Эпилог
Придёт время, когда ты решишь, что все кончено. Это и будет начало.
Полковник первого штурмового полка имени Ильи Муромского Сергий Саровский
Нам не нужно, чтобы вы были сильнее и умнее всех. Много более, чем ваша доблесть и гордость нам нужно, чтобы вы каждый день, каждую минуту и секунду своей жизни помнили о том, что есть честь, долг и совесть гражданина Союза. А ещё любовь. Любовь к Родной Стране, и к своей Семье, к Роду и земле отцов. И это – честь, совесть и долг – даст вам всё. Силу, ум и гордость за деяния Рода и ваши дела. Не посрамите же могил ваших предков и всех тех, кто отдал жизнь и здоровье за вас.
А ещё помните о том, какую страну вы оставите своим детям, внукам и потомкам. Каждое ваше действие поверяйте с совестью, и честью, и пусть они станут вашими путеводными звёздами, на жизненном пути.
Из речи светлейшего князя Горыни Стародубского-Таврического, маршала и первого главнокомандующего Евразийского Союза, перед курсантами Высшей Евразийской Академии генерального штаба ЕС
Это были славные годы. Светлейший князь Горыня Стародубский-Таврический, маршал и первый главнокомандующий Евразийского Союза, шёл по Москве, чуть подволакивая не ко времени распухшую ногу и опираясь на холку огромного то ли тигра, то ли барса светло-серого окраса, а следом, на почтительном расстоянии длинной вереницей тащился кортеж из машин, и пешеходов, к которому всё время подходили новые люди.
Ученики, родичи, высшие сановники Евразийского Союза и просто прохожие бросали свои дела и присоединялись к огромной толпе, что шла следом за одним стариком, с трудом шагающим по улицам столицы. Старик, чьи статуи и портреты висели по всем военным академиям Земли, и его тигр, ставший любимым персонажем сотен мультиков и игрушек, двигались по проспектам и улицам. Каналы телевизионного вещания прерывали свои передачи, переключаясь на прямую трансляцию, и миллиарды зрителей могли видеть, как уходят светлейший князь Стародубский со своим другом Бластером.
И не в постели, окружённые сотнями докторов со всей Земли, и не на поле боя, потому что все знали, князь ненавидит войну, а вот так. Выйти из дома в парадном кителе, где уже не было места для орденов, – и уйти.
«Двести лет!» Горыня покачал головой и поправил портупею с мечом Святогора на поясе. В этом мире он прожил двести лет и многое успел сделать. Где-то на Марсе работали колонисты, дающие вторую жизнь ещё одной планете, а в поясе астероидов трудились тысячи компаний, добывавших ценные ресурсы. Земляне уверенно вышли в космос и не собирались останавливаться на достигнутом. Его многочисленные дети, внуки и вообще потомки, число которых уже перевалило за две тысячи, другие граждане огромной империи и стран Великого Евразийского Мира, трудились, растили детей и, да, иногда воевали, разъясняя неразумным суть времени и смысл термина «нерушимость границ».
Проспект Покорителей Неба сменился улицей Князя Васильчикова, такой же тихой и красивой, какой была смерть Дмитрия Николаевича, в окружении внуков, правнуков и праправнуков. Совсем не такой, как у Пушкина. История любит затейливые виньетки, и гений русской поэзии, дамский угодник и генерал Тайной Канцелярии, закончил свои дни с пулемётом в руках при прорыве из Магрибского посольства, отбивая нападение диких, но заботливо прикормленных племён. Охранники посольства и свита князя, положили больше трёхсот убитыми и несчётное количество ранеными и уже вырвались из окружения, но Александр Сергеевич получил шальную пулю в сердце, и скончался, не выпуская оружия из закостеневших пальцев.
Семейство Варбургов дорого заплатило за провокацию, но стодвенадцатилетнего поэта похоронили.
С улицы Князя Васильчикова князь свернул на проспект Героев Балтики, названный в честь героической обороны устья Невы от британо-французского десанта. Моряки, солдаты и офицеры гарнизона и простые граждане Ладожска дорого отдали свою жизнь, задержав вражеские войска на целых пять дней.
Войска под командованием Горыни пленных не брали, и вода Балтийского залива окрасилась в алый цвет. А через месяц, в тысяча девятисотом году по григорианскому календарю, Отдельная воздухолётная ударная эскадра под командованием вице-адмирала Ухтомского стёрла в пыль все дворцы и дома королевской семьи в Британии, прервав царствующую династию.
Стюарты, восстановившие власть над Британией, Шотландией, Уэльсом и Ирландией, издали и подписали «Указ о военной угрозе», где каждый, затеявший военное столкновение с Российской империей и Евразийским Союзом, признавался умалишённым и подлежал насильственному лечению в государственной клинике.
– Князь-батюшка, не побрезгуй. И котику своему возьми. – Дородная тётка возле лотка с мороженым протягивала Горыне пару шоколадных батончиков «Московского особого», и князь, любивший сладкое, с удовольствием взял мороженое и полез в карман за деньгами.
– Что ты, батюшка. Род с тобой, какие деньги. – Тётка замахала руками, а князь, наконец-то прочитавший фамилию продавщицы, благодарно кивнул.
– Спасибо, Нина Павловна, может, чем другим угодить?
Бластер, давно сменивший рыжую шкуру на роскошный, отливающий серебром серый мех, слизнул батончик в один присест, довольно рыкнул и повёл головой, ласкаясь об руку маршала, благодаря за угощение.
– Вот, батюшка. – Продавщица мороженого неловко, боком вытолкала из-за прилавка маленькую девочку на костыле, с мягкой плюшевой копией Бластера в левой руке. – Никак доктора не справятся…
Горыня с некоторым трудом нагнулся к девочке и, взяв в руки хрупкое тельце, поднял сначала к груди, а потом выше, вытянувшись к небу.
– Слышишь ли меня, Макошь-матушка?
Резкий, словно удар лучевой пушки, сноп света на долю секунды высветил и маршала, и девочку, что замерла в его руках, и погас.
– Ну, милая. Уже всё. – Горыня прижал прозрачную от худобы девочку к груди. – Выкидывай свою палку. Будешь ты у нас первейшей московской красавицей и первой плясуньей. А всё, что до этого было, забудь. Есть только ты, матушка твоя да люди, что тебе помогали.
Придерживая ножны меча, звеня наградами на парадном кителе и поедая вкуснейшее мороженое, князь прошёл через весь проспект Героев Балтики и через замерший перекрёсток, двинулся вдоль аллеи Покорителей Космоса. Да, Королёв был и в этой истории, но всего лишь одним из главных конструкторов, а генеральным был Фридрих Николаевич Цандер, сын Николая Цандера – главного врача Рижской губернской больницы.
Дело было к полудню, и на улицах столицы, бродили огромные толпы горожан и гостей города. Многие останавливались, видя знакомое лицо и не в силах оторвать взгляд от маршала, поедающего мороженое, и его знаменитого кота, останавливались, провожая взглядом, а многие присоединялись к толпе, идущей следом, которая уже перекрыла эту и параллельные улицы, словно огромная демонстрация.
А Горыне это всё было просто безразлично. Он доел мороженое и с некоторым сожалением выкинул палочку в урну, протёр руки шелковым платком, что вышила ему правнучка – императрица Китая Шоуэнь Третья, и продолжил свой путь.
Жизнь в общем удалась, несмотря на то, что пришлось хоронить соратников, друзей и жён. Аня, свет его души, ушла последней, тихо истаяв словно свечка, вложившись напоследок в поднятый под Казанью внекатегорийный источник, накрывший благодатью все окрестные поля и города. Зачем это ей было нужно, Горыня понимал прекрасно. Она не хотела стареть, разменивая красоту на морщины и старческую немощь, а князь мог лишь быть с ней рядом до конца, держа её лёгкую маленькую ладошку в своей руке до последнего вздоха.
Даже язвительная и резкая Мара не сказала ни слова, забирая истаявшую душу Анны в свои чертоги.
Так, один за другим, ушли его любимые, друзья и даже враги. Луи д’Альбер, глава ордена Песочных Часов, в начале двадцатых годов прилетел из Альгамбры, молча вошёл к Горыне, посидел в кресле полчаса и также молча вышел. А через три дня скончался в своих покоях во дворце, оплакиваемый родственниками, учениками и собратьями по ордену.
А вот Руби Борух, глава банкирского дома, скрывался до последнего, всё время подсылая наёмных убийц, но люди полковника Никитина справились раньше, зачистив весь небольшой, но дружный клан Борухов. Они вообще всегда успевали раньше, за что Горыня про себя звал их хунтятами, в честь Кристобаля Хунты, который, как известно, тоже любил успевать раньше.
После зачистки тайной финансовой элиты дела сразу пошли легче и проще, особенно первое время пока агентура финансового интернационала не очухалась. А дальше подтянулись региональные службы безопасности, беспощадно пропалывавшие свои огороды, не давая завестись вредителям.
Пройдя через Учительский переулок, князь вышел на просторный Перунов проспект, за которым находился Мемориальный парк.
– Рота, смирно! Равнение нале-во! – Высокий капитан, сопровождавший группу солдат в ещё необмятых парадных егерских мундирах, с задорно блестевшими кортиками на поясах и эмблемой Первого Особого Корпуса, перешёл на строевой шаг, и чётко, словно на плацу, солдаты промаршировали мимо князя, который тоже откозырял молодым егерям.
Это полки егерей и пластунов наводили ужас по всей Франции, отлавливая некромантов и приводя приговоры полевых судов в исполнение. Это они после чудовищного трёхсоткилометрового марша ударили в стены хорватской крепости Книн, где скрывался беглый магрибский маг Абу Син, и похоронили его под завалами старого замка. Так что гвардейское достоинство егеря носили по праву.
Чем ближе Горыня подходил к парку, тем чаще попадались группы людей, но никто не мешал ему и не приставал с вопросами. Военные отдавали честь, гражданские просто замирали, глядя на то, как он проходит мимо, и даже стайки школьников, вырвавшиеся на экскурсию в этот солнечный сентябрьский день, затихали глядя на явление живой легенды.
Перед парком стояла высокая, почти в десять метров, статуя Перуна, грозно нахмуренным лицом глядя в сторону запада, и с огромным двуручным мечом в руках. Меч в руках у статуи был настоящим, а не отлитым из бронзы муляжом. На этом настоял и сам Горыня, и государь Руси Григорий Мудрый.
И тогда русские кузнецы и ведуны сделали шестиметровый меч, который было не стыдно вручить богу войны. Из какого металла они ковали его и как закаливали, осталось секретом, но на сильном ветру сталь тихо звенела, словно меч пел бесконечную песню.
Горыня отдал приветствие образу Перуна и стал подниматься по широким гранитным ступеням вверх. Нога болела всё сильнее, но сегодня это не имело никакого значения.
Князь шёл туда, к своим, одевшись словно на парад, для того, чтобы уйти с честью, а не подыхая от тысяч старческих болезней в провонявшей потом и смертью кровати.
– Счетверённый крупнокалиберный пулемёт конструкции Остроградского – Стародубского «Горыныч» состоял на вооружении русской армии в период с семь тысяч триста шестьдесят третьего года по семь тысяч четыреста двадцатый год. – Преподаватель из ханьцев, который вёл экскурсию для двух десятков школьников, девочек в ярких платьицах и мальчишек в строгих костюмах, сразу признав князя, неожиданно для детей скомандовал звонким, срывающимся на фальцет, голосом:
– Класс. Кру-гом! Смирно!
К удивлению Горыни, все дети чётко повернулись через левое плечо и вытянулись прижав руки к бокам.
– Вольно, малыши. Вольно. – Князь сквозь расступившийся строй подошёл к пулемёту и вгляделся в тактический знак на противоосколочном щите. – Третья штурмовая. Имени Князя Барклая де Толли. – Он провёл пальцами по стволу. – Да, поработала машинка. Это же из-под Нарвы?
– Так точно ваше высокопревосходительство. – Учитель кивнул. – Точнее из Нарвской крепости, северный равелин.
– Там они и остались. – Горыня снял фуражку и поклонился пулемёту. – Не смею прерывать ваш урок. – Он надел головной убор, но учитель остановил его.
– Скажите им, Учитель. Пусть помнят…
Горыня обвёл взглядом горящие детские глаза, вздохнул и спросил:
– Что самое дорогое в жизни и в смерти?
– Родители, государь, родина, вера отцов…
Дети шумно предлагали свои варианты, но князь поднял руку, останавливая шум.
– Честь. Честь всего дороже. Те, кто стояли насмерть перед врагами, бились и за веру отцов, и за родителей, и за родину, и за государя, и за своих детей. Но отними всё это у человека, и что останется? Только честь.
– А как такое возможно? – подал голос сероглазый мальчишка в мешковатом форменном костюме.
– Ну, вот был человек в дальних странах. А пока ездил, всё, что у него было, сожжено и разорено врагами. И ничего больше нет. Зато есть выбор, который делает человек. Идти дорогой чести или остаться гнить словно мусор. Ладожские рыбаки могли уйти в болота Суоми, и никто их бы не нашёл. Но они спрятали семьи и пришли под стены Нарвы, чтобы дать свой последний бой. Подарили нам ещё два часа бесценного времени. Подарили ценой своей жизни. Триста семьдесят два человека с ружьями против пулемётов и пушек.
Горыня приложил ладонь к фуражке и, кивнув детям, пошёл дальше.
Пушки, самолёты, даже закопанные в землю подводные лодки, установленные по бокам аллеи, были не абстрактным оружием, а каждый экспонат имел собственную героическую историю, как избитая снарядами гондола дирижабля – бомбардировщика «Беспощадный», принимавшего участие в налёте на Париж. Ему было что сказать каждой из этих когда-то смертоносных железок, а теперь просто экспонатов, отдыхавших от ратного подвига.
По решению Имперского Совета, ни один экземпляр оружия, выставленного в мемориале, не стали холостить, приводя в нерабочее состояние, а наоборот, то, что пришло в негодность после боевых действий, было тщательно восстановлено, и любой из стоявших здесь образцов был готов и к походу, и к бою.
Пройдя длинной дорогой к огромному зданию мемориала, Горыня уже стал немного задыхаться, но оставалось совсем немного. Свернув в сторону и пройдя по небольшой дорожке, остановился возле кованых ворот, с удивлением глядя на закрытые створки.
– Что за…
Цепь и висячий замок на воротах, а также короткая надпись сообщали, что посетителей не ждут до седмицы, а кому ну совсем невтерпёж, могут записаться на экскурсию в директорате.
Меч Святогора звякнул рассекаемой цепью с лёгким презрением и, довольно свистнув, скрылся в ножнах.
Мемориальная усыпальница тоже была не малых размеров. Сто на пятьдесят метров, и в два этажа, она уже не вмещала всех, кто должен быть похоронен здесь, и строители собирались сделать ещё один, подземный, этаж.
Горыня коснулся кончиками пальцев последнего пристанища императора Михайло Третьего, вздохнул, окинув взглядом стоявшие рядом саркофаги его жён, и уже не отвлекаясь прошёл к своим.
Как ни берёг Горыня своих лапушек, одна за другой ушли все, пополнив склеп пятью каменными саркофагами.
Катя, родившая ему трёх дочерей, ушедшая в сто двадцать, тихо и спокойно Анфиса, давшая роду двух сыновей и дочь, глупо и не к месту получившая пулю от толпы бандитов на дороге, но положившая для начала почти всю лихую ватагу; Любава, поехавшая воевать с магической чумой в Поднебесную и оставившая там свою жизнь.
А через десять лет тихо, словно птичка, отошла Лиза, не проснувшись к завтраку. Тогда и перенесли их прах на окраину Москвы, в мемориальную усыпальницу.
Склеп, предназначенный для него, стоял открытым, а рядом в изголовье стояла каменная пирамида, изрезанная рунами и неярко светившаяся голубоватыми переливами.
После того, как пали три безумных нарха, собиравшихся затеять на Земле всеобщую бойню, Макошь оставила ему небольшую пирамиду как инициатор последнего желания. Каменная горка была всего пару метров высотой, и потомки не придумали ничего лучше, чем поставить её в усыпальницу рядом с саркофагами покойных жён.
Бластер, уселся рядом и, посмотрев на Горыню огромными глазами цвета расплавленного золота, едва слышно рыкнул, словно поддерживая решение. Он тоже был стар и даже для твари из-за Кромки уже на пределе жизненного цикла. Горыня никогда не считал Бластера питомцем, а относился как к члену Рода, пусть и бессловесному, но близкому родственнику.
– Ладно. – Горыня склонился над Бластером и обнял его, зарывшись лицом в нежную, словно пух, шерсть. – Погуляли мы славно, пора и честь знать. – Он отстранился и посмотрел в глаза Бластеру. – Мы ведь не хотим подыхать словно развалины на вонючих подстилках?
– Ррр! – Бластер кивнул и широким словно лопата языком облизал нос.
Горыня вновь достал из ножен Святогоров меч и аккуратно вставил его в отверстие на вершине пирамиды.
И… ничего не произошло.
Спроси Горыню сейчас, он не смог бы внятно сказать, какого эффекта он ждал от активизации артефакта, но не произошло ровным счётом ничего. Ни грохота с молнией, ни даже щелчка или вспышки.
Но, прислушавшись, Горыня вдруг уловил некоторый шум, постепенно нарастающий, словно кто-то прибавлял громкость. И шум этот шёл снаружи.
Задержавшись на мгновение у пирамиды, Горыня решительно выдернул меч из гнезда в пирамиде и пошёл к выходу.
Там, над головами огромной трёхсоттысячной толпы, висел серый шар, окружённый туманной дымкой, словно планета в облаках.
Стоило Горыне с Бластером появиться на поверхности, как от шара к нему, мягко переливаясь жёлтым свечением, протянулась дорожка, сотканная из света.
Но долгого подъёма, на который рассчитывал князь, не случилось. Мягко, но быстро лестница потащила вверх, и через десять секунд они вдвоём уже стояли в огромном высоком зале, где уже встречали знакомые личности: Гайра, Ворн и Деса, отзывавшиеся ещё недавно на имена Макошь, Перун и Мара.
Бывшие боги этого мира были одеты в серебристые комбинезоны, а на груди сверкал яркими точками ряд серебристых дисков размером с ноготь большого пальца.
Когда их летательный аппарат был отремонтирован, они спокойно и без всякого шума улетели к себе на родину. И вот теперь, совершенно неожиданно для Горыни вернулись, да ещё и публично, словно специально демонстрируя свой звездолёт всему человечеству.
– Горыня Григорьевич. – Ворн, старший коммандер и фактический капитан корабля, коротко кивнул Горыне и с улыбкой показал на стоявших рядом Гайру и Десу. – Девочки поспорили, что вы решите уйти намного позже, когда организм уже не сможет бороться со старостью, однако они обе проиграли.
Все присутствующие улыбнулись.
– Теперь у нас по плану небольшой сюрприз, сюрприз средних размеров и большой. С чего начнём?
Горыня, у которого нога болела всё сильнее, перенёс тяжесть на относительно здоровую, или, если точнее выразиться, на ту, что болела меньше, и улыбнулся.
– Давайте по нарастающей.
– Это можно. – Мара, или Деса, подошла совсем близко и, обдав Горыню запахом какого-то терпкого аромата, неожиданно впилась поцелуем в губы; сжав его плечи словно тисками, удерживала секунд пятнадцать, пока волна запущенного ею обновления не прошла через всё тело, полностью омолодив организм.
Когда Деса разжала свои объятия, Горыня покачнулся, но устоял, затем подвигал шеей, расправил плечи и, поднеся к глазам кисти рук, внимательно осмотрел их, после чего поклонился Десе.
– Сюрприз удался. – Он счастливо рассмеялся, чувствуя, как молодая кровь гудит в организме, словно пробуждая его от спячки.
– А теперь ты. – Деса погладила Бластера и, положив ладонь прямо на голову, как будто толкнула ею от себя, и серебристая дымка, на мгновение окутав зверя, рассеялась, сделав Бластера чуть меньше в размерах, но зато вернув шкуре подростковый рыжий цвет.
– Теперь сюрприз средней степени. – Коммандер повернулся к Горыне боком и сделал приглашающий жест, после которого в зал быстрым шагом вошли три высокие и стройные красавицы в таких же обтягивающих серебристых комбинезонах, только без знаков отличия.
– Позвольте представить вам оператора средств поражения Лою Трего, ходового инженера Лену Адор и навигатора Сверу Адари. Экипаж корабля класса «Гончая». Ну и в виде большого сюрприза… – Ворн взмахнул рукой, и в центре зала возникла проекция удлинённого корабля с торчащими словно крылья четырьмя боковыми пилонами, – сам корабль класса «Гончая», который ещё не имеет названия, которое вам предстоит придумать, как его капитану.
– Вот так вот, запросто? – Горыня усмехнулся.
– Не запросто конечно. Но и сложностей особых не предвижу. – Ворн усмехнулся в ответ. – Закончите пилотскую школу, затем школу командного состава, и уже затем лётную академию. Но в отличие от других пилотов, которые ещё не знают, на чём они будут летать и чем командовать, если их допустят до руководства, вас уже будет ждать корабль и экипаж, набранный по конкурсу среди лучших выпускников академии за последний учебный цикл. Так что каких-нибудь двадцать лет, и вселенная в вашем распоряжении. – И обратив внимание на удивлённое лицо Горыни, пояснил: – «Гончая» – исследовательский корабль. Сектора для поиска вам, конечно, нарежут, но сектор в космическом пространстве – это бесконечность. Так что будете летать куда хотите. А теперь, – коммандер с улыбкой посмотрел в глаза Горыни. – Поехали?
– Поехали!
Казань, 2018 год
notes
