4
Круги ада, это ерунда. Я ушёл после девятого.
Лоренцо де Куава. Военный медикус легионерского госпиталя. Римская империя, 1850 год от обретения благодати
На двести пятом году жизни упокоился волхв-смотритель Нило-Столбенского Источника Елисей Михайлович Режицкий, известный миру как Елисей-врачеватель.
Личная Государева Канцелярия, Русский Волхвический Собор и Высший Сословный Совет выражают согласную скорбь по почившему всем ученикам Елисея-врачевателя, его семье и близким. Решением Русского Собора и Высшего Совета на содержание и благоустройство Нило-Столбенского Источника дополнительно выделено двести тысяч гривен, каковые будут потрачены на устройство гостиниц и подворий для страждущих и болезных. Также решено подворье Нило-Столбенского Источника, больницу и приимный дом назвать именем Елисея-врачевателя – Елисеевское подворье, и следующий новооткрытый источник тако же поименовать его именем «Источник Елисея-врачевателя».
«Московские новости». 28 травня 7361 года
Военная кооперация шотландских стрелков сообщает о найме на службу стрелков лучных, стрелков арбалетных, копейщиков, мечников строевых и обозников на время кампании в Русском царстве. Плата – полукрона в день для воинов, полфунта в день сражений. Шиллинг в день для обозников и флорин в день сражений.
Всем прибывающим иметь при себе оружие и броню согласно виду и отпускной патент. Обозникам прибывать с телегой и лошадью.
Приёмные конторы кооперации в столицах графств и Эдинбурге, по улице Медников, дом восемь.
Листовка Военной кооперации шотландских стрелков
Приказ охотничьих дел сообщает, что за прошедший месяц было изничтожено тварей Кромки сто десять голов, мелкой вредной нежити более полтысячи штук и зловредных духов домашних без счёта.
Также Приказ напоминает горожанам и общинникам своевременно проводить обработку нежилых строений от вредной нежити, и только теми амулетами, что имеют клеймо Приказа, и документ, подтверждающий силу оного. А в противном случа нежить та не только не убиенна будет, а и усилиться может, и из разряда мелкой нежити перейдёт в разряд средней, уязвление которой обойдётся намного дороже.
Публичная канцелярия Приказа охотничьих дел
В Родов дом, под венец, Горыня вошёл в широких белых шёлковых штанах-шароварах, алой рубахе и сафьяновых сапогах, а рядом шли пять невест в длинных платьях, с высокими кокошниками на головах и с волосами, убранными в длинные косы.
В огромном столичном храме было битком народу, но лишь родичи со стороны невест и жениха, хотя и таковых набралось больше сотни. Приехали даже неведомые Горыне сродственники из Сибири, каким-то образом подрядившие для такой оказии воздухолёт.
Невестины родичи, которые никак не могли поместиться в храме, устроили настоящую битву за то, кто из них удостоится такой чести. Но княжичу вся эта суета была глубоко безразлична. На женитьбу он шёл как на неприятную необходимость. До времени всеобщей демократии и свободы нравов было ещё лет двести, и не факт, что это время здесь вообще наступит, так что если царь сказал «надо», то все сразу же забегали. Поэтому он спокойно перенёс все стадии венчального обряда. И сватовство, когда пришлось ездить по всей Москве, к родителям невест, и смотрины, и рукобитие, и мальчишник, который он провёл со своим первым десятком, добравшимся наконец с Кавказа в Москву.
Свадебный поезд, длиной чуть не в пару вёрст, пока собирали невест из отчих домов и выстраивались длинной многослойной спиралью вокруг храма Рода на Красной площади, переполошил всю Москву и вызвал стихийное шествие толп народа к Красной площади.
Десяток Горыни – одетые в алые рубахи, загорелые до черноты воины стояли в первом ряду, довольно скалясь, поглядывая на подружек невест и оглаживая навершия поясных кинжалов, словно разминая руки перед куда более приятным занятием.
Сам обряд венчания был простым и коротким. Молодые подносили простые деревянные чаши с дарами к подножию статуи Рода, стоявшей на небольшом возвышении, и распивали общую чашу с водой, в которую должны превратиться дары. Если же дары не были приняты, считалось, что они должны быть употреблены на нуждающихся, а воду в чашу наливал храмовый волхв.
Но никаких казусов не произошло. Чаши девиц поочерёдно окутывались разноцветными искрами, и в них появлялась мягко светящаяся вода.
Горыня для дара приготовил не золото и не драгоценные камни, как предлагали Михайло и князь Стародубский, а одинаковые, словно монеты, бляшки ванадия, полученного с его помощью в лабораториях Кропоткина.
Ванадий был остро необходим самому Горыне и для производства новых двигателей, и для сотен других нужд, но княжич сам встал к тиглю и договорился с волхвами, что чистили для него руду и выделяли металл, для того, чтобы дар соответствовал случаю.
Подойдя к ступеням последним, Горыня протянул чашу, и мгновенно в храме стало светлее.
Со скрипом и хрустом сидевшая на троне фигура сначала встала, подняв облако пыли, а затем, огромная, в два человеческих роста статуя сошла по ступеням вниз, сразу уменьшившись до нормальной высоты. Раскрашенные суриком и белилами одежды, в которые была облачена статуя, превратились в белую шёлковую рубаху и широкие белые штаны, подпоясанные сверкающим, словно расплавленное золото, тонким пояском.
– Ты не скупишься, воин, – громко прозвучал в полной тишине голос, густой и тяжёлый, будто громовые раскаты. – Я помню твой первый дар, когда ты отдал самое дорогое, что у тебя было. И сейчас ты сделал дар, цены которого, может, и не понимаешь. – Рука древнего божества коснулась слитков, и они словно ртуть в золото впитались в тело. Род вздохнул, и от его вздоха задрожали витражи в окнах храма.
– Дары от Макоши и Мары получишь своим чередом. А от меня какой дар хочешь?
– Не для мены я принёс своё подношение тебе. – Горыня твёрдо и спокойно посмотрел в глаза Роду и ещё раз поклонился. – Пусть на то будет воля твоя.
– Так тому и быть. – Род улыбнулся, как-то по-хитрому взглянул на Горыню и провёл рукой в воздухе на уровне глаз, оставляя за пальцами светящийся след, который словно змейка влетел в Горыню, оставив на лбу светящееся пятно, которое быстро погасло.
Горыня был несколько удивлен происшедшим, несмотря на знакомство с богами этого мира, а попавшие на церемонию родственники и близкие просто пребывали в шоке от такого видения.
Может быть, в силу этого, а может, по другой причине, всё последующее действие прошло мимо княжича, словно титры неинтересного фильма. Завершение обряда на берегу Аузы, где он с жёнами бросил в воду венчальные пояса и специально изготовленные кольца, и пир в Большом зале Кремлёвского дворца запомнился лишь зрелищем засветившейся реки и огромным, во весь стол, пирогом, которым для начала потчевали всех гостей.
Огромный восьмимоторный воздухолёт «Вещий Олег» рассекал небо, негромко гудя механизмами и шелестя на встречном потоке алюминиевой обшивкой. Горыня, который строил этот корабль как центр управления боем, озаботился и удобными каютами, и обзорной палубой, совмещённой со штабным залом, и даже душевыми. Но сейчас на борту было лишь два десятка офицеров, летевших в штаб Южного войска, его личный десяток да сто тонн особых грузов для войск, расположенных в Тавриде.
Двухсотпятидесятиметровый дирижабль сопровождали пять кораблей поменьше, но двигались все ходко, не экономя на топливе.
Несмотря на первоначальное отчуждение между офицерами и Горыней, через пару дней он перезнакомился со всеми и установил спокойные деловые отношения, убедив их в том, что не собирается ни под кого копать и вообще летит в действующее войско не для интриг. Оставался ещё немаловажный вопрос, как его встретит князь Багратион, но эти сложности нужно было разрешать по мере поступления. Пока что Горыня любовался видами с широкой обзорной палубы воздухолёта и работал с картами Севастопольского укрепрайона, где были обозначены укрепления, уже возведённые Тотлебеном.
До войны оставалось совсем немного времени. Дипломатическая почта уже доставила ультиматум, подписанный главами европейских держав, объединённая эскадра прошла проливы и готовилась встать под загрузку войсками в устье Дуная, а это значило, что максимум через месяц заговорят пушки.
Самолёты и воздухолёт «Русь» должны были выдвинуться к фронту в скрытном режиме, чтобы максимально затруднить принятие контрмер. А для помощи в возведении укреплений вполне годились два десятка воздухолётов, оснащённых лебёдками и подъёмными механизмами.
– Волнуетесь, Горыня Григорьевич? – Вошедший на палубу командир инженерной бригады генерал-инженер Проскурин, летавший в Москву за какой-то служебной надобностью, подошёл и встал рядом.
– Да. – Княжич кивнул, признавая очевидное. – Очень много новой техники в войсках. И хотя всё обкатали на полигонах, и вроде даже пропустили артиллеристов через учебки, всё равно душа не на месте. Как-то всё оно в реальном бою?
– Это ведь у вас первая кампания?
– Ну, можно сказать и так. – Горыня усмехнулся. – В самом начале службы была небольшая заварушка у крепости Отрадная, но на большую кавказскую войну я уже не попал.
Проскурин улыбнулся. «Солдатский телеграф» мгновенно разнёс весть о разгроме крупнейшей турецкой банды на Кавказе, что сильно подняло боевой дух войск, а имя Горыни Стародубского тогда в первый раз стало мелькать в разговорах.
– Славное дело. – Генерал кивнул. – Но долгая кампания – совсем другая история. Придётся вгрызаться в землю-матушку изо всех сил. Уж очень серьёзная армия на нас идёт. И я обратил внимание на карты, с которыми вы работаете… Что за углы, которыми вы помечаете артиллерийские позиции? Для секторов обстрела пушек что-то многовато берёте.
– Пушки новые, – пояснил Горыня. – На поворотных лафетах, с повышенной точностью и увеличенной дальностью стрельбы. Кроме того, мощь даже двадцатилинейной пушки не ниже сорокалинейки образца двадцать восьмого года, а пятидесятилинейную и сравнить-то не с чем. Другая начинка, другая оболочка, другой взрыватель. Мы везём с собой пять таких пушек с боеприпасом, а основная часть оружия придёт вторым и третьим рейсом воздухолётов. Всего полагаю разместить сто тридцать двенадцатилинейных, пятьдесят тридцатилинейных и десять пятидесятилинейных пушек на господствующих позициях. Это сразу даст подавляющее огневое преимущество и позволит срывать вражеские перегруппировки войск. Но главная надежда всё равно на воздушный флот.
– Вы это только Эдуарду Ивановичу Тотлебену не говорите. – Проскурин рассмеялся. – Хотя без него всё равно ни одна лопата земли не будет брошена.
– Договоримся, я думаю. – Горыня улыбнулся. – Цель-то у нас одна.
Штаб Южного войска, расквартированный в Симферополе, гудел словно потревоженный улей. Вестовые, штабные офицеры, казаки охранных сотен и пара курьерских воздухолётов находились в постоянном осмысленном движении, всё бурлило предвкушением хорошей драки. Горыня, переодевшийся для такого случая в парадный мундир, поспешил представиться командующему войском неведнику Петру Ивановичу Багратиону, который, несмотря на девяностолетний возраст, был крепок, быстр и даже внешне не обладал никакими старческими признаками, что, конечно, прежде всего, было выдающимся достижением волхвов-целителей.
Толстенный пакет, который отдал Горыня, был в ту же секунду вскрыт, распотрошён, а документы тщательно осмотрены.
– Садитесь, княжич. – Багратион нетерпеливо кивнул Горыне и стал быстро просматривать листы с гербовыми печатями. – Через два часа военный совет, и прошу вас присутствовать, как командующего воздушными силами. – Говорил князь быстро, даже торопливо, словно боясь не успеть. – Охрана я, так понял, у вас своя, так что с квартирьером разберётесь сами. Встать рекомендую недалеко от штаба, чтобы быстро быть при тревоге. Так, а это что? Список имущества особой артиллерийской группы? Отчего не обычным порядком, а через канцелярию государя?
– Всё просто, ваша светлость. – Горыня развернул карту, что была у него в руках. – Вы же присутствовали на полигоне при испытаниях нового автоматического скорострела?
– Да, такое не забывается. – Багратион широко улыбнулся и кивнул. – Ловко вы их тогда…
– Так вот, это то же самое, только стреляет не пулями, а снарядами. От двадцати до пятидесяти линий, но по могуществу вдвое-втрое выше, чем стоящие на вооружении пушки такого же калибра. Через час могу продемонстрировать в действии, только нужно указать место для показа. Прицельная дальность больших пушек – четыре тысячи сажен, а максимальная дальность полёта шесть-семь вёрст, в зависимости от высоты позиции.
– Змей мне в ребро. Это же всю диспозицию нужно пересматривать!
– Совсем немного, ваша светлость. – Горыня, удерживая в руках карту, продемонстрировал Багратиону. – Мы просто подопрём уже имеющиеся батареи своими пушками, расположив на высотах, откуда старые орудия не могут стрелять прицельно. Да и мало их совсем. Всего полторы сотни успели сделать. Но боезапас приличный. Ну и связных амулетов привёз триста штук. Это не считая тех, что приписаны к возухолётному отряду.
– Все бы так в войско приезжали. – Багратион вздохнул и, встав из-за стола, подошёл к карте полуострова. – Наши агенты докладывают, что основная точка высадки будет именно здесь. У Севастополя. Смогут ваши воздухолёты хоть немного проредить десант?
– Не только проредят, но и сильно снизят его численность. Но всех утопить не сможем. – Горыня развёл руками. – Слишком большой флот.
– Это понятно. – Князь нетерпеливо взмахнул рукой. – Но даже если утопите хоть четверть десанта, низкий вам будет поклон и от меня лично и от всего войска. Поделитесь планами на воздушную баталию?
– С вами, разумеется. – Горыня кивнул. – А вот на совещании я бы лучше помолчал. Мало ли что? Не хочу испортить сюрприз герцогу Веллингтону.
– Хм-м. – Пётр Иванович нахмурился. – Я уверен во всех генералах, как в самом себе. Неужели вы подозреваете кого-то в предательстве?
– Ни в коем случае, ваша светлость. – Горыня покачал головой. – Просто полагаю, что кто-то из них может обронить случайно несколько слов не в той компании или, чего хуже, станет менее интенсивно готовиться к бою. А я бы хотел исключить любые случайности. Но даже вам я не могу всего рассказать, хотя бы потому, что кое-что лучше один раз увидеть.
На следующий день Горыня с одобрения Багратиона переехал ближе к Севастополю, устроившись в деревеньке Холмовка, расположив там же штаб командования воздушными силами и начав оборудовать стоянку для дирижаблей.
На возведении укреплений трудилось уже больше десятка воздухолётов, работавших воздушными подъёмными кранами и перевозчиками материалов, так что позиции в основном были уже оборудованы. С Тотлебеном тоже удалось быстро договориться, просто продемонстрировав работу новых пушек, которые установили в двух верстах от невысокого холма, разметив на нём флажками крестообразную мишень.
Пара орудий, установленных на разлапистых поворотных лафетах, уже были готовы к стрельбе, когда с грохотом подков и стуком колёсных ободов подлетела коляска с генерал-инженером Тотлебеном и командующим армией князем Багратионом.
– Ну-с, голубчик, что это тут у вас? – Командиры несколько раз обошли пушку и внимательно осмотрели станок и лоток для подачи снарядов, потом Багратион обернулся к Горыне, с каким-то странным выражением лица вытер вспотевший от жары лоб большим платком. А затем, усевшись с Тотлебеном в походные кресла, поставленные расторопными адъютантами, они взяли в руки большие морские бинокли. – Начинайте, Горыня Григорьевич.
– Слушаюсь, ваша светлость. – Горыня повысил голос до командного: – Первое орудие, пристрелочным, одиночным, по мишени, Угол двадцать, поправка ноль. – Горыня, стоя у стереотрубы, навёлся на мишень и чуть крутанул резкость. – Огонь!
Гулко ахнуло орудие, выплеснув факел огня вперёд и в стороны, а через пару секунд у основания холма, метрах в тридцати от центра мишени, встал столб дыма.
– Первое орудие, пристрелочный, по мишени, угол двадцать три, поправка минус один.
Теперь дымный столб встал метрах в пяти от мишени, что было практическим накрытием.
– Первое орудие, огонь на полную загрузку элеватора, по мишени. Углы прежние. Огонь.
С задержкой в одну секунду пять снарядов разворотили в склоне холма огромную яму. Артиллерист-наблюдатель, стоявший с краю, вскинул флажок.
– Цель поражена, ваше превосходительство!
– А уж я-то как поражён. – Тотлебен встал с кресла и ещё раз обошёл орудие кругом. – Вы хоть понимаете, голубчик, что вы сотворили? Это же просто ужас для вражеских батарей! Какова дальность огня?
– Прицельная четыре версты, ваше сиятельство, а на полную дальность можно и на шесть забросить. Дальше не пробовали. Полигон не позволял.
– М-да. – Тотлебен задумчиво посмотрел на развороченный холм и перевёл взгляд на второе орудие. – А это что за зверь?
– Это? – Горыня усмехнулся. – Это моё любимое творение. – Он подошёл ближе к тридцатимиллиметровой пушке с длинным тонким стволом, который заканчивался мощным дульным тормозом, и провёл кончиками пальцев по затворной коробке. – Собственный дальномер, бункер на двадцать выстрелов, и исключительная точность боя.
– Продемонстрируете?
– Разумеется, ваше сиятельство.
Горыня сначала хотел сесть на место стрелка сам, но встретившись глазами с молодым лейтенантом, закончившим артиллерийские курсы, с улыбкой кивнул.
– Господин лейтенант, а нарисуйте мне поверх этой ямы крестик.
– Слушаюсь, ваше сиятельство! – Лейтенант, буквально телепортировавшийся в кресло стрелка-наводчика, на несколько секунд приник к прицелу, совмещённому с оптической дальномерной трубкой, и удостоверившись в том, что всё в порядке, дёрнул рычаг подачи унитаров, взвёл затвор и плавно вдавил педаль спуска.
Тяжёлая гулкая очередь хлестанула по холму, вспучивая фонтаны разрывов, встававших один за другим, ровно, словно по линейке. Сначала справа налево, а потом сверху вниз, образовав на склоне почти идеальный крест.
– Да… Много я всякого слышал о государевой канцелярии, но такое, признаюсь, вижу впервые. – Тотлебен опустил бинокль и широко улыбнулся. – Горыня Григорьевич, предлагаю по сему случаю отобедать у меня, чем Род послал, и заодно обсудить будущую диспозицию.
Переделав вдвоём за одну ночь расположение артиллерийских позиций и частично схему обороны, со следующего утра начали установку пушек и рытьё дополнительных окопов, так как Тотлебен категорически настоял на дополнительном пехотном прикрытии столь ценных батарей.
Вызов из ставки командующего пришёл на пятый день непрерывных работ, когда в целом оборона была уже выстроена, артиллеристы обживались на позициях, даже сделав запасы воды и еды согласно предписанным нормам.
Полсотни километров до ставки Горыня решил проделать верхом, благо погода благоприятствовала, а Обжора уже слегка застоялся. Вместе со своим десятком, щеголявшим уже не в форме поместного войска, а в мундирах Государевой Канцелярии, двинул в путь по дороге, которую уже закончили ремонтировать, превратив если не в шоссе, то в очень пристойную двухполосную дорогу.
Ставка Багратиона деловито шумела, перемалывая донесения, сводки и синхронизируя полумиллионную группировку Южного войска. Всё ещё прибывали подкрепления, везли воинские припасы, и всё это нужно было расставить, правильно применить и выдать непротиворечивые указания. Слава местным богам, что продолжительность жизни в среднем была куда больше ста лет, и для большинства офицеров это была далеко не первая война.
Стоило Горыне появиться в приёмной, как дежурный адъютант сразу же проводил его в кабинет командующего, а тот в свою очередь попросил работавших у карты офицеров выйти.
– Горыня Григорьевич, – Багратион крепко пожал руку княжичу и кивнул, разрешая сесть. – У меня для вас важные новости. К нам, в Южное войско, летит Макошин круг великой княжны Анны. Я знаю о ваших сложных взаимоотношениях, но сразу хочу сказать, что благословение ваших супруг очень важно для всех нас.
– Да пусть прилетают. – Горыня пожал плечами. – Делов-то. У меня свои заботы, у них свои. Охрана там вполне приличная, так что, думаю, проблем не будет.
– Да, охрана у них своя, – кивнул князь. задумчиво глядя на Горыню, – Но я хотел бы попросить вас о личном одолжении. – Командующий помолчал и, не дождавшись вопроса, произнёс: – Качество благословения сильно зависит от духовного состояния берегинь. Может, отложите хотя бы на пару дней ваши разногласия и поможете им? Не за себя прошу, за солдатиков. Многим это жизнь спасёт. Очень многим.
– Да нет, по сути, никаких разногласий, – неохотно ответил княжич. – Вообще вся эта история со свадьбой была моей дуростью и ошибкой. И вот эта ошибка и вылезает всем нам теперь боком. Но вы, Пётр Иванович, не переживайте. Всё, что от меня зависит, я сделаю.
Встречали воздухолёт императорской семьи с помпой. Оркестр, ковровая дорожка, расстеленная прямо в пыли, и почётный караул из казаков и гвардейцев по обе стороны прохода.
Чётко зависнув над площадкой, «Буревестник» – воздушная яхта императорской фамилии, развернув винты, мягко прижался к земле и сразу же откинул широкую дверцу, которая превратилась в сходни. Все пять жён Горыни, одетые в относительно скромные шёлковые платья, всех оттенков синего цвета, чинно спустились к дорожке и пошли к встречающим, одаривая гвардейцев и казаков улыбками.
– Рад приветствовать вас, великая княжна, и ваших сестёр на земле Юга России. – Багратион по-военному был краток. и уже через полчаса вся процессия сидела за праздничным столом в зале Сословного собрания Таврической губернии. Горыню, как мужа, посадили в самый центр, а справа и слева уселись весело улыбающиеся жёны.
Сам Горыня старался вести себя как можно более раскованно. Шутил и отвечал смехом на шутки других участников застолья, поднимал бокалы за здравие своих жён и за силу русского войска, а когда перешли в музыкальный салон, даже спел одну песню, к удовольствию всех присутствующих.
Расходились, уже когда заходящее солнце сменило цвет с золотого на багряный, а перед домом, где разместили дорогих гостей, зажглись фонари.
Пока в спальне и прилегающих комнатах царила какая-то нездоровая суета, Горыня успел вымыться в довольно приличной ванной с магическим подогревом воды и переоделся в простые штаны и рубаху.
Дом, ранее принадлежавший купцу первой гильдии Орешкину, был выкуплен казной и сейчас числился как гостевые покои Сословного собрания, что не помешало ему, в смысле дому, сохранить красивую резную мебель и богатую библиотеку.
Здесь его и нашла Лиза, тихонько проскользнувшая в приоткрытую дверь, словно котёнок. Она молча присела на пол у кресла, в котором сидел Горыня, и так же молча положила голову ему на колени.
Стоило Горыне шевельнуться, Лиза словно отмерла и, подняв голову, произнесла:
– Только не гони меня, Горынюшка. Знаю, миленький, что сложно с нами, да и ты орёл непокорный. Но вот такого мы у Макоши и просили. Тебя просили. Прости нас, дур глуподырых.
Взгляд Горыни упал на огромные глаза Лизы, в которых было столько всего, что сердце сразу дало сбой, захлебнувшись от накатившей нежности. Он коснулся волос Лизы и, взяв её руку, коснулся губами пальчиков, пахнущих травами и степью.
– Пойдём. – Лиза поднялась и, взяв Горыню за руку, легонько потянула за собой.
Все двадцать воинов десятка Лутони Железнова, плюс пятнадцать бойцов под командованием Дубыни Горицкого, сидели на заднем дворе дома плотным кружком возле начинающего закипать котла, где варился сбитень.
Гости компании – старший урядник Петро Ковыль, уже расставивший своих пластунов вокруг дома, и капитан гренадёрской роты, обеспечивавший внешнее кольцо охранения, сидели здесь же, спокойно и несколько расслабленно наблюдая за игрой языков пламени.
– А что, господа десятники, сговорится княжич Стародубский с жёнами али нет? Говорят, нет меж ними согласия. – Казак, не страдавший излишней деликатностью, задал вопрос, ответ на который хотели бы знать очень многие.
Были вполне живы и здоровы ветераны, помнившие благословение Макошиного круга перед битвами в прошедшую войну и силу, которую это благословение давало. Раны тогда заживали намного быстрее, усталость проходила после пары часов сна, а пули, как казалось, и вовсе обходили стороной. Поэтому вопрос о благости настроения берегинь был вовсе не праздным.
– Да кто его знает. – Дубыня, голыми руками переломив толстый чурбачок, подбросил половинки в огонь. – Сильно, видать, осерчал Горынюшка на жён своих бестолковых.
– Ну, поговори мне тут… – вступился Лутоня за Анну, которую знал с момента рождения.
– Не нукай, не запряг, – беззлобно отмахнулся Дубыня. – Я тебе так скажу, Лутоня. Вот сколько девок ни было с княжичем, все от одного взгляда его млели, а как с утра от него шли, так словно над землёй летели, ногами матушки не касаясь. Знал он, как душу девичью успокоить да радость подарить. То не каждому дано, а вот ему, наверное, Макошь отмерила полной чашей. Да и явление Рода в храме сам видел, вот этими вот глазами. Чем уж он поклонился Батюшке, не знаю, но дар тот по сердцу пришёлся. И ежели княжнам он не по нраву, так неча его было в мужья брать.
– А ну как не сладится у них? – не сдавался урядник.
– А не сладится, так будем биться. – Дубыня вздохнул. – Кровушки уж, верно, больше польём, так на то и воины, чтобы кровью мать сыру землю кропить да в неё ложиться.
– А верно говорят, что княжич в бою лют? – с жадным интересом спросил командир гренадёров.
– Не. – Антип усмехнулся и, подхватив котёл, осторожно снял его с огня и отставил в сторону – остывать. – Врут. Не лют он совсем. Вот ты видел, чтобы косарь лютовал с косой на поле? Вот и княжич. Он разумник, каких мало. У такового человека никогда злость вперёд головы править не будет. Я за его спиной стоял, когда он турок клал сотнями. В той бойне их тысячи четыре уложили, и две, а то и три – княжича работа. Пуля из скорострела, что он придумал и сделал, двоих-троих насквозь прошивала, руки-ноги отрывала, а коли в голову какая попала, так и голова сразу долой. Не чисто, конечно, как сабелькой, но тоже неплохо. – Антип тихо, почти беззвучно, рассмеялся. – И я те так скажу. Вот сколько новиков ни видал, так они с первого трупа ну самое первое так зеленеют, словно трава, а то и харч метать принимаются. Но княжич не таков. Он все время переживал, знаешь за что? Что огневого припаса у него не хватит на всех, хоть и запас словно на год. А когда один на дороге остался, а нас с лекарками прогнал в крепость, так я и вовсе не чаял живым увидеть. На верную смерть ведь шёл соколик. Да вот только Мару он ублажил полной чашей. Чуть не с полсотни башибузуков там оставил, да их главаря Исмаил-пашу вдобавок. А сам ну как с поля учебного вышел. Запыхался немного, чутка помят, но без единой царапины. А лицо у Горыни, ну как у нашего кузнеца деревенского Вакулы. Тот тоже вечно недоволен был работой своей. Всё мелкие огрехи находил.
В этот момент над крышей особняка полыхнуло радугой, и дом словно вздрогнул, окутавшись светло-розовым сиянием, и вокруг разлился звон, словно чья-то рука коснулась хрустальных колокольцев.
– Ну, похоже, сладилось у них. – Капитан довольно потёр ладони. – Эх, будет теперь дело! Ну, разливайте, что ли? А то похладим сбитень, какой тогда с него жар?
