К тому времени, как я выхожу от Николаса Келлера, на улице уже стемнело. Не просто сумерки, а кромешная тьма. Беззвездное ноябрьское небо черное, как сажа.

Я сажусь на пятьдесят пятый автобус. Район Гайд-Парк километрах в десяти южнее центра Чикаго. А я живу километрах в пятнадцати севернее центра. В общем, путь неблизкий. Мне кажется, что моя квартира находится совершенно в другом мире, на другой планете, в другой галактике, и, хотя мне хочется там оказаться, я сама не знаю, буду ли еще когда-нибудь чувствовать себя там как дома.

С самого начала я полна дурных предчувствий. Ехать мне больше часа; я возвращаюсь тем же путем, что добиралась в Гайд-Парк, – тогда солнце только начало заходить. Два автобуса, поезд надземки и около километра пешком.

Но то было раньше. До того, как Николас Келлер подтвердил, что Эстер убила его невесту, которую похоронили под бронзовой табличкой на идиллическом кладбище в пригороде Бостона.

Кое-чего я не понимаю. Что связывает несколько странных происшествий: исчезновение Эстер, желание найти новую соседку, прошение о смене имени, смерть Келси Беллами.

И еще одна мысль никак не выходит у меня из головы. Вдруг Эстер ищет новую соседку, потому что и мне желает смерти?

Неужели Эстер хочет убить меня?!

Холодок пробегает у меня по спине, и я представляю, как пауки карабкаются вверх по моему позвоночнику, словно по лестнице – тысячи членистоногих лезут по мне наверх, впиваясь в кожу когтями… Они плетут паутину под моей рубашкой. Неужели Эстер – убийца?

Вдруг мне становится страшно.

Кроме того, я так и не узнала, кого она называет «Любовь моя».

Кто такой «Любовь моя»? Кто, кто, кто? Мне очень нужно знать ответ, причем сейчас же.

Я напрягаю память, вспоминая всех мужчин, которых Эстер приводила домой в то время, пока мы жили в одной квартире. Уверена в одном: их было немного. Один ее поклонник любил готовить – красавчик с высокими скулами, волевым подбородком и большими льстивыми глазами. Был тайный обожатель, который посылал ей цветы, дюжину красных роз без карточки.

Может, «Любовь моя» – кто-то из них? Не знаю. И при чем здесь я?!

Одно я знаю наверняка: творится что-то странное.

В ушах у меня завывает пожарная сирена. Сирены предупреждают о неминуемой ядерной атаке. Куда бы я ни взглянула, вижу огромный красный флаг. «Опасность, Уилл Робинсон!»

Мне страшно.

Вечерний час пик настал и прошел. Автобус уже полупустой, что одновременно и хорошо и плохо. Сейчас я бы порадовалась тесноте и давке; я бы даже не возражала стоять в толпе, сдавленная другими дурно пахнущими пассажирами… Я бы порадовалась тесноте и давке по одной-единственной причине: среди людей безопасно.

Но не сегодня. Сегодня я одна.

Сажусь на продавленное сиденье и смотрю в окно. Наступила ночь. Плотнее запахиваюсь в пальто, чтобы не замерзнуть. Бесполезно. Из-за того, что в автобусе светло, снаружи почти ничего не видно. Огни большого города горят вдали, наше озеро, одно из Великих озер, кажется всего лишь темной пропастью. Бездонной ямой. Я гадаю, что находится на другой стороне этого большого, черного озера. Висконсин. Мичиган. А за ними – ничего. Только тьма.

Но это не мешает мне воображать то, что я не могу увидеть.

То и дело я вижу Эстер, которая стоит на краю Озерной тропы, спрятавшись за облетевшим деревом. Внезапно меня охватывает дурное предчувствие. Она где-то рядом… Эстер, моя дорогая подруга Эстер, хочет меня убить. Почти уверена, что мельком заметила ее на водительском сиденье красной двухместной машины, которая остановилась на перекрестке рядом с автобусом. Она смотрит прямо на меня, и взгляд у нее угрожающий, враждебный и злой. Я замечаю пальто Эстер на автобусной остановке, которую мы пролетаем по пути к станции красной линии надземки: ее пальто в черно-белую клетку и ее вязаную шапочку…

Тяну шею, во что бы то ни стало желая разглядеть обладательницу этих вещей, но, стоит мне обернуться, ее уже нет. На том месте, где я только что ее видела, маячат курчавые черные волосы какой-то девчонки. На ней толстовка в полоску и джинсы.

Я внимательно рассматриваю каждого из пассажиров автобуса – не Эстер, не Эстер, не Эстер. Мысленно вычеркиваю их из списка подозреваемых. Внимательно изучаю тех, кто входит в автобус и платит за проезд. Так приходится делать на всех остановках. Замечаю волосы, глаза, повсюду ищу признаки Эстер. Приказываю себе не терять бдительности – она может маскироваться. Какая-то женщина средних лет тоже пристально смотрит на меня и спрашивает:

– Девушка, на что вы так смотрите?

Я отворачиваюсь, и она, хмыкнув, садится за мной. Не найдя Эстер, я не испытываю никакого облегчения. А может быть, она наняла кого-то, чтобы прикончить меня? Сначала новая мысль кажется мне глупой, но, когда я вспоминаю все, что произошло недавно, нахожу все это не таким уж и глупым. Эстер убила Келси, а потом нашла меня. Келси с пищевой аллергией стала легкой добычей. Эстер могла убить ее с закрытыми глазами и руками, связанными за спиной. Шаг первый: выкинуть «Эпипен». Шаг второй: арахисовая мука. Легче не бывает.

Ну а я – другое дело. У меня нет аллергии.

И вот теперь Эстер ищет новую соседку. На ее объявление уже откликнулась Меган из Портейдж-Парк. Значит, мое время на исходе. Вот что я твержу себе, сидя в автобусе, почти парализованная страхом. Эстер хочет меня убить!

Я стараюсь все осмыслить, но прихожу к единственному выводу: Эстер наняла киллера. Она не может убить меня сама, поэтому наняла кого-то, кто сделает это вместо нее. Вот зачем она снимала деньги в банкомате! Три дня подряд снимала по пятьсот баксов, всего полторы тысячи долларов. Неужели моя жизнь стоит полторы тысячи долларов?

Интересно, как выглядит наемный убийца? Я думаю о нем, выходя из автобуса и пересаживаясь на красную линию надземки. На станции тусклое освещение и грязно; я почти не вижу лиц других пассажиров. Все куда-то спешат. Они проносятся мимо, и всем есть куда идти, кого увидеть.

Я стою как в тумане. Вместо того чтобы искать проездной, осматриваю своих спутников. Ноги словно примерзли к грязному бетону.

Кто-то врезается в меня сзади и рявкает:

– Вы перегородили дорогу!

Но я по-прежнему не могу сдвинуться с места. Интересно, как выглядит наемный убийца? Мне все страшнее и страшнее. Хрипатый здоровяк с гнусавым выговором? На ум сразу приходят чемпионы по реслингу. А может, он, наоборот, какой-нибудь мозгляк с пирсингами на лице и миллионом татуировок. Или изнуренный, чахлый наркоман. Или лысеющий очкастый толстяк. Я смотрю на других пассажиров. Похож ли наемный убийца на кого-то из них, а может, он сочетает в себе все эти черты? Кстати, почему он обязательно должен быть мужчиной? Может, иногда киллером бывает и женщина? Есть ли какие-то правила относительно того, как должен выглядеть или вести себя наемный убийца? Наверное, киллеру лучше выглядеть непритязательно, этаким занудой-ботаником, скучным, как посудомойка, от одного взгляда на которого сводит скулы; он читает газету посреди платформы, пока я оплачиваю проезд и спускаюсь на станцию.

Возможно, Эстер наняла именно его, чтобы он меня прикончил?

Когда появляюсь я, взгляд человека на платформе отрывается от газеты, и он улыбается мне, словно намекает: «Я тебя жду». Присматриваюсь, стараясь понять, где он прячет орудие убийства, пистолет или нож – в кармане или в руке. Вдруг меня осеняет: «Меня убьет поезд!» Не могу думать ни о чем другом, пока иду по платформе. Верчу головой, словно хамелеон, который обладает круговым обзором. Пытаюсь убедиться, что за мной никто не идет. Сердце бьется быстро. Я роняю проездной не один, не два, а целых три раза; с большим трудом мне удается убрать его в карман сумки.

Иногда в надземке бывают несчастные случаи: пассажир падает на рельсы или его сбивает поезд. Такое уже случалось не раз. Я видела сюжеты в новостях. Нечасто, но случается. А еще, если прикоснуться к контактному рельсу, убьет током… Нескольких человек задавило поездом.

Чаще всего причиной несчастных случаев становится самоубийство. Линию сразу же закрывают, начинается расследование, и все остальные пассажиры считают произошедшее страшным неудобством. Очень досадно и некстати, когда какой-то дурак решает покончить с собой в час пик, в главном городском средстве общественного транспорта!

Но сейчас я думаю о другом. Я думаю, что чувствуешь, когда падаешь на рельсы, когда через тебя проходит тысяча вольт или когда по тебе проносится тяжелый состав… Когда тебя убивают. На всякий случай стараюсь держаться подальше от типа с газетой, от типа с татуировками, от лысеющего толстяка в очках и от женщины за пятьдесят – да, и от женщины с седыми прядями. Лучше перестраховаться. Думаю только о том, что чувствуешь, когда умираешь.

Поезд красной линии подходит к станции, и я вхожу в вагон. Стою рядом с дверями, готовая бежать, если понадобится.

Я могла бы взять такси. Почему я не поймала такси? По правде говоря, мне кажется, что в толпе как-то безопаснее. Чем больше народу, тем лучше. Что-то в этом роде говорила моя мать. Может быть, она все-таки не такая глупая? Кстати, мама велела мне носить с собой баллончик со слезоточивым газом. Миллион раз напоминала. Я отвечала, что это нелепо. Я ругала ее за мнительность, когда она ахала и охала, не в силах представить, как я покину наш безопасный пригород. Она вообще всего боится: городских хулиганов, бандитов, высокого уровня преступности.

– Мам, расслабься, – говорила я. – Ты волнуешься напрасно. – Но теперь я уже ни в чем не уверена. Хочу газовый баллончик. А еще больше я хочу маму.

Я снова перебираю в голове одну улику за другой: то, что Эстер пропала, письма, адресованные «Любви моей», странный телефонный звонок на ее мобильник насчет пропущенного визита под вечер воскресенья, прошение о смене имени, чеки из банкомата, поиски новой соседки, которая заменит меня после того, как я уйду. Куда уйду? Но самое главное – смерть Келси Беллами. Остальные улики, возможно, обманки, призванные сбить меня со следа. Я уже ни в чем не уверена.

Наконец я подъезжаю к своей станции. Мне предстоит еще одна пересадка – на автобус. Спешу к автобусной остановке. Благодарю Всевышнего, что автобус подъезжает сразу же и мне не приходится ждать его холодной темной ночью. Занимаю место рядом с водителем. Наивно надеюсь, что в случае чего водитель меня защитит.

Автобус трогается с места до того, как я успеваю сесть, и я чуть не падаю. Едва устроившись, роюсь в сумочке в поисках подходящего средства самозащиты. Так, что тут у меня? Ключи, пилочка для ногтей, бальзам для губ, антисептик для рук. Заранее обдумываю следующие шаги. Выйдя на своей остановке, я поспешу домой. Взбегу на три этажа, к квартире триста четыре. Запрусь изнутри. Правда, у Эстер есть ключи, так что запираться бесполезно. Значит, решаю я, нужно забаррикадировать дверь. Придвину все стулья, какие найду. И клетчатое кресло из гостиной, и стулья из кухни, и рабочее кресло Эстер. И диван из гостиной тоже придвину к двери, и кофейный столик, и письменный стол. Всю мебель.

Потом я вспоминаю: нет у Эстер ключа от нашей квартиры! Уже нет. Техник-смотритель Джон сменил замок. Вздыхаю с облегчением, но решаю все равно забаррикадировать дверь стульями и столом. На всякий случай. Есть ничего не буду – вдруг все продукты отравлены рицином или цианистым калием?

Кстати, есть же еще пожарная лестница – вдруг Эстер решит вернуться так же, как она ушла? Поднимется по пожарной лестнице и через окно попадет в свою комнату. Окно закрыто и заперто, но это не значит, что она не сможет просунуть руку за сетку и разбить стекло кулаком.

А может быть, она вообще подожжет весь дом.

Живо представляю наш четырехквартирный дом, охваченный оранжевым пламенем.

И тут я понимаю: кто-то осторожно поглаживает мои длинные светлые волосы. И я визжу на весь автобус.