Книга: Двойной горизонт
Назад: 14
Дальше: 16

15

История Змея Горыныча убедительно показала – чем ты головастей, тем больше охотников с тобой разделаться.
Старший наставник школы военных ведуновмайор Лев Толстой
Самой противоречивой фигурой раннего периода европейской истории охотников за нежитью и нечистью является Анна де Хорн, прозванная Белоснежкой, за исключительную бледность лица и чёрные волосы, что оттеняли его цвет. Анна, рано оставшись без родных и близких родственников, была передана на попечение дальней родне, которая не только украла всё её состояние, оставленное родителями девочки, но и заставляли её работать больше, чем рабыню, к тому же надев на неё рабский ошейник.
Доведённая до отчаяния голодом, постоянными побоями и издевательствами, Анна как-то ночью перегрызла верёвку, которой её привязывали на время сна, и убежала в заснеженный лес, чтобы там погибнуть от клыков диких животных и холода. Позёмка скрыла её следы, так что пущенная за ней погоня очень быстро вернулась ни с чем.
Но судьба уготовила ей совсем другую участь, и вместо волков, она наткнулась на поселение цвергов, добывавших в том лесу ценные растения и золото. Зверей в лесу было действительно много, но ещё больше созданий Кромки, так что люди там были совсем нечастыми гостями. Анне сказочно повезло встретиться по пути с одним из цвергов, который так пожалел девочку, что привёл её в поселение, что находилось в огромной пещере на берегу озера, где царило вечное лето.
Девочка, которая не боялась тяжёлого труда и имела живой и добрый нрав, быстро полюбилась всем жителям посёлка. Кроме того, она могла делать кое-что, что было не под силу маленьким лесным обитателям, и очень скоро она стала помогать цвергам в работе.
Не обделённая магической силой и развитая физически, она очень скоро превзошла цвергов в искусстве мастерить ловушки для диких зверей, досаждавших поселению, и когда помогла отбить нападение упыря, то окончательно была признана своей.
Постепенно, твари Кромки всё больше и больше захватывали лес, и в какой-то момент цверги решили уйти обратно в свой мир.
К этому времени Анна уже отпраздновала своё восемнадцатилетние и была крепкой, подвижной и ловкой охотницей, способной выследить и прикончить в одиночку не особо матёрого упыря. Когда цверги покинули лес и сдерживать их стало некому, твари и дикое зверьё полезло в окрестные города и леса за пропитанием, каковым почиталась свежая человечина.
Охотничьи команды начали чистить лес почти сразу, но долгое время успехов не наблюдалось, так как местность была неизведанной, дикой и к тому же изобилующей стихийными духами и случайными разрывами пространства.
Анна повстречалась с охотниками весной, когда только-только сошёл снег. Она уже встречалась с людьми, забродившими в лесу, браконьерами и прочими искателями приключений, и не всегда эти встречи оканчивались мирно.
Охотники приняли девушку, одетую в медвежью шкуру, за неизвестного монстра и попытались убить стрелами, но Анна легко перебила стрелков, и лишь благодаря выдержке и спокойствию капитана отряда Улафу де Хорну, не уничтожила остальной отряд.
Переговоры были тяжёлыми и долгими, но в итоге Анна стала проводником и главной ударной силой отряда, вычищавшего заповедный лес…
Случайно встретив в городе своих неразумных родственников, Анна в ответ на попытку надеть ей на шею рабское ярмо, просто перерезала им горло прямо там, на рыночной площади. Но поскольку к тому времени она уже была женой барона, носила фамилию де Хорн и постановлением королевского суда была признана дворянского звания, то подлежала лишь королевскому суду. А король Карл Третий из династии Каролингов был крайне заинтересован в сотрудничестве с нарождающимся корпорациями охотников, и родственников Анны быстро признали виновными в чёрном колдовстве, а Анне даже выдали награду за убийство двух из них.
Пётр Дусбург. Хроники охотников и охотничьих корпораций Европы
Десять суток, пока Горыня плавал между жизнью и смертью, окружённый лучшими лекарями империи, Малый Имперский Совет разрабатывал достойный ответ на злодейское покушение. В дело вписались охотники, егеря, даже военные ведуны, что были по гроб благодарны Горыне за автоматические пистолеты и небольшие, но очень мощные гранаты, метко прозванные «Мясорубка». Магические силы довольно часто заканчивались, а боезапас в удобном рюкзаке помещался очень солидный.
Жёны Горыни в этом деле никак не участвовали, словно устранившись от мести, но как-то в ночь полнолуния, выйдя на лысую гору, прокляли весь королевский дом Хоэнцоллернов, который и затеял всю эту историю, до второго круга потомков. Проклятие сопровождалось красочным фейерверком на половину неба и радостным хороводом молодиц-травниц, что собрали на совершенно голой до того дня вершине холма невиданный урожай разрыв-травы и огненного плакуна, что требовали для своего роста запредельные количества энергии.

 

А для старейшего королевского рода Европы всё только начиналось.
Трупы, привезённые для замкового мага, магистра Гадари, как-то сами собой оказались холерными, да ещё и формой с длинным инкубационным периодом, что позволило заразе распространиться не только на весь замок Хоэнцоллернов в Баден-Вюртенберге, но и на окрестные сёла. Затем пожар, случившийся по вине нерадивого ученика лекаря, уничтожил не только лабораторию, но и весь запас лекарств, а гонец, посланный за помощью в Штутгарт, по дороге свернул себе шею.
У самих царствующих особ и у челяди были, конечно, связные амулеты, но часть сломалась, часть позволяла связаться лишь с людишками совсем незначительными, и в общем, когда отряд лекарей, магов и воинов-храмовников вошёл в Баден-Вюртенберг, спасать было уже некого.
К счастью, в дни, когда бушевала эпидемия, как раз зарядили дожди, и народ сидел по домам, не рискуя перемещаться по раскисшим дорогам, что в общем и спасло Германию от полного вымирания.
Конечно, германские колдуны быстро распутали цепочку действий и последствий, и через дипломатические каналы поинтересовались у князя Васильчикова, а какого, собственно, чёрта?
Васильчиков, которого считали старшим корпорации магов России, ответил коротко и присовокупил к ответу показания выживших в покушении на Горыню и самого Курта Нагеля, которые были богаты такими подробностями, что даже у бывалых людей зашевелилось то, что уже давно не росло на их плешивых головах.
И конечно, на публике колдуны, политики и военные громко оплакивали короля, его двор и всю семью, но в частном порядке тихо поносили монарха за грандиозную подлость, учинённую ими по отношению именно к собственному народу. Организовывать покушение на мужа обавниц-берегинь, да ещё и беременных, было адовой глупостью. Так что для народа – король пострадал от неумеренных увлечений некромагией и попыток отыскать лекарство от всех болезней – панацею.
Но те, кому нужно, знали всё и с лёгким злорадством посматривали на орден Странствующих, который и выполнял заказ Хоэнцоллернов, поскольку им ещё предстояло узнать смысл русского слова «стократно».

 

Горыня очнулся на пятнадцатый день и чувствовал себя отвратительно. Первая пуля отрикошетила от тяжёлого ордена из платины, но сломала пару рёбер, а вторая, ударившая в грудь слева, прошла через лёгкое и только случаем не пробила сердце. Лекари, конечно, были настоящими кудесниками, но и им не удалось полностью заживить раны и убрать последствия. Поэтому Горыню кормили, обмывали и снова погружали в сон, для того, чтобы лекари могли продолжить свою работу.

 

Когда осенние дожди нависали над Европой тяжёлыми свинцовыми тучами, торговля обычно делала небольшую паузу, для подсчёта летних барышей и проведения многочисленных праздников, от деревенских до общегосударственных балов, куда съезжалась вся знать.
Но для тех, кто трудился в замке Монсо́н, в провинции испанского королевства Арагон, не было ни праздников, ни дней отдыха. Центр огромной финансовой империи ордена Странствующих работал круглосуточно, перемалывая денежные потоки всей Европы, половины Азии и севера Африки.
По финансовой мощи орден был на уровне семьи Барди, и куда сильнее других военно-магических братств, занимавшихся ростовщичеством и торговлей по всему миру. Орден Песочных Часов стоял на третьем месте, Банк Короны, объединявший финансовые ресурсы пяти монархий, – на четвёртом, а молодой, но уже набравшийся сил Банк Ротшильдов – на пятом.

 

Неприступные стены замка, выстроенного на высокой скале, с отвесными обрывами, глубокие подвалы, уходящие в самую сердцевину горы, и мощь двух сотен боевых магистров были лучшей защитой для огромных богатств, скопившихся за более чем полуторатысячелетнюю деятельность ордена.
Здесь нашлось место и для груд золотых монет уже давно ушедших империй, и для украшений, и для драгоценного оружия. Но, конечно, больше всего было обезличенных золотых слитков. В одну унцию, пять, десять, пятьдесят и сто, с символом ордена – скрещёнными дорожными посохами, девизом «Всё во славу Твою» и цифрами с весом слитка на обратной стороне.
Слитки в одну унцию довольно часто использовались как монеты для текущих расчётов, а всё, что покрупнее, – как платёжное средство крупных операций и накоплений.
Но, несмотря на огромные богатства, хранимые в замке, людей в нём было немного. Работу охраны, грузчиков, тягловой силы и даже слуг исполняли големы, созданные с применением новейших магических технологий. И это была главная гарантия от разглашения тайн и попыток воровства, так как голему были безразличны груды золота. Он был молчалив, неутомим и верен хозяину так, как не мог быть верен ни один человек.
Золотые караваны, приходившие в Монсон, поднимались по длинному серпантину под прицелом пушек и недавно установленных митральез в широкий двор, где производился пересчёт денег и вся бумажная работа, а затем деньги в железных ящиках поднимались крановыми механизмами из глухого двора в крепость, чтобы на какое-то время успокоиться в залах хранилища.
Система охраны замка ещё никогда не давала сбоев, и случаев похищения денег не было никогда. Даже нападения на караваны с золотом случались крайне редко, поскольку братья ревностно относились к своему имуществу и преследовали похитителей, пока не убивали, даже если для этого нужно было пройти полмира.

 

Разведывательно-штурмовой воздухолёт второго флота «Гроза» – шестимоторный корабль сто двадцати метров длиной – опустился из плотного облачного покрова ночью, когда можно было что-то рассмотреть лишь в свете яркого фонаря. Зависнув на высоте пятисот метров, он с помощью лебёдок спустил вниз пять подвесных беседок, в которых находились боевые волхвы высших степеней посвящения, и сразу же невидимые линии тонких энергий начали сплетаться в вязь узора, укутавшего словно сеть весь замок.
Нет, это не было боевое плетение, на которое мгновенно среагировали бы защитные узоры, которыми была исчерчена вся крепость, и даже не сонное заклятие. Просто канал, по которому поступала сила благодати, стал чуть уже. Раз в десять. Такое временами случалось. Энергоканалы пульсировали, даже меняли точку выхода, перемещаясь в пределах нескольких метров.
Дежурный монах лишь на минуту оторвался от чтения «рыцарского» романа, полностью перекрыв сливной канал и активировав внутреннее хранилище, и вновь вернулся к похождениям галантного и любвеобильного кавалера, описанным с такими впечатляющими подробностями, что брата-монаха всё время бросало то в жар, то в холод.
А дождь лил всё сильнее, и каждая капля, попавшая на стены и активные участки защитных сооружений, пусть и совсем немного, но забирала энергию из замкового хранилища.
Чуть-чуть сдвинутая температура в облаке, и на старую крепость падает уже не дождь, а пусть мелкий, но град, и стрелка указателя на главном замковом резервуаре поползла вниз куда быстрее и стабилизировалась, лишь когда замковые големы начали отдавать в систему благодать со своих кристаллов.
Это было бы хорошим решением в нормальной ситуации. Стабилизация канала наступала максимум через два-три часа, и максимум, что могло быть, – это незапланированный перерыв в работе.
Через два часа, когда град повалил особенно густо, передовые группы пластунов на тросах опустились на каменные плиты крепости, сигнальные цепи были практически полностью отключены, что было компенсировано выходом на стены и важнейшие точки пары десятков братьев-рыцарей и монахов ордена, что, собственно, и требовалось, чтобы не ловить немногочисленное население замка по всем помещениям.
Контрольный зал был захвачен через три минуты двадцать секунд, а ещё через десять секунд по всему замку опустились противоштурмовые решётки, рассекая всё пространство крепости на замкнутые участки, которые обыскивались, а обнаруженные там воины и монахи перемещались во внутреннюю тюрьму. Сопротивления рыцари почти не оказывали, поскольку стоять в доспехе, сверкающем полированной сталью, под развевающимися знамёнами это одно, а смотреть собственными глазами в пятисантиметровые жерла ручных пушек русской штурмовой пехоты – совсем другое.
Крепость полностью перешла под контроль десантных групп уже через час, а через два с половиной часа, когда подошла вся эскадра, начался планомерный и вдумчивый грабёж, продолжавшийся восемь дней. Особенным сюрпризом оказалось нахождение в подвалах замка десятков сундуков и ящиков с архивами и расписками за последние три сотни лет и, словно вишенка на торте, личный архив великого магистра ордена Песочных Часов.

 

Пока гонцы ордена и испанской короны носились по дорогам, согласуя приказы и собирая войско для штурма собственной крепости, эскадра из двух десятков огромных грузовых воздухолётов не торопясь принимала груз и исчезала в облаках, нависших над Арагоном.
Когда собранная наспех шестидесятитысячная армия через две недели начала собираться у подножия замка, флагман эскадры неторопливо поднялся в воздух и, гудя моторами, взял курс на Средиземное море, оставляя совершенно очищенный от ценностей Монсон и три сотни голодных охранников во внутренней тюрьме.

 

А через неделю по всей Европе пронёсся настоящий шторм из скандалов, отставок и самоубийств. Правительства, тайные и явные, династии и торговые корпорации, всё трещало под ударами невиданного финансового шторма, так как в хранилище Монсона были собраны богатства не только ордена Странствующих, но и нескольких торговых домов, а также казна Испанского королевского дома, частично Французской империи и деньги двух весьма влиятельных семей, которые очень не любили, когда их грабят.
Удивительно, но ордену удалось отбиться почти от всех обвинений, ценой ритуального убийства Высшего Совета, состоявшего из двадцати одного магистра, и ещё потому что специальным эдиктом пяти королей было запрещено иметь собственные вооружённые силы численностью более трёх тысяч воинов, и это на все храмы и замки, которых насчитывалось более двух десятков. Но общая сумма вывезенных ценностей вызвала во всех салонах и кабинетах Европы священный шок и трепет. Миллиард триста двадцать миллионов талеров исчезли в неизвестном направлении, оставив лишь пустые хранилища и подозрения. Но приехав во дворец к русскому царю, дипломаты встречали лишь вежливо-холодный приём и неудобные вопросы относительно покушения на одного из высших сановников империи. А по поводу ограбления замка Монсон он лишь удивлённо поднимал брови, показывая тем, как неуместна подобная тема, и в свою очередь интересовался судьбой репараций и компенсаций за порушенное и уничтоженное в ходе Тавридской войны.
Конечно, все знали, кто, за что и куда, но догадки без доказательств оставались лишь догадками, и те, кто не пострадал, свысока посматривали на тех, кому досталось.
Конечно, после такого орден Странствующих полностью потерял всякое значение и скатился до уровня малозначительной организации второго эшелона.

 

Разразившаяся следом торговая война, когда русские корабли перестали пускать в европейские порты, совершенно неожиданно отозвалась для торговцев и банкиров в Ханьской империи, когда транспорт торговых домов и даже правительств Европы не принимали в портах, и даже дозаправляться водой им приходилось в Индии, которая тоже была не в восторге от диктата чужих купцов.
И пусть в этой войне не стреляли пушки, но потери сторон были весьма существенны, хотя Россию отчасти выручала торговля с индийскими княжествами и империей Хань, для развития которой даже начали строить грандиозную железную дорогу от Южно-Китайского моря до Москвы, и дальше, к Мурману на севере и Тавриде на юге.
Также пришлось форсировать увеличение торговых операций с восточными странами, для чего тоже начали строить дорогу на юг, а под срочные перевозки выделять воздухолёты из военно-транспортного отряда.
К концу сентября, когда Горыня уже начал заниматься делами, торговая война дошла до степени блокирования проливов, и хотя всё закончилось очень быстро и неприятно для объединённого итало-французского флота, каждый торговый конвой приходилось сопровождать парой воздухолётов, что увеличивало цену товара и вообще было не слишком удобно.
В ответ Средиземноморская эскадра под командованием адмирала Захара Балка, используя преимущество в скорости и вооружив несколько быстроходных кораблей новыми пушками, устроила настоящую резню в средиземноморской торговле, загнав все крупные корабли противника под защиту фортов.
А Европе торговля была просто жизненно необходима, так как даже продовольствие производилось в недостаточном количестве. И как-то вдруг жёсткость позиции европейских государств стала смягчаться, и всё громче раздавались голоса о том, что не стоит уж так резко уничтожать восточных варваров и следует дать им ещё один шанс одуматься и принять правильное решение…
Дипломаты, получившие довольно чёткие инструкции от своих правителей, прибыли к Михайло со вполне внятными предложениями относительно прекращения торговых войн и возврата к существовавшему положению. Причём всё это было подано в европейской прессе как решительная победа над Россией.
Но царю и его ближайшему окружению было глубоко безразлично, что о них думают или пишут в любом месте Земли, кроме России, тем более что других забот хватало. Заработала первая телефонная станция, и тысяча абонентских аппаратов нашли своих счастливчиков. Конечно, в первую очередь телефоны встали в дежурных частях московских полков, на аэродроме и в важнейших учреждениях. Но вторая очередь станции уже закладывалась с изрядным запасом, и сразу пять тысяч номеров должны были покрыть все текущие потребности столицы.
Одновременно с телефонной станцией, а точнее на неделю раньше, встала под промышленную нагрузку очередная гидроэлектростанция, и восемь центральных улиц Москвы, Кремль и пять зданий сословных собраний осветились ярким электрическим светом. И были это не угольные нити накаливания, а почти нормальные вольфрамовые нити в стеклянных баллонах с парами йода, что резко увеличивало время работы ламп. Ещё вышел на проектный темп работы электротехнический завод, производивший кроме ламп, выключатели, розетки и вообще всё околоэлектрическое хозяйство. А было ещё оптико-механическое производство, радиоламповый завод и десятки других фабрик.
А в день, когда удалось провести сеанс радиосвязи между двумя воздухолётами, Горыня и Кропоткин напились в кабинете последнего и до утра распевали странные и незнакомые песни, от которых то распрямлялись плечи, то хотелось плакать, словно провожая в могилу дорогого человека.

 

К весне следующего года морское конструкторское бюро выдало вполне рабочий проект малого крейсера в две с половиной тысячи тонн водоизмещения, с парой полуавтоматических пушек калибром в сто пятьдесят миллиметров и пятью семидесятипятимиллиметровками, с крейсерской скоростью в тридцать узлов и максимальным ходом в сорок пять, что в перспективе позволяло ему рвать любой корабль, включая броненосцы и линкоры, так как попасть в относительно малоразмерную и скоростную цель из тех пушек, что стояли на вооружении мировых флотов, можно было лишь случайно. А вот ответный огонь бронебойно-фугасными снарядами, снаряжёнными октогеном, обещал быть весьма впечатляющим.
Такие же конструкторские бюро создавались по всем направлениям, по мере появления инженеров с высшим образованием, прошедших конкурсный отбор и проверки Тайной Канцелярии.
Самым сложным было наладить работу конструкторов по железнодорожной теме, так как в этом ни Горыня, ни Кропоткин совершенно не разбирались. Но с помощью какой-то матери, смекалки и волшебных пинков дело всё же сдвинулось.
Неожиданный и тем не менее болезненный прогар случился в деле строительства дорог, которые всё время норовили превратиться в непроезжее болото и вообще вели себя отвратительно. А дороги были необходимы, поскольку всё, что нужно, по воздуху не перевезти. А ещё были сложности с развитием металлургического производства и десятком других направлений. Как ни старались два князя объять необъятное, получалось весьма средне. Но им удалось сделать главное. Обеспечить возможность мирного труда и роста для страны, на территорию которой постоянно и с плотоядным интересом облизывались соседние государства, включая совсем уж крошечные, что надеялись под шумок урвать свой кусочек.
Европа, вложившая огромное количество сил и средств в развитие дирижаблей, тем не менее не получила решающего преимущества, так как к этому моменту уже летали «воздушные пираньи» – истребители, легко рвавшие неповоротливых левиафанов огнём автоматических пушек. Теперь европейские монархи делали ставку на бронированную технику, испытывая и опробуя в локальных конфликтах десятки разных моделей бронированных машин, все возможные варианты вооружений и двигательных установок, включая совсем экзотические, вроде германского паровика на магическом нагреве.

 

Тем временем в мире дела шли с переменным успехом. Союз Племён постепенно отжал британские войска к береговой линии, и, несмотря на прибытие на фронт двух десятков дирижаблей, вопрос исхода противостояния не стоял совершенно. На этом фоне неудачи объединённого военного корпуса в Индии практически потерялись, тем более что часть княжеств соглашались с европейским протекторатом, часть воевала, а часть терпеливо ждала в сторонке, чтобы поживиться на развалинах.
В Африке Чака Зулу, не доживший до семидесятилетия, благодаря жаркой любви многочисленных потомков, порадовал поклонников его полководческого таланта поджаристой корочкой, а созданная им империя развалилась на два десятка осколков и предалась любимому развлечению африканцев – всеобщей резне.
И только на южноамериканском континенте, который в этой реальности назывался Южная Атлантида, было относительно тихо. Потеряв практически в одночасье крупнейшую армию материка и всех правителей, элиты пока находились в раздумье. Начать друг друга резать или всё же попытаться с кем-нибудь договориться.
И вот то, что никому не было особого дела до России, создавало прекрасные возможности для промышленного и социального рывка. Сократить военные расходы, направив деньги на долговременные проекты, и сберечь самый главный ресурс страны – людей.
И именно потому, что опасность нападения была довольно низкой, на черноморском побережье собирали и настраивали производство, а точнее, выстраивали инфраструктуру вокруг артефакта, отжатого Горыней у богов-пришельцев.
Когда ему предложили выбрать себе награду, Горыня попросил список оборудования, находящегося в запасниках и складах корабля, надеясь на грандиозное чудо-оружие или ещё что-нибудь военного назначения, но обнаружил изделие довольно неожиданное. Потоковый разделитель, под каким-то страшным индексом, представлял собой кольцо примерно двух метров в диаметре и толщиной в двадцать сантиметров из серебристо-голубого металла. Насколько Горыня понял, кольцо разделяло проходящее через него вещество на нужные соединения, которые лучом телепортировало по ёмкостям и контейнерам. У вашра такие круги были обязательным элементом снаряжения экспедиции на случай необходимости ремонта, но всегда была сложность с тем, чтобы прогонять через створ разделителя большие объёмы руды. Но Горыня и не собирался строить вокруг артефакта горнодобывающий комплекс.
Конечно, можно было установить его в районе будущего города Норильска, где в руде есть почти вся таблица элементов. Но у Горыни был ресурс куда более удобный и уж совершенно точно с полным набором всех нужных веществ.
Именно поэтому на берегу моря были поставлены мощные паровые машины и проложена труба на глубину четыреста метров, откуда вода подзакачивалась в дыру разделителя.
Чистая вода уходила по каналу на нужды полуострова, а различные металлы, растворённые в морской воде, распределялись по отдельным ёмкостям. Да, содержание элементов было на уровне миллиграммов на тонну, но в секунду установка перерабатывала до десяти тонн воды, и в сутки выходило уже по нескольку килограммов различных металлов в виде солей.
Больше всего времени Горыня и несколько приглашённых химиков возились с настройкой разделителя, так чтобы он на выходе выдавал ровно то, что нужно, а не газообразный хлор, фтор и далее по списку, более уместному в конвенции по запрещению химического оружия.
Энергию инопланетная штуковина брала от той же расщепляемой материи, так что не требовалось никаких питающих линий и дополнительных сложностей.
Заработавшая установка сразу же решила массу проблем. И с металлами для новых сплавов, и с химическими веществами для сложных производств, и даже с пресной водой для Тавриды. А сероводород, содержавшийся в черноморской воде, успешно сгорал в топках паровых машин, крутивших водяные насосы.
Уже сейчас Российская империя опережала другие страны примерно на пятьдесят лет, и с каждым годом уходила всё дальше, развивая не только науку, но и культуру, общественные дисциплины и вообще всё то, что можно назвать ёмким словом «Мир».
Старые семьи, не вписавшиеся в новое время, теряли влияние, а вперёд выходили совсем другие. Молодые, умные и зубастые, в документах которых не было звучных фамилий, но в достатке было упорства, волю к знаниям и энергии прогресса. Даже волхвы, подозрительно посматривавшие на технические новинки, смогли без труда найти себе нишу, занявшись медициной, очисткой земель от последствий прорыва Кромки и, по совету Горыни, – женской красотой, где было богатое поле для развития.
Назад: 14
Дальше: 16