Глава семнадцатая
Дом, в котором жили Колобовы, был новой элитной высоткой. С огороженной и охраняемой территорией. Будка охранника стояла на въезде во двор, а второй охранник сидел в точно такой же будке на оборудованной автостоянке.
Аня вошла в подъезд и оказалась в просторном вестибюле, где стояли пальмы в кадках, а на стенах висели увеличенные фотографии родного города. Не было ни почтовых ящиков, ни каморки консъержа, только стойка наподобие секретарской, за которой виднелись мониторы с камер, установленных перед входом и на этажах дома.
К Ане подошел молодой мужчина в серой униформе и в берцах.
– Игнатьева, – назвала себя Аня.
– К кому? – поинтересовался парень.
– К Колобовым.
– Проходите, – кивнул охранник. – Они предупредили, что ждут Игнатьеву.
«Если предупредили, то зачем спрашивать, к кому я иду?» – подумала Аня.
И насмешливо поинтересовалась:
– Металлоискателем проверять будете?
Парень даже не понял, что это шутка, и ответил серьезно:
– Проходите так: я вам доверяю. Вам на лифте на последний этаж, если не знаете.
Лифт был с зеркальными стенами, скоростной и бесшумный. А после того, как кабинка остановилась, приятный женский голос произнес:
– Вы прибыли на двадцать четвертый этаж.
Аня удивилась, потому что такого чуда не видела даже в Штатах. Но, очевидно, в этом доме проживали люди рассеянные и забывавшие порой, куда им надо.
Дверь квартиры жена вице-губернатора открыла лично. Она приветливо улыбнулась:
– Здравствуйте, Анечка, мы вас давно ждем.
Аня вновь удивилась, вообще-то водитель довез ее очень быстро.
Она протянула хозяйке пакет:
– Вам небольшой подарок от меня.
Зинаида Петровна не стала проверять содержимое и передала пакет подошедшей дочери.
– Положи куда-нибудь.
Валя подошла и обняла Аню, как старую подругу, которую давно не видела.
– Хорошо, что ты пришла, а то тут такая тоска! У меня даже ключ от моей квартиры отобрали.
– Пакет отнеси, лапа, – напомнила мать.
– Обувь снимать? – спросила Аня.
– Не надо. У нас очень крепкий паркет. Из бука. По спецзаказу. Посмотрите на фактуру: правда красивая?
– У меня есть знакомый, – напомнила о себе Валя, – у него фейс, то есть лицо с такой же фактурой. Его так и называют Фейсбук.
– Я понимаю, что ты пошутила, – строго посмотрела на дочь Зинаида Петровна, – но только шутка твоя неуместная. Кстати, кого ты имеешь в виду?
– Да есть у нас один препод в универе. Его на самом деле зовут «Дубовая рожа».
Зинаида Петровна скривилась и отвернулась от дочери.
– Пойдемте, Анечка, я покажу, как мы тут живем. Сегодня мы с вами одни посидим. Ивана Захаровича в Москву вызвали.
А Валя тем временем заглянула в пакет, радостно вскрикнула и достала блузку:
– Это то, о чем я подумала? Киото Катани!
– Это мне подарили, – напомнила дочери Колобова-старшая.
– На тебя не налезет! – парировала Валя.
– Это как раз мой размер! – возмутилась мать.
– Здрасьте! У меня – сорок четыре, а у тебя сорок восьмой раздвижной.
Аня коснулась плеча Валечки и сказала:
– Там еще маечка лежит с иероглифами – с японским автографом Такедо, – тебе точно подойдет.
Зинаида Петровна улыбнулась:
– Пройдемте в комнату все-таки, что мы тут топчемся. – И обернулась к дочери: – Потом с тобой разберемся – кому что.
После осмотра огромной квартиры, расселись по креслам в гостиной, и хозяйка сказала, что они с дочкой как раз собирались ужинать и пригласила гостью разделить с ними трапезу.
– А что Катани любит? – опять встряла Валя.
– В смысле его гастрономических пристрастий? – переспросила Аня. – Там все просто. Он мясо не ест совсем. Рыбу ест, но не часто. Предпочитает морепродукты: гребешки, трепанги, креветки. Лобстеров ест, но щипцами не пользуется, а потому просит, чтобы подавали их уже в очищенном виде…
– Суши, роллы, – подсказала Зинаида Петровна.
Аня кивнула:
– Не часто, но за компанию может. А когда мы только с ним познакомились, он ел лишь овощи и рис. Я ходила в магазины, покупала ингредиенты и готовила для него тофу, сакану но намбан дзуке и кабочо но нимото.
– Что? – с удивлением воскликнула Валя. – Кабочо?
– Это просто вареная тыква, – начала объяснять Аня.
– Что тут непонятного? – перебила Зинаида Петровна. – Кабочо – это как наш кабачок, а они так тыкву назвали. И вообще, что ты все про еду да про еду? Мы же хотели узнать, что он вообще больше всего любит…
Аня задумалась. Не говорить же им, что модельер влюблен в русскую девушку Аню Игнатьеву.
– Больше всего он любит Кацусику Хокусая. Это японский художник, который жил двести лет назад. А потому в работах самого Такедо вся палитра Хокусая – только те краски, которые художник использовал в своих гравюрах. Никаких сиреневых, розовеньких и прочих гламурных оттенков. Поэтому Киото Катани не похож на других, и стиль, который он создает, уникален, а его одежда так узнаваема.
– Надо будет запомнить, – кивнула дочке старшая Колобова и поднялась. – Ну что ж, тогда давайте перейдем в столовую. У нас, правда, никаких изысков. Еда простая: осетринка отварная, икра, бастурма.
Она вдруг вспомнила:
– Анечка! Ничего, что я вас так называю? Вы нам такой подарок сделали… Я не про блузку с маечкой, хотя и это тоже. Я в прошлом году на Елисейских Полях зашла в бутик Катани, а там самая дешевая вещь – какой-то шарфик шифоновый. Так за него десять тысяч евро просили.
– Разве? – усомнилась Валя. – Что-то я не помню. Ведь вместе были.
– Отстань! – отмахнулась от нее мать и снова ласково улыбнулась гостье: – Вы такой подарок нам сделали! Уже сам факт знакомства с Катани – дорогого стоит. А вы предложили нам поработать с ним…
– Это мне предложили! – напомнила Валя.
Но на нее Колобова-старшая уже не обращала внимания.
– Иван Захарович сказал вместо ответного подарка просто подарить сумму денег…
Зинаида Петровна посмотрела на гостью и напряглась, ожидая, вероятно, что Аня сама назовет эту сумму.
– Какие деньги! – рассмеялась Аня. – Зачем? Дружба не продается.
– Вот и я так сказала мужу. Прямо слово в слово. И тогда он попросил передать, что взамен он может предложить вам в собственность помещение на Невском проспекте – не даром, разумеется, а по цене ниже кадастровой стоимости, вроде того что по условной цене, чтобы к нему самому потом претензий не было.
– Зачем мне помещение? – удивилась Аня.
– Как зачем? – в свою очередь, удивилась Колобова. – Это же коммерческая недвижимость! Там почти триста метров. К примеру, Катани сможет открыть свой бутик, а вы будете владелицей.
– Я не знаю даже, – растерялась Аня.
Они уже вошли в столовую, где их ожидал сервированный стол.
Наконец, Аня нашлась, что ответить:
– Я, вероятно, и за условную цену не смогу. У меня проблема с финансами. Мои счета в Штатах заблокированы.
– Это неважно, – махнула рукой Зинаида Петровна. – Я вам дам, сколько потребуется: и на оплату площадей, и на торговое оборудование, а вы меня за это возьмете в партнеры. Я и с подбором опытного персонала помогу.
Зинаида Петровна обернулась на дочь, потом снова посмотрела на гостью:
– А потом можно и производство здесь наладить: запустим линию одежды под маркой Киото Катани. Ведь он согласится на такое? Вам-то он не откажет?
– Не знаю.
Аня задумалась. Такедо ей не откажет, само собой. Хотя ему это вряд ли нужно. А нужно ли ей? Тоже нет. А вот Колобовой наверняка нужно. Вероятно, она давно это решила. Сама или муж подсказал. Неважно. Но теперь в нее вцепятся наверняка.
– Ну, вы не отказывайте сразу, – настаивала жена вице-губернатора. – Даже если вам кажется, что… Короче, я вам всегда помогу и в делах, и связями своими поделюсь.
Аня кивнула и улыбнулась Зинаиде Петровне:
– Я, когда вас увидела на той свадьбе, подумала, что вы такая гламурная дама. Даже не представляла, что вы настоящая бизнесвумен.
Жена вице-губернатора попалась на наживку. Комплимент ей пришелся по душе.
– Так у меня несколько предприятий. В основном это торговые объекты, потом я еще в аренду сдаю площади, пятна под строительство уходят через мои фирмы. Официально там, разумеется, тендер, но это так, для отвода глаз. Основная прибыль приходит оттуда. Я, правда, никаким боком будто бы отношения не имею: фирма оформлена на каких-то людей, которые проживают за рубежом. – Колобова-старшая поняла, что проговорилась, и показала рукой на стол: – Давайте приступим к трапезе. – И добавила, окончательно закрывая тему о своем бизнесе: – На этой свадьбе такой ужас был!
– Что-нибудь стало известно? – осторожно поинтересовалась Аня. – Выяснили, кто и почему совершил убийство?
– Ничего не известно. Муж говорит, что следователи землю роют и найдут убийцу обязательно. Но ведь у Лени Красильникова своя служба безопасности, а там очень хорошие специалисты. Но даже они сейчас в недоумении. Там ведь видеокамеры везде стояли. Записи просматривали, изучали. Много людей, как вы понимаете, туда-сюда шастали. А там зона слепая получилась. Так мне муж сказал. Конечно, подозреваемые уже есть. А как их подозревать? Ведь там все приличные люди были. Что тут говорить – даже не знаю.
– Но раз есть подозреваемые, то, значит, есть основания, – продолжила разговор Аня. – Говорят, что у Мирослава были враги, а у Кристины любовные связи.
– Кристинка, конечно, еще та штучка, – согласилась Зинаида Петровна и покосилась на дочь. – Мы-то еще ребенком ее знали. Избалованная. Хотя и мать ее такая же. В юности Оксана ой как отрывалась! Одно время я даже пыталась запретить нашей Валечке общаться с Кристинкой. Но как тут запретишь, когда вся молодежь теперь такая? Все чего-то требуют от родителей. Иван Захарович очень за нашу Валечку переживает…
– А чего за меня переживать? – весело отозвалась Валя. – Я не колюсь, не напиваюсь в хлам, со взрослыми мужиками не сплю. – Она перевела взгляд с гостьи на мать и продолжила: – Не ворую в бутиках трусики, в террористки не записываюсь. В группах смерти не состою.
– Вот видите, – вздохнула вице-губернаторша. – Как с ней разговаривать?
– Как с нормальным человеком, – посоветовала Аня. – Она же вам всю правду про себя рассказала. Валя даже про убийство могла бы всю правду рассказать, если бы знала.
Колобова тут же обернулась к дочери:
– Ты что-то знаешь?
– Про какое убийство? – очевидно не желая разговаривать на эту тему, отозвалась Валя. – Лесневича или Гацкана?
– Ну, хотя бы про убийство этого Гоши. Он ведь тебе названивал.
– Про него ничего не знаю.
– А Мирослава кто убил, знаешь?
Зинаида Петровна наседала на дочь с таким напором, что Аня хотела остановить ее, но передумала.
– Догадываюсь, но не скажу, – помотала головой Валечка.
– Матери-то можно сказать. Ты же знаешь, что я ни с кем и никогда не делюсь тайнами.
– Ты? – удивилась Валя. – Я вообще ничего не знаю! Откуда мне знать: кто грохнул Мирослава? Из нашей компании никто этого не делал.
– Ну да, – согласилась Зинаида Петровна. – Ведь уже всех проверили. Из вашей компании никто: тебя вот только не проверяли. Хотя именно ты оказалась на месте преступления и орала как резаная. А папа сказал, что не нужно тебя проверять…
– Ты бы орала еще громче! – обиделась Валя. – А потом, когда в клубе убили Гошу Гацкана, я спокойной была.
– А на свадьбе чего орала? Чтобы подозрения от себя отвести?
– Ты что! – еле слышно прошептала Валя. – Ты соображаешь, что ты говоришь? Да как ты…
Валя выскочила из-за стола и убежала из столовой.
– Да пошутила я! – крикнула ей вслед Зинаида Петровна и обернулась к гостье, вздохнув: – Уж пошутить нельзя. Какая нервная молодежь теперь.
– Я зайду к ней и успокою, – сказала Аня.
Она вошла в комнату Вали и увидела ее лежащей на кровати. Валя уткнулась лицом в подушку, но рыданий слышно не было.
– Часто ты так с матерью цапаешься? – спросила Аня.
– Да постоянно. Она на мне злость свою срывает. Ей кажется, что у отца есть любовница. Она даже не сомневается в этом. Сегодня днем сказала даже, что, когда мы уедем в Гонконг, отец вообще дома появляться не будет.
– Пусть живут, как хотят. У тебя уже своя жизнь. Будешь работать у Такедо, все это забудется. Работы будет много, я обещаю, а когда появятся деньги, ты сможешь сама себя обеспечивать.
– Деньги, деньги, деньги!
Валя оторвала лицо от подушки и повернулась к Ане. Она выглядела испуганной.
– Я вспомнила! Не сейчас, конечно, вспомнила, но мне казалось, что просто привиделось… Тогда, на свадьбе, как раз перед самым убийством я отошла в темноту и слышала разговор. То есть только несколько фраз. Кто-то говорил про деньги. Громко говорил, но не кричал. Только все равно плохо слышно было, потому что салют гремел. Но тот человек говорил вроде того, что контракты надо выполнять. Мол, тому, кто взял бабло и не сделал того, что обещал, рано или поздно придется отвечать за гнилой базар…
– Кто говорил, не узнала по голосу?
Валя покачала головой:
– Нет. Я пыталась понять, чей это разговор услышала, но там же гремело все. И только между залпами можно было хоть что-то расслышать. Я вернулась к столу, вспомнила, с кем провела ночь накануне Кристина… Посмотрела туда, где сидели вы с Летягиным. Но Летягина не было за столом. Тогда я пошла обратно, решила проверить свою догадку. А там уже лежал Лесневич.
– Значит, говорящего по голосу ты не узнала?
– Я же сказала, что не узнала. Но тогда мне показалось, что голос знакомый. И говорил он очень спокойно. А отвечал ему, может быть, Лесневич, но я слов не могла разобрать, тогда мне показалось, что он смеялся…
– Второй был Лесневич? Ты уверена?
Валя задумалась и ответила:
– Нет, не уверена. Но, может быть, это Летягин смеялся.
– Сколько прошло минут, как ты услышала чужой разговор, потом снова села за стол, а потом вернулась и обнаружила тело?
– Не знаю, минут пять, может быть…
– А Гоша Гацкан не мог это сделать? Ты прости, что я о нем вспомнила.
– Да ладно. У нас ничего не было. То есть между нами ничего серьезного не было. Мы как-то попробовали… то есть хотели попробовать, но у Гоши не получилось. Он попросил никому не рассказывать, а то… Ну, ты поняла, засмеяли бы его. Мы вообще договорились изображать, будто мы любовники. Теперь все так считают. То есть считали. Мне его поначалу жалко было, он такой закомплексованный. А потом даже меня Гоша доставать начал. Но он всех доставал.
Неожиданно Аня кое-что поняла:
– А кроме Гоши… То есть помимо Гоши ведь кто-то был у тебя?
Валя посмотрела ей прямо в глаза, словно пытаясь определить, насколько можно быть искренней, и тихо ответила:
– Никого у меня не было. Только ты никому не говори. А то съедят меня.
– Клянусь, не выдам. Ты вообще молодец. То есть я знала, что ты – замечательная, но чтобы такая – не могла представить.
– Можно, я тебя поцелую? – еще тише спросила Валечка.
Аня замерла и чуть отстранилась:
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Ты что! Ты подумала, что я – лесбиянка?
Валя готова была расплакаться. Аня обняла ее, прижала к себе, как маленькую девочку, которой вообще-то Валечка и была, несмотря на свои двадцать лет. Аня погладила ее по голове, поцеловала и шепнула:
– Мы – подруги. А теперь давай вернемся, чтобы твоя мать и в самом деле ничего дурного не подумала.
– Погоди, – остановила ее Валя и совсем тихо продолжила: – Я не знаю, кто убил Лесневича, но догадываюсь. Не Летягин точно. Это кто-то из работников отца Кристины. Там же была служба безопасности, охрана, они за всеми следили, но только не друг за другом. Значит, кто-то из них это сделал.
– Ты думаешь, отец Кристины к этому причастен?
– Может быть, ему и в самом деле Лесневич не нравился. Но он ведь дал согласие на эту свадьбу. И зачем ему так рисковать – в своем доме убивать, да еще на свадьбе дочери, когда об этом только и будут говорить? А огласка Леониду Борисовичу не нужна вовсе.
– Ты права. Но если не он, а просто кто-то из охраны? Значит, кто-то поручил убийце это сделать, заплатил охраннику.
– Я думаю, что это так и есть, – кивнула Валя.
– А кто мог желать смерти Мирославу?
– Кто угодно. То есть я не знаю кто. Кристина со многими спала. Хотя, мне кажется, она больше выдумывает, чтобы ей завидовали. Ирка, ну которая была тогда с нами в «Колорадском папе», завидует, но она тоже шлюха. Просто ей кажется, что у Кристины серьезные любовники, а у нее одни пьяные пацаны. А Кристина знает об этом и врет еще больше. Но с Летягиным у них точно что-то было. Про Горовца и Обнорского она наверняка врет: они старые и противные.
В комнату заглянула Зинаида Петровна.
– А что это вы меня бросили? – поинтересовалась она. – О чем болтаете?
– Да мы про Кристину говорим.
– А что про нее говорить? Яблоко от яблони недалеко падает. Кристина даже рыжая – вся в мать. Но они обе красятся – Кристина в блондинку, а Оксана – в брюнетку. Оксана-то в былое время ой как отрывалась!
Зинаида Петровна посмотрела на дочь, проверяя ее реакцию. Но Валя сидела со счастливым выражением лица. И тогда Колобова-старшая махнула рукой:
– Айда за стол, шампанское пить!
Остаток вечера прошел спокойно. Аня рассказывала о Такедо, о его привычках и пристрастиях. Сообщила, что известный модельер – трудоголик и требует такой же отдачи от всех своих сотрудников.
– Тогда Валя недолго там продержится, – расстроилась Зинаида Петровна.
– Я? – удивилась Валечка, – Да я все сделаю! Я сдохну, чтобы только ему понравиться.
Зинаида Петровна покосилась на гостью и вздохнула.
В одиннадцать вечера Аня поднялась, хотя Зинаида Петровна надеялась, что разговор продлится куда дольше. Она пыталась удержать гостью, сказала, что у водителя Ивана Захаровича ненормированный рабочий день: он может отвезти Аню домой в любое время. Но Аня сказала, что устала, потому что сегодня работала с самого утра. Это было неправдой, но устала она по-настоящему. Хотелось одного: вернуться домой и поскорее заснуть. А еще она ждала звонка от Николая, но он так и не позвонил.
Телефон зазвонил в два ночи. Аня проснулась и не могла понять, где находится. Она посмотрела на стену и удивилась, что на ней нет ее портрета, портрета, который написал четыре года назад тогда еще набирающий популярность Джереми Липкин. Портрет висел в их с Марком спальне. А теперь над кроватью не было ни самой картины, ни рамы, ни шелковых обоев. Аня вспомнила, что она в России, в квартире, в которой жила с мамой. Но все равно ей почему-то показалось, что это звонит Марк, чтобы сообщить, что у него все хорошо. И потому ответила на английском:
– Это ты, Марк?
– Это Фил, – ответил так же на английском незнакомый мужской голос, незнакомец перешел на русский: – То есть тот самый Фил, который Егорыч. Я придумал, что надо сделать! То есть я уже сделал это. Вам удобно разговаривать?
– Вполне, потому что я лежу в постели.
– Сорри, но тогда в двух словах. Я отправил все деньги вашего мужа на биржу и поручил покупать акции высокотехнологичных японских компаний, когда они максимально упадут в цене. Купить сразу на все двадцать миллионов. После чего акции вырастут в цене и в самом конце рабочей сессии надо сбросить их. Двадцать миллионов, что я позаимствовал у Марка Хайдена, вернул в его банк в Мэдисоне, а маржа – пять с половиной лимонов через мой счет, поступят завтра на счета агентства «ВЕРА». Только простите, я себе за работу штуку баксов оставил, как мы и договаривались.
– Что? – не поняла Аня.
– Взял себе в качестве оплаты работы во внеурочное время тысячу долларов. Если вы против, то я верну.
– Нет, нет… Я не об этом. – Аня села в постели, постепенно приходя в себя. – И что теперь?
– А ничего страшного, – сказал Егорыч. – Японский рынок это не тряхануло, потому что, когда в Нью-Йорке биржа работала, Токийская и Гонгконгская спали. И теперь, к открытию все индексы вернулись к своему первоначальному значению. Никто ничего не потерял. Только вы стали богаче на пять миллионов долларов. Все эти биржи, сами знаете, что торгуют там мыльными пузырями – в одном месте убудет, а в другом прибудет. А когда кто-то хочет хапнуть миллиарды, то заваливает какой-нибудь созданный специально для этого мылообразующий банк, а весь мир расплачивается реальными деньгами, потраченными в свое время на ничего не стоящие акции и облигации. Ваши пять миллионов – это сотая часть капли в мыльном пузыре. Так что ничего вам не грозит: спите спокойно.
– С меня борщ, – пообещала Аня.
– За это спасибо. О времени и месте договоримся позднее. Вопросы ко мне есть?
– Часто вы так?
– Да нет. Только когда нужно хорошим людям помочь. Но так, чтобы пять лямов за раз, – впервые. Просто сегодня было с чего стартовать.
