«Куда же я подевал мелодии?»

Дэвид Куонтик. Октябрь 1999, «Q» (Великобритания)

«У Бликер Боба» — магазин подержанных пластинок в нью-йоркском районе Гринвич-Виллидж. Дэвид Боуи часто туда ходит, хотя трудно понять почему.

— Если ты певец, то Боб, скорее всего, считает тебя козлом, — задумчиво говорит Боуи, — и он поставит такую пластинку, которая наверняка заставит тебя почувствовать себя неловко. Для меня он обычно включает «The Laughing Gnome» или «Uncle Arthur».

Когда Боуи не тычут в лицо его старой продукцией, он занят в Нью-Йорке продвижением своего нового альбома под наводящим скуку названием ‘hours…’; это его первый альбом на новом лейбле (Virgin). Его последние альбомы, 1. Outside и Earthling, были сделаны в авангардном духе Low и Heroes. Если их музыку можно описать как, соответственно, безумный арт-рок и сделанный под влиянием драм-н-бейса поп, то ‘hours…’ по сравнению с ними — нормальный, почти прямолинейный. Правда, на нем имеется настоящая рок-песня — «The Pretty Things Are Going To Hell» (одно ее название напоминает одновременно о Pin Ups, Hunky Dory и Raw Power Игги Попа), но преобладают акустические полубаллады, тексты непривычно эмоциональны, а для одной песни, «What’s Really Happening», текст написал Алекс Грант — победитель сетевого конкурса на лучший текст для песни Боуи. Как это ни предсказуемо, Боуи очень интересуется интернетом — у него даже есть свой провайдер, Bowienet, и сайт. На можно рассматривать фотографии из семейного архива, снимки Боуи в нижнем белье (с комментарием самого Боуи «где же мои штаны?»), сет-листы 60-х годов (в частности Боуи указывает, что его группа 66-го года, The Buzz, играла песню The Supremes «Come See About Me», и замечает в скобках: «У-у-у, это кэмп!»), а также читать его ответы на вопросы фанатов. Из последних можно выделить ответ на вопрос некой Адриенны Рене Тлапа из Иллинойса: «Дэвид, вы можете вспомнить, что было написано на вашем японском плаще?» Ответ Боуи: «Там вполне могло быть написано: „Картошку складывать сюда“».

Сейчас Боуи с удобством расположился в переговорке в нью-йоркском офисе своего лейбла, и у него прекрасное настроение. В свои пятьдесят два с половиной бывший Дэвид Роберт Джонс излучает здоровье. У него пепельные девчачьи волосы до плеч и дорогие с виду брюки и рубашка в стиле «смарт-кэжуал». Только подпорченный левый глаз намекает на его возможное марсианское происхождение. На самом деле он живет на Бермудах вместе со своей очаровательной женой Иман и находится в прекрасных отношениях со своим сыном, Данканом Хейвудом Зоуи Джонсом (который почему-то предпочитает называть себя Джо).

За следующий час Боуи успеет: изобразить Джона Пила, раскритиковать важный английский город, принять позу зародыша, положительно отозваться — с некоторым усилием — о Рики Мартине и сравнить Бинга Кросби с апельсином (и не в качестве комплимента). Боуи знаменит тем, что соглашается со всем, что говорят интервьюеры, и за шестьдесят минут он скажет «да» двенадцать раз, а «нет» — только один.

Разговор начался, разумеется, с Кройдона…

Почему вы разместили на своем сайте ссылку на кройдонского риэлтора?

У меня с Кройдоном своя история. Он был моим злейшим врагом, я ненавидел Кройдон со страстью. Он представлял для меня все, чего я не хотел в своей жизни, все, от чего я хотел сбежать. Кажется, это худшее, что я могу сказать о ком-то или о чем-то: «Боже, это какой-то гребаный Кройдон!» У него было будущее большого, важного города прямо под Лондоном, но этого так и не случилось. Но они отчасти построили такой город — все эти безобразные офисные здания, настоящий бетонный ад. Сейчас это, наверное, выглядит красиво… Я не бывал там много лет, но, наверное, иногда на расстоянии вещи приобретают какую-то красоту…

Многие песни на новом альбоме, по-видимому, посвящены ошибкам и упущенным возможностям. Насколько личный этот альбом?

У меня была идея написать песни для людей моего поколения. И мне надо было психологически поместить себя в ситуацию, когда человек не очень доволен своей жизнью, что ко мне не относится. Мне пришлось самому придумывать такие ситуации. И во многих песнях речь идет о человеке, который в кого-то влюбился, кого-то разлюбил, в чем-то разочаровался, и так далее. На самом деле у меня все совершенно иначе, но это было хорошее упражнение — постараться написать о том, что я вижу вокруг, даже у друзей: наполовину прожитая жизнь, много печали, и с этим ничего нельзя поделать, и они чувствуют себя несчастными, разочарованными и так далее.

Это как-то связано с песней «7»?

Прожить семь дней, семь способов умереть… Вообще я еще сократил бы этот срок до 24 часов. Меня совершенно устраивает думать только о тех двадцати четырех часах, которые я проживаю сейчас. Я не склонен слишком много думать даже о конце этой недели или о той неделе, которую я только что прожил. Надо находиться в настоящем.

Поэтому вы все время изобретаете новые стили и движетесь вперед? Большинство музыкантов построили бы всю свою карьеру на любом одном из ваших альбомов.

И даже я сам! Ха-ха-ха! «И почему я только не ухватился за стиль Young Americans?!» Я мог бы до сих пор делать такую музыку. О, я совершенно не был бы несчастлив. Я был бы ужасно несчастлив, если бы попал в… тупик, как говорила моя мать. Моя дорогая мамочка. (Громким голосом.) «Ты, кажется, в тупике, дорогой?» Она говорила так про себя. «Я в тупике». Наверное, я тогда решил, что никогда не попаду в тупик, раз там такое.

В песне «7» также упоминаются ваши мать, отец и брат (Терри Джонс, который большую часть своей жизни провел в психиатрической лечебнице) …

Это необязательно мои мать, отец и брат; главное — сама идея нуклеарной семьи. Конечно, я прекрасно знаю, как люди вчитывают смыслы в такие слова. Не сомневаюсь, что какая-нибудь тупая корова скажет: (голосом тупой коровы) «Так это песня о Терри, его брате, он в 1969 году очень расстраивался из-за этой девушки, а потом однажды успокоился…» Это входит в правила игры; как автор я о многом не пишу прямо, и поэтому люди привыкли интерпретировать мои тексты по-своему, и правильно делают. Я являюсь только тем человеком, каким меня считает большинство людей. Ко мне самому это имеет так мало отношения, что мне остается просто извлекать самое лучшее из имеющегося — и сознавать, что когда мои песни уходят от меня, у них будет своя собственная жизнь.

С другой стороны, на альбоме есть «The Pretty Things Are Going To Hell». Это практически не песня, а краткая автобиография.

Ха-ха! Здесь я практически подразнил всех, да?! Такая классная песня. Хорошая песня. Она мне очень нравится. Мне не терпится сыграть ее на концертах.

Вы единственный человек в мире, который работал и с Лу Ридом, и с Лулу. Что вы чувствуете по этому поводу?

Вообще я не уверен: это то ли позор, то ли мое высшее достижение. Мне нравится. Я думаю — я не уверен, но думаю, что мой дуэт с Бингом (Кросби — противоестественное исполнение рождественской песни «The Little Drummer Boy») вдохновил Боно на дуэт с Фрэнком (Синатрой). Я создал прецедент… По-моему, та программа с Бингом ужасно смешная… ее очень весело смотреть. Мы с ним как в разных мирах.

Вы помните, о чем думали во время съемки?

Да. Мне было интересно, не умер ли он. Он был… где-то далеко. Очень далеко. Перед ним стоял текст. (Густым голосом Бинга.) «Привет, Дейв, рад видеть тебя здесь…» Он сидел на табуретке и был похож на маленький старый апельсин. Потому что его очень сильно загримировали, и у него была довольно пористая кожа, и совершенно пусто в голове, да? Это был очень странный опыт. Я ничего о нем не знал. Я знал только, что он нравится моей матери. Ну может быть, я знал (поет) «When the mooooon…» Нет… (напевает под нос) «Dada da, da dada, someone waits for me…» Это, наверное, единственная его песня, которую я знал.

А как же «White Christmas»?

Ах да, конечно. Совсем забыл. (Голосом Кеннета Уильямса.) Его главный шлягер, не правда ли?

Помимо Бинга Кросби вы всегда активно продвигали свои увлечения. Что побуждает вас говорить: слушайте The Velvet Underground?

Это мой внутренний учитель. Я ужасно люблю знакомить людей с чем-то новым. Один из главных плюсов отцовства — это что рядом с тобой есть кто-то, кому можно (смеется) навязывать свои любимые вещи. Бедный ребенок. Начинаешь говорить: «А вот еще…» или «Тебе это понравится». Например, ребенок посмотрел «Стар Трек»: «Ага, тебе обязательно надо увидеть, как русские сделали „Солярис“ (зубодробительно скучный научно-фантастический фильм режиссера Тарковского 1972 года)». Так здорово, когда даешь людям новую информацию, а потом видишь, как они идут и что-то делают с ней. (Низким голосом американца 50-х годов.) «Моя миссия здесь выполнена!» Это такое родительское дело. Я совсем не плохой папа. Думаю, я классный папа. Но не как брат — знаете, как говорят: «Мы с сыном как братья». Мой сын такой замечательный.

Если верить фотографиям на вебсайте, он похож на вас.

Он гораздо крупнее. Он играет в регби и вообще спортивный парень, он качается и так далее.

Мы видели много образов Боуи, но еще никогда не бывало толстого Боуи.

Не знаю. Все эти мышцы — если бы он прекратил тренироваться… Мой дядя Джим так говорил. Он качался до самой смерти. Он говорил: (Сжав зубы.) «Останавливаться нельзя, если прекращу — все просто превратится в жир». Дядя Джим выучил каждое слово из Оксфордского словаря, это было дело его жизни. Совершенно потрясающий мужик. Он работал на сталелитейном заводе в Шеффилде. Он любил науку и ученых, у него была фантастическая библиотека, но у него не было возможности. Семья у моей матери была очень бедная. Ужасно жаль, что он не нашел применение своему уму. В нем чувствовался этот нереализованный потенциал. Я всегда думал, что ему надо было писать.

Как первый поп-певец, рожденный после войны, как вам кажется, вы соединяете эти две эпохи?

Я думал об этом. Мне кажется, я делаю что-то фундаментально очень английское, что делает меня совсем не таким уж уникальным. В каких-то ранних вещах я в каком-то смысле близок к Джарвису… Я вполне сочувствую тому, что он делает, но мы с ним не одни. Сид Бэрретт тоже делал глубоко английские вещи. Сид Бэрретт никогда бы не появился в Америке. Там он был бы просто психом.

Разве английская психоделия не была сплошь Винни-Пух и чашечка чая?

Да. Если вспомнить Джона Пила и так далее, как читали Толкина… «И маленький гномик ушел прочь, топ-топ-топ». Это чертовы пластинки «для самых маленьких»! Где тут психоделия? «Ты устроился поудобнее?» Ха-ха! Все эти истории, которые Джон Пил читал на альбомах Марка Болана, — это полнейший детский сад, совершенно несерьезно. В этом не было ничего крутого и продвинутого, хотя нам в то время так почему-то казалось. Это было нелепо и страшно буржуазно.

Что скажете о другой разновидности рока? Школа Мика Джаггера — аутентичный дельта-блюз из субтропических болот Суррея?

Именно так. Эта школа — полная противоположность того, как я думаю о музыке. Меня восхищает эта способность овладеть мастерством, но это как гончар, который научился делать горшки в одном стиле, и он делает их и приближается к совершенству всю свою жизнь, и ему будет не стыдно свой горшок поставить рядом с этрусскими горшками, и так далее.

А у вас был бы какой горшок?

Что-нибудь, что продается в K-Mart! А-ха-ха-ха! Даже не знаю. В духе «платишь бабло — выбираешь, что хочешь». Я супермаркет, а не магазинчик при мастерской. О, я начал говорить смешные вещи! (Голос Питера Кука.) «Я не столько магазинчик на углу, сколько…»

Woolworths?

Woolworths. Смешно, мне в голову сразу приходит K-Mart. Но эти в Америке тоже есть. Когда я впервые сюда приехал, я не знал, что Woolworths — американский супермаркет. «О, гляди-ка, у них есть Woolies…» Ха-ха-ха!

На своем сайте вы — ведь вы Боуи — рекомендуете много книг, но, что удивительно — ведь вы Боуи, — книги, которые вы рекомендуете, нельзя назвать малоизвестными.

Да. Опять же мой выбор книг очень эклектичен. Я читал все, что написал Стивен Кинг. Обожаю Стивена Кинга. Он очень страшный. Но одновременно мне очень нравится Джулиан Барнс, а это совсем другой мир.

Первым настоящим писателем для меня был Джек Керуак, «В дороге», он дает тебе хороший стимул сбежать из Бромли, Пенджа, Сидкапа. И из Кройдона… проехать через всю Америку, добраться до Калифорнии и Биг-Сура, спуститься к Сан-Франциско… и ты думаешь: боже, я хочу так жить, я не хочу больше ходить до станции Бромли-Саут, садиться на эту сраную электричку до вокзала Виктория и работать в рекламном агентстве.

Если бы вы не делали это, кем бы вы были теперь?

Ха-ха! (Боуи обхватывает голову правой рукой и сует большой палец левой руки в рот.) Что вы имеете в виду? Какая-то другая жизнь вместо той, которая у меня есть? Думаю, есть два варианта. Во-первых, я был бы профессиональным художником, мне бы это очень понравилось. А во-вторых… Я не знаю, подходит ли здесь слово «библиотекарь». Что-то связанное с книгами и исследованиями. Я люблю копаться в книгах. Они мне нравятся как предметы, которые можно потрогать; мне ужасно нравится интернет, но я бы никогда не избавился от своей библиотеки. Жена и библиотека — вот две вещи, от которых я, наверное, никогда бы не отказался.

Ник Роуг недавно сказал, что вы «очень любите учиться» и что вы привезли кучу книг на съемки «Человека, который упал на Землю».

(Смущенно.) О господи. Но у меня было слишком много книг. Я взял на съемки четыреста книг. Я очень боялся оставлять их в Нью-Йорке, потому что я общался с некоторыми довольно опасными людьми и не хотел, чтобы кто-то из них прихватил мои книги. Ко мне домой вечно приходило слишком много дилеров…

Как вы выглядели в то время?

Вы смотрели видео, где я пою с Шер? Много лака на волосах… Я тогда решил, что пора завязывать с театральными костюмами и покупать одежду только в универсальных магазинах. Она на мне выглядела еще более дико, чем все, что делали для меня японские дизайнеры. Это был стиль упертой американской провинциальности. Яркие клетчатые пиджаки и клетчатые брюки. Я выглядел очень плохо. И очень нездорово. Очень больной и очень плохо одетый человек — вот как я выглядел.

Однажды я был у дилера, и входит Слай Стоун. Я с виду — стопроцентный американец из глубинки, но (смеется) с бело-красными волосами, приклеенными к скальпу «продуктом», как это теперь называется, раньше говорили «лак для волос». И вот он входит, смотрит на меня и говорит (иронично, голосом Слая Стоуна): «Ха! Вот уж он-то точно много употребляет». Я рассердился, потому что я на самом деле много употреблял! «Как ты смеешь! Я Дэвид Боуи! Я принимаю больше наркотиков, чем ты видел в своей жизни!» Было смешно, просто дико смешно. Мы потом встретились много лет спустя и с удовольствием вспоминали этот случай. Но мне это показалось просто оскорбительно. Я подумал: он судит меня по тому, как я одет! Это ли не смешно? Он думал: что это за лопух? Я ужасно рассердился. Я хотел сказать (задыхаясь, голосом Тони Хэнкока): «Дай я расскажу тебе, сколько наркотиков я жру!»

Сколько наркотиков вы приняли в своей жизни?

О-о, пять… шесть! Я принимал все, от слоновьего транквилизатора и далее по списку. Но это такая дурацкая, шаблонная история, я даже начинать не стану.

Это попадет в таблоиды. «Я принимал наркотики Слая Стоуна».

«Я продавал наркотики Слая Стоуна» — вот какая была бы история про меня. (Голосом репортера-кокни.) Облигаций ему было мало… он продает наркотики своим дружкам из числа современных рок-звезд…

Вы занятой человек — согласны?

Да… Наверное, я сменил зависимость от наркотиков на одержимость работой. Но я не сказал бы, что это что-то новое, я всегда был таким. Разница в том, что теперь у меня помимо работы есть и социальная жизнь. В молодости у меня было время только на работу, и это сделало меня настоящим отшельником. И надо сказать, если говорить упрощенно, что 70-е годы прошли для меня именно так, а в конце 70-х я начал потихоньку выходить из затворничества. Моя жизнь начала слегка меняться, когда я работал с Ино в Берлине, и, кажется, почти все 80-е годы ушли у меня на то, чтобы понять, чего я хочу от жизни.

Эта история пришла к своему чудесному завершению, когда я встретил Иман, — мне как будто вручили награду за принятые решения. Сперва я принял некоторые решения, а потом (смеется) мне как будто сказали: «Что ж, ты был хорошим мальчиком, поэтому вот как ты проведешь оставшуюся жизнь». Боже! Ха-ха! Вот мой главный урок. Больше я ничего не узнал, ничего. Но старик Боб (Дилан, надо полагать) был прав: теперь я знаю гораздо меньше, чем знал раньше. Но я тогда был гораздо старше, я теперь стал моложе.

Время нашей беседы подходит к концу, и мы начинаем говорить о музыке. Боуи рассказывает, что его недавно приглашали продюсировать альбомы Red Hot Chili Peppers и Marilyn Manson, но он был слишком занят, чтобы принять эти предложения. Похоже, что предложение Red Hot Chili Peppers привлекало его больше. Своей любимой группой он называет Asian Dub Foundation, но признается, что в последнее время меньше следил за музыкальными новостями. Он утверждает, что это было сознательное решение в процессе работы над альбомом.

— Я изо всех сил старался ничего не слушать последние восемь месяцев, — говорит он и прибавляет:

— Увы, я не смог избежать Рики Мартина. Вот кто действительно популярен…

В своих интервью он хорошо отзывается о вас.

Боуи издает какой-то странный звук.

— А, черт… я знаю! И мне надо быть осторожным. Даже не знаю. Я на самом деле почти ничего не знаю о нем и его музыке, я знаю только, что постоянно вижу его по ящику, и его крутят по радио, и так далее. Гм. Он не раздражает так, как раздражают некоторые другие, просто я в курсе, что он существует… у меня получилось исправиться?

Он откидывает голову и смеется так, как может смеяться только человек, ненавидящий Кройдон.

— Ха-ха-ха-ха!