Глава 20
Я заворочалась, медленно разлепляя отяжелевшие после сна веки. Лёгкое дуновение ветра, по-весеннему ласкового, долгожданно тёплого, невесомо коснулось кожи, щекоткой прошлось по разнеженному телу и, соскользнув с постели, заиграло кисейным пологом.
Воздушные занавеси трепетали, растекаясь по воздуху белёсой дымкой. Точно такой же сейчас было затянуто моё сознание. Я сладко потянулась, прикрыла лицо ладонью, не в силах сдержать короткий зевок, и, всё ещё витая где-то между сном, в котором не было места пережитым кошмарам, и явью, что ещё не успела напугать очередной неприятностью, обвела взглядом спальню. Вернее, попыталась: наброшенная на кровать вуаль стирала окружающую обстановку, или это у меня по-прежнему всё стиралось и расплывалось перед глазами.
Но хотя бы ничего нигде не болит, не саднит и не ноет. Меня охватило удивительное чувство лёгкости. Прохладный шёлк сорочки приятно льнул к коже. Хм, к обнажённой… Сцепив перед собой пальцы, потянулась с блаженным стоном. Как же здорово просыпаться вот так! Утопая в мягкой перине, обласканная лучами солнца, вместе с порывами ветра проникавшими в комнату.
Постепенно воспоминания начали заполнять разум, вытряхивая тело из состояния неги. Я не знала, какое из чувств сейчас уместней: радость или волнение. Поэтому решила, что вполне могу испытывать оба: радоваться своему спасению и тревожиться из-за предстоящего разговора с Герхильдом.
Обрывки ужастика под названием «Восстание магических зомби», будоража, проносились перед внутренним взором, но вскоре их вытеснило куда более приятное воспоминание – неожиданное появление Скальде. И пусть встреча со зверем вышла напряжённой, я бы даже сказала – энергозатратной (этот фыркающий ящер, облизывавшийся на Крейна и явно мечтавший превратить его во что-то очень ледяное и не совсем живое, выпил из меня последние соки), я была счастлива, что он пришёл. Ну то есть прилетел.
Хорошо помню, как стояла перед драконом, чувствуя себя по сравнению с ним крошечным насекомым. Стояла, обхватив плечи руками, сжимаясь под проникавшим под кожу, сквозь всю мою суть хищным звериным взглядом. Что-то говорила, убеждала, упрашивала. А потом… Потом навалилась слабость, погребя моё измученное тело, а с ним и сознание, под своей тяжестью. Последнее, что запомнила, – это мужчину, показавшегося из затянувшего мир тумана. Густого, почти непроницаемого. Разглядеть лицо спасителя я не успела, шлёпнулась на землю и отключилась следом за Крейном.
И, наверное, в тот момент это было самое верное моё решение.
А очнувшись, обнаружила себя в незнакомых покоях. На чужой постели, такой огромной, что на ней запросто поместятся несколько Фьярр, уложенных в ровный ряд, а сбоку ещё получится парочку тальденов пристроить. Но вполне хватит и одного.
Отругав себя за совершенно неуместные мысли, решила как можно скорее отыскать ответ на более чем уместный и единственно важный сейчас вопрос: почему я не в Ледяном Логе?
Очередной порыв ветра, ворвавшийся в открытое окно, откинул нежную кисею, и я не сумела сдержать приглушённого вскрика. В глубине спальни под завесой полумрака в кресле сидел мужчина.
Накатило волнение, стремительно перерастающее в панику. Вдруг тот Ледяной – не мой дракон! Вдруг я снова угодила в лапы к какому-нибудь маньяку, утащившему меня в свой замок! С моей-то удачей… И вот сейчас этот маньяк очнётся ото сна. А я… я… Полуголая лежу на его кровати и…
Закончить мысль не успела. Мужчина вздрогнул, разбуженный моим писком, потёр лицо ладонями и хриплым ото сна голосом (таким знакомым!) проговорил, констатировав очевидное:
– Уже проснулась.
Сердце, истерично дёрнувшись, замерло в груди.
И я вместе с ним. Притаилась мышкой, глядя, как тальден выходит из своего укрытия. Одет небрежно – в штаны и рубашку навыпуск. Тёмные волосы стянуты в некое подобия хвоста, на острых скулах щетина, а на губах… На всякий случай ущипнула себя со всей силы. Нет, галлюцинация не прошла. Это действительно была улыбка. Пусть и усталая, едва различимая, но она была! И не было льда в глазах, под взглядом которых я так устала замерзать.
В несколько шагов преодолев разделявшее нас расстояние, Скальде откинул прикрывавшую кровать занавесь и устроился со мною рядом.
– Это всё-таки ты…
– Надеялась увидеть кого-то другого? – иронично заломил брови.
Вот дурачок!
Секунду или две мы смотрели друг на друга, не решаясь преодолеть преграду из обид, ошибок и обмана. А потом я потянулась к нему, понимая, что вот так, как сейчас, без него, больше не смогу. Потянулась, позабыв о слабости, обо всём, что нас друг от друга отделяло. Упала в его объятия, хоть и до смерти боялась, что оттолкнёт, отстранится, снова превращаясь в промёрзший камень.
Но от близости «камня» вдруг стало жарко. Сильные руки тальдена скользнули по спине, запечатывая меня в своём кольце, как в самой желанной западне.
– Я не хотела убегать, – говорила тихо, уткнувшись ему в плечо, вдыхая такой знакомый запах – напоминание о самых холодных и тёмных зимних ночах. Но сейчас рядом с ним холодно не было. Крепче прижалась к Ледяному, хоть прижаться крепче, казалось, уже невозможно, разве что соединиться с ним, став его продолжением. – Ну то есть хотела… Нет, не так! Я испугалась, запуталась, отчаялась. А потом появился Талврин, и… я последовала за ним. Я тогда совсем ничего не понимала, а когда поняла… Оказалось, что я пленница в его замке. Пыталась сбежать – не вышло. Хорошо, Крейн спас… А потом было фальвокрушение и какая-то богом забытая деревня. Два долгих дня пути… И эти жуткие твари… – поёжилась, проронила чуть слышно: – Скальде… Вчера мне казалось, я больше никогда тебя не увижу. Больше никогда не скажу, как сильно…
Запнулась, понимая, что если признаюсь, а в ответ не услышу ничего или же то, что сейчас не готова была услышать – не выдержу, сломаюсь. Подняла на тальдена взгляд, хоть всё ещё боялась порезаться об осколки льда в любимых глазах.
Горячие губы скользнули по щеке вместе с шёпотом:
– Я прочитал твои письма, Аня.
Пи… Ой!
Хотела отстраниться, чтобы спрятать лицо в ладонях (так проще сгорать со стыда), но отстраниться мне не дели. Удержали. Ещё сильнее сжали в объятиях, и, наверное, мне было бы больно, если б вдруг не стало так одуряюще жарко, так… Просто одуряюще.
– Не стоило их сжигать.
Хриплый шёпот проникал глубоко в сознание. От такого слетают предохранители, разрывается в клочья реальность. Губы, властные, твёрдые, почти касались моих, в то время как пальцы жадно сминали сорочку, как будто вплавляясь сквозь неё в мою кожу.
– Я и представить себе не мог, как сильно тебя ранил, – жар его тела втекал в меня вместе с дрожью, рождаемой от одного лишь звучания его голоса. Низкого, глубоко – от него каждый нерв становился натянутой до предела струною.
– А я тебя, – опустила голову. – Мы оба сделали друг другу больно и…
Договорить мне не дали. Тальден коснулся моего подбородка, сжал его между пальцами, заставляя снова посмотреть ему в глаза.
– Я больше не отпущу тебя, слышишь? Ты должна понять это, принять и смириться, – взгляд обжёг ледяным пламенем. – Прекратить от меня убегать.
– Не отпустишь в ближайшем будущем? – уточнила тихо. Он ведь что-то говорил про девять месяцев или девять с лишним…
И чуть не задохнулась, когда в меня вместе с яростным, собственническим поцелуем ворвалось рычание, огнём прокатившееся под кожей:
– Не отпущу никогда!
В кровь плеснуло силой. Его. Моей. Нашей. Холодом, который сейчас казался жарче любого пламени. Наверное, потому с меня содрали ночную рубашку. Чтобы я не сгорела и не расплавилась окончательно. Вот только как не плавиться под потемневшим от желания этим таким голодным взглядом? От прохладного воздуха, протянувшегося по обнажённой коже, от жара сильного тела, в которое меня вжимали, от этого безумного контраста кружилась голова. Я чувствовала себя искрой бенгальского огня, осветившей ночь, застывшую в драконьих глазах.
Ледяной не спешил раздеваться. Дразнил прикосновениями, сводил с ума поцелуями. Шёпотом-напоминанием, что я вся его без остатка. От этого голоса, как от самой откровенной ласки, грудь наливалась тяжестью и низ живота отвечал на него острой, почти болезненной пульсацией.
– Мне не важно, чьё это тело. Твоё, её… Но мне нужна ты, Аня, – на хриплый человеческий шёпот наслаивалось звериное рычание, усиливая раз за разом накатывающую слабость. – Ты одна.
Прохладная ткань рубашки, грубая – брюк… Царапают, щекочут, дразнят… Скользнула по ним… по нему собою, чувствуя, что начинаю падать. Но упасть мне не дали, вновь облекая в тепло объятий. Целуя уже не так жадно, тягуче медленно, сладко, и эта неспешность ещё больше возбуждала.
Реальность стремительно исчезала. Поцелуй, доставшийся мочке уха, смешался с лёгкой болью укуса. Я запрокинула голову, позволяя точно таким же пламенным укусам-поцелуям выжигать из меня последние мысли, взамен оставляя только невыносимо острые, яркие, ослепляющие чувства. Подхватываемая ими, я плыла, покачиваясь на волнах зарождавшегося внутри пламени. В котором сгорали двое: он и я. И снова жадное прикосновение губ… Шея… Грудь… Стянувшиеся в тугие горошины соски… Опаляющий укус…
Я жмурилась от всевозрастающего удовольствия, от дрожи, накатывающей волнами. Вбирала в себя тяжёлое, прерывистое дыхание Ледяного, звучавшее в унисон с моими тихими вздохами. Впитывала в себя его напряжение в том месте, где соприкасались наши бёдра. Чувствовала его возбуждение каждым миллиметром обнажённой, ставшей такой чувствительной кожи. Каждым своим нервом.
– Дважды я отпустил тебя. Больше такой ошибки не совершу. – Ладони мужа нетерпеливо огладили бёдра, сжали их, почти до боли, выбивая из меня не то стон, не то всхлип. А скорее, всё вместе, доводя до абсолютного умопомрачения, до сумасшествия, которое охватило нас обоих, накрыв с головою.
– Как же я люблю работу над ошибками, – выдохнула в жёсткие губы, тут же жадно завладевшие моими.
Смутно помню, когда меня уложили на подушки, когда он успел раздеться. Когда накрыл собою и потребовал севшим от желания голосом, вклиниваясь между моих покорно разведённых бёдер:
– Хочу услышать это от тебя, Аня. – Никогда не думала, что можно вот так произносить моё имя: глубоко, низко, хрипло, пронзая всё тело иглами наслаждения. – Что ты моя.
Медленное движение. Ко мне, в меня. От него ещё сильнее кружится голова. Невыносимо жарко. Невозможно сладко.
– Я… – всхлипнула, подаваясь к нему, желая чувствовать его ещё острее, всей своей плотью, собою. Позволяя признанию вместе со стонами заполнить комнату: – Твоя. Всегда твоей была…
…И, уже засыпая, убаюканная лаской и поцелуями, шептала:
– Твоя навсегда.
Наверное, это было самое приятное пробуждение за… сложно вспомнить какое время. Уровень эндорфинов не просто зашкаливал – кажется, у меня случилась самая настоящая передозировка счастьем. Не уверена, что такое возможно, но раньше ничего подобного я точно не испытывала.
Не желая даже шевелиться, нежилась в сильных руках своего мужчины. Невесомо касалась груди Ледяного, разрисовывая её стальным узором таэрин, которая за время нашей разлуки ничуть не померкла.
Герхильд лежал, заложив одну руку за голову, другой меня обнимая, и с самым сосредоточенным видом пялился на обивку балдахина.
– Доброе утро, – прошептала, уткнувшись ему в плечо. Пряча зевок и блаженную улыбку. – Вернее, день. Вечер?
Говорю какие-то глупости.
– День. И очень насыщенный. – Скальде вздрогнул, будто только сейчас проснулся, а до этого спал с открытыми глазами. Осторожно высвободив руку, сел на постели, чтобы спустя мгновенье оказаться за кисейной занавеской.
– Уже… уходишь? – Я приподнялась на локте. И простыню до самого подбородка подтянула, потому что без тепла его объятий вдруг стало как-то прохладно.
Неуютно.
– Мне нужно собраться. И тебе, кстати, тоже. – Его Великолепие натянул штаны, а следом и в сапоги ноги сунул. Рубашку с пола подхватил. После чего стянул волосы в небрежный хвост и объявил: – Сегодня первый день Алого турнира, и нам обоим нужно будет на нём присутствовать.
Совсем забыла. Я ж императрица.
– И?
– Служанки помогут тебе собраться.
Ну да, я, конечно, спрашивала о служанках.
Короткий поцелуй в губы… Я бы даже сказала – мимолётный. В том смысле, что Герхильд явно метил в щёку, но промазал, пролетел мимо, вот и попал в губы. Так прощаются с любовницей, которая уже поднадоела, но за неимением другой и ею ещё можно попользоваться. Прощаются, спеша сбежать под покровом ночи. Его Драконство сбегал под покровом дня. Но сути дела это не меняло. Он просто сделал его, это своё дело, и сайонара.
– О программе на эти дни можешь расспросить эссель Тьюлин.
А?
– Увидимся на празднике, Ваша Лучезарность, – попрощался со мной своей коронной ледяной улыбкой Скальде.
От неё сразу захотелось заползти под одеяло, да там и остаться. Согреваться и матюкаться.
Хлопнули двери, отрезая меня от окружающего мира и от спешащего убраться дракономужчины.
Это что сейчас такое было?
Какое-то время я сидела, обалдело пялясь на полупрозрачные занавески, которые продолжал безжалостно трепать ветер. Как Герхильд мне нервы. Наконец, полностью осознав, что здесь сегодня случилось, с тихим стоном сползла на кровать и ткнулась лицом в подушку.
Безнадёжный случай.
От чего, Анют, напомни, ты сбегала? Ну да, ну да… А к чему прибежала?
Мо-ло-дца.
Утробно зарычав, ну прямо как Герхильд всего каких-то полчаса назад, подхватила с пола сорочку, вернее, её жалкие останки, и пошла, скрипя от злости зубами, умываться.
Его Драконство обвёл меня вокруг пальца! Нагло. Обвёл. Вокруг. Пальца!!! Должно быть, рассудил так: раз я не даюсь по-плохому, значит, будет действовать по-хорошему. Возьмёт хитростью. Приласкает, поцелует, шепнёт на ушко какую-нибудь глупость и вот результат: ари готовенькая и на всё согласная.
И ведь взял же. Вот гад!
У-у-у, Аня, ну как же тебя так угораздило-то? От пары поцелуйчиков и лживых слов признания взяла и растаяла. Нет бы начать с разговоров. А не с того… с чего вы начали.
Плеснув в медный таз воды из кувшина, хорошенько умылась. Тёрла щёки, пока они не покраснели, отражая всю степень моего гнева. Нет, ну разве так можно?! Разливался соловьём, что всё теперь будет по-другому, а как получил желаемое, так сразу до свидания.
Сама понимаешь, детка, турниры, дела государства.
Вздрогнув, обхватила плечи руками и задалась вопросом: а что теперь будет по-другому? Что он там говорил? Что не станет возвращать меня на Землю? Так, может, в наказание за побег на всю жизнь посадит в клетку, как какую-нибудь канарейку? Которая будет нести ему золотые яйца – рожать дракончиков и время от времени, когда потребуется, светить физиономией на всяких средневековых приёмах.
Без сил опустившись в кресло, приставленное к туалетному столику, машинально схватилась за щётку, чтобы расчесать спутавшись после сна и во время… (вот даже не вспоминай, Аня, об этом!) волосы.
Кажется, сегодня в этих стенах мне объявили шах. И надо будет очень постараться, чтобы за ним не последовал сокрушительный мат.
