и выйдут из них победителями. Вместе.

Конец. Пока…