Глава 16
Озеро, которого нет
Где вы! Слушайте, вольные волки!
Повинуйтесь жадному кличу!
Валерий Брюсов. Скифы
Берега балки разошлись в стороны за очередным изгибом, открывая небольшую долину, поросшую серебристым лохом. Однако это были не привычные кусты, какие встречались повсюду. Большие деревья раскинули свои кроны над головами друзей.
Макар неожиданно остановился и присел, положив руку на рукоять ятагана.
— Засада? — Виктор осмотрелся, пытаясь разглядеть в зарослях затаившихся преследователей.
— Хуже, — ответил Макар.
Ковалев удивленно уставился на друга: куда уж хуже?
Ему вдруг показалось, что солнце умерило свой пыл, воздух стал свежее и прозрачнее, словно наступило утро. Ковалев удивился — длинные тени вдруг поползли от деревьев. Но если бы обратил внимание на небо, то заметил бы, как значительно сместилось назад к востоку светило.
— Вот черт, — пробормотал Макар. — Двигаем. Быстрее!
Едва они сделали первый шаг, как масса желтокрылых бабочек поднялась из травы и окружила друзей шелестящим облаком. Виктор ахнул, чувствуя на руках и лице легкое прикосновение воздушных балерин. Словно зачарованный мальчик, Ковалев поднял руки, чтобы открытыми ладонями почувствовать прикосновение. Он ощутил себя ныряльщиком на дне воздушного океана, где в коралловых дебрях живут мириады удивительных желтых пловцов. Макар обернулся, готовый наорать на рассеянного друга, но лишь усмехнулся, глядя на озаренное удивлением и восторгом лицо Виктора. Душа Ковалева открылась…
Синяя тетрадь:
«Как быстро и просто слетает всякая наносная шелуха с человека, попавшего в аномалию кургана. Сталкиваясь с ее опасностями и чудесами, ты делаешь выбор: либо испугаться, что вполне нормально, либо открыться, почувствовать неведомое, осознать его существование. Дальше труднее всего остаться человеком. Аномалия каждый раз норовит перекроить тебя, изменить под себя, чтобы ты не смог уйти, чтобы у тебя осталась одна дорога — в ее зоопарк».
Где-то недалеко послышались голоса. Макар сгреб друга в охапку и затащил под дерево. Виктор хотел возмутиться, однако хорошо знакомая ладонь закрыла ему рот.
Беседовали двое мужчин.
— Сергей Петрович! — восхищенно воскликнул один. — Посмотрите, сколько здесь желтушниц!
Двое в широкополых соломенных шляпах вышли на открытое место. На боку каждого из них висел планшет, а в руках они держали сачки.
— Бог мой, Аркадий! — воскликнул высокий худощавый в тон коллеге. — Это просто немыслимо!
Второй, которого он назвал Аркадием, был среднего роста, плотного телосложения. Его лицо лоснилось от пота, а светло-серые глаза светились от радости при виде бабочковской феерии.
— Вот где можно взять великолепные образцы для вашей коллекции, — не унимался худощавый.
— Полноте, Сергей Петрович. Что еще я не знаю о колиас? — Аркадий обернулся. — А вы были правы, Макар, — место просто удивительное. Найти за один день в Крыму актидиум локти, встретить актидиум элангатум — просто чудо какое-то. Как и эта популяция желтушниц.
— Ботаники, — презрительно прошептал Виктор и тут же осекся, когда из зарослей появился третий.
— Все как обещал, — кивнул Зотов, легкая улыбка играла на его губах.
Ковалев покосился на Зотова, стоящего рядом. Макар угрюмо наблюдал за своим двойником, пот ручейками стекал по серому лицу. Заметив взгляд друга, он оскалился и прошептал:
— Размножаюсь, — подмигнул: — Почкованием. А сейчас медленно отступаем.
Ошарашенный Виктор двигался словно лунатик и потому умудрился свалиться на Зотова. Макар выругался сквозь зубы, быстро вскочил на ноги и потащил неуклюжего друга под мышки прочь от поляны.
Когда они выбрались из зарослей, солнце привычно палило с небес, трава пожухла, а у камышей стоял коричневый «москвич».
Синяя тетрадь:
«Вчера сопровождал в балку двух энтомологов. Высокий усатый дядька с очками на носу назвался профессором Сергеем Петровичем Ивановым. Второй, круглолицый, — Аркадий Эрнестович Милованов. Фамилия очень ему подходит: бледная кожа лица, губы бантиком, серые, чуть печальные глаза. У него своеобразная манера обращения: „помилуйте, Макарушка“, „полноте, Сергей Петрович“.
Их привел Спиридоныч (кто ж еще!) и наплел, как всегда, с три короба. Но не это главное.
Поначалу я хотел отказаться от роли проводника. Потом, слушая их просьбы и доводы, передумал. Решил, что, возможно, эти чудаки с сачками найдут нечто, подтверждающее аномальность кургана Рытый и Шпаревой балки. Ведь до всего приходится доходить своим умом, делать выводы, порой очень сомнительные.
Маленькая экспедиция энтомологов стала бы первым шагом к научному исследованию аномалии. И поход закончился вполне успешно! Аркадий и Сергей Петрович нашли два редких для Крыма вида среднеазиатской пчелы: актидиум локти и актидиум элангатум. Никогда бы не подумал, что наплыв на камне — гнездо пчелы. Но энтомологи знали, что искать.
Аркадий в восторженных чувствах заверил меня, что единственный образец локти есть только в Петербурге и что нам сказочно повезло. Еще он упомянул, что пчела якобы пришла в Крым вместе с кочевыми народами, шедшими когда-то из Средней Азии. Вот это уже интересно! Если существует временная аномалия, то ничего удивительного в том, что популяция пчел живет в Шпаревой балке.
Еще одно происшествие случилось возле Балкина озера, когда мы набрели на популяцию желтушниц. При виде сотен бабочек энтомологи вновь впали в детство и не обратили внимания на шум в зарослях. Я сначала решил, что это ходит Гера, но, присмотревшись, заметил две человеческие тени. Двое парней быстро продвигались по зарослям в сторону Балкина озера. Странно. Даже не знаю, кто бы это мог быть».
— Хорошо бегаешь, кузнец! — Сивый загыгыкал, доставая из-за пояса ПМ. — А пулю обгонишь?
Пацаны испуганно переглянулись. Стрелять в кузнеца никто не договаривался.
— Постой, Сивый! — Петр перехватил руку с пистолетом. — Такого уговора не было. Это наше с кузнецом дело.
— П-подожди! — Виктор сделал шаг вперед, страшась своей смелости, даже голос дрогнул. — Это я пригласил Любку на ужин. Зот тут ни при чем.
Петр обернулся к нему и получил кулаком по затылку от Сивого.
— Гы-ы! Потом со своими бабами разберетесь! — заорал он. По багровому лицу ручьями тек пот, глаза горели яростью. — Главное — между нами. Да, кузнец? Волчара, мать твою! Ты решил меня напугать? Убил волка — герой! Только я тебя не боюсь, придурок!
— Волчара, — негромко повторил Макар, по-прежнему оставаясь спокойным, несмотря на пляшущий ствол оружия в трех шагах от груди. — А это идея.
— Что теперь скажешь? Может, тебя связать и выпороть кнутом? Или вообще опустить, а, козляра?
Легкая улыбка коснулась губ Зотова.
— Так это правда. Тебя выпороли…
— Заткнись! На колени, сука!
Зотов опустился на одно колено, коснулся ладонью правой руки травы у ног, склонил голову. Виктор не ожидал такого поведения друга. А собственно, чему удивляться: у противника веский довод — пистолет. Против пули нет спасения. Ковалев встал на оба колена рядом с другом, искоса глянул на Зота. Макар улыбался — и вдруг завыл, поднимая лицо к блеклому небу. Волоски на руках Виктора поднялись дыбом — рядом с ним на коленях стоял настоящий зверь и тоскливо выл, нагоняя страх на окружающих его врагов, на друга.
Сивый выругался, затравленно оглянулся, словно ожидая, что на призыв волка из камышей выскочит яростная стая. И ответ пришел! Вой в несколько глоток пронесся над Балкиным озером. Товарищи Сивого попятились к машине.
Грохоча когтями по капоту, через «москвич» перепрыгнул молодой пегий пес и рыкнул, отгоняя людей от укрытия. Сивый повернул ствол на зверя, но ему на спину прыгнул второй, более матерый, опрокинул наземь. Макар двинулся с низкого старта, перехватывая руку с пистолетом. Сухо щелкнул курок, еще раз. Виктор втянул голову в плечи, ожидая выстрела и отчаянного скулежа раненого зверя, но ничего такого не произошло.
Серега Сивый лежал на брюхе, тщетно пытаясь разглядеть волчицу, стоящую на его спине. Макар сидел на корточках перед зверем, глядя ему прямо в глаза.
— Ну, здравствуй, Гера, — тихо произнес он.
Волчица завиляла хвостом, прижала уши, подставляя голову под мозолистую ладонь. Три молодых пса стояли вокруг испуганных парней, скаля зубы не от злости, а для порядка, чтобы пленники не надумали бежать или делать резких движений. Зотов коснулся лбом лба волчицы, и некоторое время они просидели так, словно обменивались мыслями.
Серега Сивый под лапами зверя едва дышал…
…Как-то в конце марта Макар, возвращаясь домой в шестом часу вечера, встретил расстроенную Лизу у калитки.
— Здравствуй, мышка моя. — Он привлек девушку к себе и чмокнул в прохладную щечку. — Меня встречаешь?
Серые глаза девушки наполнились слезами. Она ткнулась в плечо Зотова.
— Макар, нас ограбили, — прошептала она.
— Чего? — Кузнец не сразу понял, о чем идет речь.
— В доме натоптано, все перевернуто, твои книги разбросаны, — всхлипывая, рассказывала Лиза.
— Гребаный кнехт, — выругался Зотов. — Здрась, приехали.
Он обнял девушку за плечи и вошел во двор.
Входная дверь в веранду была взломана монтировкой. Макар подумал, что, может статься, он сам сделал тот инструмент. Кузнец-то в селе один.
На кухне разбросаны травы, под ногой хрустят осколки битой посуды. Даже холодильник приоткрыт — на полу лужица талой воды. Кругом грязные следы: кроссовки, берцы или кирзовые сапоги и рубчатая, почти стертая подошва теплых ботинок. Человека три орудовали в поисках… Чего?
Наверняка искали помещичье золото. Многие поговаривали, что семья Зотовых знает секрет и хранит в тайнике большую часть сокровища, добытого после Гражданской войны в могильнике кургана.
Макар поднял табурет и сел за стол.
— Мак, я только на пять минут в магазин забежала. — Лиза присела перед ним, заглянув в усталое лицо.
— Да-да. — Он взял ее ладони, прижал к губам, сказал первое, что пришло в голову: — Курей, гусей не покрали?
— Нет. — Лиза шмыгнула носиком. — Я проверила — все на месте. Вокруг плиты топтались. Сдвинуть пытались, что ли?
— Ага, — кивнул Зотов. — Под ней дурни искали. Ну и ладно. Давай-ка наведем порядок и поедим чего-нибудь.
Он поднялся и двинулся к двери.
— Ты куда? — спохватилась Лиза.
— Пивка захотелось. Светлого. — Макар достал из кармана заработанную сегодня пятерку, подсчитал мелочь. — Крымского.
Дрожащие пальцы девушки коснулись его запястья. Макар улыбнулся:
— Не бойся, мышка моя. — Он обнял ее, целуя в щечки и в губы. — Солнышко мое, — вздохнул он, зарывшись носом в густые русые волосы. — Устал я что-то, наработался. А это… Ерунда все это. Переживем…
Тех, кто ввалился в его дом, Макар увидел сразу, как только вошел в бар. Рустем — из бедных татар, у которых не было денег на постройку хороших домов и жили в «коробках» из ракушечника. На его ногах — кирзовые сапоги. Второй — Серега Сивый, по прозвищу Афганец, отсидевший пять лет за грабеж, — поношенные кроссовки «Найк». И третий — Сухолист, местный пьяница, — теплые ботинки с рубчатой подошвой.
— Пива крымского светлого, — заказал Макар, не глядя на Любу.
— Сколько? — спросила она равнодушным тоном.
— Пол-литра в стекле.
— Это Рустем с Сивым к тебе вломились, — шепнула Люба, выставляя бутылку на стойку.
— Открой, — попросил Макар, слушая вполуха.
Он рассчитался и направился к выходу из бара. По пути приветствовал налетчиков поднятием бутылки. Рустем едва заметно кивнул, быстро отведя взгляд. Сивый презрительно скривил губы, а Сухолист готов был лезть под стол, чтобы не попадаться на глаза кузнецу.
В холле старой усадьбы толстая Маняшка орудовала шваброй, вытирая грязные следы.
— Чтоб вы провалились, — бормотала она, полоская тряпку в ведре парующей воды. — Ходят взад-вперед водку свою лакать. Шоб она вам боком повылазила.
Маняшка бы орала в голос, если бы видела своего Сухо-листа в баре. Еще не вечер, как говорится.
Завидев Макара, уборщица замерла с открытым ртом — белый локон прилип к красному лбу. Ясно, что вся деревня уже в курсе происшествия. Возможно, односельчане ждали, когда кузнец пригласит к себе участкового и начнется следствие. Вот и Маняшка знала, кто залез в дом Зотова, и, столкнувшись с ним в холле, ждала от него расспросов о благоверном.
— Назим не уходил? — спросил Зотов.
Уборщица хлопнула ртом — кузнец спросил о другом, что на секунду сбило ее с толку.
— Он раньше семи не уходит, — пролепетала Маняшка.
Зотов отхлебнул пива и поднялся на второй этаж в парикмахерскую. Заходить с бутылкой в руках не стал. Допил пиво и бутылку опустил в урну перед дверью. Маняшка заберет.
Смесь запаха одеколонов напоминала Макару детство: душистое мыло, горячая вода, мама натирает полотенцем свежестриженую голову. И потому Зотову нравилось бывать здесь.
— Здорово, Назим!
Татарин, в овчинной безрукавке поверх короткого белого халата, гостеприимно раскинул руки, пригласил к столу, за которым уже сидело трое его соплеменников — пили чай. Лица у всех удрученные, и Зотов знал причину их печали. Затем и пришел.
— Салям, уважаемые.
— Садись, дорогой. — Парикмахер Назим указал на свободный стул. — Только заварил свежий чай.
— Сколько знаю трав — не пойму, что ты в свой чай добавляешь, — похвалил Зотов, отпив из пиалы.
Толстые губы парикмахера растянулись в довольной улыбке, обнажив редкие кривые зубы.
— У каждого свой сэкрет эсть, — погрозил он Макару пальцем.
— Точно, — кивнул кузнец. — Но ни для кого не секрет, что у вас, уважаемые, проблемы с волками.
Татары переглянулись. Сидящий рядом пожилой мужчина в серой каракулевой шапке качнул головой:
— Да, кузнец. Волки повадились овец резать.
— Прямо в кошары залазят, — подтвердил второй в рябой шапке. — Делали засаду — бесполезно.
— Это не волки, — сказал Макар, рассматривая плавающие в чашке чаинки. Он поднял голову — собеседники внимательно смотрели на него, ожидая продолжения. — Это волчищи — помесь собаки и волка. Они крупнее и умнее, к тому же вовсе не боятся человека. Железо и порох чуют за километр, потому ружья в засаде не помогут, а наоборот, выдадут охотников. — Зотов отпил чая, смачно причмокнул. — Кроме того, человек сам пахнет: пахнет кровью, потом страха или одеколоном после бритья.
Назим усмехнулся.
— А всего-то надо — вожака убить, — подытожил Зотов.
Сосед Макара тяжело вздохнул:
— Тут бы просто отбиться, хозяйство защитить.
— Я убью вожака, — заявил кузнец.
Мужчины переглянулись, один презрительно фыркнул, что-то пробормотал на татарском, второй, в рябой шапке, одернул его.
— Если человек идет на такое, значит, у него есть большая причина, — медленно произнося слова, сказал Назим. — У нас причина — наше добро.
Он смолк, ожидая ответа от Макара.
— У меня причина есть, — ответил Макар. — Вы поймете ее, когда все кончится…
Конец марта выдался морозным. К утру лужицы покрывались корочкой льда с бахромой инея по краям.
Зотов взял на работе отгул и стал готовиться к охоте. Достал из чулана стоптанные кирзачи, рваную телогрейку, натянул ватные штаны. У соседей прикупил ведро свежего коровяка и, одевшись, вывозился в нем. Пол-литра самогонки просто выплеснул на грудь, а сам принял глоток «федоровки».
Лиза пришла в ужас, увидев приготовления.
— Зачем, Мак? Это же волки. — Она стояла на крыльце, накинув на плечи меховую курточку.
— Это всего лишь волки, — ответил Зотов, натягивая старую ушанку, выпрошенную у Спиридоныча. — Людей надо бояться. Им, сволочам, мирно жить не хочется.
— Но зачем тебе лезть на рожон?
— Затем, чтобы тебя и меня в покое оставили, — зло ответил Зотов. — Если все выйдет, никто больше в мой дом не посмеет ступить. Об этом сам Князь — Назим — позаботится.
— А если не получится? — Ее голос сел.
Макар печально улыбнулся.
— Тогда Назим будет тебе защитой, — тихо ответил он. — Дом у тебя есть…
— Макар! — воскликнула Лиза, закрывая уши ладошками. — Не надо, прошу, не надо!
— Прости. — Он не подошел и не утешил — вонючий грязный мужик в рванье.
Она хотела броситься на шею, не пустить, но Зотов держался на расстоянии и отступил, когда она сделала робкий шаг.
— Я вернусь — ты же знаешь…
В сухой прошлогодней траве, побитой ливнями и морозами, звериные тропы влажно блестели. Коты ходили в степь за мышами, беспризорные собаки — на охоту за зайцами, дрались с волками за добычу, нагуливали приплод, который теперь вырос и терроризировал село.
Макар нашел тропку за домом Седрика Мермудинова — кошара у него была солидная, а дом стоял на новой татарской улице третьим от окраины. Трех овец у него волки уже зарезали, и Зотов надеялся — хищники еще вернутся.
Татарский самозахват, который ныне превратился в улицу, заканчивался двумя брошенными коробками из ракушняка — желтого известняка. Хозяева переселились ближе к Симферополю. В этих развалинах и поджидал Зотов хищников.
Стояла ясная лунная ночь, потому морозная. Раза два Макар прикладывался к «федоровке», разгоняющей кровь, согревающей тело. После полуночи кузнец выбрался из укрытия и, шатаясь на неверных ногах, побрел к тропе. Идти получалось плохо. Очень скоро он зацепился за корень сухого молочая и упал. Водка из открытой бутылки оросила землю.
— Ыц! Зараза, — пьяно пробормотал Макар, пытаясь подняться на ноги.
Не получилось, и тогда Зотов махнул на все рукой, лег на живот и через несколько минут мирно засопел.
Так выглядело со стороны. На самом деле Зотов приложил правое ухо к земле, подложив ухо шапки, и распластался, чтобы хорошо чувствовать чужие шаги, даже самые легкие. Волк ходит на пальцах, как вор — на цыпочках. Макар успокоил дыхание и замер, вошел в полудрему.
Лежит у заброшенной «коробки» пьяный в доску мужик, сопит. К утру, когда кровеносные сосуды после попойки сузятся и морозец покрепчает, может, и замерзнет насмерть, но уж точно добром для него такая ночевка не кончится. Волки его сразу почуяли, обошли по дуге, однако никакой опасности мужик для них не представлял. От человека несло навозом, водкой да мочой. Только лежал он неудобно — на тропе к кошаре.
Волк осторожно подошел к мужику на расстояние шага — ни запаха страха, ни вони стали или пороха. Горячая кровь стучит в жилке на шее, дразнит хищнику нос. Добыча, но не та. Если бы так овцы в степи ночевали.
Волчица подошла к волку, игриво лизнула в морду, обнюхала грязный сапог человека, фыркнула. И все-таки пьяный мужик не нравился вожаку. Он прошел вдоль пьяного тела, нюхая землю, ткнулся носом в плечо. Шапка человека съехала, обнажив грязную шею. Волк коснулся нежной кожи носом и с опозданием попытался отступить. Человек резко перевернулся на спину, тяжелая острая сталь ударила зверя в горло. Желтые клыки запоздало клацнули. Второе лезвие ударило под ребра, и лапы ослабели.
От горя и безысходности волчица жалобно заскулила, припав на лапы. Для ее друга все было решено. В тщетной попытке защитить его она успела схватить человека за руку, которой он бил волка в грудь. Мужик вскрикнул, откатился, оставив ножи в падающем теле зверя, но она не бросилась на врага. Осталась на месте защищать умирающего, чтобы человек больше не мог ударить его кислой сталью.
Волчица прокусила рукав телогрейки, кровь горячими каплями стекала по пальцам. Макар не ожидал, что волк будет таким большим. Зотову здорово повезло, что второй удар добрался до сердца зверя.
Волчище лежал на брюхе, и лунные блики медленно таяли в его глазах — жизнь уходила. Уходила, несмотря на отчаяние волчицы, рычащей на двуногого врага. Макар смотрел в глаза умирающего, не в силах отвести взгляд. Он никогда не видел такой тоски, тоски умного сильного зверя, которого перехитрил враг. Вдруг к Зотову пришло понимание: а ведь волчица тяжелая! И как она теперь будет без мужа? Виноваты ли они в том, что охотились, что жили охотой, что в их владениях оказались кошары людей?
Волк так и остался лежать с застывшей матовой тоской в глазах. Чувства Макара неожиданно обострились, и он понял, что в деревне почти никто не спит. Селяне замерли со страхом и ожиданием, прислушиваясь к вою на околице. И никто не выйдет, даже если есть ружье, даже если кузнец позовет на помощь. Не выйдут. Ждут, чья возьмет.
Зотов обернулся к притихшему селу. Да Бог с ними! Он скинул телогрейку, из-за пазухи достал припасенные бинты и перевязал рану. Благо клыки волчицы не зацепили вену.
Не обращая внимания на ее скорбный вой, он пошел в село.
Лиза бежала навстречу по татарской улице.
— Господи, Зотов, — прошептала она, крепко прижимаясь к его телу. — Живой… Живой…
— Да нормально, мышка, — устало пробормотал он, обнимая девушку здоровой левой рукой.
— Нормально, — повторила она, отстраняясь. Крупные слезы стекали по бледным щекам, воспаленные глаза смотрели с укором. — Нормально. — Она стукнула кулачком его в грудь с отчаянием и обидой. — Нормально… нормально…
Лиза била его по щекам, по груди, заливаясь слезами, а Макар и не думал сопротивляться, давая ей избавиться от страха, от страха за него. Ведь не сомкнула за ночь глаз, ведь молилась, дрожа от каждого звука. И неизвестно, кого благодарить: собственную удачу или Господа Бога, который услышал ее молитвы…
Утром пришла делегация с татарской улицы во главе с Седриком Мермудиновым — пожилым мужчиной в серой каракулевой шапке, с которым Макар пил чай у Князя. Зотов заставил себя встать — после ночного бдения сон отпускал с трудом — и выйти к гостям. В маленькую кухню набилось пять человек, еще трое топтались на веранде.
— Салям, уважаемые. — Макар тяжело опустился на табурет.
Лиза стала за его спиной, положив ладони на плечи любимого.
— Солнце, предложи гостям чая, — попросил Макар.
— Не надо, — остановил девушку Седрик. — Мы ненадолго.
По знаку его руки стоящий позади молодой татарин положил перед Макаром сверток: в шелковый платок были завернуты ножи Зотова, вычищенные до блеска.
— Шкуру зверя мы выделаем и принесем, — заверил Мермудинов.
— Нет, — отказался Макар. — Зверь был настоящим противником. Заройте его в степи.
Седрик понимающе кивнул.
— Мы знаем: один из наших ограбил твой дом, — продолжил он. — Он будет наказан. Может, и с остальными поговорить?
— Главное: теперь они знают, что я могу с ними сделать.
— Преступление должно быть наказано, — настаивал Седрик, — иначе найдутся другие воры.
— Но прежде сто раз подумают.
Татары сдержали слово. Из всех налетчиков досталось больше всех Сереге Сивому. На него вся деревня давно зуб точила: наглый, сумасшедший афганец каждого норовил зацепить или обидеть. К тому же про службу в Афганистане он врал: на границу в учебку Сивый попал перед самым выводом контингента войск, но удостоверение участника боевых действий получил наравне с воевавшими ребятами.
А Макар не бросил одинокую волчицу с выводком. И часто во сне он видел тоскливые глаза умирающего зверя…
По камышовым зарослям шли гуськом: впереди вожак стаи — Макар, за ним волчица, которую он называл Герой, за ней Виктор Ковалев. Последний пугливо оглядывался на трех молодых волков, ковыляющих следом. Но скоро новое очарование отогнало пустые страхи. На мохнатых метелках камыша, на его острых листьях танцевали стрекозы: голубые, салатовые, темно-зеленые и черные с синими бликами на боках. Они бесстрашно садились на рукоять ятагана, висящего на спине Зота, на плечи Виктора, раскрывали радужные крылья, взлетали вновь, сверкая слюдой на солнце.
Ковалев так засмотрелся, что нечаянно наступил на пятку другу. Макар обернулся на ходу — слюдяные блики взметнулись покрывалом с его плеч. Виктор покраснел, хотя куда уж больше — лицо и так темно от раскаленного солнца.
— Смотри под ноги, — пробурчал Макар, не осуждая.
Притихший Сивый и четверо его подельников остались на поляне у машины. Лишенный оружия Серега не утратил злобы, но при волках благоразумно решил ее не показывать. Зыркал на кузнеца исподтишка, шарахаясь от его зверей.
Виктор благодарил удачу, что пистолет налетчика был не заряжен.
— Кто тебе это сказал? — усмехнулся Зотов, поднимая оружие с земли.
Он вытащил обойму — патрон сверкнул красной медью в лучах августовского солнца. Виктор похолодел.
— В балке огнестрельное оружие часто не срабатывает, — пояснил кузнец.
Хотя пояснением это можно было назвать с большой натяжкой. Сказки Пушкина. Макар вернул обойму на место и выстрелил в воздух — звери дрогнули от грохота.
— О! — удивленно приподнял брови Макар. — Работает. Ну и ладно.
Он забросил оружие подальше в камыши и направился в заросли.
Когда они порядком удалились от поляны, позади послышался крик Сивого:
— Кузнец! Мы еще ничего не решили!
Макар замер, обернувшись, — над камышами поднималась тонкая струйка дыма.
— Вот придурок, — процедил сквозь зубы Зотов.
— Амбец вам, суслики! — не унимался Серега.
Сухой камыш вспыхнул, пламя с гулом слизнуло пушистые метелки, с треском вгрызлось в трехметровые сухие стебли.
— Счастливого пути, кузнец! — орал Сивый по ту сторону пламени.
Он хохотал, улюлюкал, приплясывал на месте. Волки насторожили уши, попятились, прижимаясь к ногам людей, как обычные дворовые псы при виде смертельной опасности.
— Гера! Уходите! — Зотов махнул в сторону зарослей.
Прижав уши, волчица заскулила, тычась головой в колени вожака. Макар потрепал ее по загривку и глухо рыкнул. У него это получилось весьма натурально — глубокий гортанный рык с угрозой-приказом. Волки послушались и удалились дальше по тропе, а Макар потащил замешкавшегося друга влево к склону кургана.
Очень скоро они выбрались из зарослей, поднялись выше, откуда хорошо было видно происходящее на поляне.
В горячке Сивый не учел направления ветра. Огонь взялся за камыш яро, но его продвижение замедлилось, остановилось, и пламя поползло вспять к машине. И еще кое-чего не учел беснующийся поджигатель.
— Что это? — растерянно спросил Виктор.
Трава вокруг машины, вокруг парней вдруг пришла в движение. Травяные кочки закружили у ног Сивого. Он испуганно отшатнулся, однако из намеченного круга выбраться не смог — ноги спотыкались, идти было невозможно.
— Ветер, — ответил Макар.
— Брось. Ветер так не кружит, и потом…
Небольшой снопик травы пронесся у ног Ковалева, и он хорошо рассмотрел большие глаза и прижатые к голове уши. Это было то же существо, которое первый раз напугало Виктора у колонки возле кузни.
— Вот-вот! Смотри!
— Да не ори ты.
Существа сходились к огню, уже бушующему под колесами машины. Парни хотели добраться до «москвича», но огонь вдруг поднялся столбом, завертелся смерчем, охватывая автомобиль.
— Степки́ это, — сказал Зотов, печально наблюдая за происходящим. — Или стйпки — народ их по-разному называет.
Сивый заорал во все горло, закрываясь руками от пламени. Огонь бросился к нему, словно хищный зверь.
— Пошли. — Зотов взял друга под локоть.
— О господи… — Виктор содрогнулся, когда охваченный пламенем человек с визгом заметался по поляне. — Мы не можем помочь ему?
— Он сделал выбор, — угрюмо ответил Зотов. — У нас любой дурак знает: степь палить нельзя.
— А как же пацаны?
Виктор увидел ответ на вопрос: четверо ребят бежали со всех ног к кургану, огибая тлеющие заросли, и степки́ не тронули их. Грохнуло так, что Виктор невольно присел. Горящий бензин не расплескался по поляне, а огненным клубком поднялся к небу, превращаясь в облако черной копоти.
— На этой земле мы чужие. — В голосе Макара звучал металл. — С огнем сюда лучше не соваться.
