Паронимы vs алкоголь: об ошибках употребления

Разбудил меня запах. На часах было шесть утра, а в комнате отчетливо пахло дерьмом. Минут пять я пытался игнорировать зловоние, но в конце концов сдался и открыл глаза.

Глазам предстала следующая картина: Филюша сидел напротив меня, вид его был несчастный и даже растерянный, чего раньше за ним не замечалось. Протянув руку, чтобы погладить это недоразумение природы, я понял, что он и является источником зловония. Вся бочина у кота была липкой, влажной, и я обгваздался чуть не по локоть. Это действительно было дерьмо. Жидкое кошачье дерьмо.

– Ты охренел?! – заорал я, но вместо того, чтобы нырнуть к себе в шахту, как это было заведено по нашему негласному договору, Филя повалился на бок и жалобно мяукнул.

Господи! В коридоре не осталось живого места: если собрать все, то можно было бы заполнить кошачий лоток до краев. В лотке, впрочем, тоже было наделано, так что на этот раз кот оказался не виноват. Этого еще не хватало!

– Что с тобой, засранец? – спросил я у кота, как будто он смог бы ответить. Впрочем, по-своему Филюша ответил: перевернулся на живот и пополз по кровати на согнутых лапах, жалобно кряхтя, как старичок.

Весь мой прошлый ветеринарный опыт говорил о том, что с животным случилась беда и его надо срочно показать доктору. Я открыл Интернет: до ближайшей ветеринарной клиники километр. Открывается в восемь. Сейчас шесть с копейками, а у меня к тому же первая пара… Дурдом!

Было явно не до ветеринарии, поэтому я смешал в шприце одну четвертую имодиума с водой и засандалил бедняге в глотку, несмотря на его слабые протесты и вялую попытку сопротивления. Я отнес несчастного кота в ванную, и пока отмывал его, он ослабел и почти перестал брыкаться. Даже не орал: то ли от возмущения, то ли от того, что ему и впрямь немного полегчало после препарата.

Быстренько убрав кучки и замыв те лужицы, что успел обнаружить, я засобирался на работу. Но сегодняшний день, судя по началу, должен был пройти под флагом сбора обиженных и ущемленных со всех концов света. Зазвонил мобильный, и жалобный голос Виктории сообщил, что она застряла в аэропорту.

– Москва накрылась медным тазом, всю ночь не принимала, – ругалась Виктория.

– Где ты?

– В Дубае, в аэропорту, в чистой зоне. Телефон разряжается, поэтому давай быстро. Смотри внимательно всю переписку с человеком с ником Алибаба. Выясните с Борисом, кто такой и все о нем.

– Вика…

– Саша, давай инфу, у меня тридцать процентов зарядки осталось. Зарядник, дура, сдала в багаж. Так что до Москвы мне надо дотянуть. Вроде бы посадку уже объявили, через пять-шесть часов буду на связи.

Выдав все это на-гора, тетка отрубилась.

Минут через пять мне уже звонил Борис, до которого Виктория, видимо, тоже дозвонилась, потому что следователь срочно требовал письма Алибабы.

– На тебя вся надежда, – увещевал Борис. – Вика говорила про какую-то долбаную фаллическую коммуникацию. Это твоя работа. Найди и объясни, при чем здесь фаллос и чей он?! Давай! Каролины нет третьи сутки, Вика уверена, что ее можно найти живой.

– А что Фроловы? – поинтересовался я.

– Послать бы этих Фроловых куда-нибудь… на конференцию… в столицу Непала! – в сердцах воскликнул Борис. – Профессура хренова! Потом расскажу, что эти уроды сделали. Сейчас Алибабу с его фаллосом давай!

После вчерашней беседы с Зариной Андреевной первое, что пришло на ум при упоминании Алибабы, – это имя знаменитой репутационной потери Каролины. Алибаба. Али Саджади. Очень может быть.

Открыв ноут, я выделил все письма от Алибабы и переместил их в отдельную папку.

У меня почти не осталось сомнений. Если последние письма от этого адресата и были строго официальными: поздравления, пожелания, приветы от общих знакомых… Конечно, Борис ослышался, Вика сказала не фаллическая, а фатическая коммуникация. Другими словами, этикетная речь. Однако более ранние письма, которые Алибаба присылал Каролине год назад (как раз в начале прошлого учебного года, когда приехал учиться в Россию), были полны нежной романтики.

Особенно трогательно смотрелись самые первые письма, датированные сентябрем, когда парень еще не говорил толком по-русски. Он прибег к самому древнему способу письма – пиктографическому, благо современная техника не только позволяет, но даже способствует передаче информации с помощью изображений.

“Я ♥ Россия”

«Вы русский язык

Видимо, так парень выражал свое восхищение тем, как преподавала Каролина, называя ее ни много ни мало королевой русского языка.

Потом он, наверное, накосячил на занятии: появилась грустная физиономия с зажмуренными от стыда глазами.

«Сегодня урок [± _ ±]. Прости!»

Впоследствии причине плохого поведения на уроках нашлось объяснение – несгибаемая гордость красавицы Каролины:

«Пожалуйста! (^_^)U – U(^_^)

Я (^_^)U – U(^_^). Ты – нет!!!!! ☹☹☹

Ночь (=_=) → урок [± _ ±]»

Я перевел этот фрагмент так: «Пожалуйста, позвони мне! Я звоню тебе, но ты не отвечаешь. Из-за этой неопределенности я не спал всю ночь, поэтому снова плохо вел себя на уроке».

Наконец, судя по всему, долгожданный телефонный разговор состоялся, – уж не знаю,

на каком языке, – потому что в переписке появился смайлик

, мол, счастлив, летаю.

Парень по имени Алибаба не был лишен чувства юмора.

Персонаж «Гнев» из мультфильма «Головоломка» появлялся, когда речь шла о майоре Мачихо. STOP

означало трудности, невозможность выйти за территорию общежития. Если рядом с этой комбинацией знаков появлялось изображение красного от ярости Гнева, значит, Майор Мачихо был в этот день особенно не в духе, не стоило и пытаться увидеться.

Наиболее активной переписка между Каролиной и этим иранским кренделем была только в самом начале их общения. С января по март я не нашел ни одного письма. Видимо, в это время Али уже начал говорить по-русски, и роман развивался уже не в эпистолярии.

Потом в апреле, после скандала, о котором рассказала Зарина Андреевна, пришло несколько писем из Ирана – парень то просил прощения, что испортил Каролине жизнь, то сам обвинял ее в том же самом. Каролина отвечала примерно с той же эмоциональной амплитудой. Обычные любовные сопли, которые к маю прекратились, и до середины августа ни от Али, ни от Каролины не ушло ни единой строчки. И вот, наконец, 15 августа, сдержанное и холодное письмо:

«Здравствуй, Каролина! Прости за все, буду рад быть друзьями. У меня все хорошо, путешествую».

Каролина писала в ответ не менее сдержанно:

«Привет! Молодец! Рада за тебя! Все хорошо, я работаю. Буду рада общению, пиши».

Я был немного разочарован в информации от Вики. Все-таки матрасный отдых на дорогих курортах интеллектуальной деятельности не способствует. Доискаться до романа со студентом, о котором знает вся кафедра, – невелика заслуга. К тому же, какой смысл искать что-то в переписке с человеком, который больше чем полгода назад уехал из России в Иран и больше не появлялся?

Я набрал тетку, но она не ответила.

Мое чтение было бесцеремонно прервано звуками дыхания Чейна-Стокса в его классическом, я бы сказал, энциклопедическом, варианте, раздававшимися из-под стола. Опустив глаза, я узрел картину, способную вывести из равновесия и более стабильную психику, а моя психика в последние дни точно особой устойчивостью не отличалась: Филипп валялся под столом и часто дышал, вывалив язык.

«Подлец! Лучше времени, чтобы помереть, ты тоже не нашел», – подумал я.

Выбор я сделал сразу: если жизнь и судьба Каролины зависели от моих усилий косвенно, а скорее всего, вообще никак, то жизнь Филюши была в моих руках на все сто процентов. Я схватил кота, засунул его в оставленную хозяйкой переноску и вызвал такси, чтобы ехать в круглосуточную клинику.

– Какой еще кот? Какой еще рыбный жир? – орал через пятнадцать минут Борис мне в трубку.

– Если этот кот помрет, считай, я БОМЖ, – оправдывался я.

– А если помрет Каролина по твоей вине, то я тебе сам жилье подыщу! Тесное, но бесплатное.

Я так и не понял, что следователь имел в виду: камеру или могилу, но уточнять не хотелось.

– Это все рыбий жир, понимаешь. Вернее, рыбный жир…

– Я убью тебя! – процедил Борис. – Что там этот Алибаба?

– Да ничего. Это бывший студент, с которым у Каролины был роман, но парень уехал из страны еще весной, и в переписке тоже ничего примечательного.

– Рой еще.

В этот момент Филюша в переноске неожиданно произнес человеческим голосом что-то среднее между «и» и «э» и со сноровкой бывалого алкоголика блеванул через решетку прямо мне на штаны, не пролив ни капли мимо.

– Я сразу подумал неладное, – проныл я в трубку, уже на грани истерики. – Не может жир быть рыбным. Даже сверился со словарями Ожегова и Ушакова. «Рыбный» и «рыбий» – это разные слова.

– Саш, ты, конечно, умный парень, но такой дебил, – с чувством произнес Борис. – Надо было не словарь, а состав смотреть. Неужели не понятно: если написано с отклонением от стандарта, значит, и сделано так же. Как ты мог в такой ответственный момент лажу спороть? Ты ж филолог.

– Сдам кота в больницу и сразу домой к компьютеру, – заверил я следователя.

Но и этому плану не суждено было осуществиться.

Как только доктор понял, что у кота сильнейшее отравление, задницу его зафиксировали на столе и стали готовить капельницу.

В этот момент снова зазвонил мой телефон, и бодрый голос майора Мачихо осведомился, почему я не на занятиях.

– У меня чрезвычайные семейные обстоятельства, – обреченно ответил я, встретившись взглядом с разложенным на столе Филюшей, который, несмотря на свое положение, взирал на меня обличающе и одновременно жалобно.

– Вот! – ликующе отчеканил Мачихо. – Я так и знал! Пока вы решаете личные вопросы, ваши студенты разлагаются и нарушают устав. Вы запустили воспитательную работу, – подытожил начальник, как бы неожиданно это ни звучало, по воспитательной работе. – Бросайте все дела и срочно отправляйтесь на рабочее место. У вас в группе ЧП. Жду.

Мачихо бросил трубку. ЧП… Напугал ежа голым задом! В моей группе, как я успел убедиться в последние несколько дней, чрезвычайным происшествием стало бы отсутствие ЧП, а не его наличие. Я перезвонил Мачихо:

– Что случилось? Насколько серьезно?

– Курсант из вашей группы пьян как сапожник, а вы меня еще спрашиваете, что случилось?!

Мачихо еще обличал, сигнализировал и ставил на вид, когда у меня обозначился второй входящий. От Бориса.

– Сдал кота? – поинтересовался следователь.

– Сдал, но вот прям сейчас выяснилось, что у меня есть еще один отравившийся, которого уже тоже кто-то сдал.

– Кто отравился? Чем?

– Курсант. Алкоголем.

– Кто-то из афганцев?

– Точно.

– Понятно. Переписка с Алибабой с собой?

– Да. В почте.

– Отлично. Тогда из больницы двигайся на кафедру. Я тебя тут встречу, а заодно с твоими курсантами побеседую и вдую этому Мачихо. А то устроил ваш майор бордель. Преподы у него пропадают, мусульмане пьют, в лингафонном кабинете койки впору ставить…

Видимо, Борис глубоко внедрился в наш институт и во многом успел разобраться. Он еще продолжал список, а я вернулся к звонку Мачихо. Тот все еще был на линии и, кажется, даже не заметил моего отсутствия:

– Таким образом, Александр Сергеевич, именно вы ответственны за беспорядки среди личного состава во вверенном вам подразделении.

Мачихо резко замолчал, так как, видимо, сам удивился своему неожиданному выводу. Хода его рассуждений я, к сожалению, не услышал, но вывод впечатлил и меня: впервые узнал, что гражданским преподавателям вверяли военные подразделения и требовали насаждать в них устав.

– Вам все понятно, Александр Сергеевич? – с надеждой в голосе поинтересовался Мачихо.

– Так точно, товарищ майор.

– Выполнять! – гаркнул майор и окончательно отключился.

Назад: Паронимы

Дальше: Пустое «Вы» сердечным «Ты»