Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Эта глава посвящена Древнему царству, времени богатой событиями юности Египта, периоду наибольшего расцвета царской власти и в то же время постепенной децентрализации государства. В предыдущей главе мы часто обращались к этому периоду, рассказывая об образовании государства, остававшегося неизменным на протяжении всей последующей истории. В данной главе мы детально рассмотрим эту государственную систему, в основе которой лежала доктрина божественности правителя.
На плато Гиза, расположенном к северу от столичного Мемфиса, возвышаются три великие пирамиды IV династии. Искусственные горы, созданные для того, чтобы противостоять времени, имеют двойной смысл. Во-первых, их долговечные форма и конструкция гарантировали вечную жизнь погребенному в них смертному человеку. Во-вторых, затраченные на каждую пирамиду труд и материалы были признаком того, что служба царю считалась важнейшей из задач государства. Ничто другое не требовало столь титанических усилий египетского народа. Это был вечный дом божественного царя, и на него было потрачено очень много времени, материалов, труда и мастерства. Во всем великолепии царские пирамиды возвысились над Древним царством и отбрасывали свои тени на все предшествующие века.
Изучив размеры и технику строительства пирамид Древнего царства, можно сделать еще один вывод. Наивысшим достижением из всех царских усыпальниц стала пирамида Хуфу, непосредственными предшественниками которой были памятники Снофру, а непосредственным преемником – гробница Хафра, повторяющая ее величественные черты. Потрясает быстрота развития техники каменного зодчества. Первые серьезные сооружения из камня появились за 100 или 125 лет до времени правления Хуфу, а первая значительная постройка – ступенчатая пирамида Джосера – была возведена приблизительно всего за 75 лет до начала его царствования. И в этот короткий промежуток времени египтяне научились обращаться с колоссальными объемами камня, не используя ни одного из инструментов, без которых в наши дни обойтись невозможно. Изменилась сама строительная техника: египтяне более не относились к камню как к замене кирпича, а учитывали при работе с этим материалом его собственные свойства – плотность и прочность. Они научились высекать миллиарды блоков с такой точностью, что, сложенные вместе, те казались единой массой. Это внезапное развитие представляется чисто египетским достижением. Оно было вызвано двумя причинами: верой в то, что царь является богом и поэтому заслуживает того, чтобы ему отдавали все силы, и радостью, вызванной появлением новых возможностей в искусстве и технологии. Эпоха Древнего царства стала одной из самых ярких страниц египетской истории.
Глядя на пирамиды, возведенные после Хуфу и Хафра, мы не можем не заметить, что сами они уменьшились, а техника строительства ухудшилась. Гробницы последних царей IV династии, а также правителей V и VI династий значительно уступают великим пирамидам по размерам и качеству технического воплощения. Если считать пирамиды результатом использования всех возможностей государства во имя царя, то данное явление определенно свидетельствует о начале процесса децентрализации. Авторы текстов, служивших проводниками доктрины божественности царя, стремились показать, что он не испытывал недостатка в почитании или поклонении ему, но мы располагаем и другими источниками, из которых следует, что движение, направленное от центра в сторону периферии, началось еще в то раннее время.
В предыдущей главе, говоря о Великой пирамиде, мы обращались к статистике, чтобы показать ее техническое совершенство. Можно сказать еще несколько слов о применении таких огромных средств для реализации единственного проекта. Важным аспектом строительства пирамид было отсутствие машин, без которых мы не можем представить себе возможность перемещения таких объемов камня. Приспособления для перевозки камня, системы блоков и подъемные механизмы были лишены колес. Как могли египтяне, не использовавшие колесные повозки, системы блоков и кранов, с величайшей точностью укладывать камень на высоких уровнях пирамиды? Они применяли пандусы, сложенные из кирпича и глины, которые разбирали после строительства. Для перемещения блоков у них были веревки, салазки, рычаги, люльки, они использовали состав из песка и гипса как смазку, благодаря которой обеспечивалось скольжение, позволявшее осуществлять точную подгонку камня. Египетские архитекторы располагали любыми людскими ресурсами, которые можно было привлечь к выполнению одной операции. И главное, при выполнении каждой небольшой операции «примитивными» средствами, будь то расчет, разрушение и перестройка пандуса для доставки блоков весом ровно 5 или 10 тонн, точные замеры и высечение камня для максимально тщательной подгонки, они не были стеснены временными рамками. Сегодня мы, используя те же методы, вполне могли бы повторить результат их труда, если сочли бы нужным задействовать весьма ограниченные ресурсы и были бы достаточно терпеливыми для того, чтобы выполнять эту задачу в течение всей своей жизни.
Перед древними инженерами стояла беспрецедентная задача, связанная с расчетом нагрузки. Сама форма пирамиды была идеальной для решения некоторых сложностей, создаваемых огромным весом конструкции. Подобная постройка, поднявшись на высоту 147 метров, давила вниз всей своей массой. Погребальные камеры были успешно защищены от сильного давления. Изнутри конструкция пирамиды была укреплена «дополнительными гранями» – массивными сдерживающими стенами, повторявшими по форме ступенчатую пирамиду и удерживавшими различные сегменты конструкции на своем месте.
При строительстве для измерений использовались простейшие единицы, которые стали к тому времени признанными стандартами: царский локоть длиной около 52 сантиметров, состоявший из 7 ладоней, или 28 пальцев. Если измерять Великую пирамиду этими единицами, то выяснится, что основные размеры выражены целыми круглыми цифрами: высота достигает 280 локтей, сторона основы – 440 локтей, протяженность самого длинного внутреннего коридора – 90 локтей, а размеры погребальной камеры составляют 20 × 10 × 11 локтей. То, что было сказано о методах строительства, в полной мере справедливо и для математики, которую инженеры применяли для вычислений. Они использовали такие же способы сложения и деления, как и их современные «коллеги». Однако умножение и деление производились путем удвоения, которое применяли столько раз, сколько это было необходимо, и затем складывали эти пары чисел, пока не достигали нужного результата. Дальнейшее объяснение лучше проиллюстрировать следующим примером, где умножение производилось путем удвоения, затем складывали цифры в левом столбце (здесь они отмечены звездочками) и получали нужное число 9, после чего складывали соответствующие цифры из правого столбца и получали искомый результат.
Умножение 50 на 9 выглядело следующим образом:
*1 – 50 *
2 – 100
4 – 200
*8 – 400 *
– —
9 – 450
При делении египтяне также использовали удвоение, но теперь цифры в правом столбце должны приравняться или приблизиться к делимому числу. Путем сложения чисел в левом столбце получаем искомый результат.
Пример деления 550 на 9:
*1–9*
2— 18
*4 – 36*
*8 – 72*
*16 – 144*
*32 – 288*
64 – 576
–
61 – 549, то есть 61 с единицей в остатке.
Другой сложностью было отсутствие сложных дробей. За исключением 2/3 и 3/4, древние люди использовали простые дроби типа 1/5, 1/27 или 1/65. Сложные дроби разделяли на серии простых дробей. Так, 3/8 представляли как 1/4 плюс 1/8, а 11/16 записывали как 1/2 + 1/8 + 1/16. Несмотря на то что этот способ записи дробей кажется невероятно громоздким, при наличии определенного опыта можно достигнуть приемлемой скорости в их вычислении. Используя эту арифметику, египтяне могли точно рассчитывать объем усеченной пирамиды и получать максимально приближенные к точным результаты расчета объема цилиндра.
Мы приходим к выводу, что, хотя с нашей точки зрения египетские методы строительства или вычисления кажутся недостаточно совершенными, древние строители делали все, чего можно было достичь с их помощью. Учитывая методы и оборудование, которым они располагали, можно утверждать: добиться качества было возможно только при работе на совесть, и это придает результатам труда древних людей особенную ценность.
В предыдущей главе мы рассматривали формирование уклада жизни, включая систему управления, литературу, искусство, религию. В конце мы пришли к выводу о том, что этот уклад, дарованный богами, стал «канонизированной государственной системой», важнейшей основой которой были конечно же представления о том, что государство принадлежало правителю, считавшемуся богом. Египтяне, несмотря на приверженность мифам и культовым церемониям, были прагматичными людьми, заинтересованными в том, что действенно. Разработанные ими уклад жизни и государство представлялись им высокоэффективными; египтяне легитимировали их, обожествив личность царя, которого считали совладельцем и правителем этой земли. В Египте не существовало подробных трудов по управлению государством, они просто были не нужны в государстве, воплощением которого считался вездесущий бог, который своими божественными изречениями озвучивал принципы функционирования государства. Согласно идеологии, он сам являлся единственно возможной властью, иными словами, он был единственным, кто нес ответственность за поддержание своей собственности в порядке и уход за ней. Он был единственным посредником между людьми и богами, единственным существом, которое изображали в сценах служения другим богам и о котором писали в текстах аналогичного содержания. Хорошее правление основывалось на его возможности обеспечивать плодородие земли, выгодную торговлю и мирное внутреннее развитие.
Конечно же на практике царь не мог выполнять свои управленческие и судебные обязанности по всей стране, так же как он был не в состоянии отправлять ежедневные ритуалы в честь каждого бога в каждом храме Египта. Поэтому он делегировал свои обязанности простым смертным, которым дозволялось выполнять их за царя и от его имени. Для описания Египетского государства и общества прекрасно подходит изображение пирамиды с одним завершающим камнем на вершине. В административной структуре царь стоял над своими государственными министрами, которые возвышались над правителями нескольких областей, руководивших сельскими старостами. В социальной структуре царь стоял выше вельмож, ниже которых находились крестьяне, хотя остаются вопросы о существовании отдельного социального слоя ремесленников, мелких торговцев и посредников. В религиозной сфере царь был единственной точкой соприкосновения людей с богами. Ниже его располагались жрецы, стоявшие над остальными людьми. Эти схемы, несомненно, упрощены, поскольку высшие чиновники, знать, крупные землевладельцы и жрецы являлись одними и теми же людьми; они составляли группу, располагавшуюся непосредственно под фараоном, которой он поручал выполнение своих обязанностей.
В этом обширном описании есть много лакун и неточностей. Мы практически ничего не знаем об огромных массах населения, которые были безграмотными и не могли оставить свой след в истории. Все, что мы знаем о простых людях, за исключением изображений слуг и крестьян на стенах гробниц, относится к более позднему времени. Поэтому картина жизни простых людей, которую мы можем себе представить, скорее всего, окажется весьма приблизительной. В своих рассуждениях мы можем использовать знания о египетских крестьянах прошлого века, которые еще не использовали в хозяйстве современных технологий; мы изучим источники, относящиеся к Египту в коптский, эллинистический, Поздний и предыдущие периоды, пока они не исчезнут около 1300 г. до н. э., и затем обратимся к некоторым аналогиям из истории более раннего Египта. Несмотря на то что во многом это исследование основывается на недостаточных данных, оно хорошо показывает, что крестьянин XXVII в. до н. э. жил точно так же, как крестьянин XIX в. после Рождества Христова, невзирая на огромные внешние изменения, которые произошли в мире за это время. Учитывая непрерывность этой традиции, мы смотрим на рельефы Древнего царства и видим египетских крестьян, нетребовательных, нерасчетливых, вспыльчивых, но не злопамятных, неунывающих, обожающих веселье, привыкших к тяжелому труду, но неспособных к длительной напряженной работе. Они постоянно стояли на речном берегу в иле, засевая поля или собирая урожай своего господина, возводили постройки из сырцового кирпича для своего хозяина или пасли господский скот. Их жизнь была близка к природе и пропитана мистическим и суеверным чувством единства с растениями и животными. Они были худощавы и часто недоедали, поскольку плата за их тяжелую работу была мала. В трудные времена в ожидании первых осенних всходов египетские крестьяне, вероятно, голодали. Время от времени они становились жертвами голода и эпидемий, непонятных им неожиданных бед, насылаемых, по их мнению, богами. На каждом шагу в повседневной жизни египтянина подстерегали завистливые злые силы – на пороге его хижины, в завихрениях песчаной бури, в огне, в текущей воде, в скоте, который он пас, и в первом урожае. Но, несмотря на это, они не утратили способность смеяться и петь. Проводя скот через болота, крестьянин пел песенку для рыбы и крокодилов. Неся хозяина на носилках, он присоединялся к льстивой песне, нахально скалясь и рассчитывая на вознаграждение. Согнув спину и волоча тяжелый груз, он пел вместе с другими рабочими, и ритм этой песни помогал слаженной работе. На регулярных праздниках он плясал и веселился, набив живот яствами с праздничного стола, накрытого хозяином. В какой-то степени его жизнь была сходна с жизнью животных, с которыми он все время существовал бок о бок. Он был заложником, проклятым судьбой, тягловым животным, которое целиком и полностью зависело от зеленого покрова Нильской долины. У крестьян было значительно меньше возможностей, чем у искусных ремесленников, домашней прислуги или у личного раба вельможи. И все же – и это характерно для всей египетской культуры в целом – его удача была удачей его господина и зависела от Нила и солнца, от сил роста и воспроизведения. В прошлой главе мы упоминали, что египтяне считали вселенную единым бесконечным спектром без четких разделительных линий. И в этом спектре крестьяне занимали место между животными и землевладельцами, сливаясь с ними и никогда не противопоставляя себя им.
Это приводит нас к еще одной проблеме и другой гипотезе. Мы утверждали, что при царях первых династий было заложено мировоззрение, которое оставалось неизменным при следующих поколениях, было применимо к любой стадии жизни и благополучно просуществовало полтора тысячелетия. Возникает вопрос: как такое закостеневшее мировоззрение могло оставаться неизменным столько веков? Если оно было полностью основано на божественном откровении, которого должно быть достаточно во веки веков, то ввиду жесткости и непластичности оно неминуемо рухнуло бы под натиском времени. Ответ на данный вопрос заключается в том, что эта система была бы жизнеспособной, если бы на практике она не подстраивалась под изменяющийся мир. Терпимые и добродушные люди не могут быть абсолютно категоричными. Поэтому их мировосприятие было общим, допускающим исключения, и гибким, готовым к изменениям. Например, в искусстве общие правила и техники тщательно соблюдались начиная с IV династии вплоть до эллинистического времени. Тем не менее в нем всегда присутствовали разнообразие и индивидуальность, происходили значительные изменения, которые позволяют современным историкам искусства датировать памятники на основе стиля. Если эти изменения так явно проявились в искусстве, то не возникает сомнения в том, что они происходили и в менее заметных сферах жизни. Терпимость, дарованная солнцем, и беспечный отказ определять четкие границы между явлениями сформировали египетское мировоззрение, которое подстраивалось под происходившие со временем изменения. Несомненно, идеологические постулаты могли быть сформулированы в терминах безусловных и непреходящих ценностей, но это была слишком общая теоретическая доктрина, а практика ее применения отличалась изменчивостью, терпимостью, либеральностью и прагматизмом.
Важнейшей составляющей этой гибкости, если ход наших рассуждений верен, была общая сущность всех возможных явлений, которая распространялась на все – от верховных богов до людей, животных, растений и неодушевленных предметов. Если применить эту гипотезу к общественной модели, то мы придем к выводу, что в Древнем Египте не существовало жесткой классовой системы, где бы знать, художники, крестьяне и зависимое население из поколения в поколение находились в строго отведенном им социальном слое. Нормально организованное общество основано на продолжении и наследовании отношений, то есть сын крестьянина должен стать крестьянином, так же как и его потомки. То же в полной степени относится и к знатному сословию. Но прагматичные и терпимые люди никогда не будут настаивать на том, чтобы человек вечно оставался в одном сословии, если обстоятельства давали возможность или требовали перемен. В периоды, когда Египетское государство развивалось и увеличивалось в размерах, ему были необходимы способные и ответственные служащие. Так, крестьяне становились художниками, домашние слуги превращались в проверенных доверенных лиц, начальники художников и деятельные чиновники получали в награду землю, должности и связанные с ними привилегии и таким образом пополняли ряды аристократии. Вскоре мы будем обращаться к биографиям людей скромного происхождения, сделавших успешную карьеру. Единственным исключением, при котором не допускался переход из класса в класс, являлась царская власть, принадлежавшая, согласно официальной идеологии, не людям, а богам. Но наличие царских детей и родственников, вызывая сомнения в правомочности престолонаследия, размывало эту четкую грань. И вскоре начался процесс, в ходе которого знать постепенно присваивала себе царские привилегии. В каждом своем проявлении безвременная, неизменная и идеологически устойчивая культура подвергалась под воздействием веяний времени постоянным изменениям. И таким образом Египет просуществовал в течение многих столетий в «неизменном виде», постоянно меняясь и не обращая внимания на эти перемены.
Письменность и литература могут быть еще одним примером статичного и в то же время изменчивого характера египетской культуры. Во времена Древнего царства сформировался классический язык, остававшийся официальным в течение последующих двух с половиной тысячелетий. Распространение письменности при царях V и VI династий привело к отмиранию более древнего языка, обладавшего сложной грамматикой, пережитки которого встречаются лишь в некоторых архаизмах в религиозных или медицинских текстах. Классический язык, называемый «среднеегипетским», получил распространение в эпоху Древнего царства и просуществовал с незначительными изменениями до нововведений времен расцвета Египетской державы, но и после этого его продолжали использовать в официальных или религиозных текстах до тех пор, пока на храмовых стенах не перестали вырезать иероглифы. Благодаря этому мы располагаем возможностью датировать надписи и определять время составления письменных источников по данным палеографии, словарному составу, правописанию, синтаксису или стилистике. Мы можем выявить в классическом источнике выражения, появившиеся в то время, когда он был записан, или архаизмы в относительно обыденном тексте. В нашем распоряжении находятся тексты, относящиеся к трем тысячелетиям египетской истории, но у наших современников вызывают удивление не столько постоянные изменения, которые были неизбежны, сколько сам факт широкого использования этого языка на протяжении такого большого периода. Текст 700 г. до н. э. успешно воспроизводит язык 2700 г. до н. э. с включением некоторых поздних просторечий. Намеренное опошление культуры, о котором мы будем говорить в главе 9, нанесло ущерб египетскому мировоззрению и было признано ересью, но постепенные изменения сложившегося порядка вещей всегда принимались благодушно.
Все сказанное о языке применимо и к литературе. В ней также присутствовали и новаторство, и следование традициям. Существовали определенные стили и жанры, которые были популярны в определенные периоды и исчезали с переменой моды. К ним относятся полные скептицизма и описывающие социальные проблемы поучения Первого переходного периода и начала Среднего царства, а также и бодрые и оптимистические автобиографии, вырезанные на стенах гробниц в период ранней империи. С другой стороны, Тексты пирамид, характерные для эпохи Древнего царства, использовали в Саисский и Персидский периоды, а школьники переписывали Поучение Аменемхета I через семь столетий после смерти этого царя.
Можно сделать обобщение, которое будет относиться не только к литературе, но и к искусству в целом: в раннем Египте не существовало светской литературы или светских развлечений, равно как не было искусства ради искусства. Искусство и литература имели прикладное значение и были неразрывно связаны с религией. Начиная с формирования Египетского государства и вплоть до эпохи Нового царства все сферы жизни были тесно связаны с сакральным. Каждое произведение искусства: изображение или текст – было призвано служить религиозным целям. Даже рассказы вроде «Сказки о потерпевшем кораблекрушение», которые мы сочли бы развлекательной литературой, имеют четкую структуру мифа и выполняли поучительную функцию, делая акцент на доминировании Египта во вселенной. Сегодня мы разделяем категории священного и профанного, но в обществе, которое длительное время существовало в мире сакрального, о таком противопоставлении не могло быть и речи.
Поскольку сохранилось большое количество доступных для визуального изучения памятников, искусство стало одной из областей, где легко делать обобщения. Первое из них – это высокая скорость, с которой искусство, и в частности архитектура, достигло полного расцвета. При царях первых трех династий композиция во многом определялась материалом основы: изображения из слоновой кости делали в мягкой, свободной и естественной манере, в то время как статуи из камня получались приземистыми и массивными. Во время IV династии эти различия полностью исчезли, изображения приобрели совершенную изысканность независимо от материала, из которого они были сделаны. Известны статуи царей Хафра и Менкауры, высеченные как из наиболее твердых, так и из мягких пород камня; и все эти изображения никак не обусловлены свойствами материала; это образы, созданные скульпторами для определенных религиозных целей. Как и в любой период египетской истории, статуи и рельефы IV и V династий были воплощением представлений о социальном положении, власти и бессмертии. Можно утверждать, что памятники Древнего царства стали образцами наиболее чистого египетского стиля, были самыми удачными и наиболее изысканными за всю историю египетского искусства. Но это утверждение подразумевает определенную эстетическую оценку, для которой современному человеку необходимо оперировать критериями древних египтян. Нам же следует обратить внимание на внезапную зрелость искусства, проявившуюся в технике и способности передавать духовность. Разные исследователи называют различные причины такого быстрого взросления культуры. Мы же удовлетворимся объяснением, что цари первых двух или трех династий обеспечили духовное единство страны и безопасность от внутренних волнений и эти факторы стали стимулами для быстрого развития. Процессу взросления сопутствовали оптимизм и самоуверенность, которые граничили с надменностью и верой в то, что египетский уклад жизни настолько хорош, что просуществует вечно.
Этот оптимизм заслуживает отдельного обсуждения. Тот очевидный факт, что египтяне уделяли большое внимание смерти, погребальному инвентарю и заупокойному культу, может создать ложное впечатление, будто они были странными людьми, одержимыми мыслью о смерти, проводившими свою жизнь в мрачных и торжественных приготовлениях к окончанию земного существования. Нет ничего более далекого от истины. Египтяне действительно посвящали огромное количество времени и сил отрицанию смерти или попыткам избежать ее, но их не одолевали мрачные предчувствия. Напротив, они жили надеждой на победу, обладали волей к жизни и уверенностью в том, что неотвратимость и бесповоротность смерти не прекратят их существование. Ими скорее двигала вера в бесконечное продолжение существования, порожденная уверенностью в себе, оптимизмом и вкусом к жизни, чем стремление найти способ оградиться от смерти. В настоящий момент мы не будем углубляться в детали и рассказывать о том, чем отличались друг от друга в этой сфере божественный царь, вельможи и народные массы, но чуть позже мы рассмотрим различия посмертной участи в зависимости от социальной принадлежности. Наше утверждение основано на настроении, отраженном в рельефах и надписях гробниц Древнего царства. Они создают общее впечатление уверенности, задора и радости. В текстах и изображениях отразились радость, которую египтяне получали от повседневной жизни, и уверенность в ее продолжении после смерти. Изображения погребения и заупокойного ритуала теряются среди сцен сбора урожая, даров природы, охоты, радостных праздников и игр (фото 10б). Здесь нашли отражение сама жизнь и отчаянное стремление к еще большей ее насыщенности. Египтяне отнюдь не были ипохондриками, пребывающими в смертельном ужасе. Они принимали бытие весело и уверенно, веря в то, что им благоволят боги, и в особенности тот, что был их царем. Этот устойчивый оптимизм был настолько сильным, что его не поколебала первая болезнь государства, о которой пойдет речь в следующей главе. Он существовал до тех пор, пока границы Египта оставались в безопасности, а его население верило в избранность своей страны. Когда же чувство опасности стало постоянным и усиливающееся давление внешнего мира поставило под сомнение избранность Египта, этот оптимизм был утрачен. Пока в жизни египтян царили уверенность в завтрашнем дне и веселье, они жили сегодняшним днем, благодарно бросали взгляд в прошлое и полностью отрицали будущее, проецируя настоящее на завтрашний день. С исчезновением иллюзий, когда настоящее стало тягостным, египтяне оборачивались, вспоминали о прошлом с ностальгией и с грустью вглядывались в будущее, надеясь на облегчение и возвращение прежнего порядка. Но в течение большей части времени, о котором идет речь в этой книге, египтяне верили, что дарованная богами жизнь полна радостей и наслаждений.
Любой разговор о государстве в эпоху Древнего царства начинается с повторения доктрины о тождестве царя и государства. Не существовало даже безличных слов, обозначающих такие понятия, как «правительство», «государство» или «народ». Были только географические термины – «земля», «Черная земля» и др., а также понятия «царство» и «правление», относящиеся к фараону. Поскольку теоретически царь присутствовал повсеместно и выполнял всевозможные функции, большинство исполнявших его обязанности чиновников носили титулы: «начальник дворцовых земель», «начальник всех (строительных) работ царя», «хранитель печати царя Нижнего Египта», подчеркивавшие их прямое подчинение царю. Последний титул означает способность некоторых царских чиновников вести дела вдали от царя и столицы, заверяя решения оттиском царской печати. Первоначально эту должность занимал царский сын, но впоследствии она стала более распространенной. Конечно, на практике все ответственные решения могли принимать лишь уполномоченные чиновники. Но со временем количество чиновников, занимавшихся делами, связанными с функционированием обширного и активно функционировавшего административного аппарата, значительно увеличилось. Прямая передача обязанностей и непосредственная ответственность перед царем стали практически невозможными, но в умах людей они продолжали существовать. В Судан направлялись уполномоченные лица, которые должны были самостоятельно вести дела с иноземными вождями, но сами чиновники были искренне убеждены, что выполняют приказы фараона и этим доставляют ему удовольствие. Несомненно, ссылаясь на столь авторитетного покровителя, чиновники получали преимущество при общении с теми, кто находился далеко от них, но вплоть до ослабления власти в конце Древнего царства они выполняли свои обязанности, искренне веря, что служат лично царю.
Пирамида олицетворяла превосходство фараона, а мастабы вельмож, располагавшиеся вокруг царской гробницы, символизировали централизацию государства и зависимость чиновников от правителя. Как правило, во времена IV и V династий царь и высшие сановники образовывали узкий круг как при жизни, так и после смерти. Вельможи искали царской милости, чтобы получить высочайшее разрешение на возведение собственных домов вечности в пределах царского пирамидного комплекса. Тот, кто был богом при жизни, оставался им и после смерти. Точно так же, как они служили своему царю при жизни, вельможи стремились остаться его слугами и после смерти и получить место в соответствующем «городском районе» у его пирамиды. Вероятно, в начале Древнего царства чиновничий аппарат был невелик. Это способствовало наличию более близких отношений с фараоном. Возможно, использование слова «близость» некорректно, поскольку, судя по источникам, приблизиться или прикоснуться к божественному правителю было невозможно. Но в те времена, когда размер свиты был более скромен, существовала возможность оказаться ближе к царю. До царей V династии лишь высший сановник, «носитель печати Нижнего Египта», мог осуществлять контроль за передвижением официальных лиц или товаров по территории Египта. К концу V и при царях VI династии подобных носителей печати были дюжины. До правления царей VI династий существовал лишь один «правитель Верхнего Египта», наместник удаленной части страны. К концу VI династии данный титул, который подразумевал управление значительно большей территорией, чем их маленькая область, носили примерно два десятка местных правителей. Этот процесс, происходивший относительно поздно, отчасти вызван превращением должностей в почетные титулы, отчасти является свидетельством децентрализации и необоснованного усиления власти местных правителей, частично вызван расширением административного аппарата и соответствующим увеличением списка должностей. Очевидно, он был тесно связан с ослаблением государства.
Но нас пока интересует более ранний период, когда централизация еще была значительной. Вероятно, экономическая теория государства отражала доктрину божественного правления. Конечно, для перемещения товаров внутри одного поселения или между соседними не требовалось никаких разрешений. Но перевозка крупных партий и, соответственно, транспортировка грузов по Нилу осуществлялись под контролем носителя царской печати, а следовательно, и самого царя. Если это действительно так, то мы не знаем, в чем заключался интерес государства: в контроле как таковом или в возможности взимать за подобную транспортировку определенную пошлину. Торговля с иностранными государствами была, похоже, прерогативой царя, однако наши источники чрезвычайно скудны и так или иначе посвящены делам, связанным с царем. Отправление караванов в Нубию или Судан, а также корабельные экспедиции в богатые кедром районы Финикии были прерогативой царя, и мы не располагаем никакими данными о частных предприятиях за пределами страны. Начиная с I династии добыча бирюзы и меди в рудниках на Синайском полуострове определенно осуществлялась царской администрацией, а за безопасностью следили войска. Разработка золотых приисков в восточных пустынях точно так же была монополией царя. Добыча этих двух металлов дала дворцу неоценимое экономическое преимущество. В значительно более поздний период иноземные правители отмечали, что в Египте много золота, а медь играла еще более важную роль. Вплоть до эпохи Среднего царства медь была основным металлом Древнего мира, уступив место бронзе, которая оставалась доминирующим материалом до XIV–XIII вв. до н. э. И вряд ли было совпадением то, что Египет, обладавший богатыми залежами меди, господствовал в Восточном Средиземноморье до XIV–XIII вв. до н. э., а период ослабления этой страны, не имевшей залежей природного железа, совпал с наступлением железного века. Таким образом монополия дворца на разработку меди стала важнейшим фактором власти царя.
Размах добычи медной руды на синайских приисках может быть проиллюстрирован необыкновенным кладом, найденным в гробнице I династии в Саккаре и состоявшим из орудий труда и оружия. В его состав вошли более двадцати ножей и мечей длиной от 20 до 61 сантиметра с деревянными рукоятками, множество пил, дюжины медных кинжалов с деревянными ручками, десятки сосудов, чаш и кувшинов, дюжины мотыг, почти сотня резцов, стамесок, сверл, игл и т. д. Кроме того, были найдены семьдесят пять прямоугольных слитков бронзы, которые фараон взял с собой в иной мир, чтобы в случае необходимости царские мастера могли изготовить дополнительные инструменты и оружие. Несмотря на то что находка такого количества металла в одном захоронении кажется выдающимся событием, вряд ли данный клад является уникальным. Другие похожие захоронения могли попросту не сохраниться до наших дней.
Во времена Древнего царства в Ливию, Судан и Азию отправлялись торговые и военные экспедиции. Тем не менее их нельзя считать империалистическими в политическом или военном отношении. Перед ними не стояла задача завоевания или удержания иностранных земель путем назначения своих правителей или размещения там военного контингента. В действительности контакты Египта с соседними странами были весьма ограниченны. За исключением торговой колонии в финикийском Библе, следы египетского присутствия в чужеземных странах во времена Древнего царства довольно скудны. Царь посылал дары правителю Библа, и наличие египетского храма в этом порту позволяет предположить, что там могли жить египтяне. Как представляется, среди них могли быть купцы, отправленные туда фараоном для обеспечения торговли с Финикией и другими частями Азии, которые постоянно проживали в этом независимом от Египта городе-государстве. В других частях Азии египетский материал этого периода чрезвычайно редок. Например, на территории Палестины был найден всего лишь один предмет, датируемый эпохой Древнего царства. При этом двадцать находок относятся к Среднему царству и более пятисот – к эпохе Нового царства. Нубия, располагавшаяся к югу от Египта, в культурном отношении оставалась загнивавшим болотом, не тронутым значительными достижениями земли фараонов. Единственным проявлением империализма тех времен была торговля, а немногочисленные известные нам военные операции были направлены на защиту торговых путей. Египту пока еще ничто не угрожало внутри его собственных границ. Его культурное превосходство над сопредельными странами было все еще достаточно велико, поэтому египтяне осуществляли в большей степени контроль, чем завоевание, и товары текли в Египет столь бурным потоком, будто принадлежали ему по праву. И спокойствие, все еще царившее на берегах Нила, было подтверждением того, что боги создали Египет более совершенным, чем остальные страны, властелином над всеми землями, куда ступала нога египтянина.
В торговом и финансовом отношении – и в сфере торговли, и при уплате налогов – это было время натурального обмена. Каждые два года, а позднее ежегодно проводилась перепись имущества – государственный учет возделываемых земель, скота и золота. На его основе определялся размер налогов, которые взимались зерном, шкурами животных, золотом или другими товарами, а также физическим трудом. Судя по источникам более позднего времени, государство получало налоги из областных центров, где, как можно предположить, осуществлялся их непосредственный сбор.
Несмотря на то что все операции осуществлялись путем натурального обмена, в эпоху Древнего царства существовал эквивалент, по отношению к которому определялась стоимость того или иного предмета. Таким эквивалентом был слиток металла с определенным составом и весом, который нельзя назвать монетой, поскольку он не был отчеканен. Например, человек продал дом неподалеку от Великой пирамиды и выручил за него десять слитков. В действительности в качестве платы за дом он получил кровать, стоившую четыре слитка, и два отреза ткани по три слитка каждый. Таким образом, для определения стоимости существовала определенная и общепринятая мера, в то время как сама операция полностью осуществлялась путем прямого обмена, при котором собственно слитка не было ни у одной из сторон. Появление такой меры стоимости, предшествовавшее появлению денег, введенных в оборот лишь два тысячелетия спустя, стало важным достижением в сфере экономики.
Мы упомянули, что налоги могли «уплачиваться» и трудом, и это имело большое значение при мобилизации рабочей силы для государственных проектов. Согласно греческой традиции, строительство пирамид было тяжелым бременем для египетского населения, вынужденного гнуть спину ради бесполезной цели. С другой стороны, недавно была высказана точка зрения, которая заключается в том, что гигантские трудовые ресурсы, направленные на строительство великих пирамид, были связаны со своего рода благодеянием фараона. В ее основе лежит предположение о том, что быстрое объединение и развитие Египетского государства обеспечило безопасность и процветание страны, а это, в свою очередь, привело к быстрому и активному приросту населения, который в определенный момент вызвал невозможность прокормить всех людей, и Египет оказался в состоянии большого кризиса. В этих условиях царь значительно расширил сферу общественных работ, то есть начал строительство пирамиды, что решало проблему трудоустройства тысяч крестьян, размещение и питание которых осуществлялось за счет государства. Перед нами своеобразная попытка организовать охрану труда, хорошо знакомую нам и по нынешним временам.
Вероятно, истина находится между этими двумя точками зрения, но ближе к греческой традиции, чем к мнению современного исследователя. Царь действительно обеспечивал проживание и питание рабочих, нанятых на строительные работы, но конечно же считать это заботой о населении – слишком современное представление. Скорее всего, ответ кроется в теории божественного правления и в высокой централизации государства в эпоху пирамид. Если государству удалось добиться полного признания идеи о том, что царь воплощал собой государство, владел страной и всем, что в ней находилось, а единственными вещами, дававшими надежду на посмертное воздаяние, были служба царю и обеспечение его бессмертия, то становится понятно, почему все силы народа были устремлены на строительство его дома вечности. Поскольку царь был неимоверно велик, мудр и вечен, то и его дом должен был стать огромным, искусно возведенным и неподвластным времени. Поскольку эта доктрина стала неотъемлемой частью мировоззрения, идея заботы о населении кажется просто абсурдной. Несомненно, трудоустройство населения являлось побочным продуктом, поскольку основные строительные работы велись во время разливов Нила – в это время появлялась возможность транспортировки огромных блоков от каменоломен к месту строительства. Период разливов был самым тяжелым с точки зрения земледелия – в то время как река давала надежду на новый урожай, прошлогодние запасы зерна уже подходили к концу. Когда же государство забирало крестьян на другую работу и обеспечивало их питание, рабочие были рады этому скудному пайку. Но единственной целью такой работы была служба божественному царю, и этот физический труд требовал полной отдачи. По аналогии с захоронением принцессы I династии, где были также погребены все ее личные и домашние слуги, можно предположить, что ожидалось, что каждый египтянин с радостью отдаст все свои силы божественному правителю. Естественно, можно представить, как данная доктрина доводилась до рабочих с помощью кнута, но это была официально признанная идеология Египта.
Превосходство царя еще более очевидно на примере разницы между заупокойными текстами фараона и его вельмож. Начиная с IV династии на стенах гробниц знати вырезали тексты, передававшие их стремление к обретению вечной жизни. В период правления V династии появились Тексты пирамид, украшавшие стены царских усыпальниц; их литературная форма и содержание определенно указывают на более раннее происхождение этих текстов, которые первоначально не писали на стенах пирамид. В эпоху Древнего царства заупокойные тексты царей сильно отличались от надписей в гробницах вельмож. Последние были довольно приземленными и в основном предназначались для продолжения в загробном мире земной жизни, включая царскую службу. В этих текстах важная роль отводится автобиографии с перечислением всех должностей чиновника, целью которой было обеспечить перенос наиболее успешных моментов земной жизни и чиновничьей службы этого человека в загробный мир. Сцены повседневной жизни и поясняющие их тексты были подтверждением процветания и успеха человека при жизни и позволяли ему пользоваться земными богатствами после смерти. По сути, смерть не меняла жизнь египетских чиновников, за исключением веры и надежды на то, что посмертное существование станет еще более счастливой и успешной формой бытия. Благосостояние и успех на царской службе были важнейшими из добродетелей этой и последующей жизней.
В определенном смысле смерть ничего не меняла и для царя: он был божеством на земле и воссоединялся с богами в следующей жизни; он правил миром, но оставался правителем и после смерти. Тем не менее каждый ритуал, религиозное или магическое заклинание, приведенное в Текстах пирамид, обеспечивало счастливое и успешное существование царя в следующей жизни. Существовали ритуальные тексты, которые сопровождали кормление почившего царя, приношения или службу ему. Были заклинания против змей, скорпионов и других опасных сил, которые могли осквернить землю, где был похоронен царь. Тексты пирамид также включали древние гимны, фрагменты мифов и ритуалов, составленных для додинастических царей. Они должны были вовлечь царя в великое прошлое и обеспечить его царствование в последующей жизни. И существовало множество заклинаний, необходимых для того, чтобы власть царя в загробном мире была безусловной и чтобы он стал ах – «пребывающим в славе» или «дееспособной личностью». Благодаря этому обожествлению царь становился богом и примыкал к другим богам. Египтяне были очень предприимчивыми людьми, поэтому роль царя в этих текстах разнится – в одних из них он выглядит смиренным, а в других – заносчивым. Благодаря им царь, попадая на ладью солнечного бога, становился писцом этого божества, уродливым и забавным пигмеем, танцевавшим и веселившим бога, и делал все, лишь бы оказаться в окружении богов. Другой крайностью было превращение царя в самого сильного из богов, захват трона солнечного бога или поедание других божеств и, таким образом, овладение их силой. Две различные теологические системы превращали его в сопровождающего солнечного бога Ра или в царя мертвых Осириса. Нам многое кажется несовместимым или взаимоисключающим, но, как отмечалось в предыдущей главе, такое разнообразие казалось египтянам скорее дополнением возможностей, нежели противоречием. Для улучшения вечной жизни покойного царя все средства были хороши. При изучении сцен и надписей в гробницах вельмож Древнего царства становится очевидным, что их загробная жизнь не была столь же безграничной, как у царя. После смерти они не становились Осирисом или любым другим богом. Они были ах – «дееспособными» или «великими» существами. Но это всего лишь означает, что их личности успешно продолжали существование после физической смерти. В эпоху Древнего царства считалось, что покойные вельможи, в отличие от царей, не обладают ба. Из-за отсутствия соответствующего понятия в нашем языке мы переводим египетское слово ба как «душа», но оно обозначало продолжение существования после смерти или божественную сущность царя. Поскольку последняя обладает могуществом и большими возможностями и изначально имеет божественную природу, ею мог обладать только божественный правитель и она была недоступна простым смертным. И у царей, и у вельмож был ка, направляющая и защищающая сила при жизни и после смерти, но в эпоху Древнего царства ка вельмож мог быть мало связан с их собственной личностью. Судя по некоторым теофорным именам, в роли ка мог выступать фараон или определенный бог. Иными словами, земная или загробная жизнь чиновника зависела не столько от самого человека, сколько от расположения к нему бога или божественного правителя.
В нашем распоряжении нет прямых источников, рассказывающих о верованиях, связанных с посмертной участью простого люда. Тем не менее на основе сказанного выше можно предположить, что после смерти представителей каждого слоя общества ждала улучшенная версия земной жизни. Цари, бывшие богами на земле, после смерти становились еще более могущественными божествами. Чиновники, служившие божественному царю при жизни, легко и успешно получали те же должности после смерти. Крестьяне, бывшие слугами вельмож на земле, точно так же продолжали свою работу и в загробном мире. Таким образом, вечное существование было связано с определенными улучшениями в рамках того социального слоя, к которому принадлежал умерший.
В этой системе была заложена и возможность перемен. Надежда и вера в достойное вознаграждение и дальнейшее продвижение в следующей жизни не исключали возможность перехода в другой социальный слой. Если верна наша теория о единосущности, которая заключается в том, что древние египтяне считали себя частью единой субстанции, представлявшейся им бесконечным спектром из всевозможных цветов и оттенков, то изменение социального статуса человека после смерти не должно было вызывать явных противоречий. Как мы увидим, в те времена такие изменения действительно происходили: вельможи получили привилегии, которые ранее были исключительным правом царя, и после смерти стали приобщаться к сонму богов. Это признак кризиса централизации государства вокруг фигуры царя – процесса, о котором нам еще предстоит рассказать.
Раньше, в период сильной централизации, фараон был единственным, кто мог рассчитывать на полноценное существование после смерти, ибо он был богом и продолжал им оставаться; вечная жизнь знати и крестьян, а также успешность будущей жизни полностью зависели от их взаимоотношений с господином и возможности продолжать свою службу в загробном мире.
Внезапное и блестящее взросление египетской культуры при царях первых четырех династий способствовало проявлению лучших индивидуальных способностей египтян. Люди быстро достигли больших успехов в области политики, экономики, материальной культуры, искусства и мысли. Это было коллективное развитие, персонализированное в лице фараона, получившего еще большую власть и славу, но такое развитие было бы невозможно без личного вклада каждого отдельного человека, обладавшего способностями, умом и амбициями. Для увеличения мощи государству требовалось все больше и больше способных и верных слуг. Чиновничий аппарат увеличивался в размере, и служащим все чаще приходилось выполнять царские поручения, действуя по своему усмотрению. Центростремительные силы, способствовавшие формированию неограниченной царской власти, в то же время вызывали центробежное движение, приводившее к отделению от фараона. Чиновники выполняли новые задания и открывали собственные возможности, и постепенно на смену их полной зависимости от фараона приходило проявление личного волюнтаризма. Этот процесс происходил на протяжении всего Древнего царства, но он шел медленно и представлял собой эволюцию, лишенную острых социальных или политических переломов. И лишь в Первый переходный период, последовавший за эпохой Древнего царства, с превращением Египта в феодальное государство и «демократизацией» загробной жизни, процесс децентрализации стал очевидным. Но в любом случае этот процесс был тесно связан с первоначальной неограниченной властью царя и не имел ничего общего с демократией, поскольку идеи о превосходстве фараона, в силу его божественной природы, неизменно повторялись снова и снова в отношении и земной, и загробной жизни. Тем не менее нам все еще предстоит изучить процесс децентрализации и подтвердить наше предположение о том, что чиновники начали осознавать собственные силы.
Прежде всего следует отметить, что на смену политическому абсолютизму царя пришел культ другого божества – солнечного бога Ра. Противоборство фараона и солнечного бога завершилось в начале V династии. Некоторые исследователи считают, что пирамиды – ярчайшее материальное подтверждение этой борьбы. Во времена правления царей IV династии была возведена Великая пирамида, поднявшаяся на 146 метров ввысь и доминировавшая над всеми остальными постройками. Ее сопровождала «солнечная ладья», захороненная в скальном основании пирамиды, в которой покойный царь мог сопровождать солнечного бога Ра в его ежедневных странствиях вокруг земли. Тем не менее размеры солнечной ладьи были значительно скромнее тех, которыми могла похвастаться пирамида, олицетворявшая самого фараона, а в ансамбле Великой пирамиды не было обелиска – символа бога Ра. При царях V династии ситуация стала прямо противоположной. Высота пирамиды Ниусерра составляла 50 метров, в то время как возведенный рядом с ней солнечный обелиск был на полтора метра выше. Ширина основания пирамиды Ниусерра была 76 метров, а размеры припирамидного храма солнечного бога достигали 76 × 100 метров. При царях IV династии фараоны главенствовали над культом бога Ра, во времена V династии культ Ра стал главенствовать над фараоном.
Царские имена также могут быть дополнительным свидетельством. До царей V династии имена лишь немногих правителей были образованы от имени солнечного бога Ра. В основном фараонов звали, например, Удиму, Неферкасокар, Джосер или Хуфу. При IV династии имя Ра стали все чаще включать в состав царских имен, а начиная с V династии царские имена, связывавшие фараона и Ра, стали обычным явлением – вспомним Ра-Хафра, Сахура, Ниусерра и т. д. Кроме того, при царях V династии появился официальный царский титул «сын Ра», заменивший личное имя царя, которое давалось ему при рождении, подчеркивавший, что фараон был рожден сыном этого бога, и узаконивавший его право быть владыкой Египта.
Упоминание об ограничении абсолютной власти фараона и возвышении гелиопольского жречества бога Ра при царях V династии встречается и в египетских легендах. На одном папирусе сохранилось предание о том, как при царях IV династии было дано пророчество, согласно которому царская власть перейдет к сыновьям Ра, чудесным образом рожденным женой жреца этого бога, и что старший из сыновей, став верховным жрецом в гелиопольском храме, взойдет на престол Египта. «Это жена одного жреца [бога] Ра… которая беременна тремя детьми Ра… Он сказал ей, что они будут выполнять эту благодетельную обязанность во всей этой стране, старший из них будет первосвященником в Гелиополе». Данная легенда отражает переход власти от единолично правившего царя к фараону, опиравшемуся на гелиопольское жречество.
Обычно успех приводит к ослаблению усилий. К IV династии завершилось становление Египетского государства, объединенного фигурой царя. Завершением этого процесса стала догма о неограниченной царской власти; достигнув этого, цари смогли ослабить давление и наслаждаться унаследованным ими положением земного бога. Для царствования уже не требовалась физическая сила, и для поддержания порядка и обеспечения процветания страны правителю не нужно было действовать самостоятельно – он отдавал приказы. Характерно, что его требования ограничивались службой обожествленному царю, никак не связанной с реальным хозяйством страны. Одно дело – отдать приказ о сооружении ирригационного канала или отправлении торговой экспедиции, которые способствовали процветанию земли, другое – распорядиться возвести усыпальницу, причем каждый из царей стремился построить гробницу больше, чем его предшественники. У нас нет оснований предполагать наличие протестов против такого разбазаривания народных ресурсов, но это может объяснить внезапный переход власти к жречеству бога Ра в Гелиополе. Кажется маловероятным, что вельможи, предоставлявшие средства для возведения царских пирамид, выражали недовольство по поводу этого расточительного предприятия. Тем не менее бремя обязанностей и налогов в Египте эпохи пирамид кажется не менее легким, чем в Палестине во время строительства Храма при Соломоне, что стало причиной раскола Израиля. С течением времени местные правители, которые должны были посылать рабочих для возведения царской гробницы, стали делать это с задержками и, уклоняясь от данной обязанности, оставляли трудовое население для работы в вверенных им областях. Это было связано с повышением самосознания местной знати в конце эпохи Древнего царства.
Благодаря работе по укреплению и расширению Египетского государства и поиску новых форм выражения культуры знать открыла собственные силы. В биографиях, записанных в гробницах вельмож, большое место отводилось выражению благодарности и сыновьей преданности фараону, и в то же время эти тексты пропитаны чувством личного успеха, удовлетворением от продвижения по службе благодаря собственным заслугам. Можно проследить, как некоторые из таких чиновников поднимались по служебной и социальной лестнице. Некто Уни начал службу простым хранителем государственного склада; позже он стал начальником земель вокруг царской пирамиды, отвечавшим за добычу и доставку камня к месту ее строительства; был единственным судьей в важном деле, связанном с царским гаремом; еще позже он стал ответственным за проведение Азиатской кампании, после чего его назначили начальником Верхнего Египта, в обязанности которого входило передвижение товаров и собранных податей в половине государства; и, наконец, получив множество наград, он стал придворным, царским советником и напарником в спальне.
В автобиографии архитектора Нехебу (фото 8в) выражается признательность фараону: «Его Величество нашел меня, [когда я был] обыкновенным рабочим. Его Величество доверил мне [должности] подмастерья, начальника строителей и начальника работ. [Потом] Его Величество доверил мне должности царского архитектора и строителя, царского советника и царского строителя и архитектора. Его Величество сделал это из своего великого благорасположения ко мне».
Как Нехебу достались эти должности: в результате придворных интриг, или по наследству, или же благодаря упорному труду? Вероятно, значение имели все три фактора, но сам вельможа говорит, что не стыдился начать свою карьеру с самого низа: «Вот же, когда я сопровождал своего брата, начальника строительных работ… я был писцом, я носил палетку писца. Когда его назначили подмастерьем строителя, я носил его измерительные инструменты. Когда его назначили строителем, я сопровождал его. Когда его назначили царским архитектором и строителем, я управлял поселком [рабочих в помощь] ему. Я исполнял все, что требовалось… Что же до тех, с кем приходилось договариваться, это благодаря мне они уходили довольными, я никогда ни на кого не злился».
Это была эпоха деятельных, энергичных и открытых людей. Путь к успеху обязательно проходил через выражение полной лояльности по отношению к царю и тяжелый труд в течение всей жизни. Принятие того, что царь премудр и вездесущ, не исключало индивидуального стремления к улучшению благосостояния и продвижению по службе. Насколько мы можем судить, умные, внимательные и деятельные люди могли найти свое место и практически обрести независимость, несмотря на полную преданность фараону. Если учесть, что первый порог Нила находился в 800 километрах от столичного Мемфиса и что передвижение по реке было довольно медленным, то становится очевидным, что находившимся там чиновникам и местным правителям была дарована возможность действовать в большей степени по собственному усмотрению. Например, таким образом вела себя могущественная знать, жившая в районе первого порога, которая осуществляла контроль за южной границей Египта, направляла политические и торговые миссии в Судан и провозила обратно скот и дорогостоящие товары. Эти люди были первопроходцами, исследователями и полномочными дипломатическими представителями. «Вот же, когда [нубийский] князь земель Иричет, Сетиу и Вавата увидел мощь и численность войска [нубийцев] земель Ям, которые возвращались со мной в столицу, а также армии, что была послана со мной, то этот принц послал и подарил мне взрослый и молодой скот и указал мне путь к вершинам Иричет, ибо я был намного более внимательный, чем любой из придворных или погонщиков каравана, что прежде посылали в страну Ям… И вот Его Величество послал меня в Ям в третий раз. Я вышел из Ху [?] на Путь оазиса. Узнал я, что правитель Ям ушел в земли ливийцев Чемех, чтобы разгромить Чемех вплоть до западной границы небосклона. Я отправился в земли Чемех вслед за ним. Я умиротворял его до тех пор, пока он не воздал хвалу богам во имя Правителя». Слово «умиротворял» может означать «заставлял» или «подкупал». В любом случае результатом этого действия стало распространение египетского миропорядка благодаря энергичному и самостоятельному поступку вельможи.
Во все времена неотъемлемой частью древнеегипетской литературы являлись поучения, написанные обычно в форме обращения отца к сыну и содержащие советы о надлежащем поведении и манерах. Именно таким образом они понимали мудрость, и символично, что практичные египтяне прославляли этот вид «учения», которое становилось основой для формирования личного поведения и принципов. Эти произведения ни в коей степени не были религиозными или этическими, в них описывались типичные ситуации, с которыми может столкнуться начинающий чиновник при общении с высокопоставленными лицами, во время пребывания в суде, при неожиданной неудаче, при женитьбе или налаживании хозяйства. К современным аналогам таких поучений можно отнести «Письма к сыну» лорда Честерфилда или практические советы из «Альманаха бедного Ричарда». Мы располагаем сборниками поучений разных эпох, и они бесценны для исследователя, стремящегося постигнуть дух разных эпох, по крайней мере в том, что касается повседневности. Поскольку в течение более чем двух тысячелетий эти поучения были проекцией древнеегипетской культуры на обыденные ситуации и так как для данной культуры характерны постоянные перемены, несмотря на (как это ни парадоксально) стремление ее носителей подчеркивать ее неизменность, нет ничего удивительного в том, что общая форма текстов и многие поучения сохранялись в течение длительного периода. В то же время дидактические сочинения разных эпох определенно отличаются друг от друга, так как соответствуют реалиям своего времени. Они стали наиболее наглядным примером того, как вопреки ходу истории древние египтяне сохраняли основные черты своей культуры путем ее постоянной внутренней перестройки. Конечно же возникает вопрос: как долго можно вносить количественные изменения, не вызывая изменения качества, или как долго можно совершенствовать и подгонять целое без изменения его сути? Феномен Древнего Египта заключается в успешном отрицании перемен путем молчаливого согласия с этими изменениями – точно так же, как египтяне отрицали смерть как факт, при этом принимая ее в качестве перехода в другую жизнь. Поучение визиря Птаххотепа было составлено в духе Древнего царства, а Поучение мелкого чиновника Аменемопе пронизано духом времени, следовавшего за эпохой мирового могущества Египта. Между этими сочинениями лежит от полутора до двух тысячелетий. Но некоторые отрывки более позднего текста, Поучения Аменемопе, почти в точности совпадают с более ранним текстом, Поучением Птаххотепа, и возникает первое впечатление, будто житейская мудрость и этика повседневной жизни абсолютно не менялись и не могли меняться. Тем не менее при более внимательном изучении этих двух текстов становится очевидной их огромная разница. Птаххотеп выглядит нерелигиозным, открытым, энергичным, уверенным в себе, что полностью соответствует духу Древнего царства, в то время как Аменемопе благочестив, замкнут, спокоен и нетребователен – в соответствии с духом благочестивой покорности поздних периодов. Нам не найти лучшего доказательства мнимой неизменности и в то же время того, что в действительности в Египте произошли значительные перемены.
Таким образом, Поучение Птаххотепа подтверждает наш тезис о том, что развитие индивидуального волюнтаризма в эпоху Древнего царства стало одной из причин децентрализации. Птаххотеп призывает сына к продвижению. Оно достигалось соблюдением правил, которые, однако, оставляли большие возможности для проявления личной инициативы. Любой честолюбивый человек, существовавший в рамках административной и социальной систем и соответствовавший их требованиям, за трудолюбие и честность обретал богатство, титул и признание. В египетском миропорядке было место для инициативы «мудреца», которого постоянно противопоставляли «глупцу». Целью этого человека было совершенствование мира и в значительно меньшей степени развитие духовных ценностей и посмертное воздаяние. Поучение Птаххотепа начинается со строк: «Начало праведных изречений… чтобы научить невежду мудрости и правилам праведного поведения, [они станут] наградой тому, кто последует им, и причиной неудачи того, кто оставит их без внимания». «Мудрец встает рано утром для того, чтобы упрочить себя, глупец встает рано утром [только] для того, чтобы смутиться [?]». «Если сын следует советам отца своего, не будет провала замыслам его… [и он] заслужит уважение чиновников… Глупец же, который не слышит, не может ничего добиться. Он принимает знание за невежество, а доход – за убытки. Все, что он делает, достойно порицания, и его ошибки находят каждый день». В тексте сочетаются требование подчиняться древним обычаям и поощрение личной инициативы, поскольку древние обычаи не отрицали проявления индивидуализма. В поучении подчеркивается важность красноречия, умения донести свои мысли. «Если ты значимый человек и заседаешь в совете господина своего, наполни сердце свое добром. Если будешь хранить молчание, это лучше, чем цветы теф-теф. [Но] говори тогда, когда постиг суть [проблемы]. Тот, кто может говорить в совете, – [истинный] умелец, ибо сложнее речь работы всякой». «Если ты доверенный, кого один великий человек посылает к другому, будь надежным, когда он посылает тебя. Выполни его слова так, как он говорил. Не забывай того, что тебе было сказано… Держись истины, и не отступай от нее». В споре с вышестоящим необходимо проявить уважение, с подчиненными – терпение и напор с равным: «Покажи себя: не молчи, когда он говорит плохо. [Тогда] речь [твоя] будет славной для слушающих, и будет хорошим мнение чиновников о тебе». Однако в стремлении к лучшему никогда нельзя останавливаться, поскольку никто не может достичь предела собственных сил. «Не позволяй сердцу своему быть высокомерным из-за знания своего; не будь самоуверенным из-за того, что ты мудрец. Советуйся с невеждой как с мудрецом, ибо ни один умелец не достиг вершин ремесла своего. Мысль прекрасная более редка, чем изумруд, но ее можно найти у служанки при жерновах».
Следование принципам маат, «праведности», «истины» или «правосудия», приносило желанную награду в виде благосостояния и хорошей должности. «Если ты начальник и даешь распоряжение множеству людей, стремись совершать только благие дела, и не будет зла в деяниях твоих. Маат велика и долговечна, не нарушалась она со времен того, кто создал ее, и существует кара тому, кто нарушает законы. Это [верный] путь для того, кто несведущ. Злодеяния никогда не увенчиваются успехом. [Бывает], что обманщик получает богатство, но сила маат такова, что человек может сказать: «Это собственность моего отца [приобретенная до меня]». Применение принципа маат к повседневным обязанностям чиновника было сугубо практическим. Благообразный облик чиновника считался куда более важным, чем его взвешенное и окончательное решение: «Если ты тот, кого просят, то, слушая просьбу, сохраняй спокойствие. Не отталкивай просящего прежде, чем он освободится от слов, с которыми он пришел к тебе. Просящий жаждет внимания больше, чем выполнения просьбы… Необязательно выполнять все, о чем он просит, [но] твое внимание усладит сердце его». Человек должен не забывать заботиться о тех, кто от него зависит, поскольку в будущем ему может пригодиться их благорасположение: «Делись со своими подопечными от доходов своих, ибо приходят они к тому, к кому благоволит бог… Никто не знает о том, что может случиться, и никто не может познать завтрашний день. Если несчастье постигнет тех, кто [сегодня] благоденствует, то их подопечные помогут им. Жадность никогда не ведет к исполнению желаний: «Если ты хочешь совершать добро, освободи себя от зла всякого, и потом остерегайся жадности, неизлечимого и болезненного недуга. Она разделяет людей; она делает сладкую дружбу горькой, отчуждает верного от господина его, превращает отца и мать, и братьев матери в плохих людей, разводит мужа и жену… Долго живет тот человек, который ставит своим правилом справедливость и идет по своему [собственному] пути; так он обретает богатство, а у жадного нет гробницы». Хотя жадность и вызывала отвращение, египтяне не были идеалистами в отстаивании собственных прав: «Не будь жадным при разделе, не будь алчущим – за исключением того, что тебе причитается».
Молодому чиновнику, желавшему продвижения по службе, надлежало быть предельно внимательным по отношению к вышестоящим: «Гни спину перед вышестоящим, надзирающим тебя из дворца. [Тогда] будет процветать дом твой, и получишь ты тебе причитающееся. Сопротивление начальнику – это трудность, ибо человек жив, пока не начнет горячиться». Такое почтение граничит с низкопоклонством: «Если ты сидишь за столом старшего, бери [лишь] то, что он тебе дает, кладя это перед тобой. Смотри лишь вперед себя, не пронзай его множеством взглядов, [ибо эта] дерзость мерзка для ка. Пусть твое лицо будет опущено, пока он не обратится к тебе, и говори [лишь] тогда, когда он к тебе обращается. Смейся после того, как засмеялся он, и это будет приятно его сердцу».
Делая упор на получение хорошей должности и приобретение благосостояния, Птаххотеп рассматривает жену как ценное имущество, необходимое для рождения детей: «Если ты в достатке, обустрой дом и люби жену свою как его часть. Наполняй ее живот, прикрывай спину ее; умащения обязательны для ее тела. Доставляй ей радость, пока ты жив, ибо она – доходное поле для господина ее».
Птаххотеп заканчивает свое поучение сыну уважительным поклоном в сторону царя и в то же время довольно самоуверенно: «Да настигнешь ты меня [в следующей жизни] в здравии, и пусть царь будет доволен тем, что [ты] совершил. Да проживешь ты столько же лет, как и [я]. То, что я сделал на земле, не было ничтожным. Я получил сто десять лет жизни, которые царь дал мне, мой почет превосходил почет моих предков, ибо я служил правдой царю вплоть до смерти».
Следует признаться: стремясь подчеркнуть, что личная инициатива являлась характерным признаком той эпохи, мы намеренно привели лишь некоторые фрагменты Поучения Птаххотепа. Можно было бы выбрать другие отрывки, где говорится о честности и чиновничьей неподкупности, но в них, по нашему мнению, отражено типичное представление людей эпохи Древнего царства о том, что честность представляет собой хорошую и выгодную с практической точки зрения линию поведения, следование которой приводило к расположению царя, одобрению коллег и материальному благосостоянию. Эпоха Древнего царства не была временем, когда люди робко ожидали от богов четких указаний или стремились разработать некие абстрактные принципы этики.
К чему привело ослабление царской власти, которая начала опираться на жречество, стала пассивной и предоставила знати свободу в принятии решений? Прежде всего, децентрализация проявилась географически. Со временем стремление вельмож возвести собственную гробницу вблизи царской пирамиды сошло на нет, и большинство представителей знати стало сооружать усыпальницы в своих родных городах. При царях IV династии провинциальные некрополи были очень редки, но к VI династии они стали обычным явлением. Высокопоставленные чиновники и провинциальная знать приобрели уверенность в том, что они могут приобщиться к вечной жизни самостоятельно, без непосредственной связи с фараоном. Они продолжали выражать неугасающую преданность, но возводили свои дома вечности в сотнях километров от царя. В таких некрополях, располагавшихся на значительном расстоянии от столицы, отчетливо проявляется слабость провинции. Несмотря на то что некоторые из гробниц, возведенных в царском некрополе Саккара близ Мемфиса, утратили былую торжественность, в целом они отличаются высоким уровнем художественного мастерства. На примере же провинциальных гробниц очевидно отдаление от лучших столичных образцов и преемственности традиций придворного искусства.
Рельефы этих гробниц не отличаются ни чистотой линий, ни выстроенными сюжетами, и в то же время они более непосредственны и разнообразны. Но децентрализация в архитектуре и искусстве была следствием децентрализации в политике, обществе и экономике.
Мы уже отмечали раздробленность административных функций, при которой должность, прежде принадлежавшую одному человеку, занимали сразу несколько чиновников. Мы не знаем, получали ли чиновники на это согласие царя или просто присваивали полномочия. В любом случае разделение высших и наиболее ответственных должностей, таких как начальник Верхнего Египта, указывает на ослабление власти царя и на то, что фактическое управление государством – или претензии на него – перешло к более широкому кругу лиц. Сильнейшую централизацию, построенную царями III и IV династий, сменили беспорядочная раздробленность Первого переходного периода и феодализм начала Среднего царства.
В то же время в провинциальных гробницах не отразился следующий этап демократизации, при котором знать присвоила себе исключительную царскую привилегию – возможность становиться богом в загробном мире. Это случится во время Первого переходного периода, когда появится несколько претендентов на престол Египта, а местные правители получат полную независимость. Тогда Тексты пирамид, предназначавшиеся для умершего фараона, будут приспособлены для знати, которая таким образом после смерти сможет приобщиться к сонму богов. Тем не менее в гробницах цариц конца VI династии можно увидеть незначительное расширение царских привилегий. Поскольку в этих гробницах содержатся Тексты пирамид, можно предположить, что божественные сущность, возможности и власть распространялись также и на цариц и что абсолютная монополия на божественность, прежде принадлежавшая фараонам, стала переходить и к другим людям.
Положение женщины, и в частности цариц, в эпоху Древнего царства еще недостаточно изучено. Как уже упоминалось, в Поучении Птаххотепа содержится совет, согласно которому необходимо заботиться о жене как о ценном имуществе; на основании этого можно предположить, что женщины считались в основном собственностью, возможно, наиболее ценным ее видом. Однако положение царицы как дочери, супруги и матери бога было важной частью государственной идеологии, и во время децентрализации привилегированное положение царицы могло распространиться и на более широкий круг населения. Главная жена фараона считалась супругой бога, обладавшей исключительным правом вступать с ним в физический контакт. Если же она была еще и дочерью предыдущего царя, то, рожденная от божественной плоти, также несла в себе божественную сущность. Здесь мы сталкиваемся с признаками матрилинейного наследования царской власти в Египте, при котором право на престол определялось царским происхождением и матери и отца. У царя могло быть много жен, взятых из разных семей, но продолжить линию потомков бога солнца Ра, наследников престола, могла лишь мать, происходившая непосредственно из царской семьи. Этим объясняются кровосмесительные браки некоторых фараонов, поскольку таким образом обеспечивалась чистота божественной линии и отсекались возможные претенденты на престол.
Мы не знаем, что именно имели в виду египтяне, когда утверждали, что фараон был сыном Ра, происходившим от плоти солнечного бога. Если мы имеем право сделать экстраполяцию идеологии царской власти XVIII династии на более ранние периоды, то сможем предположить: идеология божественной сущности фараона подразумевала, что солнечный бог принимал облик правящего царя и возлежал с его великой супругой, а его семя порождало будущего фараона. Таким образом, чудесное рождение божественного младенца связывалось, минуя фараона, напрямую с верховным богом, который временно воплотился в царе. В этом случае «мать бога» приобретала среди остальных женщин исключительный статус и вряд ли считалась просто имуществом, частью гарема своего господина.
В эпоху Древнего царства, еще до появления гробниц, где царские жены были удостоены Текстов пирамид, царицы пользовались большим почетом и обладали определенной властью. В царском некрополе Гизы гробницы дам из правящей семьи IV династии занимают довольно значительное место. Царь VI династии Пепи II взошел на престол еще будучи ребенком, и в ранних надписях этого царя упоминается его мать, выполнявшая функции регента. В легендах греко-римского времени, хотя вряд ли можно считать содержащиеся в них сведения достоверными, вообще говорится о том, что в конце IV династии Египтом управляла белокурая куртизанка. К этому весьма интересному рассказу можно было бы относиться как красивому вымыслу, если бы не два подтверждающих его факта. На рельефе, сохранившемся в гробнице царицы IV династии, дочь Хуфу Хетепхерес II изображена со светлыми волосами. Художник закрасил ее волосы желтым цветом, с красными линиями, обозначавшими пряди, в то время как остальные женщины, изображенные и в этой, и в остальных гробницах некрополя, представлены с черными волосами. Возможно, светлые волосы являются признаком родства с ливийцами, которые жили к западу от Нильской долины, имели контакты с европейцами и были достаточно богаты за счет скотоводства. Другое доказательство связано с «четвертой пирамидой» Гизы – мастабой, выполненной в форме огромного саркофага. Эта последняя значительная постройка IV династии была возведена для царицы Хенткаус, благодаря которой линия царствования законно перешла от царей IV к царям V династии. Видимо, с ней связана поздняя легенда о куртизанке Родопис, Розовощекой, которая, будучи «самой смелой и самой красивой из современниц, с прекрасной кожей и розовыми щеками, построила третью пирамиду». Эта легенда далека от исторической точности, но правильно отражает исключительное положение цариц эпохи Древнего царства. И хотя кажется сомнительным, что знать и простой люд относились к своим женам иначе, чем как к своему имуществу, а также несмотря на вполне очевидный факт, что единственной обязанностью замужних дам было рождение множества сыновей, следует прийти к выводу: в результате процессов децентрализации и демократизации статус этих женщин значительно изменился. В эпоху Среднего царства и вельможи, и их жены получили возможность после смерти приобщиться к сонму богов; время стерло существенное различие между мужчиной и его женой.
Как случилось, что в конце VI династии Древнее царство потерпело крах, несмотря на то что царскую власть так надежно защищали идеология и вера, а Египет в ту эпоху благодаря единовластию фараона сумел достичь процветания и оказаться в полной безопасности? Как мы уже отмечали, двумя решающими факторами стали бремя строительства для каждого нового царя огромных и ненужных построек, которые должны были стоять вечно, но которые было необходимо возводить вновь и вновь, и возросшие самодостаточность и независимость некоторых вельмож. Можно назвать еще три фактора: во-первых, необходимость нескончаемых пожертвований, предназначавшихся для обеспечения вечной заботы о гробницах царей, цариц и знати; во-вторых, постоянная плата за лояльность провинциальных властей; и, в-третьих, возможное снижение дохода от торговли с сопредельными странами. На этих факторах следует остановиться подробнее.
До нашего времени сохранилось определенное количество иммунитетных грамот, относящихся к разным этапам Древнего царства, но большая их часть датируется самым концом этой эпохи. В этих грамотах царь дарует определенным египетским институтам исключительные права. Весьма характерно, что чаще всего эти грамоты освобождали храм от трудовой повинности (вероятно, не от податей товарами или от предоставления имущества и трудовых ресурсов какому-либо чиновнику). Защиту от произвола чиновников можно рассматривать как часть мер по обеспечению гражданских прав и привилегий. Однако освобождение от трудовой повинности было исключительным правом, за которое царь при необходимости приобретал поддержку крупных храмов или областей. И конечно же иммунитет «учреждений», которые были достаточно сильны для оказания поддержки престолу, ложился еще более тяжким бременем на менее удачливые «организации».
В качестве примера таких грамот приведем фрагмент указа царя VI династии Пепи I, составленный в пользу его дальнего предшественника Снофру, царя IV династии, а фактически предоставляющий привилегии двум припирамидным городам – поселениям, обслуживавшим заупокойный культ, отправлявшийся при двух пирамидах Снофру. «Приказало [мое] величество освободить для него эти два припирамидных поселения от сотворения: всякой работы на дом царя, всякой доли для какой-либо службы столицы, всякой принудительной работы согласно распоряжению каких-либо людей, в долготу вечности». Далее в грамоте приведены конкретные примеры видов обременения, которые могли бы быть наложены на города, и определены лица, имущество и услуги, защищенные от обременений. Царь освободил их от любой работы для себя, своей семьи или чиновников. Но, изымая из государственной экономики земли и люд, принадлежавшие царю, который умер за 350 лет до него, Пепи I утяжелял бремя, душившее его собственные земли.
Другой пример подобных грамот происходит из храма бога Мина в верхнеегипетском Коптосе. «[Что касается] начальника жрецов, надзирателя жрецов [бога] Мина… какой-либо челяди… строителей и гончаров этого храма, которые там. Не разрешает [мое] величество назначить их [на дело] в царские стада, на пастбища быков, на пастбища ослов [и] мелкого скота… на какую-либо регулярную службу, какую-либо долю, что исчислена в доме царя в долготу вечности. Они освобождены по указу [и] в пользу царя [и] государя Египта Неферкара [то есть Пепи II]. Да будет он жив вечно вековечно. Что касается начальника Верхнего Египта, который сделает документ об их наборе в палате царских грамот, в доме начальника [жертвенных] раздач, в доме грамот под печатью, чтобы назначить их на какую-нибудь работу царя, – это участие в деле враждебном».
Таким образом, стремясь заручиться поддержкой могущественного жречества для укрепления собственной ослабевающей власти, цари разрушали экономику и поддерживали структуры, которые обрели собственные средства и власть и могли противостоять царской администрации. Система уничтожала себя сама.
Другая сила, способствовавшая расшатыванию трона Древнего царства, не была явной, но о ее существовании можно говорить с определенной степенью уверенности. Мы упоминали, что государство эпохи Древнее царство не было империей, но цари стремились поддерживать международную торговлю, при которой товары стекались в Египет благодаря его культурному превосходству, богатству и просто по традиции. Мы предполагали, что эта торговля являлась царской монополией и была источником значительных средств для поддержки царской власти. Судя по имеющимся в нашем распоряжении источникам, к концу эпохи Древнего царства в странах, с которыми торговал Египет, начались волнения. В Верхнюю Нубию и Судан были направлены военные экспедиции. Пассивная и стагнирующая культура Судана подверглась влиянию сильной первобытной культуры, проникшей в этот регион через пустыню Сахара и, вероятно, связанной со светловолосыми ливийцами чемеху, упоминавшимися выше. В любом случае прежняя мирная торговля оказалась под угрозой.
Похожая ситуация сложилась, вероятно, и в Азии, куда царь VI династии неоднократно посылал карательные экспедиции. Из пустыни пришел новый народ, не признававший власть фараона и разрушавший прежний порядок. Очевидно, большая часть Сиро-Палестинского региона была важна египтянам только как место транзита товаров, как дорога, которую следовало держать открытой, но которая требовала размещения военной силы или поселений. Однако в финикийском портовом городе Библе сложилась иная ситуация: сюда привозили кедр и изделия из него, а возможно, и медь со средиземноморских островов, серебро из Малой Азии, вино и оливковое масло из Восточного Средиземноморья, обсидиан и лазурит из более далеких стран Востока. Во времена Древнего царства в Библе существовало крупное торговое поселение, достаточно большое, чтобы содержать храм и отправлять фараонам дары. Последние датируемые источники, связанные с этим поселением, относятся к правлению одного из последних представителей VI династии Пепи II. Египетский храм в Библе был сожжен, и, как мы предполагаем, в то же время резко прекратилась торговля. Очевидно, приток нового народа из пустыни вызвал драматические перемены в населении и традициях Передней Азии. Когда иссякли основные источники торговли Египта и Азии, фараоны столкнулись с политическими и экономическими трудностями.
В этой и следующей главах мы вынуждены использовать определенные слова, такие как «абсолютизм», «привилегия», «материализм», «индивидуализм», «демократизация», «провинциальность» и т. д., с ярко выраженной эмоциональной окраской. Личные опыт и убеждения не только определяют восприятие этих слов читателем, но и ставят в такое же положение автора, дающего собственную оценку описываемым событиям. Такая субъективность представляется одновременно и неизбежностью, и привилегией историка, который освещает события сквозь призму собственного восприятия истории. И поэтому хотелось бы отметить, что эта книга далеко не объективна; описывая тенденции перехода от централизованного абсолютизма к личному волюнтаризму и интересу к обычному человеку, мы сталкиваемся с соблазном, связанным со стремлением выразить собственное положительное отношение к этому процессу. Дополним это предупреждение еще двумя наблюдениями: центробежные тенденции, которые мы обсуждали, не были неоспоримым благом, они вызвали определенный упадок культуры, значительные социальные и экономические потрясения, нанесшие «египетскости» государственной системы невосполнимый ущерб. Наши утверждения об исторических процессах представлены в форме тезисов, которые раскрываются в серии произвольных обобщений, в то время как в действительности ход истории был куда более относительным. Термин «демократизация» связан в нашем сознании с демократией, хотя следует заявить, что Египет никогда не приближался к чему-либо, похожему на власть народа. Эти термины применимы лишь к определенным ситуациям, но центробежные тенденции, существовавшие на протяжении короткого периода, не должны повлиять на наше представление о Египте как о стране с постоянным преобладанием центростремительных сил.
Мы относительно не правы и в том случае, когда используем применительно к Египту до эпохи Нового царства термин «фараон». В египетском языке слово «фараон» обозначало «великий дом» и первоначально относилось скорее к дворцу, чем к его обитателю. И лишь в конце XVIII династии это слово стали использовать для уважительного именования самого царя.
Согласно официальной идеологии, египетский царь был богом, обладавшим рядом имен, которые отражали концепцию царской власти. Полное царское имя состояло из пяти титулов, за которыми следовали соответствующие эпитет или имя. В целом в титулатуре заключалась концепция божественного права царя на управление обеими частями Египта как одним целым, в то время как множество эпитетов и имен, использовавшихся в разные периоды египетской истории, отражало важнейшие политические тенденции, характерные для определенного времени. Как Хор, царь был действующим правителем Египта, воплощением бога неба, законным наследником своего отца, ставшего Осирисом. Как Обе Владычицы, царь воплощал собой двух богинь Верхнего и Нижнего Египта – Нехбет и Уто. Титул «Золотой Хор» был связан с властью или славой, но его точное значение до сих пор не установлено.
Два последних титула предшествовали наиболее часто встречающимся именам, которые писали в картушах. Как Принадлежащий растению Сут и Пчеле, что обычно переводится как «Царь Верхнего и Нижнего Египта», царь вновь воплощал в себе две части страны посредством узнаваемых символов Верхнего и Нижнего Египта. За ним часто следовал еще один титул, выражавший ту же идею, – «Владыка Обеих Земель». Эти титулы предшествовали заключенному в картуш тронному имени, которое давалось царю при восшествии на престол. Содержание этого имени имело огромное значение. После царей IV династии тронное имя (например, Небхепетра или Небмаатра) было связано с Ра. Как «Сын Ра» царь заявлял о своем родстве с солнечным богом. Часто вслед за этим титулом писали другой – «Владыка Воссияний», то есть божественных явлений. Далее в картуше шел номен, личное имя, которое обычно царь получал при рождении. Часто это было имя, которое носили многие представители царской династии, например, в период XII династии было несколько Аменемхетов и Сенусертов, XVIII династии – Аменхотепов и Тутмосидов, а в правление XIX и XX династий – Рамессидов.
Ближайшим эквивалентом нашего слова «царь» было слово, которое изначально обозначало «Растение Сут». Царя также часто называли «Благим богом» или «Господином». Прямого упоминания священного правителя избегали, используя такие эпитеты, как «Великий дом», «Дом царя», «Резиденция» или «Укрепленный дворец». Слово, которое мы переводим как «величество», также обозначало и «слугу», что, возможно, было отражением представлений о труде царя во имя богов. К имени или титулам царя часто добавляли благочестивые пожелания: «Будь он здрав, жив и невредим!»
Священными символами царской власти были ху, «властное изречение» или «действенное приказание», сиа, «мудрость» или «понимание», и маат, «истина».
Войти с помощью соц. сетей: