Глава 2
Куда приводят мечты
Грезы о бессмертии
Что благородней духом — покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством? Умереть, уснуть… Уснуть!
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
Какие сны приснятся в смертном сне…
У. Шекспир. Гамлет, акт 3, сцена 1
Вам приходилось видеть, как кто-то умирает? Мне приходилось. Я присутствовал при последнем вдохе моей матери, обессиленной долгой комой после травмы головы вследствие падения. До этого она десять лет провела в борьбе с опухолями головного мозга, сочетая три метода инвазивного лечения: хирургию, облучение и химиотерапию. Когда настал конец, я после первого приступа отчаяния и чувства утраты испытал почти облегчение. Ожидание было хуже самого события. Она была… потом ее не стало. Что свершилось в этот момент? Не знаю.
Мой отец умер за рулем автомобиля по дороге на работу — съехав на стоянку, не заглушив двигатель и выставив передачу на нейтраль. Он, безусловно, почувствовал: что-то не в порядке. Понял ли он, что умирает? Я всегда размышлял об этом, и сейчас, когда мне больше лет, чем ему на момент смерти, задумываюсь, получу ли я перед тем, как умру, какой-то сигнал — предчувствие, толчок, предупреждение от старухи с косой? Почувствую ли переход, увижу ли свет, пройду сквозь тоннель и окажусь где-то еще или свет просто — раз — и погаснет? Недавно меня оперировали под общим наркозом, и я подумал, что, возможно, это похоже на умирание. Вот ты в сознании — 99… 98… 97… И готово — ты уже не просыпаешься. Выпадения времени не происходит, потому что время останавливается. Это и есть смерть? Термин «клиническая смерть» указывает на то, что иногда процесс умирания больше похож на работу плавного регулятора силы света, чем простого переключателя «вкл/выкл». Одни умирают быстро, как, видимо, скончался от остановки сердца мой отец, другие постепенно, как моя мать вследствие коматозной атрофии. Врач Шервин Нуланд написал прекрасную книгу с описанием всех аспектов процесса умирания, назвав ее просто: «Как мы умираем» (How We Die). В этом процессе есть что-то болезненно-завораживающее. Клиническая смерть наступает, когда сердце перестает биться, а легкие — дышать. С остановкой сердца и прекращением циркуляции красных кровяных телец, переносящих кислород, начинается разрушение клеток и органов. Но не сразу. После того, как сделан последний вздох, кислорода, уже находящегося в кровеносной системе, хватает на четыре–шесть минут после последнего вдоха, вот почему время — решающий фактор после остановки сердца, утопления и т.п. Вовремя принятые меры реанимации, включающие непрямой массаж сердца и принудительную вентиляцию легких, могут спасти жизнь. Однако при комнатной температуре окружающей среды уже примерно через шесть–восемь минут (не более десяти, если только температура тела радикально не понижается, как в тех редких случаях, когда человек проваливается под лед) наступает биологическая смерть: органы тела отказывают, клетки гибнут.
С этого момента триллионы бактерий, живущих в теле и помогающих усваивать пищу и осуществлять другие жизненные функции, начинают поедать клетки и ткани тела. Примерно через час наступает algor mortis — посмертное охлаждение, температура тела снижается на два градуса Цельсия в первый час и на градус в каждый последующий час, пока не сравняется с температурой окружающей среды. Проходит от трех до четырех часов, и наступает посмертное окоченение — rigor mortis: мышцы отвердевают вследствие связывания кальция с белками мышц, что и привело к появлению неудачного выражения «окоченевший труп» применительно к мертвому телу. Разложение и распад являются следствием химических процессов, протекающих с точностью часового механизма, что позволяет судмедэкспертам и детективам установить время смерти. С повышением уровня содержания углекислого газа происходит ослабление и разрыв стенок клеток и выделение межклеточной жидкости, под воздействием гравитации изливающейся в нижележащие области тела. При гниении вырабатываются зловонные газы, в том числе сернистый газ, аммиак и сероводород. Если оставить тело, через много месяцев оно будет уничтожено процессами биологического и химического разложения, которые большинство из нас предпочли бы не наблюдать. Вероятно, поэтому повсеместно и во все времена умерших хоронят в считаные дни. Поэтому, рассматривая археологические свидетельства наличия представлений о загробной жизни у древних людей, начавших погребать мертвых (о чем пойдет речь далее), наряду с предположениями о причинах высшего, духовного порядка нужно допускать и вероятность того, что мертвые тела хоронили потому, что те смердели до небес.
Итак, мы представляем себе физиологические процессы в теле и неврологические изменения в головном мозге, сопровождающие смерть, но что такое «искра» жизни и куда она девается, когда мы умираем, остается загадкой. Невозможно не думать, что происходит в этот момент. Мы этого не знаем, но в определенный момент жизни большинство из нас задаются этим вопросом. В каком возрасте мы осознаем, что жизнь конечна?
Смерть и бессмертие в восприятии детей
Мое самое раннее воспоминание, связанное с осознанием бесповоротности смерти, связано с кончиной любимой собаки Уилли. Жесткошерстная, среднего размера дворняжка, неутомимый товарищ детских игр, Уилли подарил мне много любви и умиротворения, когда я в них нуждался. Мои родители развелись, когда я был совсем мал, и оба повторно вступили брак, создав два дома, между которыми я разрывался, и две новые структуры семейных связей, которые пришлось долго и с трудом согласовывать друг с другом. Отчим и мачеха относились ко мне так же тепло и заботливо, как и к родным детям, и все же случившееся выбило меня из колеи, а Уилли одаривал меня нежностью и преданностью безо всяких условий, на что способны только собаки. Однажды я вернулся из школы, и мама сказала, что Уилли умер. Помню, в доме все горевали, и я спрятался в своей комнате, оплакивая потерю, как умеет только семилетний ребенок: я рыдал и молился о еще хотя бы одном дне с Уилли. Какое-то время мне было худо, затем мы завели щенка Келли — очаровательнейшую бордер-колли, которую я любил все 15 лет, что она прожила на этой земле.
Сознание необратимости смерти начинает зарождаться у дошкольников примерно в четырехлетнем возрасте. До того дети верят, например, что мертвые животные могут вернуться к жизни, если дать им пищу, воду, лекарство или волшебное зелье. Они видят, как умирают и оживают персонажи мультфильмов и актеры телепрограмм, и, судя по всему, представляют себе смерть как жизнь где-то еще, скажем в подземной гробнице или на небесах, где мертвые по-прежнему потребляют пищу, воду и кислород, могут видеть, слышать и спать и существуют в каком-то ином состоянии. Это представление подкрепляют родители, когда умирают бабушки или дедушки и детям объясняют, что старшие члены семьи «ушли туда, где лучше», где они по-прежнему живы и, возможно, даже «присматривают за ними». (Может быть, поэтому я надеялся, что Уилли вернется ко мне на один день.) До достижения определенного возрастного интервала дети верят, что все бессмертны. По словам психологов, в возрасте от пяти до десяти лет дети начинают распознавать пять характеристик смерти, делающих ее реальной для них.
1. Неизбежность. Все живые существа когда-нибудь перестанут жить.
2. Всеобщность. Смерть настигнет каждое живое существо.
3. Необратимость. Смерть окончательна, и, если живое существо умерло, оно уже не может вернуться к жизни.
4. Нефункциональность. Физические процессы, характерные для живых существ, прекращаются.
5. Причинность. Смерть является результатом прекращения функционирования организма.
Как и во всех стадиальных психологических теориях, временные рамки и последовательность стадий изменчивы, но к десяти годам, утверждают клинические психологи Виржиния Слотер и Майя Гриффитс, исследовавшие понимание смерти маленькими детьми, «большинство детей осмысливают смерть как, по сути, биологическое событие, неизбежно происходящее со всеми живыми существами и в конечном счете вызываемое необратимым прекращением функционирования тела». То есть мертвого нельзя воскресить. Слотер и Гриффитс предлагают следующую краткую характеристику хронологических этапов осознания смертности детьми от младенчества до десятилетнего возраста.
От младенчества до 2 лет: смерть родителя или заменяющего его лица воспринимается как потеря, переживаемая в форме сепарационной тревоги и проявляющаяся слезами или изменением привычек, например связанных с питанием, сном и активностью, однако понятие смерти отсутствует.
От 2 до 4 лет: дошкольники не осознают окончательности смерти и могут гадать, когда вернется умерший родитель, дедушка или бабушка. Их горе может выражаться в сепарационной тревоге (и боязни незнакомцев), они также могут чаще обычного цепляться за взрослых, мочиться в постель, сосать палец, плакать, устраивать истерики и даже замыкаться в себе
От 4 до 7 лет: смерть все еще воспринимается как обратимая, ведется поиск сверхъестественных способов вернуть покойного. Горе может проявляться в многократном повторении таких вопросов, как: «Что происходит, когда умираешь?» и «Как мертвые едят?». Меняются привычки, связанные с едой и сном, возможно из страха собственной смерти.
От 7 до 10 лет: в эти годы происходит переход от представления о смерти как о временном и обратимом состоянии к пониманию ее окончательности и необратимости. Дети начинают интересоваться смертью и ее причинами, хотя склонны думать, что это может случиться только со старыми или больными людьми, а также с посторонними, но не относится к ним и членам их семьи.
От 10 до 12 лет: смерть становится понятием, в большей степени относящимся к сфере рассудка, чем к эмоциональной сфере, горе может выражаться в молчании, индифферентности или отдалении от друзей и семьи.
В ходе трех экспериментальных исследований таких представлений (в том числе «биологического и психологического функционирования мертвого объекта исследования») психологи Джесс Беринг и Дэвид Бьёрклунд установили, что «дети от четырех до шести лет утверждают, что в случае смерти биологические процессы прекращаются, хотя эта тенденция более очевидна у шести−восьмилетних», как и ожидалось. Во втором эксперименте исследователи расспрашивали испытуемых от 4 до 12 лет о психологическом функционировании объекта исследования, причем «младшие единообразно утверждали, что когнитивные и психобиологические состояния сохраняются после смерти, тогда как дети старшего возраста чаще отвечали, что сохраняются когнитивные функции». Это красноречивые факты, свидетельствующие о возможном существовании когнитивной архитектуры головного мозга, отвечающей за религиозную веру в загробную жизнь, в которой биологический мертвец продолжает жить психологически (или «духовно», в религиозных терминах). Эта гипотеза была проверена и частично подтверждена в третьем эксперименте, в ходе которого детям и взрослым задавали вопросы о ряде психологических состояний. «За исключением дошкольников, не различающих большую часть психологических состояний, дети старшего возраста и взрослые чаще приписывали способность осуществлять познавательную деятельность, испытывать эмоции и желания мертвому объекту исследования». Если добавить к этому списку «душу», большинство взрослых разделяют это убеждение.
Даже очень маленькие дети с трудом воспринимают идею небытия ума или души. С помощью игрушек, изображающих мышку и крокодила, Беринг и Бьёрклунд рассказывали маленьким испытуемым историю, в которой крокодил съедал мышку, а затем задавали серию вопросов: «Теперь, когда мышка уже не живая, ей когда-нибудь нужно будет попить воды?», «Она все еще чувствует жажду?», «Ее мозг еще действует?», «Она еще думает о крокодиле?» Все дети без исключения стояли на том, что психологическое функционирование мышки продолжается после смерти ее тела. Опыт убедительнейшим образом доказывает, что вера в психологическую или духовную загробную жизнь естественна и интуитивна, а научная нулевая гипотеза — загробной жизни не существует и все психологические функции прекращаются с биологической смертью — противоестественна и контринтуитивна. Психолог Лесли Лэндон Мэтьюс, знаменитый отец которой актер Майкл Лэндон умер, когда ей было 30 лет, проникновенно описала концептуальные различия в рассказе о переживаниях сводных брата и сестры.
Посмотрим, как идея об обратимости [смерти] влияет на детей разного возраста. Отец умер. Через два месяца после его смерти четырехлетний сын, семилетняя дочь и их мать отправляются в поездку. Они отсутствуют месяц. По возвращении, когда они сворачивают на подъездную дорогу, четырехлетка замечает машину отца в гараже и восторженно кричит: «Папочка вернулся! Папочка вернулся!» Семилетняя девочка на миг охвачена тем же восторгом, но быстро понимает на своем, более высоком, уровне восприятия, что слова брата не соответствуют реальности, и готова заплакать, потому что знает, что папы дома нет.
Возрастные интервалы, которым соответствуют специфические представления о смерти, имеют значительные внутри- и межкультурные и социальные различия, но, главное, к подростковому возрасту мы понимаем, что смерть неизбежна, всеобща и необратима. В то же время большинство людей склонны верить, что какая-то часть жизни может продолжиться в следующей, и эта вера поддерживается большей частью религий и выбором родителями слов при разговоре с детьми о том, что случилось с утраченными близкими: они «отдыхают», «покоятся», «пребывают за гробом», «ушли в лучшее место», «покинули этот мир», находятся «на небе с Богом», «у ног Иисуса», «за пазухой у Авраама», «в Земле обетованной» и тому подобное.
Так возникает очередной парадокс: как только дети начинают постигать реальность смерти, им говорят, что смерть — это лишь стадия перехода в какое-то другое место. Это, в известном смысле, недобросовестная реклама, воздействия которой на наших детей в других сферах жизни мы бы не потерпели. Красноречивый факт: в ходе эксперимента Слотер и Гриффитс сообщали дошкольникам факты о биологии тела, надевая на детей передники с изображением внутренних органов и объясняя их функции. Они обнаружили, что это помогало детям быстрее приобрести глубокое понимание пяти характерных признаков смерти (неизбежность, универсальность, необратимость, отсутствие функций, причинность). В последующем эксперименте Слотер и Гриффитс установили, что чем лучше дети от четырех до восьми лет понимают эти пять характеристик смерти, тем меньше вероятность того, что они испытают страх умереть. Когнитивный психолог Эндрю Штулман перечисляет разрушительные последствия введения юных умов в заблуждение по вопросу о смерти: «Дети узнают о смерти задолго до того, как понимают, что это такое, первоначально считая смерть иной формой жизни. Как страшно им, должно быть, думать, что мы хороним людей, которым по-прежнему нужны пища и вода, или кремируем людей, все еще способных думать и испытывать боль. И как грустно должно быть детям от мысли, что любимый ими человек теперь живет не дома, а где-то далеко».
Когда млекопитающие скорбят
Как и мы, дельфины являются млекопитающими и, судя по всему, проходят зеркальный тест: поместите в их бассейн огромное зеркало, нанесите на тело дельфина метку,,и он станет ее рассматривать, что свидетельствует об определенном осознании собственного тела, то есть о начатках самосознания. Не удивляют поэтому рассказы рыбаков о том, как дельфины выталкивают на поверхность больных или раненых собратьев, чтобы они могли сделать вдох, как матери несут на спинах мертвых или умирающих детенышей, давая им доступ к воздуху. Морской биолог Филип Элвз наблюдал вблизи Мадейры у северо-западного побережья Африки два случая, когда дельфины-спасатели прилагали целенаправленные усилия по реанимации или оживлению детенышей. Проявляется ли в таком поведении скорбь? Да, полагает Элвз: «Виды, живущие в матриархальной организации, например косатки и слоны, или в кровнородственных группах, как черные дельфины, стаи которых могут объединять представителей четырех поколений, порой проводящих вместе 60 и более лет, целую жизнь, — да, я думаю, они способны скорбеть».
Это подтверждают наблюдения биолога Хуана Гонзальво за популяцией дельфинов-бутылконосов в Амбракийском заливе на западном побережье Греции. Мать удерживала над поверхностью воды тело погибшего новорожденного детеныша. «Она повторяла это снова и снова, подчас неистово, в течение двух дней наблюдений, — рассказывал Гонзальво. — Мать не оставляла детеныша. Казалось, она не способна расстаться с ним». Через год команда ученых наблюдала умирающего детеныша дельфина, пытавшегося удержаться на плаву, чтобы дышать. Остальные члены стаи были в явном смятении: «Группа выглядела подавленной, беспорядочно перемещалась. Взрослые пытались помочь умирающему животному держаться на поверхности, но оно все равно тонуло».
Свидетельствуют ли эти проявления скорби об осознании смертности? Мы не знаем этого наверняка, поскольку не представляем, что значит быть дельфином. Морской биолог из Новой Зеландии Ингрид Виссер считает это возможным, поскольку «мы знаем, что в мозге китообразных имеются нейроны фон Экономо, связанные у людей с переживанием скорби». Наблюдая за гриндами, выбросившимися на берег, Виссер заметила:
Когда одна особь гибнет, остальные должны остановиться, проплывая рядом с ней, словно бы для того, чтобы признать или убедиться, что эта гринда мертва. Когда мы пытались заставить их проплыть без остановки, они готовы были драться за возможность вернуться к погибшему животному. Я не знаю, понимают ли они, что такое смерть, но они, очевидно, скорбят — судя по их поведению.
Известны также случаи, когда киты подвергают себя опасности, защищая или отбивая раненого члена группы от китобоев, а также плавают кругами вокруг раненого товарища, хлопая по воде хвостовым плавником, — по этому поведению китобои отыскивали свою добычу. Кажущееся самоубийственным поведение является формой сотрудничества и связано с очевидным пониманием возможности гибели собрата.Слоны также проходят зеркальный тест и выражают скорбь. Когда им встречаются кости давно умерших слонов, особенно череп и бивни, они останавливаются, рассматривают находку, осторожно трогают и перемещают ее своими бивнями, как представляется, с глубокой заинтересованностью или печалью. Специалист по поведению животных Карен Маккомб полагает: «Их интерес к слоновой кости и черепам представителей своего вида означает, что они, весьма вероятно, посещают останки родичей, погибших в пределах их территории». Для проверки этой гипотезы Маккомб с коллегами разместили объекты примерно в 25 м от слонов, которых наблюдали в Национальном парке Амбосели в Кении. В первый раз они предложили черепа носорогов, буйволов и слонов вниманию 17 семейных групп и отметили, что подопытные животные бо́льшую часть времени внимательно изучали черепа своих сородичей, обнюхивая их и притрагиваясь к ним бивнями. Во втором эксперименте участвовали другие 19 слоновьих семейств и такие объекты, как кусок дерева, кусок бивня и череп слона. Как и следовало ожидать, интересы распределились от наиболее к наименее актуальному объекту: бивень, череп, дерево. Однако Маккомб замечает: «Предпочтение бивня было очень выраженным, бивень не только удостоился явно большего внимания в сравнении с деревом, но и выбирался значительно чаще слоновьего черепа». Как Маккомб объяснила мне в электронном письме, слоны имели обыкновение трогать и перекатывать бивень своими чувствительными стопами, поднимали его бивнями и переносили. Почему? «Возможно, слоновая кость вызывает особый интерес, потому что связана с живыми слонами, некоторые слоны иногда соприкасаются бивнями во время социального взаимодействия». В третьем эксперименте трем слоновьим семействам предложили черепа трех покойных матриархов, в том числе один — их собственной прародительницы, но никаких предпочтений исследователи не увидели. Это нерядовое открытие, а выводы Маккомб о значимости прикосновения к бивням еще более показательны (см. рис. 2.1): «Возможно, тактильные или обонятельные признаки позволяют слонам узнавать бивни особей, которые были им знакомы при жизни». Подумайте: скорбеть над останками знакомца! Как это по-человечески.
Рис. 2.1. Скорбящие слоны
Специалист по поведению животных Карен Маккомб сфотографировала слонов, оплакивающих уход членов семьи и группы. Публикуется с разрешения Карен Маккомб
В трогательной книге «О чем помнят слоны» (Elephant Memories) Синтия Мосс описала реакцию группы слонов на гибель слонихи от пули браконьера. Когда колени раненой слонихи подломились и она начала падать, родичи пытались ее поднять. «Они подсунули бивни ей под спину и голову. В какой-то момент им удалось придать ей сидячее положение, но ее тело снова завалилось. Семья изо всех сил старалась поставить ее на ноги, подталкивая ногами и бивнями, а Таллула даже сходила нарвать травы и пыталась вложить ей в рот». Когда слониха умерла, друзья и родичи забросали ее тело пылью и ветками.
В научной литературе описаны сотни подобных случаев, а в беллетристике — тысячи. По понятным причинам более осторожные ученые относятся к этим описаниям весьма скептически из-за привычки людей очеловечивать животных, но следует отметить, что мы и сами животные, и та же бесспорная преемственность, что имеется у нас с другими ветвями эволюции в отношении анатомии и физиологии (причем никто не считает, что, признавая этот факт, ученые «очеловечивают» животных), роднит нас в поведении и эмоциях с другими млекопитающими, прежде всего c приматами и китообразными. Это не только базовые эмоции, связанные с голодом, сексом и территориальностью, но и более сложные: привязанность и чувство общности, способность к кооперации и взаимовыручке, симпатия и эмпатия, прямой и опосредованный взаимообмен, альтруизм и реципрокный (взаимный) альтруизм, умение решать конфликты и примиряться, способность к обману и его раскрытию, забота об общем благе и о том, что другие думают о тебе, а также знание социальных норм, принятых в группе, и соответствие им. Наличие этих эмоций у наших ближних эволюционных родственников убедительно свидетельствует об их глубоких эволюционных корнях. Если мы оплакиваем своих мертвых, разве не разумно предположить, что это делают и другие млекопитающие с сильными связями между особями?
Изучающий феномен скорби психолог Рассел Фридман согласен с этим. В соответствии с предложенным им определением скорби как «противоречивых чувств, вызванных исчезновением или изменением семейной схемы поведения» Фридман делает вывод, что, поскольку «все млекопитающие являются продуктом привычек, невозможно сомневаться, что на млекопитающих действует смерть членов группы — хотя бы потому, что смерть означает конец “семейных” взаимодействий для выжившего». Таким образом, продолжает он, «не будет слишком смелым предположение, что на процесс адаптации может влиять характер и интенсивность личных отношений выжившего члена с погибшим». Этот вывод хорошо согласуется с нашими знаниями об эволюции нечеловекоподобных млекопитающих. Что можно сказать о людях и нашем эволюционном прошлом? Когда представители нашего вида начали понимать, что они смертны?
Тени скорбящих предков
Мысли не могут превратиться в окаменелости, но иногда могут действия — например, погребение покойника с цветами, личными вещами или другими людьми. Долгое время древнейшим таким захоронением археологи считали могильник пещерного комплекса Шанидар на горе Загрос в северном Ираке. В одном из погребений (примерно 60 000 лет до н.э.) найдено тело мужчины в позе эмбриона, по обе стороны от которого лежат тела двух женщин и младенца; могила засыпана цветочной пыльцой. Показательный для сложности интерпретации окаменелостей факт: сейчас археологи считают, что пыльца попала в погребение случайно в результате действий животных, поскольку рядом найдены норы и ходы грызуна наподобие песчанки, которая, как известно, запасает семена и цветы. Что не отменяет вопроса: почему тела захоронены в этом положении?
В 2013 г. в журнале Proceedings of the National Academy of Science было объявлено об обнаружении скелета 50-летнего неандертальца, похороненного на знаменитой стоянке в Ла-Шапель-о-Сен на юго-западе Франции. Кости лежали в выемке в земле, которая, по мнению археологов, могла быть только вырыта специально, а тафономический анализ останков свидетельствовал об отсутствии трещин и следов выветривания, как у найденных поблизости костей бизона и северного оленя. «Многочисленные данные поддерживают гипотезу намеренного погребения» — к такому выводу пришли авторы. Судя по данным других неандертальских стоянок, их обитатели раскрашивали себя естественными красителями, носили украшения из цветных ракушек и перьев, а некоторые останки, например в Шанидаре, имеют признаки прижизненной заботы соплеменников о раненом или престарелом. Так, у одного мужчины почти не осталось зубов и имелись серьезные проблемы с бедром и спиной, из-за которых он, скорее всего, не выжил бы без помощи окружающих (рис. 2.2). Имейте в виду, что мозг неандертальцев был таким же большим, как и наш, и, хотя объекты их материальной культуры не говорят о том же уровне развития, что у ранних людей современного типа, они были достаточно умны, чтобы мы имели все основания считать их мыслящими и чувствующими гоминидами, в той или иной мере осознававшими свою смертность.
Рис. 2.2. Мужской череп неандертальца из погребальной пещеры Ла-Шапель-о-Сен
(Фото DEA / A. Dagli Orti. Публикуется с разрешения Getty Images)
На стоянках Homo sapiens признаки наличия погребальных ритуалов появляются 100 000 лет назад, если не в еще более отдаленном прошлом. Например, в пещерах Схул и Кафзех на территории современного Израиля археологи нашли имеющие возраст 100 000 лет останки мальчика, похороненного с ритуальными предметами и оленьими рогами в руках. Неподалеку было обнаружено несколько тел в различных сложных положениях, в том числе еще один ребенок с челюстью кабана в руках. Экспертное изучение 2013 г. охватило 85 подобных погребений возрастом от 10 000 до 35 000 лет. Большинство из них содержало относительно мало повседневных предметов, но некоторые оказались более богатыми на находки, в том числе украшения из камней, зубов и раковин. Любопытным здесь выглядит отсутствие признаков развития, часто наблюдающегося в инструментах и других изделиях. «Таким образом, поведение людей не всегда идет от простого к сложному, — объясняет Жюльен Риль-Сальваторе, руководитель исследования, — часто оно усложняется и упрощается в зависимости от условий жизни». Интересно и отсутствие существенных различий между погребениями, начиная от более ранних неандертальских, из чего следует, что они имели такие же когнитивные способности, что и современные люди, по крайней мере в отношении понимания смерти.
На стоянке Сунгирь в 200 км севернее Москвы, имеющей возраст от 30 000 до 34 000 лет, в погребении взрослого мужчины были найдены 20 подвесок, 25 колец и 2936 бусин из бивня мамонта, очевидно украшавшие его одежду (рис. 2.3). Рядом находилась еще одна могила — 10-летней девочки и 12-летнего мальчика, также похороненных примерно с 10 000 костяными бусинами и другим погребальным инвентарем, например гарпунами из бивня мамонта и сотнями зубов песца. Аналогичные предметы были найдены в пещере Арене Кандиде на Лигурийском побережье Италии, датируемой примерно 29 000 лет. Юноша был предан земле вместе с сотнями просверленных оленьих зубов и ракушек, окружавших его шею, — предположительно, они были нашиты на его истлевшие одежду или кожаный головной покров, — а также с подвесками из бивня мамонта, жезлами из рога благородного оленя и аккуратно вложенным в его правую руку кремневым ножом, судя по длине, церемониальным. Изготовление столь тонких предметов отнимало много времени, и, каким бы ни было их назначение, очевидно, что доисторические охотники и собиратели считали важным обеспечить ими своих усопших близких для загробной жизни.
Рис. 2.3. Погребение мужчины с бусинами на стоянке в Сунгири, Россия
Этот мужчина, живший от 30000 до 34000 лет назад, был похоронен с 2936 бусинами, 20 подвесками и 25 кольцами из бивня мамонта. Они были нашиты на его полностью истлевшую одежду, что и создало эту потрясающую картину.
Публикуется с разрешения Хосе-Мануэля Бенито Альвареса
Еще больше споров вызвало сообщение 2015 г. об открытии вида гоминид с маленьким мозгом, названного Homo naledi, окаменевшие останки которых были найдены в почти недоступной пещере в Южной Африке. Как тела оказались в столь удаленном месте? Палеоантропологи Пол Диркс, Ли Р. Бергер и их коллеги предположили, что это древнейший пример «целенаправленного погребения тела». Вскоре после публикации статьи «целенаправленное погребение тела» таинственным образом превратилось в нечто более возвышенное. Например, агентство Reuters заявило: «Все лучшее — мертвым: древние предки человека, возможно, хоронили покойников». Телеканал PBS задался вопросом: «Почему Homo naledi погребали своих мертвых?» Это открытие остается спорным по нескольким причинам, начиная с классификации костей — до сих пор не ясно, к какому этапу развития гоминид относятся данные особи; неизвестен и их возраст. В своей колонке в журнале Scientific American я отметил, что намеренное погребение может быть результатом не скорби, а убийства, но эта гипотеза была принята скептически, а большинство ученых предпочитают воздерживаться от суждения, пока не проведены дополнительные исследования. Однако независимо от того, по какой причине и когда умерли эти гоминиды, сам факт, что приматы с таким маленьким мозгом могли намеренно погребать своих мертвых, является замечательным и свидетельствует о глубокой эволюционной истории отношения наших древних предков к смерти.
О чем думали эти древние гоминиды, хороня своих мертвецов? Возможно, они руководствовались исключительно вопросом гигиены, поскольку, как многие другие животные, считали нездоровым загрязнять останками свое гнездо (или пещеру), и тогда захоронение тела — просто проявление благоразумия. Возможно, однако, что они начали верить в нечто, что мы считаем душой. Имели ли наши древние предки зачаточное представление о загробной жизни, в которую погребенные должны были перейти из этой? Мы знаем только, что в какой-то момент в долгой череде тысячелетий сложились первые верования в существование загробной жизни и представления о ней. С изобретением письменности около 5000 лет назад распространение соответствующих историй и мифов стало лишь вопросом времени. К небесам главных монотеистических религий мира — иудаизма, христианства и ислама — мы и обратимся на следующем этапе нашего путешествия.