В наши дни все можно отыскать в Интернете, особенно про публичных людей, как доктор Джайлс. Благодаря таким сайтам, как HealthGrades и ZocDoc.com, куда любой может войти без труда, я надеюсь прочесть отзывы. Первым делом я обнаруживаю, что у Джайлса есть имя и его можно звать не просто «доктор». Джошуа. Его зовут Джошуа. Доктор Джошуа Джайлс.

По какой-то причине все меняется, когда я представляю его себе беспомощным младенцем на руках у матери. Младенца окрестили Джошуа.

Кроме того, я узнаю, что доктору Джайлсу тридцать четыре года.

Он женат.

У него двое детей.

Он окончил Северо-Западный университет Чикаго; в разделах «Время ожидания приема» и «Доступность записи» у него отзывы выше среднего. Если верить сайтам HealthGrades и ZocDoc.com, пациентам он нравится.

Всю вторую половину дня я провожу в публичной библиотеке за заранее зарезервированным компьютером. В отличие от всего остального мира, у нас с отцом компьютера нет. В библиотеке стоят настольные компьютеры HP, такие же старые, как сама библиотека. Нашу библиотеку основали в двадцатых годах прошлого века. С тех пор ее два раза расширяли, и все же она довольно маленькая по современным меркам. Книг маловато, и они по большей части старые. Кроме того, здесь еще можно взять фильмы на видеокассетах – их гораздо больше, чем DVD.

В закутке, где стоят компьютеры (даже странно, что в библиотеке все-таки компьютеры, а не пишущие машинки или счеты), нет ни дверей, ни стен. Поэтому мне то и дело приходится смотреть через плечо, чтобы убедиться, не следят ли за мной, не интересуется ли кто-нибудь из местных любопытных, что это я ищу в Интернете.

В нашем городке обожают совать нос в чужие дела. Напоминаю себе: перед уходом не забыть очистить историю поиска, чтобы позже кто-нибудь из библиотекарей не проверил, что я искал, не прочел блестящие отзывы о докторе Джошуа Джайлсе, которые всплывают на мониторе один за другим. Пациенты пишут: «Добрый», «Хороший собеседник. Умеет утешить. Серьезный. С ним легко разговаривать». В одном отзыве написано: «Он лучший!!!» Судя по обилию восклицательных знаков, у оставившего (или оставившей?) отзыв не все в порядке с психическим здоровьем.

Что касается личной жизни доктора Джайлса – его жену зовут Молли Джайлс; у него двое детей, четырехлетний сын и двухлетняя дочка. Как зовут детей, не написано. На его сайте есть фото из местной газеты. Есть портреты самого доктора Джайлса – профессиональные снимки в темно-синей спортивной куртке на темно-сером фоне, по-моему, на таком фоне снимаются все врачи. Но фотографий его близких нет. Дом он купил года полтора назад за 650 тысяч долларов. При желании в Интернете можно найти все: имя покупателя, дату покупки, его адрес, сколько он платит налогов. В наши дни больше нет такого понятия, как частная жизнь.

– Нашел, что искал? – спрашивает проходящая мимо сотрудница библиотеки.

Я вздрагиваю и машинально закрываю окно. Библиотекарь тоже пережиток прошлого: седая усталая женщина не первой молодости.

Я отвечаю, что нашел; все просто отлично. Хотя на самом деле нет. Я даже не знаю, что именно ищу, но испытываю смутное недовольство. Наверное, в глубине души я надеялся наткнуться на что-нибудь скандальное и плохое. Например, пациенты жалуются, что он наводит на них страх, что он странно себя ведет или пристает к ним – что-то в таком духе. Возможно даже, я надеялся, что его исключили из Ассоциации американских психологов за нарушение профессиональной этики. Или думал, что найду много отрицательных отзывов: доктор забывает о назначенных встречах, его приходится долго ждать, он засыпает в кресле посреди сеанса. Но, насколько я могу судить, пациентам он нравится. И его биография чиста как стеклышко.

Я встаю и едва не падаю – у меня затекли ноги. Старое уродливое ковровое покрытие протерлось, и я спотыкаюсь на дырке. Надеваю куртку поверх толстовки. Напоследок проверяю, что вышел из всех поисковиков, еще раз просматриваю историю поиска, чтобы убедиться, что там ничего не сохранилось. Так и есть. Все пусто.

Я уже собираюсь уходить, когда слышу:

– Алекс? Алекс Галло?

Обернувшись, вижу миссис Хаккет, мою учительницу естествознания в старших классах. Она стоит совсем рядом с какой-то книжкой в бумажной обложке; на сгибе локтя висит зимнее пальто. За те полгода, что прошли с те пор, как я окончил школу, она совершенно не изменилась, и меня вдруг охватывает тоска. Я скучаю по школе, по друзьям, по классам в старом здании из светлого кирпича с рядами вишнево-красных шкафчиков и линолеумом на полу…

У миссис Хаккет те же темные длинные волосы, тот же прямой пробор, тот же асимметричный конский хвост; те же темные глаза, те же густые брови и та же добрая улыбка. Только если раньше она была стройной, теперь раздулась в средней части – у нее под свитером как будто воздушный шар, который она то и дело поглаживает ладонями. На ней нечто длинное вроде туники, раздутое в центре; видимо, свободное платье должно скрадывать протуберанец. Ребенок! У миссис Хаккет будет ребенок, причем скоро. Почему-то, увидев ее живот, я улыбаюсь, хотя она смотрит на меня неодобрительно, скрестив руки и поджав губы.

– Я всем говорила: не может быть! Я говорила, что не поверю, пока не увижу собственными глазами. А оказывается, ты в самом деле здесь. – Она протягивает ко мне руки, и я с вымученной улыбкой отвечаю:

– Ну да, вот он я, во плоти.

– Почему, Алекс? – со страдальческим видом спрашивает она. – Почему? Почему ты отказался от стипендии?

Я пожимаю плечами:

– Наверное, я просто домосед. Не могу уезжать далеко от дома.

Мои слова – и правда, и неправда. В нашем городке все знают, почему я никуда не уехал, хотя никому не хочется говорить об этом вслух.

– Как твой отец? – спрашивает миссис Хаккет.

– Нормально, – отвечаю я.

Она вздыхает.

– Раньше ты, бывало, все время приходил сюда. – Она обводит рукой библиотеку.

Так и есть. Прежде я целыми днями торчал в библиотеке и рылся на полках; передо мной на столе высились башни книг по астрономии. Я читал их до позднего вечера, пока библиотекари меня не выгоняли. Небо завораживало меня с самого детства; я мечтал о небе еще до того, как научился читать. Когда-то давно, когда отец еще мог себе это позволить, он купил мне телескоп. Я уже почти не помню, когда это было. А в телескоп я не смотрел с той самой ночи, когда мы с Ли Форни целовались на пляже. Меньше всего мне хочется вспоминать, что мои мечты уплывают в космос с облаками межзвездной пыли и туманностей. Вот чем я хотел заниматься, когда вырасту… Я хотел стать астрономом или, если не получится, строить авиационно-космическую технику. Космические корабли и самолеты. Изучать Вселенную, искать внеземные цивилизации, доказывать то, что я интуитивно знал с самого детства: мы не одни. Вот чем я хотел заниматься, а не работать целый день в кафе Придди, убирая со столов грязную посуду. Мог ли я представить, чем все закончится? Где-то дома валяется письмо, которое я иногда перечитываю, чтобы напомнить себе, что это не выдумка. Мне в самом деле предложили стипендию в Мичиганском университете, от которой я был вынужден отказаться. Через два дня после того, как пришло письмо, отец так напился, что его экстренно увезли в больницу с алкогольным отравлением. По-моему, мы до сих пор расплачиваемся за то его лечение. После долгих переговоров с экономическим отделом больницы мне удалось уладить дело с беспроцентным кредитом.

Я смотрю куда-то вдаль, на корешки книг, выстроившихся в ряд, а миссис Хаккет продолжает:

– Давно тебя здесь не видела.

– Я все время занят, – отвечаю я.

– Работаешь? – спрашивает она.

– Работаю, – киваю и спешу сменить тему, показывая на ее большой круглый живот: – Мальчик или девочка?

Все, что угодно, лишь бы она перестала напоминать мне о том, как я не оправдал ее ожиданий… Она отвечает, что внутри круглого шара девочка. Имя ей уже придумали: Элоди. Элоди Мэри Хаккет.

Я говорю, что имя мне нравится. Она спрашивает, не хочу ли я потрогать живот, но я отказываюсь.

Потом ухожу, не в силах вынести ее разочарования.

В центр городка я возвращаюсь той же дорогой. Думаю только о том, как выйду на берег озера и, как всегда, отправлюсь домой. Почти пять часов; скоро стемнеет. Отец, скорее всего, проголодался и гадает, куда это я запропастился и почему не готовлю ужин. Сегодня у нас макароны с сыром в томатном соусе (из банки) и консервированная кукуруза. Шеф-повар в нашей семье обычно я. Возможно, я разогрею немного колбасы и добавлю ее к макаронам. Правда, тут мои мысли принимают другой оборот.

Срезаю путь по Главной улице, мимо дома Ингрид и кафе, хочу скорее выйти на берег озера. Я думаю о Перл – может, она придет туда, чтобы искупаться. Если она окажется там и снова улыбнется, мне, возможно, удастся помахать ей в ответ, а не обделаться в буквальном смысле слова. Вдруг я слышу, как хлопает сетчатая дверь. На крыльцо синего домика выходит доктор Джошуа Джайлс собственной персоной.

Он запирает свой кабинет на ночь.

На нем пальто и перчатки, под мышкой кожаная сумка.

Прием окончен; последние пациенты ушли, и доктор Джайлс направляется домой. Улица пустынна. Почти все магазины закрылись на ночь, хотя машины снуют туда-сюда. Едут медленно, останавливаются на бессветофорных перекрестках, где есть только знак «Уступи дорогу». В квартале отсюда какая-то женщина выгуливает собаку, маленькую, вроде терьера; перед тем как перейти улицу, она берет ее под мышку и пропускает проезжающую машину. Появляются первые звезды: сначала Сириус, самая яркая звезда на ночном небе. Я останавливаюсь на углу и задираю голову. Слышу, как через наш городок проезжает поезд. Доктор Джайлс идет домой.

Все понятно, и все логично.

Однако совсем непонятно, почему я следую за ним.

«Любовь моя, я многое забываю. Но кое-что запомню навсегда: твой голос, твою улыбку, твои глаза. Твой запах, то ощущение, когда твои руки впервые коснулись моих рук.

Я не напрашивалась. Тебе следовало уйти, ведь и я об этом просила. Я так и сказала: уходи. Но ты по-прежнему здесь, ты рядом, и я больше ничего не могу поделать. Ты здесь, а уйти пришлось мне. Иногда я гадаю, вспоминаешь ли ты меня. Ты помнишь меня?